Сегодня часовые возле Комендатуры обошлись без обычных своих прибауток и подколов, да и смотрели на нас как-то странно. Неодобрительно. Чего это с парнями? Ну, да бог с ними, может «косяк» какой упороли и уже успели от начальства пистон получить. Караульная служба — дело такое, без «залетов» не обходится. Но вот мы-то тут при чем? А, и ладно, их проблемы, не наши. У нас же впереди приятная десятикилометровая прогулка по свежему воздуху. Благо, на дворе давно не лето, не жарко и потому бежать легко. Ну, скажем так, мне легко. А вот спутники мои километра через четыре что-то приуныли: потеряли строй, вытянувшись в цепочку, тяжело задышали, начали часто сплевывать и откашливаться. Пришлось слегка снизить темп и бежать замыкающим, чего я, если честно — терпеть не могу. Километре, примерно, на шестом пришлось даже нагнать окончательно отставшего от более молодых и резвых парней Коваля, явно решившего перейти на шаг.
— Ну, ты чего, Артем, завязывай. Уже больше половины дистанции пробежал. Уж перед штатскими-то не позорься.
— Все Миша, не могу больше, в бочину будто спицу воткнули. Вздохнуть больно.
— Понятно. Это бывает. Печень прихватило. Через не могу вдохни как можно сильнее, задержи дыхание и беги, на сколько кислорода в легких хватит. И так несколько раз.
— Ты охренел? — мой «добрый» совет явно ошарашил Коваля.
— Поверь, я знаю что говорю, попробуй.
Артем, судя по виду, явно видел весь мой жизненный опыт, особенно эту его часть, в гробу и белых тапках, но выбора у него все равно нет, поэтому он решает попробовать. И метров через сто-сто пятьдесят он действительно переходит на вполне уверенный бег и даже слегка ускоряется, сократив разрыв с вырвавшимися вперед Шурупом и Толиком. Одним словом, с дистанции никто не сошел, добежали все, хотя в армейский норматив и не уложились. Ну, да ничего, все у ребят еще впереди, хотя они об этом пока и не знают.
Когда мы подбегаем к нашему спортуголку на заднем дворе «Псарни», ловлю на себе немного опасливые взгляды.
— Не боись, парни, не садист я. Сегодня тестов не будет, хорошего помаленьку. Турник, брусья и в душ.
Вместо ответа — дружный облегченный вздох. Ах, вот вы как? Ладно, блин, халтурщики, в следующий раз я не поленюсь для вас у Костылева три бронежилета выпросить и в них заставлю «чирик» бежать.
Ожидавший своей очереди на турник Ковал подошел ко мне.
— Слушай, Михаил, а что это было? Ведь я на самом деле думал, что все, прибежал… Сил нет: икры «забились», поясницу ломит, да еще и в боку колет — сил нет. А когда попробовал задержав дыхание бежать, как-то сразу легче стало, даже дыхание выровнялось. Добежал уже вообще почти спокойно, без напряга.
— Это, Тёма у тебя «второе дыхание» открылось.
— А это что еще за фигня такая?
— Знаешь, — наморщив лоб я озадаченно чешу в затылке, — если честно, то я и сам толком не знаю… Был у меня один разбиравшийся в вопросе знакомец, так вот он говорил, что в человеке в круге кровообращения участвует не вся кровь. Какая-то ее часть вроде как в резерве, на случай всяких непредвиденностей. Вот, например, ты слыхал, что когда человек замерзает насмерть, то в самом конце ему вдруг становится тепло и он просто засыпает?
— Ну, да, что-то такое слышал…
— Вот как раз в этот момент организм, что бы выжить, отдает свой последний резерв, эту самую резервную кровь.
— А бег тут при чем?
— Гляди, Тём: ты бежишь, тебе и так хреново, печень болит, воздуха не хватает. А тут вдруг ты еще и дышать перестает. Тело, оно же само думать не умеет, и все, что с ним в этот момент происходит, воспринимает, как смертельную угрозу. И отдает этот самый «кровяной резерв». А тебе становится легче. Вот это и называется «второе дыхание», когда тебе вроде только что была совсем хана, а потом вдруг резко полегчало.
— Надо же, вот никогда бы не подумал, что оно все так сложно…
— Если честно, то я и сам все это от того знакомого почти случайно узнал, так, к слову пришлось в разговоре. Мало того, не факт, что все правильно понял и запомнил, и что сейчас тебе тут все не переврал, — усмехаюсь я. — Ладно, хватит лясы точить, турник уже свободен, так что, давай, к снаряду!
— А после обеда сегодня что? — интересуется спрыгнувший с брусьев Толя.
— После обеда — тактика. Будем отрабатывать передвижения в «двойках» и «тройках» по открытой местности, по улицам и при зачистке зданий. Устраивает?
— А то! — широко улыбается напарник.
— Ну, тогда в душ топай.
Сразу после обеда, дав парням буквально полчаса на переварить съеденное, я повел их на то самое стрельбище, на котором сначала пристреливал свой АК-103, а потом принимал у Толи зачет по огневой. Конечно, этот пустырь — далеко не самый лучший полигон, но для обучения движению «перекатами» вполне подходит. В принципе, в «перекатах» ничего сверх естественного нет: двигаются себе бойцы по полю короткими рывками-перебежками по пять-десять метров, пока один бежит — двое его прикрывают, а потом он прикрывает их. Все дело в синхронности и согласованности. А вот их можно достичь только тренировками. Вот и будем тренироваться.
— Слушайте, хлопцы, а чего вы орете как умалишенные? — поинтересовался я после нескольких пробных прогонов. — Ладно на тренировке, а если в боевой обстановке надо будет скрытно к противнику подобраться? Ваши «Готов! и «Пошел! за версту даже глухой услышит. Неужели нельзя знаками готовность обозначить?
На лицах ребят смущение и замешательство. Понятно…
— Вы хоть какое-то понятие об условных жестах имеете?
— Нууу… Как тебе сказать, Миш… — тянет Толя.
— Да как есть, так и скажите. Вот это что? — я вскидываю вверх правую руку с раскрытой ладонью.
— К бою? — неуверенно смотрит на меня Коваль.
— Понятно! — обреченно машу рукой я.
Хотя, а чего удивительного? При проводке колонн эти жесты нафиг не нужны. При охране объектов — тоже. Там упор больше на радиосвязь. Ладно, похоже, придется и этому учить.
— Глядите и запоминайте, парни, ничего сложного тут нет. Если я поднял вверх раскрытую ладонь — это значит «Внимание!. По этому сигналу вы должны занять оборону и вести наблюдение в своих секторах. Если я поднял сжатый кулак, вот это уже команда «К бою!. Если кулак сначала сжат, а потом я его несколько раз разжал, растопырив пальцы, и назад сжал — значит обнаружил на пути «растяжку» или мину…
Что ни говори, ученики мне попались смышленые и опытные. На все объяснения и проверку ушло минут сорок, не больше.
— Ладно, раз запомнили, давайте еще раз попробуем, но теперь уже без воплей.
Поначалу получалось чуть хуже, чем с криками, периодически кто-то отвлекался и пропускал команду, или начинал движение, не подав сигнала, но уже через десяток проходов эта далеко не святая троица заработала четко и слаженно — любо-дорого поглядеть. Ну, значит, пора возвращаться в «Псарню» и отрабатывать в отданном мне «на растерзание» старом сарае и рядом с ним передвижения по улице и в зачищаемом помещении.
Закончили только в седьмом часу вечера, когда солнце окончательно село за горы и единственным источником света стали уличные фонари и глядящие во двор светящиеся окна гостиничных номеров. Парнями по итогам занятий я был вполне доволен. Как не крути, наличие реального боевого опыта и желание обучаемого — великое дело. Обучить так быстро чему-нибудь бойцов-срочников или новичков в ОМОНе точно не получилось бы. А вот с парнями другое дело: учиться хотят и впитывают новые знания словно губка, да еще и очень быстро, большинство нужных навыков уже есть, пусть даже сами обучаемые об этом не подозревают, а мне только остается их знания и умения слегка «огранить», дополнить и в нужную сторону направить.
Когда приняв душ и переодевшись я спустился в зал, меня прямо у лестницы перехватил Кузьма.
— Миша, Костылев только что звонил, просил к нему зайти, срочно. Сказал, ждет в Комендатуре, никуда не уходит. Так что, думается мне, не мешает тебе поспешить. Комендант — мужик серьезный, просто так, без повода, дергать не будет.
Идти, если честно, никуда не хочется. Я хоть парень и крепкий, тренированный, но «червончик» крайний раз бегал уже давненько. И теперь чувствую себя не лучшим образом: мышцы побаливают, а ноги при ходьбе так и норовят согнуться то выше, то ниже коленного сустава, особенно на лестнице. Но, делать нечего. Игорь действительно вряд ли станет вызывать к себе поздним вечером без важных на то оснований. Поблагодарив Кузьму и на ходу поздоровавшись со всеми знакомыми в зале, выхожу на улицу и направляюсь в Комендатуру.
Рабочий день уже закончился и в Комендатуре, кроме ярких прожекторов, освещающих площадь и прилегающую территорию, свет горит всего в нескольких помещениях: в прикрытом толстыми металлическими ставнями с узкими бойницами окне «дежурки», маленьком оконце проходной и в кабинете Коменданта. Наверняка есть люди и на узле связи, и секретной части, но там окон нет. Часовые на входе о моем приходе уже осведомлены и пропускают меня без лишней волокиты.
Рабочий день уже закончился и в Комендатуре, кроме ярких прожекторов, освещающих площадь и прилегающую территорию, свет горит всего в нескольких помещениях: в прикрытом толстыми металлическими ставнями с узкими бойницами окне «дежурки», маленьком оконце проходной и в кабинете Коменданта. Наверняка есть люди и на узле связи, и секретной части, но там окон нет. Часовые на входе о моем приходе уже осведомлены и пропускают меня без лишней волокиты.
— Да, Командор, тяжело пожатье каменной десницы, — с серьезной рожей выдаю я Игорю, когда мы жмем друг другу руки.
— А не пойти ли тебе на хрен, пушкиновед недоделанный! — беззлобно огрызается тот. — Уж совсем за дикарей нас тут считать не надо, а! Я, между прочим, одиннадцать классов еще до войны закончил, а после армии в Ставропольский Университет поступать собирался. Да и сейчас Пушкина в школах учат, так что не надо мне тут пальцы гнуть. Пижон, блин!
— Упс, виноват, герр капитан, больше не повторится. Чего хотел, Игорек?
— У меня для тебя сразу две новости, причем обе хорошие и просьба. Сначала о новостях. Во-первых, я сегодня был в Петропавловской и видел старого Умарова, того что автомастерскую держит, Исмаила. Он тебе велел передать, что машина твоя готова, можешь подъезжать в любой удобный для тебя момент и забирать.
— Отлично! А вторая, какая?
— Во-вторых, нетерпеливый ты мой, подписан приказ о создании при Червлененской Комендатуре отдельной разведывательно-диверсионной группы. Завтра мне и ее командиру надлежит прибыть в Ханкалу и получить все полагающиеся документы, а со складов Комендатуры выделить на нее по нормам положенности оружие, боеприпасы и вещевое имущество. Так что, с утра попросим какой-нибудь попутный экипаж Дорожной Стражи нас до Петропавловской подбросить, а уже в Ханкалу на твоей поедем. Ну, что, как тебе новости?
— Отличные новости, Игорь. И по машине согласен, как раз работу в деле и проверю. А что за просьба?
— Миша, я знаю, мы с тобой уже договорились, что все операции ты будешь планировать и проводить сам. А нам только результаты сообщать. Но у меня к тебе большая просьба… У нас сейчас ни одной свободной группы нет, все в разгоне, а дело делать надо.
— Я помочь не отказываюсь, но, Игорь, ты пойми, нас с Толей всего двое. Много от нас ожидать не стоит.
— Угу, и это мне говорит человек, который в Беное один толпу нохчей завалил, а потом вдвоем с зеленым новичком блок-пост вырезал и мост на воздух поднял… Но ничего чрезмерного я с тебя требовать не буду. Ничего взрывать, и ни в кого стрелять не надо. Нужно просто аккуратно подобраться к Ца-Ведено и поглядеть, что там происходит. Если получится, посчитать, сколько там народу, сколько техники, какое оружие. Схему оборонительных сооружений зарисовать неплохо было бы. Рельеф местности там подходящий: аул в ущелье, над ним — господствующие высоты, горы лесом покрыты. Сейчас, правда, «зеленка» во всю облетает, но укрытие дает еще вполне нормальное. Так что, возьмешься?
— Ну, — я неопределенно пожимаю плечами, — в принципе ничего невыполнимого ты не требуешь. Так что, возьмусь. Срочно надо?
— Вообще-то, чем скорее, тем лучше. Если сможешь выдвинуться послезавтра — будет здорово. Но если нет, то еще пару-тройку дней терпит…
— Да ладно, чего тянуть. Завтра с делами разберемся, да и выдвинемся потихоньку. Опять же, места знакомые, до Беноя я пешком уже ходил, причем, вполне удачно, вернулся с прибытком. Хорошо, завтра подробности обсудим, когда в Ханкалу поедем. А сейчас, уж ты прости, что-то заманался я за день, пойду до дому, спать.
— Что, прямо так сразу домой пойдешь?
— Нет, не сразу. По дороге планировал ненадолго к тебе заскочить, Настю повидать. Поэтому буду тебе очень признателен, если ты еще хотя бы на часок на службе задержишься. А то как-то не по себе мне, когда я пытаюсь с девушкой говорить, а над головой из окна ты торчишь, как тень отца Гамлета. Знаешь, как-то весь романтический настрой сразу улетучивается. Может, дашь мне хоть час времени, обещаю — буду вести себя хорошо, а?
— Да что ж ты творишь, изверг? — с мукой в голосе стонет Костылев. — Я ж ей отец, а не так, погулять вышел! А ты мне такие вещи говоришь,
— Слушай, успокойся ты, малахольный! — не могу я видеть этого взрослого и серьезного мужика в таком состоянии. — Я же сказал, отношение у меня к Насте самое серьезное, так что никакой хрени с моей стороны не будет, обещаю.
— Мне с твоих обещаний не легче, Миша… Но тебе я верю. Ладно, до девяти вечера я тут. Но, смотри у меня!
— Понял, — киваю я.
— А раз понял, так и вали отсюда бегом, время-то пошло уже.
Разумеется, до девяти я не уложился. Стоило мне увидеть Настю, как все мысли из головы как ветром выдуло. Мы сидели во дворе, в маленькой беседке, затянутой уже пожухшими и облетающими виноградными лозами, я нес какую-то чепуху, она смеялась своим замечательным смехом, ее тонкие пальцы слегка подрагивали в моих руках, а ночь пахла ее волосами. А потом внезапно в проеме калитки нарисовался Игорь… Вот, блин! Неужели уже девять? Мельком бросаю взгляд на часы. Ого! Почти десять. Похоже он свое обещание даже перевыполнил, вот только я все равно так ничего и не успел ей сказать из того, что хотел… Однако, пора и честь знать. Нежно целую свое голубоглазое чудо в щечку, под ручку подвожу ее к отцу, сдаю, что называется, с рук на руки, и, пожелав спокойной ночи, откланиваюсь.
В «Псарне» собираю свою «зондеркоманду» за одним столом и, как любил в свое время говаривать мой ротный «довожу приказ до личного состава в части, его касающейся». То есть объявляю, что завтра занятий не будет, Толя уезжает со мной на весь день, а Коваль с Шурупом могут заниматься «по личному плану», то бишь — что хотят, пусть то и делают. О предстоящей вылазке им знать не обязательно, а напарнику я все попозже расскажу, наедине.
Утром мы с Толей, как и было договорено накануне, заходим за Игорем в Комендатуру. На площади происходит что-то странное. У проходной стоят только один часовой и пожилой осетин-вахтер. Остальные, одетые кто во что горазд, построены в две шеренги и выслушивают инструктаж, проводимый Костылевым. На правом фланге резко бросается в глаза могучая фигура моего старого знакомца — шкафоподобного лейтенанта из «дежурки». Решаю, Коменданта не отвлекать, а скромно подождать окончания в сторонке.
— Чего это тут у вас? — интересуюсь я у одинокого часового.
— Да иди ты в баню со своими вопросами! — не зло, но как-то обреченно огрызается он.
— И чего это ты с утра такой добрый? Жена не дала ночью что ли?
— Ты мою жену не тронь, физкультурник, мля!
— Блин, ты можешь спокойно объяснить, что тут творится? Без эмоций.
— А чего объяснять? Поглядел наш товарищ капитан на твои долбаные побегайки, поглядел, а потом и провел среди личного состава физическое тестирование…
— Ой, мля! — понимание непоправимости произошедшего нахлобучило меня, словно бетонная плита, рухнувшая точно на темечко. То-то парни на меня вчера так неприязненно косились. — И много человек не сдали?
— Угу, — понуро кивает коротко стриженной головой собеседник, — достаточно для того, чтоб он нам физорга назначил и велел ему проводить ежедневные занятия, пока все в нормативы не уложатся.
— А физоргом кого?
— Угадай, блин с трех раз… Петю Малыша из дежурной части…
— Его? — я показываю глазами на лейтенанта.
Новый кивок и горестный вздох были мне ответом. Да уж, подгадил я ребятам, слов нет. Лейтенант Петя со спортом явно дружит, и загонять этих бедолаг может до полусмерти не напрягаясь. И все, получается, по моей вине… Хотя, стоп. А при чем тут, собственно, я?! Кто мешал героическим бойцам доблестной Охранной Роты поддерживать себя в форме, чтобы не попадать в такие вот неприятные ситуации? Никто ж с них не требовал быть к сдаче на Краповый Берет готовыми. А на то, чтоб форму не растерять полутора-двух часов занятий вполне достаточно, причем даже не каждый день, а раз в двое, а то и в трое суток. Но мужики забили на спорт большой и толстый… хм… болт. И результат, как говорится, налицо.
— Да уж, встряли вы, парни. Остается только пожелать удачи.
— Спасибо, блин! — грустно ухмыляется часовой. — Хотя, чего уж там, сами виноваты… Я уж и забыл, когда на турник последний раз запрыгивал…
— О, а вот и они! Привет Толя, доброе утро Миша! — раздается у меня за спиной бодрый и довольный голос Коменданта. Ну, да, с утра пистон подчиненным вставил, что еще начальнику для счастья надо?
Костылев, и впрямь, так и лучится хорошим настроением и энтузиазмом.
— Что, парни, готовы в путь-дорогу? С Карташовым я договорился, там у них как раз две «буханки» с сопровождением в Аргун пойдут, заодно и нас в Петропавловскую закинут. Так что, айда бегом, не будем колонну задерживать.
Задерживать людей, согласившихся нас подвезти, действительно, было не совсем правильно и мы с Толей быстрым шагом потопали следом за Игорем в сторону КПП. Опасения оказались напрасными: мы не только не опоздали, но еще и прождали чего-то или кого-то, забравшись в салон светло-серого бронированного микроавтобуса УАЗ, забитый какими-то ящиками и коробками так плотно, что мы втроем туда еле втиснулись. А потом головная машина коротко вякнула клаксоном, и колонна двинулась…