Собрание высказалось за организацию дополнительного заказника. Я воздержался от голосования; вполне вероятно, что члены собрания совершенно правы, но сути проблемы я не знал, и мне казалось, что гораздо важнее научить строителей экономно и бережно использовать регулярно поступающие материалы, значительная часть которых идет в отходы, нежели увеличивать объемы поставок, что позволит рабочим обходиться с ними еще безалабернее. В общем, я не был убежден в правильности принятого собранием решения.
Но почему же Кос и Тирос готовятся выступить против Порт-Кара? Что произошло? Нет, не может быть. Все это беспочвенные слухи. Болтовня! Назойливо возвращающаяся мысль вызывала раздражение. Я снова и снова старался выбросить ее из головы.
Лучше стоит подумать, какие корабли мне следует приобрести для своей флотилии. Денег на покупку двух новых вполне хватает. Это будут, конечно, круглые корабли, с низкой посадкой, вместительными трюмами и широкими парусами, с хорошей, тщательно подобранной командой. Я уже даже наметил для них маршруты плавания: к Янде и Тарвальдсленду. Каждый такой корабль будет, конечно, сопровождаться небольшой, подвижной галерой. Если все пойдет как надо, вложенные деньги быстро себя окупят.
Внезапно у меня за спиной появился мальчик и вложил мне в руки записку. Я обернулся; это был мальчишка-посыльный при Совете капитанов, в красно-желтой тунике и с тщательно причесанными длинными волосами.
Сложенный вчетверо листок бумаги был запечатан расплавленным воском. Я пригляделся; на поверхности воска отсутствовали какие-либо следы личной печати отправителя.
Я развернул бумагу.
Послание было коротким, выведенным печатными буквами. «Я хотел бы увидеться с вами», — говорилось в записке. Подпись «Самос» также была сделана крупными печатными буквами.
Я скомкал бумагу в руке.
— Кто передал тебе записку? — спросил я у мальчишки.
— Какой-то мужчина, — ответил он. — Я его не знаю.
Я посмотрел на Лисьяка, откинувшегося в кресле и положившего на подлокотник свой позолоченный шлем с капитанским гребнем из шерсти слина.
Он с любопытством наблюдал за мной.
Я не был уверен, что послание действительно отправлено Самосом.
Если записка его, значит, он узнал, что Тэрл Кэбот находится сейчас в Порт-Каре. Но каким образом он смог это выяснить? И что еще удивительнее, как он сумел догадаться, что Боcк, этот торговец и забияка, каким меня знали в Порт-Каре, и человек, некогда бывший воином из Ко-ро-ба, — одно и то же лицо?
Если так, значит, нет ничего удивительного, что он хочет увидеться со мной и несомненно напомнит о моей службе Царствующим Жрецам.
Но я больше ни у кого на службе не нахожусь. Я служу теперь только самому себе.
Я почувствовал раздражение.
Почему я должен держать перед кем-то ответ в своих действиях?
Да плевать я хотел на эту записку!
В этот момент в зал заседаний Совета капитанов ворвался человек.
На лице у него застыло какое-то безумное выражение.
Я тотчас узнал его: это был Хенрак, тот самый, что предал своих общинников-ренсоводов и, стоя с белой шелковой повязкой на руке, наблюдал, как их вылавливали, чтобы обратить в рабство.
— Арсенал! — закричал он диким голосом. — Арсенал горит!
Глава одиннадцатая. ГРЕБЕНЬ ИЗ ШЕРСТИ СЛИНА
Капитаны с воплями вскакивали со своих мест. Их массивные стулья с грохотом падали на пол. Ответственный секретарь что-то кричал, очевидно, отдавая какие-то распоряжения, но его никто не слушал. Все помчались к дверям, ведущим в коридор и дальше — на внутреннюю вымощенную камнем площадь, расположенную перед зданием Совета.
Я увидел испуганно мечущихся мальчишек-посыльных, пытающихся в начавшейся неразберихе подобрать разлетевшиеся по полу бумаги и путающихся у всех под ногами.
И тут я обратил внимание, что Лисьяк, развалившийся в кресле с надетым на подлокотник шлемом с капитанским гребнем из шерсти слина, не двинулся с места.
Заметил я также, что писец, обычно сидевший на стуле по правую руку от неизменно пустующего трона Генриса Севариуса Пятого и выполнявший на заседаниях Совета роль его доверенного лица, уже исчез.
Снаружи через распахнутые настежь массивные двери в зал доносились тревожные крики и лязг оружия.
Лисьяк с перехваченными сзади алой лентой волосами неторопливо поднялся.
Он водрузил на голову шлем и обнажил меч.
Мой клинок также оставил ножны.
Однако Лисьяк с мечом наготове зашагал к выходу и, бросив на меня быстрый взгляд, выскочил из зала через боковую дверь.
Я оглянулся.
В углу, там, где кто-то второпях обронил на пол светильник, уже занималось пламя.
Повсюду валялись опрокинутые стулья, исписанные, залитые чернилами листы бумаги.
Ответственный секретарь в оцепенении стоял за окончательно опустевшим центральным столом, за которым в правильном порядке возвышались предназначавшиеся для правителей города пять тронов с широкими спинками.
К секретарю подходили обменивающиеся испуганными взглядами писцы; чуть поодаль сбились в кучу несколько мальчиков-посыльных.
Тут в комнату ввалился какой-то весь залитый грязью капитан. Из груди у него торчала стрела. Едва держась на ногах, он сделал два-три неверных шага и, цепляясь за спинки кресел, замертво повалился на пол. Следом за ним, группами по четыре-пять человек, появились еще несколько возбужденно переговаривающихся, размахивающих оружием капитанов. Некоторые из них, очевидно, получившие легкие ранения, были в крови, но все они передвигались самостоятельно.
Я вышел в центр зала, к пустующим тронам.
Жавшиеся друг к другу мальчики-посыльные встретили меня испуганными взглядами.
— Потушите огонь, — сказал я им, кивнув на расползающееся по полу пламя от упавшего светильника.
Мальчики бросились выполнять приказание.
— Соберите и сохраните все записи заседаний Совета, — обратился я к ответственному секретарю.
Тот очнулся от оцепенения.
— Да, капитан, — ответил он и стал поспешно собирать исписанные листы, словно только и ждал моего распоряжения.
Я вложил меч в ножны и, подхватив громадный стол, расплескивая стоявшие на нем в медных чашечках чернила, поднял его высоко над головой.
Вокруг раздались изумленные крики.
С трудом переставляя ноги, я медленно двинулся к двери.
Отбиваясь от наседающего неприятеля и падая, сквозь дверной проем в зал отступили еще несколько капитанов.
Они были последними из тех, кому удалось спастись.
Напрягшись изо всех сил, я швырнул длинный стол над их головами.
Всем своим чудовищным весом он обрушился на наступавших, показавшихся в дверном проеме, подминая их под себя и ломая им кости. Зал тут же наполнился стонами и душераздирающими воплями.
— Несите кресла! — приказал я капитанам.
Большинство из них были ранены; но те, кто мог держаться на ногах, подносили все новые и новые тяжелые кресла и швыряли их в дверной проем, загораживая ими проход в зал.
Выпущенные нападающими из арбалетов стрелы разлетались по всему залу, вонзались в спинки кресел и легко расщепляли их своими металлическими наконечниками.
— Столы! Несите столы! — распорядился я.
Капитаны, писцы, мальчишки-посыльные, облепив столы по четыре — шесть человек, потащили их к дверному проему и свалили поверх нашей баррикады.
Кое-кто из нападавших пытался взобраться на нее, но сначала им пришлось помериться силами с Боском, взобравшимся на вершину нашего не слишком надежного сооружения.
Для самых настойчивых наиболее сложным препятствием оказался меч Боска.
Уже четверо нападавших один за другим скатились по нагромождению стульев и столов и остались неподвижно лежать на полу.
Выпущенные из арбалетов стрелы целым роем просвистели у меня над головой.
Я рассмеялся и спрыгнул с нашей баррикады. Желающих перебраться через нее больше не находилось.
— Ну что, сможете удержать эту нашу позицию? — спросил я у окружающих меня капитанов, писцов и мальчишек-посыльных.
Ответ был утвердительным и единодушным.
— Хорошо, — заметил я и оглянулся на боковую дверь, через которую ускользнул Лисьяк и, как я предполагал, тот, что выступал на заседаниях Совета представителем интересов Генриса Севариуса. Некоторые из писцов и посыльных также выбрались через эти двери,
— Присматривайте за этой дверью тоже, — сказал я оказавшимся рядом со мной капитанам.
Они тут же поспешили к двери, позвав себе на помощь нескольких писцов, а мы с двумя капитанами направились к расположенной в дальнем конце зала узкой винтовой лестнице, ведущей на крышу здания. Вскоре мы уже оказались на ее пологих черепичных склонах, украшенных по краям небольшими башенками с декоративными бойницами.
Отсюда нашим глазам открылись поднимающиеся в лучах предзакатного солнца густые клубы дыма, серой пеленой затянувшие пристань и здание арсенала.
— В бухте не видно кораблей ни Тироса, ни Коса, — задумчиво произнес стоящий рядом со мной капитан.
Я это уже заметил.
Взмахом руки я указал на причалы:
— Эти принадлежат Чангу и Этеоклю? — спросил я.
— Да, — ответил капитан.
— А те, — кивнул я на причалы, расположенные дальше к югу, — находятся в собственности Нигеля и Сулиуса Максимуса?
Порыв ветра отнес дым в сторону, и мы смогли увидеть горящие у пристани корабли.
— Верно, — подтвердил второй капитан.
— Там, наверное, до сих пор идет сражение, — заметил его товарищ.
— Да, и в основном вдоль причалов, — уточнил его собеседник.
— А владения Генриса Севариуса, патрона капитана Лисьяка, похоже, остались нетронутыми, — заметил я.
— Похоже на то, — процедил сквозь зубы первый капитан.
Снизу, с улиц, донеслись звуки трубы, заглушающие крики людей. В руках у некоторых прохожих были знамена с символикой дома Севариусов. Они призывали людей выходить на улицы и присоединяться к ним.
— Генрис Севариус, — кричали они, — единственный законный убар Порт-Кара!
— Севариус решил провозгласить себя единым убаром, — сказал первый капитан.
— Скорее это решил Клаудиус, его регент, — заметил второй.
К нам подошел еще один капитан.
— Внизу пока спокойно, — сообщил он.
— Смотрите! — пробормотал я, указывая на каналы, протянувшиеся между выстроившимися рядами серых зданий. По ним медленно двигались боевые корабли, неторопливо приближающиеся к стенам здания городского Совета.
— Смотрите туда! — вдруг воскликнул первый капитан, пристально вглядывающийся в примыкающие к площади перед зданием Совета узкие улицы. Присмотревшись, мы различили перебегающих под прикрытием домов, подтягивающихся к площади арбалетчиков, а позади них, несколько поодаль, двигались воины в полном боевом снаряжении.
— Похоже, Генрис Севариус еще не стал единовластным хозяином Порт-Кара, — усмехнулся один из капитанов.
По каналу, огибающему площадь с дальней от нас стороны, в направлении здания городского Совета двигался корабль-таран среднего класса. Его мачта вместе с длинной реей была опущена на палубу, паруса, конечно, скатаны и уложены вдоль фальшборта. Такое положение оснастки общепринято при прохождении галеры внутри города или приготовлении ее ко вступлению в бой. По правому борту в носовой части корабля, возле укрытий для лучников и копьеносцев, развевалось на ветру полотнище флага с чередующимися вертикальными зелеными и белыми полосами, на фоне которых хорошо различалась черная голова боска.
Мне удалось разглядеть, как Турнок со своим длинным луком, а за ним Клинтус с сетью и трезубцем на плече, Таб и многие другие мои люди быстро перебирались с борта судна на берег и бежали через площадь к зданию городского Совета.
— Вы можете уже сейчас в общих чертах оценить ущерб, нанесенный Арсеналу? — обратился я к капитанам.
— Больще всего, вероятно, пострадают склады со стройматериалами и кровля доков, — ответил один из них.
— Весельные и смоляные склады тоже, — добавил другой.
— Да, пожалуй, — согласился первый.
— Ветер был не слишком сильным, — пояснил второй.
Я тоже надеялся, что нанесенный ущерб этим и ограничится, верил, что работающим в Арсенале, — а их не меньше двух тысяч человек, — удастся справиться с пожаром.
Пожар всегда считался главной опасностью для Арсенала, поэтому большинство складов, цехов и машерских было построено из камня и покрыто жестью или черепицей. Деревянные строения, вроде всевозможных времянок и сараев, возводились на безопасном друг от друга расстоянии. На территории самого Арсенала имелось множество бассейнов, способных при возникновении пожара обеспечить достаточным количеством воды. Рядом с бассейнами, специально на случай пожара, в особых, выкрашенных красной краской ящиках хранились кожаные ведра. Некоторые из бассейнов были достаточно велики, чтобы по ним могли перемещаться небольшие галеры. Такие бассейны соединялись между собой в единую систему, по которой внутри Арсенала между цехами обеспечивалось перемещение тяжелых грузов. Система внутренних каналов Арсенала в двух местах соединялась с системой городских каналов, а в двух других местах имелись выходы в Тамберский пролив, позади которого лежала блистательная Тасса. Каждый из этих выходов был перегорожен массивными решетчатыми воротами.
Следует упомянуть, что бассейны, как правило, строились двух типов: располагающиеся под открытым небом, предназначенные для вымачивания древесины и проведения внутренних судовых ремонтных работ, и крытые бассейны, где осуществлялись сложные монтажные и плотницкие работы, а также ремонт внешней части судна.
Сейчас мне уже казалось, что огня, полыхавшего над территорией Арсенала, и поднимающегося над ним дыма стало как будто меньше. Причалы Чанга, Этеокля, Нигеля и Сулиуса Максимуса, расположенные в южной и западной частях города, полыхали куда сильнее, чем Арсенал.
Поджог Арсенала, безусловно, был диверсией. Очевидно, с его помощью планировалось выманить капитанов из зала заседаний и завлечь в подготовленную для них снаружи засаду. Едва ли в интересы Генриcа Севариуса входило причинить Арсеналу серьезный ущерб. Стань он убаром Порт-Кара, и Арсенал составил бы значительную, если не основную часть его богатств.
Мы с тремя капитанами стояли на покатой крыше здания и долгое время молча наблюдали, как пылают у причалов корабли.
— Я пойду в Арсенал, — наконец сказал я, поворачиваясь к одному из капитанов, — а вы проследите, чтобы писцы подготовили подробный отчет о нанесенном ущербе. А кроме того, пусть капитаны выяснят боевую обстановку в городе, вдвое увеличат количество патрульных кораблей и расширят границы патрулирования на пятьдесят пасангов.
— Но ведь ни Кос, ни Тирос… — начал было тот.
— Увеличьте количество патрульных кораблей и расширьте зону патрулирования, — повторил я.
— Будет сделано, — ответил он.
Я повернулся к другому капитану.
— Сегодня заседание членов Совета должно возобновить свою работу, — распорядился я.
— Это невозможно, — возразил он.
— Это нужно сделать к вечеру, — продолжал я.
— Хорошо, — согласился он. — Я разошлю посыльных с факелами по всему городу.
Я окинул взглядом Арсенал и горящие в южной и западной частях города причалы.
— Не забудьте пригласить и капитанов Чанга, Этеокля, Нигеля и Сулиуса Максимуса, — сказал я.
— Убаров? — удивленно воскликнул мой собеседник.
— Капитанов, — поправил я его. — Отправьте за ними по одному посыльному с охранником, как приглашают обычных капитанов.
— Но ведь они — убары, — прошептал капитан.
— Если они и после этого не явятся, — кивнул я на догорающие вдали корабельные пристани, — Совет не будет считать их даже капитанами.
Глаза капитанов были устремлены на меня.
— Теперь Совет капитанов представляет собой главную власть в городе, — сказал я.
Капитаны обменялись понимающими взглядами и кивнули в ответ.
— Это правильно, — выразил один из них общее мнение.
Власть капитанов в Порт-Каре практически не уменьшилась. Переворот, имевший целью уничтожить их всех разом, быстро, как удар убийцы, провалился. Выскользнувшие из приготовленной ловушки, забаррикадировавшиеся в зале заседаний капитаны остались в живых. А иные из членов Совета, к счастью для себя, вообще в этот день не присутствовали на заседании. Кроме того, корабли большинства владельцев обычно стоят причаленными неподалеку от их домов или владений, во внутренних водоемах или с наружной стороны здания. Корабли, что находились у городских причалов, пострадали также не сильно. Казалось, горели только пристани, принадлежавшие четырем убарам.
Я бросил взгляд на бухту и, через узкий, грязный Тамбер — на сияющие вдали просторы неповторимой Тассы.
В любой данный момент времени большинство кораблей Порт-Кара находится в море. Пять моих сейчас, например, тоже в плавании, а два стоят под погрузкой. Команды принадлежащих капитанам кораблей по возвращении на берег также поддержат своих начальников, а значит, и Совет капитанов. Конечно, довольно много кораблей, принадлежащих убарам, также находятся сейчас в море, но люди, опасающиеся за свою власть в городе, обычно держат в порту значительно больший процент своих судов, нежели обычный капитан. Думаю, силы четырех убаров — Чанга, Этеокля, Нигеля и Сулиуса Максимуса — в результате сегодняшнего инцидента уменьшились примерно наполовину, и если это так, в их распоряжении осталось примерно сто пятьдесят кораблей, большинство из которых сейчас в море.