Ребята доползли до средины реки. Несмотря на маскхалаты, их прекрасно было видно на снегу.
И если на том берегу были немцы, то они так же легко видели десантников, как и младший лейтенант.
Сержант Рябушка приподнялся на локте, оглянувшись назад и показал большой палец - все нормально, командир!
Гулкий выстрел тут же порвал тишину. Голова сержанта лопнула как арбуз и снег окрасился кровавыми ошметками. Тело его бессильно задергало ногами.
И правый берег зло полыхнул огнем.
Фонтаны пуль - то белые, то красные - взорвали безмятежную ледяную гладь реки.
Кто-то из бойцов бросился назад и тут же рухнул, пробитый очередью пулемета. Кто-то скорчился, вздрагивая при каждом попадании в тело. Кто-то тонко закричал, выстреливая не глядя обойму. Кто-то просто раскинул руки крестом, сгребая судорожными пальцами горячий от крови снег.
Третье отделение умерло за несколько секунд.
А на том берегу закричали что-то гортанно, и лес вдруг ожил. Хлопнул раз-другой миномет - разрывы разбили лед между лежащими трупами десантников, хлынула вода. Чье-то тело, чуть задержавшись на берегу проруби, свалилось в черную воду, чуть мелькнув на поверхности краем маскхалата и поднятой, скрюченной рукой.
Младший лейтенант, приоткрыв рот, смотрел на смерть своих ребят, а потом вдруг завопил:
-Огонь, огонь, огонь! - не замечая, что взвод уже давно палил по противоположному берегу из всего, что может стрелять.
В ответ били немецкие пулеметы, густо хлопали карабины. Еще одна команда - и по всему берегу встали серо-зеленые в страшных касках. И побежали вперед, спрыгивая с обрывчика и огибая воронки во льду. А минометчики немедленно перенесли огонь на берег, где засели русские десантники.
'Не меньше роты!' - мелькнула правильная, но трусливая мысль младшего лейтенанта.
-Отходим! - закричал он. Его бы никто не услышал, но цепь словно дожидалась приказа - рванув назад, в лес, к бригаде...
Как выяснилось позже, немцы не собирались преследовать передовой отряд десантников. Они просто отбросили их с берега Поломети, словно намекнув - 'Здесь вам не пройти!'. А заодно утопили в реке восемь мертвых и четверых тяжелораненых русских. И еще шутили: 'Раки в этом году будут мясистые...'
Этого не знал рядовой Ваня Никифоров. Он просто заблудился. Он не знал куда идти. Лыжные следы исчеркали весь лес. Они шли вдоль и поперек, крест-накрест. Но куда бы он не шел - везде было пусто. Следы поворачивали, закруглялись, пересекались...
Но людей не было.
А потом он сломал лыжу, наткнувшись на невидимый под снегом корень. Причем сломал вдоль, расщепив ее. Достав дрожащими руками скобы, попытался вогнать их в дерево. Не вышло. Не хватало сил. Тогда он достал суровые нитки и перемотал ими лыжу. Вроде бы держало. Но через пару десятков шагов нитка перетерлась об острый наст.
Тогда он сел и заплакал, уткнувшись в коленки. Обычный восемнадцати летний мальчишка. Ему было страшно. Черное небо равнодушно смотрело на него звездами из-подлобья Луны. Он посмотрел на нее мокрыми глазами. Слезы превращались в льдинки на щеках. Хотелось спать, равнодушное оцепенение мягко обняло кисти и ступни... Стало даже тепло.
Он помотал головой, стряхивая сон.
Поднялся.
И упрямо зашагал, хромая на сломанную лыжу, куда-то вперед, напевая про себя:
-Там вдали, за рекой, разгорались огни... В небе ясном заря догорала...
Через несколько десятков метров он увидел каких-то людей. И скинул непослушными руками винтовку с плеча.
-Хальт! - закричали ему люди.
-Вдруг вдали у реки, засверкали штыки - это белогвардейские цепи...
Винтовка словно сама выплюнула свинец. И ослепила Ваню, но он продолжал стрелять по направлению...
-И без страха отряд поскакал на врага...
Люди тоже плевались огнем в ответ.
Но рядовому Никифорову было все равно. Он прислонился спиной к какому-то дереву и стрелял, стрелял, стрелял - лихорадочно меняя обоймы, словно стараясь, что бы они не попали врагу в руки.
Он не замечал, что несколько немецких пуль уже пробили ему левое плечо, бедра и правое легкое. Он настолько замерз, что ему было все равно. Он не чувствовал ничего, кроме одного:
- Там вдали, за рекой, уж погасли огни, в небе ясном заря загоралась...Капли крови густой... Из груди молодой... - ему казалось, что он кричит, но он просто шептал.
Немцы для верности еще несколько раз выстрелили по упавшему большевистскому фанатику. Потом обыскали его и не нашли ничего, кроме двух гранат Ф-1, десятка обойм для винтовки СВТ и пяти рыбных консервов. Табака не было. Ваня так и не научился курить. Он просто пропал без вести. До сих пор никто не знает, попал ли он хоть в кого-нибудь...
6.
-Итак, давайте, герр Тарасов перейдем к действиям вашей бригады...
-Не моей...
-А чьей же? - удивился лейтенант.
Тарасов глубоко вздохнул:
-Цель бригаде была поставлена простая. Взять Демянск. По расчетам командования Северо-Западным фронтом, в котле должно находиться пятьдесят тысяч солдат и офицеров второго армейского корпуса. Из них сорок пять тысяч на передовой, пять тысяч в тылу.
Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать:
-Сколько, сколько?
-Пятьдесят тысяч.
Лейтенант покачал головой:
-Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза...
Тарасов криво улыбнулся:
-Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так?
-Вы хороший офицер, господин подполковник... - удивленно покачал головой лейтенант.
-Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котел на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки.
Лейтенант еще больше удивился:
-Ваше командование...
-Генерал-лейтенант Курочкин...
-Он... Представлял себе трудность подобной задачи?
Тарасов засмеялся...
**
Февральское небо било гроздьями звезд по земле.
Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион... Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника.
-Коль, смотри как красиво! Какая излучина...
-Вижу... Вот там и там поставить два пулемета и под фланкирующий огонь...
-Коля! Ну так же нельзя!
-Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне...
Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом.
-Николай Ефимович! - начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо здесь, обычно, и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги.
-Итак, Николай Ефимович, чаю?
Тарасов кивнул.
Ватутин приоткрыл дверь и крикнул:
-Два чая мне. С лимоном. И это... Печенья овсяного!
-Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, осторожно начал Ватутин.
-Товарищ генерал-майор, я понимаю, - Тарасов никогда не был деликатным. - Вы что-то хотели от меня?
Ватутин почесал нос:
-Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так?
-Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной! - оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры...- Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но...
Ватутин зло сплюнул на пол:
-Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить!
-А о чем, Николай Федорович? - Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно.
-О бригаде! Спасибо! - Дверь приоткрылась и адъютант, в звании старлея, протянул поднос двумя стаканами чая и двумя блюдцами. На одном желтил посахаренным лимон, на другом коричневело овсяное печенье.
Тарасов взял за ручку подстаканника свой чай и осторожно подул на кипяток. Потом взял печеньку с блюдца. Надя такие любила, да...
-Николай Ефимович! - Ватутин бросил дольку лимона в стакан и зазвенел ложкой. - Ваша бригада идет первой. Идет тихо, осторожно, обеспечивает лагерь в котле у немцев. За вами идет гриневская - двести четвертая. Параллельно вторая маневренная под Лычково свою задачу выполняет...
-Я уже знаю, Николай Федорович, - отхлебнул Тарасов чай. Крепкий, кстати. И положил в стакан лимон.
-Я волнуюсь за связь, товарищ подполковник. Не будет связи, не будет операции. Сумеете обеспечить?
-А что мне остается делать, товарищ генерал-майор? Конечно, обеспечу!
Ватутин потер красные глаза:
-Ошибка в одну цифру и продукты с боеприпасами будут сброшены немцам. Понимаете?
-За кого вы меня держите-то? - начал вскипать Тарасов.
-За командира бригады, которая может решить исход всей зимней кампании. А значит всей войны. Это наш первый - слышите? ПЕРВЫЙ! Котел! Пятьдесят тысяч немцев там. Пятьдесят! Строем этих сволочей проведем по Москве. А самое главное - дыра тут будет. Смотри! - Ватутин вскочил и рубанул рукой по карте, отсекая весь левый фланг фрицев. - И из этой дыры мы ударим до Прибалтики. До Балтики! И вся группа армий 'Север' в Сибирь поедет! Куда они так стремились! Сссуки! Ленинград освободим!
Глаза Ватутина горели яростным огнем
-Ты, Ефимыч, только своё дело сделай! А мы уж тебя поддержим. Мы сдюжим. А ты сделаешь?
Тарасов дохлебнул чай:
-Сможем, товарищ генерал-майор!
-Коньячку?
-Нет. Спасибо. Я не пью...
-Правильно! Не пей! Связь, главное связь!
Подполковник Тарасов вышел на крыльцо и снова посмотрел в морозное небо. Звезды, звезды... Кому вы светите сегодня, звезды? Кому на погоны упадете завтра? Кому на могилы?
Тарасов открутил крышку фляги. Понюхал. Поморщился. Хлебнул водки. Опять поморщился.
-В бригаду!
-Есть, товарищ подполковник!
Старший сержант Подавалов - комвзвода ездовых - нещадно стегнул лошадку по спине. Лошадка мотнула мохнатой головой и потрюхала санями в расположение первой маневренной воздушно...
Лошадка знала, что ее там покормят...
**
-Как жрать-то охота... - грустно сказал рядовой Ефимов, безуспешно обыскав в очередной раз свой рюкзак.
-Заткнись, а? - старшина Шамриков плюнул в снег. - Без тебя тошно.
Странно, но вот такое бывает на фронте.
Старшине было полсотни два года. На фоне восемнадцатилетних мальчишек он казался стариком. А вот добился же чтобы его зачислили в десантную бригаду. Он пришел в Монино, где проходили десантники последние свои обучения, своим ходом, прямо из госпиталя. Наплевав на патрули, на предписание, на все на свете - грея на груди письмо, переданное ему в госпиталь из рук в руки, а потому безцензурное:
'Здравствуй, папа! Наконец-то нас отправляют на фронт. Вскорости будем прыгать на головы немцам. Сейчас заканчиваем тренировки. Маме не пиши ничего. Я сам напишу. Мы сейчас в Монино. Прыгаем с парашютами. Извини за почерк. Спешу. Ты-то как? Как рука? Все, бегу, зовут. Твой сын Артем'
Когда старшина прочитал записку, то понял, что должен повидать сына. Полгода на фронте - от Гомеля до Москвы - смерть, кровь и грязь. И Артемка, глупыш, прыгает туда... В эту смерть, кровь и грязь...
Всеми правдами, под угрозой обвинения в дезертирстве, старшина Шамриков добрался до расположения десантников. И уговорил подполковника Тарасова взять его в бригаду.
Как он орал на старшину....
Перестал после одной фразы:
-Товарищ подполковник... Негоже, когда поперек батьки в пекло...
-Старшина, ты сам посуди... Нелегко ведь будет... - Тарасов чесал в затылке, думая как избавиться от этого крепкого, сильного, но... Но уже не молодого старшины.
Старшина Шамриков помялся, а потом сказал:
-Вона, говорят, девки с вами идут. Нешто, девки меня лучше?
-Девки моложе...
-И глупее.
-Мне, старшина, не ум нужен. А сила и выносливость.
Шамриков шмыгнул носом:
-Ну так спытай...
На всеобщее удивление Шамриков уложился во все нормативы. А по некоторым - укладка парашюта, сборка-разборка 'СВТ' - даже опередил некоторых мальчишек.
А последним аргументом для командования бригады стали слова старшины:
-Вот, кабы, товарищ подполковник, твой сын был бы, так ты думаю вприпрыжку бы побежал за ним...
И Тарасов согласился. Хотя и скрепя сердце...
И вот сейчас старшина Шамриков лежал в снежном окопе - где-то внутри Демянского котла - и выслушивал стоны рядового Ефимова - единственного своего подчиненного из ездового взвода. Смех один. Ездовых на весь батальон - два человека. И без лошадей. Принеси-подай. А вот что ты - штатное расписание! Зато Артемка рядом...
-Дядь Вов... Ну, ведь есть что пожрать у тебя, а?
-Нету. Вчера вечером с тобой последний сухарь дожрали.
-Куркуль, ты, дядь Вов... - Ефимов перевернулся на другой бок и подогнул ноги к животу. Так, почему-то, хотелось есть меньше.
-Снег жри, поди полегчает... - флегматично ответил старшина Шамриков. - Говорят, скоро продукты сбросят. Вот тогда и пожрешь, как следует.
-Злой, ты, дядя Вова... - вздохнул Ефимов, снова переворачиваясь на другой бок.
-Ага. Злой. И что?
-Да ничего... Так... Стой, кто идет! - рядовой подскочил, как смог, выставив перед собой трехлинейку.
-Не ори, а? Иди-ка погуляй... - Сержант Шамриков прохрустел снегом мимо рядового, откинув рукой штык винтовки Ефимова.
Тот оглянулся на старшину:
-Гуляй, Вася, гуляй...
-Я Сережа! - воскликнул Ефимов.
-Насрать. Гуляй, боец! - старшина Шамриков почесал нос. Когда Ефимов скрылся в зарослях, он спросил сына:
-Ну как ты?
-Бать, дай закурить?
-Ты же вроде бросил перед операцией, м?
-Снова начал. Дай закурить, не нуди, а? - младший Шамриков протянул дрожащую руку к отцу.
-Артемка... Последняя... Сам смотри...
Старшина достал из вещмешка бумажный кулек:
-Ладошки подставь...
Артем сноровисто подставил ковшичком ладони. Старший Шамриков не спеша, аккуратненько, развернул сверток. Затем - так же аккуратно - оторвал кусочек газеты, сложил его пополам, насыпал в него табачные крошки и, лизнув края, свернул цигарочку. Потом не спеша понюхал ее, глубоко вдыхая...
-Бать... Не томи, а?
-Помолчи. Огонь давай, да?
Сержант Шамриков торопливо щелкнул немецкой зажигалкой, подаренной ему старшиной Шамриковым перед выходом бригады в котел.
Дядя Вова глубоко затянулся... Раз... Другой... Потом протянул самокрутку сыну.
-Бля... Хорошо-то как... - дымом промолвил... Именно промолвил, не сказал, не крикнул, а промолвил, почти шепотом тот. - Аж голова кругом...
-Жрать небось хочешь?
Артем, ошалело глядя в синее мартовское небо, только кивнул...
-На... - протянул старший Шамриков сыну сухарь. - Последний, Артемка.
Тот, опьянённый долгожданным никотином, лениво стал его грызть:
-Вот оно счастье-то... Бать... - по рукам Артема пробежали иголочки, голова зашумела, пальцы онемели:
-М?
-Почему мне так мало надо? Пара затяжек и сухарь... И я счастлив...
-Блевать не вздумай, счастливый. И чинарик отдай.
-На...
Старший Шамриков осторожно вытащил окурок из рук сына и сделал еще пару пыхов:
-Думать чего-то надо, Артемка. Иначе сдохнем тут и мамка не дождется....
Старшина не успел ответить. По лесу захлопали выстрелы немецких карабинов...
7.
-Я не понимаю, вашего командования, подполковник! - лейтенант встал и нервно заходил из стороны в сторону, цокая сапогами по половицам. - Как можно бросать легкую пехоту, пусть и элитную, в тыл армейского корпуса, ставя такие задачи и основываясь на ошибочных разведданных?
Тарасов молчал, следя за разволновавшимся лейтенантом. Тот остановился и, навалившись над столом, непонимающим взглядом уставился на подполковника:
-Поверьте, я потомственный военный. Мой дед - Альфред фон Вальдерзее был начальником генерального штаба Второго Рейха! Сам Шлиффен был его преемником! Мой отец - был начальником штаба восьмой германской армии, разбившей ваших Самсонова и Рененнкампфа в четырнадцатом году под Танненбергом! Вам, вообще, известны эти имена?
Тарасов ухмыльнулся про себя над каким-то детским высокомерием лейтенанта. Похоже немец и не осознавал своего отношения к русским.
-Мы, герр лейтенант, академиев не заканчивали...
-Что? Я не понимаю вас!
-Но я прекрасно знаю, что вашего батюшку, после поражения на первой стадии операции вместе с командующим генералом Притвицем сняли с должностей. Победу одержали Гинденбург и Людендорф. А вернее, дополнительные два с половиной корпуса, переброшенных из Франции. Не так ли?
Лейтенант онемел от наглости пленного. От наглости и ухмылки.
-Хорошо, - сел фон Вальдерзее. - Если у вас в Красной армии все такие умные, почему же вас все-таки бросили на верную смерть? Без нормального оружия, без достаточного количества боеприпасов, без продовольствия, наконец?
-Герр лейтенант... Можно вам задать вопрос?
Юрген подумал и кивнул:
-Почему ваш корпус цепляется за эти болота, находясь в окружении, имея огромные проблемы со снабжением. Не лучше ли, с военной точки зрения, прорвать кольцо и, соединившись с армией, вывести дивизии. Какова ценность этих болот?
Лейтенант подумал с минуту. Встал. Опять подошел к окну. И, не глядя на Тарасова, сказал:
-Таков приказ. Приказ фюрера. Крепость Демянск - это пистолет направленный в сердце России. Нам приказано удерживать эту крепость до последнего человека.
Тарасов молчал. А немец продолжил: