– Послушайте, это же чистая правда, – вмешался Стюарт. – Маргон, вы же знаете, что я готов целовать землю, по которой вы ходите. И совершенно не желаю вас раздражать. Мне дурно становится, когда вы на меня сердитесь. Сами же отлично знаете. – Его голос дрожал и срывался. – Но прошу вас… Вы должны понимать, что приходится терпеть Ройбену. Вы не видели этого прошлой ночью, а я видел.
Маргон открыл было рот, чтобы перебить его, но Стюарт махнул рукой.
– И неплохо было бы, чтоб вы, дяденьки, начали хоть немного доверять нам! Мы вам доверяем, а вы нам нет. Почему вы не рассказываете нам о том, что тут происходит? – Он оглянулся на Лизу, которая ответила ему равнодушным взглядом.
Маргон вскинул было руки, но тут же снова сложил их на груди и, оторвав взгляд от огня, сердито взглянул на Стюарта, а потом на Феликса.
– Ладно, – буркнул он и ткнул рукой в сторону Феликса. – Давай, объясняй!
– Лесные джентри – очень древние существа, – начал Феликс. Он, похоже, пытался вернуться к своему обычному состоянию души. – Вы оба не раз слышали о них. Слышали в волшебных сказках, которые вам читали, когда вы были маленькими. Но люди в волшебных сказках одомашнили их, лишили их части своеобразия. Забудьте о волшебных сказках и порхающих эльфах.
– А-а, значит, они такие, как у Толкина…
– Это тебе не Толкин! – вдруг взорвался Маргон. – Это действительность. Никогда больше, Стюарт, не упоминай при мне Толкина! Не упоминай никого из ваших знаменитых и почитаемых сказочников! Ни Толкина, ни Джорджа Мартина, ни Клайва Льюиса, понял? Они чрезвычайно талантливы, изобретательны, может быть, даже богоравны в управлении своими вымышленными мирами, но мы-то живем в реальности!
Феликс поднял руки, призывая к тишине.
– Знаете, я ведь видел их, – скромно сказал Ройбен. – Они показались мне мужчинами, женщинами и детьми.
– Такие они и есть, – ответил Феликс. – У них имеется то, что мы называем тонкими телами. Они могут преодолевать любые барьеры, любые стены и мгновенно перемещаться на любые расстояния. Они способны также принимать видимые формы, столь же материальные, как и наши, и когда они пребывают в материальных формах, то едят, пьют и занимаются любовью точно так же, как и мы.
– Ничего подобного, – перебил его Маргон. – Они притворяются, будто делают все это!
– Они искренне верят в то, что действительно делают это, – ответил Феликс. – И они способны совершенно явственно являться кому угодно! – Он сделал паузу, отпил кофе, вытер губы салфеткой и продолжил: – Они, определенно, личности, у них есть и родословные, и история. Но самое главное – они способны любить. – Он сделал выразительное ударение на последнем слове. – Любить. И они действительно любят. – Он посмотрел на Ройбена, и тот увидел на его глазах слезы. – Потому-то я и пригласил их.
– Но ведь они все равно должны появиться, разве не так? – громко спросил Сергей, широко взмахнув обеими руками и пристально взглянул на Маргона. – Разве они не будут здесь в ночь солнцеворота? Они же всегда здесь. Когда мы зажигаем костер, когда наши музыканты играют на барабанах и флейтах, когда мы танцуем, они приходят! Они играют для нас и танцуют с нами.
– Да, они приходят и могут уйти так же мгновенно, как появляются, – сказал Феликс. – Но я пригласил их прийти раньше и остаться здесь, чтобы иметь возможность уговорить их помочь нам.
– Прекрасно, – сказал Сергей. – В таком случае в чем же беда? Ты боишься, что рабочие могут понять, кто они такие? Не поймут. О них знаем только мы, а мы знаем только то, что они позволяют нам узнать.
– Да, именно – когда они позволяют нам узнать, – уточнил Маргон. – Они постоянно шляются по дому. Думаю, они и сейчас находятся в этой комнате! – воскликнул он, все сильнее распаляясь. – Они слушают, о чем мы говорим. Думаешь, они покорно уйдут, стоит тебе щелкнуть пальцами? Так вот, ничего подобного! Они уйдут, когда сами сочтут нужным. А если они захотят повеселиться, мы все с ума сойдем. Ройбен, тебе кажется, что нет бремени тяжелее, чем неупокоенный дух? Подожди, пока они не возьмутся за свои штучки!
– Я думаю, что они действительно здесь, – негромко сказал Стюарт. – Да-да, Феликс, я почти уверен. Они ведь могут передвигать предметы, даже оставаясь невидимыми, да? Ну, что-нибудь легкое, например, шевелить занавески. Или задувать свечи, там, раздувать пламя в камине?..
– Да, все это они могут, – не без яда в голосе ответил Феликс, – но, как правило, если их обидели, или оскорбили, или подглядывали за ними, или мешали им. Я не собираюсь никоим образом оскорблять их, а, напротив, приветствовать их, этой ночью приветствовать их в этом доме. Да, они могут поозорничать, но если они смогут забрать в свой круг страдающий призрак моей племянницы, это будет лишь ничтожной ценой за такое великое дело. – При последних словах по его щекам потекли слезы, которые он даже не пытался скрыть.
При виде этого Ройбен тоже прослезился, но первым делом достал носовой платок и положил его на стол. Незаметным, как он надеялся, жестом он указал на платок Феликсу, но тот покачал головой и достал собственный.
Феликс вытер нос и продолжил:
– Я хочу пригласить их официально. Вы знаете, что это значит для них. Им нравится, когда для них выставляют еду, – такое приглашение они считают подобающим.
– Все готово, – негромко сказала все так же стоявшая около камина Лиза. – Я поставила для них в кухне сметану и сдобные кексы, как они любят.
– Это свора лживых привидений, – сквозь зубы проговорил Маргон, переводя взгляд со Стюарта на Феликса и обратно. – Такими они всегда были и остаются. Они – духи мертвых, но сами не знают этого. Они сотворили для себя мифологию, восходящую к незапамятным временам, громоздят ложь на ложь, и чем сильнее они делаются, тем больше ее становится. Они не что иное, как лживые привидения, могучие привидения, эволюционирующие и набирающие силу с тех самых пор, как на земле заяснились интеллект и запечатленная память.
– Ничего не понимаю, – признался Стюарт.
– Стюарт, на этой планете все постоянно находится в процессе эволюции, – сказал Маргон. – И призраки не исключение. Посуди сам: люди умирают ежеминутно, и их души либо возносятся, либо вязнут здесь, прикованные к земле, и годы и годы земного времени скитаются в сотворенной своими же силами бесплодной пустыне. Но коллективно, как виды в целом, все обитатели этого мира, по какой-либо причине сделавшиеся бесплотной нежитью, проходят эволюцию. Среди скитающихся духов есть свои Нестареющие, есть своя аристократия, теперь у них появились свои мифы, своя, так сказать, религия и свои суеверия. И, что самое главное, у них имеются выдающиеся, уникальные особи, которые постепенно все лучше и лучше овладевают умением воплощать свои эфирные тела и при помощи внутреннего усилия манипулировать материальными предметами таким образом, о каком те призраки, которые существовали на планете в глубокой древности, даже и помыслить не могли.
– Вы хотите сказать, что они научились быть привидениями? – спросил Ройбен.
– Они узнали, как перестать быть простыми привидениями и развиться до состояния высокоорганизованных бестелесных личностей, – ответил Маргон. – И, в конце концов, это самое главное, – они научились делаться видимыми.
– Но как они это делают? – поинтересовался Стюарт.
– Силой мысли, энергией, сосредоточением воли, – ответил Маргон. – Они вводят в свои тонкие тела, в эфирные сгустки, материальные частицы. А самые могущественные из этих призраков, их, если хотите, аристократы, способны достигать столь видимого, столь плотного состояния, что ни один человек, глядя на них, прикасаясь к ним, занимаясь с ними любовью, даже не подумает, что имеет дело с призраком.
– Господи, да ведь они, наверно, могут находиться рядом с нами! – воскликнул Стюарт.
– Они действительно находятся рядом с нами, – сказал Маргон. – Я то и дело вижу их. Но говорю о другом, я пытаюсь объяснить вам, что Лесные джентри – это всего лишь одно из племен этих древних эволюционирующих призраков, и, несомненно, они относятся к числу самых коварных, самых искушенных и самых опасных из всех.
– Но зачем им понадобилось сочинять о себе всякие сказки? – спросил Стюарт.
– Они вовсе не считают легенды о своем происхождении сказками, – вмешался Феликс. – Ничего подобного! И предполагать, что их верования всего лишь собрание сказок, значит нанести им серьезное оскорбление.
Маргон негромко усмехнулся. На лице его при этом было столь добродушное выражение, что вряд ли можно было бы подумать, что этот звук выражает неодобрение. К тому же он был очень короток.
– Ни под солнцем, – сказал он, – ни под луной нет ни одного разумного существа, которое не имело бы каких-то верований относительно своей самости, своего предназначения, причин своих страданий, своей участи.
– Ни под солнцем, – сказал он, – ни под луной нет ни одного разумного существа, которое не имело бы каких-то верований относительно своей самости, своего предназначения, причин своих страданий, своей участи.
– Вы, значит, хотите сказать, что Марчент – новый призрак, – сказал Ройбен, – призрак-младенец, призрак, не овладевший умением появляться и исчезать…
– Совершенно верно, – ответил Маргон. – Она растеряна, пытается что-то сделать, и все, что у нее получается, имеет основанием силу ее чувства – ее страстное желание наладить общение с тобой, Ройбен. Есть и вторая причина: своими достижениями она в немалой степени обязана твоей способности видеть ее эфирную сущность.
– Кельтская кровь? – поинтересовался Ройбен.
– Да, хотя в мире имеется немало людей, имеющих другие корни, но так же способных видеть духов. Кельтская кровь – важная, но всего лишь одна из составляющих. Я вижу духов. В начале жизни не видел, но с некоторого момента у меня появилась такая способность. И теперь я, случается, вижу их еще до того, как они начинают воплощаться, чтобы вступить в общение.
– Давайте все же вернемся к делу, – вмешался Феликс. – Мы не знаем, что на самом деле происходит, когда человек умирает. Нам известно, что часть душ или духов отторгаются телом или освобождаются от тела, куда-то уходят, и никто о них ничего больше не слышит. Известно, что некоторые становятся призраками. Известно, что некоторые из них пребывают в полнейшем непонимании окружающего и зачастую не способны видеть не только нас, но и друг друга. Но Лесные джентри видят всех призраков, всех духов, все души и, более того, способны общаться с ними.
– В таком случае пусть приходят, – сказал Ройбен. – Они должны помочь ей.
– Да неужели? – саркастически усмехнулся Маргон. – А что, если где-то там существует Творец вселенной, который и распоряжается жизнью и смертью? Что, если Он не желает, чтобы эта бесплотная нежить болталась тут, набиралась могущества, устанавливала связи с себе подобными, дабы поставить свое персональное существование превыше великого порядка вещей?
– Ты, конечно, имел в виду нас, не так ли? – ответил Феликс. В его голосе угадывалось напряжение, но внешне он был спокоен. – Ты только что довольно точно описал нас. Но кто может утверждать, что в порядке вещей, установленном Творцом вселенной, эта, как ты выразился, бесплотная нежить не наделена каким-то божественным предназначением?
– О, ну, конечно, конечно… – устало произнес Маргон.
– Но кем же считают себя сами Лесные джентри? – поинтересовался Стюарт.
– Я давно уже не спрашивал их об этом, – сознался Маргон.
– В некоторых частях света они утверждают, что происходят от падших ангелов, – сказал Феликс. – В других – что их прародителем был Адам еще до появления Евы. Интересно, кстати, что у этого народа по всему миру есть бесчисленное множество подобных преданий, но во всех имеется один общий мотив: они не потомки людей, а совсем иная раса.
– Об этом писал еще Парацельс, – вставил Ройбен.
– Писал, – кивнул Феликс, с грустной улыбкой взглянув на Ройбена. – Ты совершенно прав.
– Но, как бы ни было на самом деле, они способны принять к себе Марчент.
– Да, – снова вмешался Маргон. – Они постоянно так поступают – если какой-то дух недавно умершего человека вызывает у них интерес, кажется им необычным и сильным, они приглашают его в свое общество.
– При обычных обстоятельствах им, для того чтобы обнаружить устойчивого блуждающего духа, требуется несколько веков, – сказал Феликс. – Но сейчас они пришли по моему приглашению, и я попрошу их отыскать и приютить Марчент.
– Похоже, я видел их во сне, – сказал Ройбен. – Однажды мне приснилось, что Марчент бежит по темному лесу, а вокруг другие духи, которые пытаются подойти к ней, как-то успокоить ее. Думаю, именно так и было на самом деле.
– Что ж, раз я не могу этому воспрепятствовать, то придется согласиться, – устало сказал Маргон.
Феликс поднялся.
– И куда же ты собрался? – спросил Маргон. – Они здесь. Можешь просто попросить их явиться.
– Но разве пристойно приглашать Лесных джентри в дом Ройбена, развалясь в кресле?
Он сложил ладони перед грудью, словно молился.
– Элтрам, добро пожаловать в дом Ройбена, – ровным голосом произнес он. – Элтрам, приглашаю вас в дом нового хозяина этого леса.
15
Что-то в атмосфере помещения изменилось, потянул легкий ветерок, заставивший задрожать огоньки свечей. Лиза еще прямее вытянулась возле стены и, не отрываясь, смотрела на дальний конец стола. Сергей откинулся в кресле и вздохнул; на его губах играла улыбка, как будто все происходившее изрядно забавляло его.
Ройбен, а за ним и Стюарт взглянули туда же, куда смотрела Лиза.
Там, в тени, вырисовывался какой-то неясный пока что образ. Казалось, будто сгущалась сама темнота. Язычки пламени вновь неподвижно повисли над фитилями. А в торце стола начала постепенно проявляться человеческая фигура – сначала как не очень четко оформленный силуэт, затем обрела цвет и в конце концов сделалась объемной и вполне живой.
Это был крупный, немного выше Ройбена, сухопарый мужчина с крупной головой, покрытой шапкой блестящих черных волос. Костяк тела казался чрезмерно массивным, зато лица – рельефным и привлекательно симметричными. На фоне темной, цвета жженого сахара, кожи выделялись крупные миндалевидные и, как ни странно, зеленые глаза. Эти глаза светились на темнокожем лице, придавая их обладателю несколько маниакальное выражение, которое усугублялось густыми прямыми бровями и чуть заметной улыбкой на полных чувственных губах. Волнистая шевелюра над высоким гладким лбом была настолько густа, что длинные локоны, обрамлявшие лицо, лежали на плечах. Мужчина был одет в рубашку и брюки из светло-бежевой замши, схваченных очень широким темным кожаным ремнем с пряжкой в виде человеческого лица.
Очень большие кисти рук.
Ройбен не сумел мысленно соотнести его с какой-либо известной ему человеческой расой. Он мог бы, пожалуй, происходить из Индии. Но сказать с уверенностью было невозможно.
Он задумчиво посмотрел на Ройбена и наклонил голову в весьма условном поклоне. Затем обвел взглядом остальных. Картинно просветлев лицом, он остановился на Феликсе и, обойдя стол за спиной Стюарта, направился к нему.
– Феликс, старый друг, – сказал он по-английски без малейшего акцента, ровным молодым голосом. – Как я рад вас видеть, как я рад тому, что вы вернулись в леса Нидека!
Они обнялись.
Его тело казалось столь же реальным и плотным, как и у Феликса. Ройбену пришло в голову, что в этой фигуре нет ровным счетом ничего, что внушало бы хоть легкий страх или тревогу. Более того, эта фантастическая материализация показалась ему природным явлением – просто появлением на виду чего-то материального, что уже находилось здесь. Материального, подчиняющегося закону всемирного тяготения и дышащего точно так же, как и все остальные, присутствовавшие в столовой.
Потом взгляд пришельца вернулся к Ройбену. Тот быстро встал и протянул руку.
– Рад приветствовать вас, молодой хозяин здешних лесов, – непринужденно произнес Элтрам. – Вы любите лес точно так же, как его любим мы.
– Да, я люблю его, – согласился Ройбен. Его била дрожь, но он старался скрыть это. Рука, пожавшая его ладонь, оказалась теплой и крепкой. – Прошу прощения, – пробормотал он. – Все это очень впечатляет. – От фигуры исходил лесной запах, запах листьев, запах живой природы, к которому, впрочем, примешивался – и весьма ощутимо – запах пыли. «Но ведь пыль выделяет чистый запах, не так ли?» – подумал Ройбен.
– Понимаю вас. Приглашение в ваш дом и для меня оказалось очень волнующим событием, – с улыбкой сказал Элтрам. – Мои соплеменники не раз и не два наблюдали, как вы с вашей леди прогуливались по здешним лесам. Никто из живущих в этих местах людей не питает к лесу такой любви, как вы и ваша дорогая леди.
– Ей было бы очень приятно услышать ваши слова, – отозвался Ройбен. – Очень жаль, что ее сейчас здесь нет и она лишена возможности встретиться с вами.
– Но мы с нею уже встречались. Хотя она и не знает об этом. Она знакома со мною всю жизнь, а я хорошо знаю ее – еще с тех пор, когда она маленькой девочкой гуляла с отцом по Мьюрскому лесу. Лесные джентри всегда замечают людей, которые в лесу чувствуют себя как дома. И никогда не забывают тех, кто любит лес и заботится о нем.
– При первой же возможности передам ей ваши слова, – сказал Ройбен.
Маргон негромко, но очень ядовито хмыкнул.
Пришелец из леса повернулся к нему. Сказать, что этот короткий звук обескуражил его, было бы явным преуменьшением. Он сразу как-то сжался и притих. Больше того, вся его фигура на мгновение побледнела, лоснящаяся гладкая кожа сделалась болезненно неровной. Впрочем, все эти перемены продолжались считаные мгновения. Элтрам тут же восстановил свой прежний облик; лишь бегающий взгляд прищуренных глаз позволял догадаться, что ему приходится защищаться от невидимых ударов. Маргон же встал и вышел из комнаты.