Этому Маша тоже удивлялась. Она сама была девушкой спортивной, в теплое время года занималась бегом, зимой ходила на лыжах аж до соседнего городка, если вдруг хотелось навестить знакомых, делала зарядку, без труда справлялась с капризными механизмами на фабрике и без особой натуги забрасывала мешки с картошкой в кузов грузовика. Но идти по сугробам и бурелому ей было нелегко, ноги вязли в снегу, пару раз она едва не потеряла валенок… А этот мужчина, хоть и был одет неподходяще для такой прогулки, умудрялся как-то выбирать дорогу так, чтобы не вязнуть по уши в снегу и не натыкаться поминутно на ветки. Маша уже взмокла в своем тулупе и запыхалась, а он всё шел и шёл, и лицо его выражало только мрачную решимость. Уши и кончик носа у него покраснели. «Обморозится же!» — спохватилась Маша. Уж настолько ее опыта зимних походов хватало.
Соображала девушка быстро — распахнула тулуп, размотала теплый пуховый платок и предложила спутнику: если обмотать такой шалью голову, то никакой мороз не страшен! Тот, однако, взглянул на Машу так, будто она ему дохлую лягушку предложила, а не тёплую вещь! И не взял. Пришлось снова самой надевать…
Совсем стемнело, Маша с трудом разбирала, куда идет, только маячила впереди спина мужчины в светлой шубе, даже свет луны не помогал. Вот он-то как понимает, куда шагает? На ощупь передвигается, что ли? Она шмыгнула замерзшим носом (уже и платок, повязанный поверх шапки, не спасал!) и хотела было попросить остановиться на минуточку — передохнуть и за кустики наведаться, а то так вот отстанешь по делу, а потом не нагонишь, и что прикажете делать одной в темном лесу? Вряд ли тут дикие звери водятся, но всё равно неуютно как-то… Однако не успела она открыть рот, как мужчина остановился. «Тоже, наверно, устал», — сообразила Маша, обрадовавшись, что не придется ни о чем просить, уж больно неприятный оказался человек. Впрочем, ее учили, что в каждом можно найти что-то хорошее, если поискать как следует, а с этим мужчиной она не знакома даже — Маша спрашивала, как его зовут, а он не ответил, будто не услышал вопроса! Вот любопытно, если МДУ все такие, то кто же с ними общается? Или с теми, кто пользуется их услугами, они себя ведут лучше?
— Не топочи, коровища! — процедил мужчина сквозь зубы. — Стой на месте!
Маша остановилась. Мужчина медленно пошел вперед, стараясь не шуметь. Это у него получалось: ветки под ногами, бывало, хрустели, их под снегом не углядишь, но кусты особенно не трещали, а снег не скрипел. Машин спутник в своем светлом одеянии здорово напоминал привидение, какими любили пугать друг друга девчонки в общежитии. Понятно, что пережиток прошлого и вообще предрассудки, но так приятно было пугаться и визжать от притворного ужаса!..
Тут только Маша сообразила, что мужчина не просто так бродит по кустам: впереди виднелась какая-то темная масса… неужели дом?! Точно, дом, но ни одного огонька не видно, должно быть, все спят давно…
От громкого стука Маша подпрыгнула. Оказалось, это ее спутник чем-то колотил в ворота: дом оказался окружен высоченным забором, скорее даже частоколом: Маша такие видела только на картинках в учебниках истории. Зачем кому-то понадобилось такое городить? Или, может, это секретный объект? Но тогда где часовые?
Тут за забором залаяли собаки, судя по голосам — не меньше двух. И, похоже, здоровенные и злющие — одна зловеще громыхала басом, как из бочки, вторая нетерпеливо подвывала, будто нормально лаять не умела.
Маша не удержалась и подобралась поближе. Интересно, кто там живет, в этом доме за забором? Мужчина покосился на нее неласково, но ничего не сказал. Собаки заходились лаем (Маша, как ни старалась, не могла их рассмотреть сквозь щели в заборе), и, наконец, в окне затеплился огонек, потом бухнула дверь, двор осветился — видно, зажгли фонарь, — проскрипел снег под тяжелыми шагами, и кто-то спросил мрачным хриплым голосом:
— Кто там по ночам бродит?
— Мы заблудились! — сказала Маша радостно. Наконец-то люди! Теперь хоть понятно будет, где они оказались и как добраться до дома!
— Заблудились? — подозрительно спросили из-за забора. — И сколь вас там, заблудившихся?
— Двое, — ответила Маша честно. — Я и вот… молодой человек… Пустите нас, пожалуйста, холодно очень!
— А откуда будете? — продолжал допрашивать хозяин дома.
— Я из Верхнешвейска, а он… — Маша умолкла, ожидая, что ее спутник сам представится, но тот повел себя вовсе неожиданно.
Отступив назад, мужчина произнес невыносимо надменным тоном (Маша такого никогда не слыхала, разве что в театре, когда давали пьесу из древних времен, чтобы заклеймить пороки феодального общества):
— Эй, любезный! Отопри-ка ворота, не привык я со смердами перекрикиваться!
Как ни странно, суровый хозяин не возмутился, загромыхало железо — то ли замок, то ли засов (Маша еще подивилась — от кого запираться в лесу?), — скрипнули петли, и ворота распахнулись. За ними обнаружился здоровенный бородач в необъятной мохнатой шубе, не иначе, из цельной медвежьей шкуры. В руках бородач держал какую-то странную штуковину, при взгляде на которую Машин спутник вдруг напрягся и дальше уже следил за движениями хозяина дома очень внимательно.
Собаки, стоило Маше со спутником войти на двор, обежали их по кругу и теперь держались позади. Девушка едва сумела их рассмотреть: зверюги оказались огромные! Та, что побольше, — ростом Машиному спутнику чуть не по пояс, мохнатая, серо-белая, похожая на оживший сугроб, с медвежьими лапищами и башкой. Вторая — поменьше, темно-серая, со злыми глазами на волчьей морде.
— Вы, господин, вижу, из благородных будете, — с неожиданным уважением обратился бородач к мужчине. — Уж не обессудьте, что осторожничаю, ночь на дворе, а люди всякие попадаются…
Тот в ответ только фыркнул, потом смерил бородача холодным взглядом и спросил:
— Ты кто таков будешь?
Маша подивилась: и как не стыдно так разговаривать с человеком намного старше себя! А тот-то как странно себя повел: взял вдруг, стащил шапку (странную штуковину, правда, не опустил), и сказал:
— Яреуком звать. Яреук Лесник.
— Что лесник, я догадался, — хмыкнул мужчина. — Ну, любезный Яреук, можешь удостовериться — я безоружен. И опусти самострел, не ровен час, тетива сорвется!
— Не сорвется, — проворчал тот, но штуковину свою опустил. — Пожалуйте в дом, господин.
— А почему вы его называете господином? — полюбопытствовала Маша.
— Дык а как же иначе? — удивленно покосился на нее бородач. — Сразу видать — благородный господин, разве ж можно иначе?..
Маша ничего не поняла. Почему господин? Какой-такой господин и причем тут благородство? Это понятие в Машином разумении означало проявление высокой нравственности, честности и вообще возвышенности…
— Проходите, господин, — бородач изобразил что-то вроде поклона. Посмотрел на Машу: — И ты, девка, проходи, неча мерзнуть!
Маша послушно прошла в дом. Там было жарко натоплено, сразу захотелось скинуть тулуп и валенки, но она стеснялась раздеваться без приглашения.
Чудно только, что вместо привычного яркого электрического света помещение освещалось какими-то странными огоньками. Свечи, вот что это такое, сообразила Маша. Неужто дом находится так далеко в лесу, что тут нет даже лампочек Вождя? Или просто авария на подстанции и завтра свет дадут? Но все равно –— почему свечи, неужели нет керосиновой лампы?
— Время позднее, — сказал лесник, пристраивая свою штуковину (самострел, вот как она называлась!) на крюк, вбитый в стену. — Господин почивать желает или откушать чего-нито?
— Господин желает узнать, где он оказался, — Машин спутник сбросил шубу, поправил растрепавшуюся прическу. — И каким образом это произошло.
Яреук помолчал, забрал бороду в кулак, потом произнес:
— Ну, ближайший поселок тут недалече. Перепутинском называется. Завтра сведу вас туда. А что до прочего, то меня не пытайте, сам не знаю, рассказать не смогу. Староста перепутинский вам всё обскажет, а я что — я в лесу живу, знать ничего не знаю, видеть никого не вижу… Разве вот заблудится кто вроде вас…
— Ясно, — мужчина огляделся, поморщился брезгливо. — Ясно, что ничего не ясно…
— Отужинать пожелаете, господин? — подобострастно спросил Яреук. — Вот, молочко топленое, только сегодня из поселка принес, хлебушек, опять же…
Мужчина скорчил такую гримасу, будто лесник пытался накормить его живыми жабами, но подношение принял.
— А можно мне тоже? — попросила Маша, удивленная таким поведением бородача. Совсем невоспитанный! Конечно, мужчины с женщинами во всем равны, но принято ведь девушек уважать!
— А ты свое место знай, девка! — цыкнул на нее лесник и повернулся ко второму своему гостю. — Это ваша будет, господин?
— Приблудилась по дороге, — хмыкнул тот и поднялся из-за стола, взял свою шубу. — Ты прав, любезный, время позднее…
— А ты свое место знай, девка! — цыкнул на нее лесник и повернулся ко второму своему гостю. — Это ваша будет, господин?
— Приблудилась по дороге, — хмыкнул тот и поднялся из-за стола, взял свою шубу. — Ты прав, любезный, время позднее…
— Пожалуйте сюда… — Яреук распахнул дверь в глубине дома. — Не извольте сомневаться, кровать хорошая, специально держу, если вдруг кто благородный случайно милость окажет… Чистенько всё… Пожелаете чего, кликните!
Мужчина кивнул, усмехнувшись краем рта, протянул руку. Маша думала, что лесник ее пожмет, но тот едва коснулся узкой ладони, да еще поклонился при этом. Девушке показалось, будто что-то блеснуло, металл какой-то, но это мог быть просто блик от огня на многочисленных перстнях ее спутника.
— Благодарствую, господин, — произнес лесник, а Маша снова поразилась: в дом пригласил, накормил, спать уложил, и сам же благодарит?! Может, он немножко того? Не в своем уме?
Дверь за мужчиной затворилась, и Яреук повернулся к Маше.
— Ну, чего встала? — произнес он совсем другим тоном. — Скидывай тулуп и обувку да садись, не топчи, полы мыты!
Маша удивилась — ее спутнику он не предложил сапоги снять, а снега на них было не меньше, чем на ее валенках! Но об этом она быстро забыла: имелась одна насущная проблема…
— Яреук, а мне бы… — Маша замялась — неудобно было спрашивать незнакомого человека о таком. — Ну…
— Чего мычишь? — нахмурился тот. Потом, видимо, догадался: — До ветру, что ли? На двор иди, нечего тут. Собаки не тронут, не боись. За углом там.
Пришлось снова выходить на мороз. И как тут люди живут, дивилась Маша, если у них до сих пор отхожие места во дворе! Поди, и водопровода нет! Куда же это ее занесло?
Собаки проводили ее до места и обратно. Не слишком-то это было приятно, признаться, они совсем не походили на ласковых домашних псов, скорее уж, на лесных зверей!
— Ешь давай, да спать ложись, — встретил ее Яреук. — Вон, на лавку. Да храпеть не вздумай!
— Я не храплю, — обиделась Маша. — А скажите…
— Недосуг мне с тобой болтать, — лесник полез на печь. — Ложиться будешь, лампу задуй. Да не топочи!..
Спустя несколько минут с печи понесся богатырский храп: Яреук собственным заветам явно не следовал…
* * *Весьямиэлю не спалось, и причиной тому была не усталость, не холод (в тепле его уже разморило), и даже не храп лесника. О нет, его одолевали мысли, одна другой неприятнее.
Что за Перепутинск такой? Он никогда не слышал о поселке с таким названием. Положим, все мелкие поселения и деревушки он знать не может, но по окрестностям столицы поездил немало… Опять же, лес — вовсе незнакомый, это он отметил. Собаки лесника — не видал он таких пород! Одна, положим, явная полукровка, на волка похожа, а вот вторая — точно не подзаборная шавка, таких псов выводить надо, в подобных вещах он разбирался неплохо. Бывает, в некоторых деревнях берегут чистоту породы, но снова — в окрестностях столицы таких псов не разводят, он бы знал! Чтоб этакое чудище да ни разу не привезли на собачьи бои — быть не может!
Самострел у лесника странного вида, не попадалось Весьямиэлю таких моделей, а в оружии он разбирался даже лучше, чем в собаках!
Что дворянина Яреук в нем признал, это хорошо. Но, выходит, глаз у лесника наметан… А где он мог насмотреться на дворян? Либо он часто бывает в поселке, а поблизости чье-то поместье, либо здесь охотятся благородные господа, не иначе. Это еще возможно… Но вот слова Яреука не давали Весьямиэлю покоя: знать он ничего не знает, видеть не видит… и кто-то, судя по всему, частенько плутает в этом лесу. Очень любопытно…
Поразмыслив, Весьямиэль решил, что от размышлений его проку сейчас немного. Нужно взглянуть на этот самый Перепутинск, поговорить со старостой — может, Яреук не соврал, и тот что-то да разъяснит. А пока… пока надо действовать по обстоятельствам. И желательно, — тут Весьямиэль усмехнулся, — вести себя так, как полагается благородному господину в затрудненных жизненных обстоятельствах. Это он умел превосходно…
Одно неприятно: крестьяне — народ ушлый, а на нем драгоценностей столько, что наверняка хватит скупить весь их поселок с прилегающими полями и лесами. Могут ведь и отобрать, у него оружия нет, да и было бы — что он может сделать в одиночку против десятка дюжих мужиков? Нет, если им взбредет в голову пограбить заплутавшего дворянина, он ничего не сумеет сделать… А Яреук наверняка расскажет старосте, что видел золотые монеты (самому-то серебрушка досталась), драгоценные перстни и много чего другого.
Весьямиэль прекрасно понимал, что никакие драгоценности не стоят жизни. Ну, за редким исключением, конечно, — фамильный перстень он отдавать не собирался, а потому припрятал его получше. Впрочем, вряд ли крестьяне на него польстятся, по сравнению с остальными побрякушками он совсем невзрачен! Подстраховаться, однако, стоило…
Проделав это, он с сомнением осмотрел предложенную ему лесником кровать. В самом деле, на вид чисто. Тем не менее, раздеться он не рискнул, скинул только сапоги, лег поверх покрывала, укрылся шубой и, задув свечу, все-таки задремал…
* * *Маша, в отличие от Весьямиэля, выспалась хорошо. Конечно, непривычно было спать на узкой лавке, да и ложиться пришлось одетой, но усталость от похода давала о себе знать, и девушку быстро сморил сон. От изнеможения она даже не смогла почитать на ночь подаренную книгу, хотя свет все равно оказался слишком тусклым, чтобы можно было читать. Ей не мешал храп, не тяготили думы о будущем. Конечно, она попала к каким-то странным людям: и лесник, и этот МДУ, который так и не пожелал назваться, вели себя очень подозрительно, но что загадывать? До деревни утром дойдут, а там свои, товарищи, не бросят и до Верхнешвейска добраться помогут! Так что Маша спала спокойно и видела сладкие-сладкие сны. Под головой у нее вместо подушки лежал увесистый том избранных сочинений вождя: «Думы о былом» — гласила надпись на обложке.
Она проснулась рано, разбудили непривычные звуки: пропел петух, заблеяла коза, в отдалении кто-то громко нецензурно выругался.
«Разве можно так ругаться! Рот с мылом за такое мыть нужно! — сердито подумала девушка, просыпаясь. — С хозяйственным». Ее товарищи себе такого не позволяли!
Она неловко пошевелилась и вдруг очутилась на полу, спросонья забыв, что спала на узкой лавке.
От грохота проснулся и Весьямиэль, высунулся из комнаты (а ведь мог бы уступить кровать девушке, только сейчас сообразила Маша) и принялся браниться, да так, лесник наверняка покраснел от зависти!
Маша не выдержала и сделала ему замечание:
— Как вы можете так говорить? Это же похабно и некультурно!
В ответ мужчина обругал ее снова, да притом такими словами, что у девушки разом заалели щеки, и она заткнула уши пальцами, чтобы не слышать подобных гадостей.
Наконец поток непристойностей иссяк, мужчина подошел к ней.
Маша отняла руки от ушей (наверное, он хотел извиниться, и она готова была извинения принять, ну, с кем не бывает!) и приготовилась объяснить, что язык всегда должен быть чистым и правильным, а ругаться недопустимо! Так ее учили в школе.
Мужчина подошел к ней вплотную, посмотрел сверху вниз (Маша так и сидела на лавке) и ледяным тоном осведомился:
— Как ты смеешь мне прекословить, девка?
— Я не девка! — возразила Маша обиженно. — Я общевистка и передовик производства, между прочим!
При этом она невольно расправила плечи, демонстрируя новенький значок (она переколола его на вязаную кофту, чтобы не расставаться даже ненадолго). Мужчина проследил за ее взглядом и тоже уставился на значок, после чего поинтересовался:
— Где ты это стащила? Откуда у тебя брошь?
Маша перевела взгляд на собственную грудь, не сразу поняв, что он имел в виду, а когда наконец, осознала, то прикрыла ладонью драгоценный значок и обиженно возразила:
— Да как вы можете? Это мое! Мне только вчера Второй Секретарь лично вручил!
Девушка невольно приободрилась, вспомнив торжественную церемонию.
— Да кто мог тебе такое дать, деревенщина? — саркастически спросил мужчина, явно выведенный из себя ее строптивостью. — Ты просто воровка!
Кровь бросилась Маше в лицо — да как можно, разве бы она взяла чужое?
— Вы, вы… — беспомощно пролепетала она.
Мужчина, наслаждавшийся ее растерянностью, добил:
— А ну, дай сюда! — и даже руку протянул, властно требуя исполнить приказ.
Не помня себя и ничего не видя от навернувшихся слез, Маша схватила первую попавшуюся вещь — это оказалась книга, –— вскочила и с силой опустила ее на голову негодяя.
Не ожидая подобного, тот не успел защититься и со странным всхлипывающим звуком опустился на пол у ног девушки.
«Книга — огромная сила», — всплыло в голове у Маши изречение Вождя…