Шишкин стал сыпать названиями деревень и сел, где по его расчетам, немцы должны были оставить гарнизоны.
-В бой не вступать. Провести визуальное наблюдение сделать выводы и возвращаться. Утром же выдвинемся к наиболее лакомому кусочку. Как считаете, товарищи командиры?
А командиры были не против. Разве поспоришь с мнением командования? Тем паче, что решение было единственно разумным в данной ситуации...
Совещание закончилось за час до наступления сумерек.
-Малеев, останься, - приказал Тарасов командиру разведчиков. - Задача понятна?
-Обижаете, товарищ подполковник... - забасил тот. - Что я, пень какой?
-Павел Федулович, - обратился Тарасов к старшему лейтенанту. - От тебя жизнь пацанов зависит. И судьба операции в итоге. Понимаешь? Минимум действий, максимум внимания. Придержи своих орлов комнатных.
-Чего это комнатных-то? - привычно обиделся Малеев на привычную шутку командира.
-А то знаю, хоть и ходят, аки тени отца Гамлета, а немцам глотки хотят порезать. Так?
-А как же...
-Вот именно сегодня и не надо резать. Успеете еще.
-Языки?
-Брать. Желательно фона какого-нибудь.
-Будет вам фон. Хотите этого... Как его... Брык... Бряк... - Малеев никак не мог запомнить фамилию командующего окруженной Демянской группировкой.
-Брокдорфа-Алефельда. Тоже неплохо. Но это потом. Ты мне сначала доставь сведения о продуктовых складах. Подкрепимся и будем этого фона по всему графству гонять.
Старший лейтенант не понял:
-По какому графству?
Тарасов засмеялся во все тридцать два зуба:
-А еще разведка... Ты что, не знаешь, что немцы котел 'Демянским графством' называют?
Малеев ошеломленно захлопал глазами:
-Первый раз слышу...
-Иди бойцов собирай, Павел Федулович. С Богом!
Тарасов похлопал по плечу медведистого разведчика.
Тот козырнул и умчался к своим архаровцам.
Тарасов вздохнул и отправился обратно в свою снежную яму, по недоразумению названную блиндажом.
Но дойти не успел. Его перехватил связист:
-Товарищ командир! Радиограмма из штаба фронта!
**
Ночь. Темнота такая, что можно глаз выколоть. По-настоящему глаз выткнуть... Наткнувшись на ветку в буреломе.
Наверное, только русские люди умеют потеть в двадцатиградусный мороз.
А знаете почему?
Все просто.
Русский - это прилагательное. Он приложен к своей стране. Немец, англичанин, американец, француз - они существительные. Пока они существуют - существуют и их страны. Но убей немца - не будет и Германии.
Убей американца - не будет Америки.
Убей русского - не будет русского. А Россия останется. И другой русский придет... Через бурелом, через ночь, через сугробы.
И пот щиплет глаза, стекая из-под шерстяного подшлемника.
Темень такая, что видно только белеющий под ногами снег. Пять километров по бурелому за три часа. Почти каждый шаг - в перелет кустов. Пять километров - и котелок пота с каждого. И еще одна сломанная лыжа - бойца пришлось отправить обратно по следам. Гадство... А ведь надо вернуться с докладом к шести утра. Что там в этом Опуево?
Малеев сказал командиру разведгруппы, что - возможно! не более! просто возможно! - в Малом Опуево штаб какой-то там мекленбуржской дивизии.
Деревья внезапно стали расступаться.
-Дорога, командир! Зимник! - остановился внезапно Ваня Кочуров, тот который тропил снег последние десять минут. - Глеб, позырь!
Отделение рухнуло в сугроб, скрипнув снегом. А потом, сержант Глеб Клепиков пополз вперед. Рассмотреть - что там и как...
Глеб подождал в придорожных кустах минут пять. Тишина. Никого. Только звездное небо и тихое потрескивание замороженых веток... Тишина...
Сержант поднялся и боком - лесенкой переставляя лыжи - поднялся на дорогу.
-Наезженная. Машины ходят. И сани! - крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.
На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонки, а потом все более басовитый гул автомобиля.
Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение - он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине - 'Стоп!'.
Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.
Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось и немец грубо облаял десантника. Что он говорил - сержант не понял, разобрав только одно слово - 'Идиёттен'. Водитель даже не понял, что перед ним русский.
Глеб лениво подошел к дверце шофера и жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:
-Хенде хох, скотина нерусская! Ком цу мир!
А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол СВТ, нежно коснувшийся арийского носа.
Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил. Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.
-Хлипкий какой... - сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.
А десантники уже спористо окружили легковушку.
Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем - какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.
-Вань, автомат забери...
Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему - начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи - маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар... Потом протянул мешок, лежащий рядом.
-Братцы! Консервы! Хлеб! - радостно крикнул кто-то из бойцов. - И шоколад!
Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:
-Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! - и трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.
Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.
-Чего он орет? - засмеялся Кочуров.
-Какать хочет... Вот и орет, - буркнул Клепиков. - Ладно, пошли.
-А этими что?
-Черт с ним. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него... Невзрачный какой-то старикашка.
-И водителя?
-А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини...
Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.
-Вперед, к Опуево! - скомандовал Клепиков. - Времени мало...
И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.
А утром - разведав подступы к деревне - бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошел с трофеями к капитану Малееву...
Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты - капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.
-Ну что, бойцы... Молодцы! Трофеи знатные... Особенно пистолетик. Награду заслужили...
-Да что вы, товарищ капитан... - засмеялись десантники. - Мы ж не ради награды...
-Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после после разговора с комбригом.
Бойцы окаменели.
-Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел? Капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.
-Расстрелять к чертовой матери этих шляп! - раздался голос Тарасова. Подполковник обошел строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил - кулаком с погонами - сержанта поддых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:
-Товарищ подполковник... - вмешался Мачихин.
-Товарищ комиссар! - взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.
-Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков...
9.
Фон Вальдерзее покачал головой:
-И что... Их...
-Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
-Но... Но это же преступление...
-Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
-Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков...
9.
Фон Вальдерзее покачал головой:
-И что... Их...
-Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
-Но... Но это же преступление...
-Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
Лейтенант откинулся на стуле:
-К счастью нет. Только слышал со слов пленных.
-Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, - Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.
-Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал...
Лейтенант довольно усмехнулся:
-Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!
Тарасов засмеялся:
-Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!
-Николай Ефимович! - как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук 'Ч'. У него получалось - 'Ефимовитч'. - Ваши бойцы остановили тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга - главного интенданта корпуса. Не более.
-И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов...
-Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник... Почему вы все время улыбаетесь?
-Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали...
**
-Итак, товарищи политработники, приступим. На повестке дня несколько вопросов. Первый - благодушное отношение бойцов бригады к выполняемым боевым обязанностям. Я думаю, все из вас в курсе, что произошло сегодня ночью? - комиссар бригады обвел строгим взглядом своих подчиненных. Сидели они в свежепостроенном большом шалаше. В углу трещала маленькая печечка-буржуечка, притащенная одним из отделений разведчиков. Тепла давала мало, зато дыма много. Рядовой даже сделал дощечку, которой махал как можно бесшумнее в сторону выхода. Не ахти как, но у него получалось.
-Александр Ильич, - обратился к комиссару политрук разведроты.
-Не перебивай, - обрезал того Мачихин. - С тобой отдельный разговор. Что в других подразделениях? Такие же баптисты воюют или хуже?
Младший политрук Калиничев, военный комиссар отдельной зенитно-пулеметной бригады встал, покашливая и поправляя полушубок:
-Товарищ... Кхм... Товарищ военком, ну парни необстрелянные. Они фрица живого еще толком не видели. Добрые они, характер у нас такой, вятский...
-Не добрые! Не добрые, товарищ младший политрук! А добренькие! Над нами вся армия, да что там... Весь фронт смеяться будет! Генерала фрицевского упустили по доброте душевной. Невзрачный он показался бойцам, мать их ети за ногу да в голубое небо...
Мачихин матерился редко. Но метко. Как стрелял. Должность обязывала быть примером во всем.
-А это, товарищи политработники, ваша недоработка, что бойцы недооценивают противника. Нет. Не так. Не противника. Врага. Кто из вас был на фронте?
Несколько молча человек подняли руки.
-Деревни сожженные видели? Когда трубы, как пальцы торчат? Черные такие, богу в харю тычут. Видели?
Фронтовики кивнули.
Мачихин помолчал, обведя взглядом политруков. Потом достал из кармана смятый листок, расправил его и стал читать:
-Ефрейтор Хеккель из дивизии 'Мертвая голова' пишет свое жене: 'Скоро ты будешь иметь столько славянских рабов, сколько пожелаешь. Мы станем помещиками, у нас будет земля, столько сколько мы пожелаем'. Донесите эти слова до бойцов. Слово в слово донесите. Это приказ. Письмо это добыли разведчики младшего лейтенанта Михаила Бурдэ. В следующей ситуации. Группа товарища Бурдэ возвращалась из разведки. Проходя мимо деревни Малый Заход, они обнаружили, что на окраине села немцы приготовили виселицу. И собираются повесить двух человек. Мужчину и женщину. Бойцы младшего лейтенанта не задумались, как отделение сержанта Клепикова. Они просто открыли огонь. И отбили людей. И положили, согласно их докладу - двадцать фрицев. И никого не потеряли. Эффект неожиданности, так сказать. В кармане у одного из убитых добыли это письмо, которое я вам процитировал. Товарищи Шишкин и Гриншпун так же требовали наказания и этих разведчиков. За раскрытие бригады. И по своему были правы...
-Да что, Шишкин совсем с ума сошел, что ли? - вскочил всегда несдержанный военком четвертого батальона. - У него совесть есть? Это же наши! Это же советские люди!!
-А ты, товарищ Куклин, не кричи на весь лес. Особый отдел мы переубедили. На то мы и комиссары, чтобы воевать за людей не оружием, а словом, прежде всего. Но и оружием тоже, - Мачихин опять потер глаза. - Так что, требую от вас, товарищи политработники донести эти факты до личного состава. И донести так, чтобы каждый, я подчеркиваю, каждый боец понял - зачем мы тут и с какой целью.
-Александр Ильич, что там с газетами?
-Газеты? Газеты будут вместе с продуктами. Когда наладим снабжение. Не забывайте. Мы в самом начале пути. И забота о продуктах лежит, кстати, и на нас. Помогайте командирам. Вся операция на наших плечах держится. Боец в бой идет по приказу командира и смотрит на комиссара - где он и как он. Спать - позже всех, вставать - раньше всех. Вперед идти - первому, есть - последнему. Все понятно?
-А с штрафниками что? Которые генерала упустили? - снова подал голос Куклин.
-Что, что... Отправили их туалеты копать. А что с ними еще прикажете делать?
Неожиданный минометный разрыв едва не уронил стенку шалаша.
-К бою! - закричал чей-то хриплый голос снаружи и политработники, один за другим, стали выскакивать на воздух.
А дневальный тихо матерился, прикрывая дощечкой продырявленный осколком бок печечки.
**
-Ты сержант, все-таки полный дурак. Нет. Не так. Ты абсолютный дурак. Полный, безнадежный и беспутый дурак. Это же надо... Невзрачный старикашка... Еще и зажигалку ему с портсигаром отдал, - ворчал Кочуров на командира отделения, долбя промерзлую землю малой саперной лопаткой.
-И портсигар с часами. Часы золотые, между прочим... - подтвердил Саня Щетнев - молодой пацан из Северодвинска, неведомым путем попавший осенью сорок первого в Кировскую область, где и пошел добровольцем в десантники.
-Заткнитесь мужики, а? - сержант Клепиков разогнулся, потирая ноющую поясницу. - И так хреново. Долбим тут, м-мать, сортирную яму...
-А кто виноват? - Щетнев встал с колен. - Кабы ты генерала того не отпустил, так сейчас бы медали получали. Или ордена.
Клепиков виновато поджал губы и снова стал долбить землю.
Минут через двадцать через лед стала сочиться вода. Ледяная. Рука выдерживала ее секунд десять. Потом судорогой начинало схватывало мышцы. Наконец, углубились, примерно на полметра. Перекурили трофейными сигаретами.
-Ну что, мужики, будем жребий бросать? - устало сказал рядовой Кочуров, передавая сержанту треть окурка.
-Не... По старшинству пойдем. Я первый. - Клепиков жадно затянулся и собрался уже прыгать валенками в ледяную жижу, замерзавшую на глазах, не смотря на солнце.
Щетнев глубоко зевнул. Мартовское солнце хотя и не грело толком, но припекало. И после бессонной ночи хотелось спать, спать спать...
-Рот закрой, а то ворона насерет! - рявкнул командирским голосом подошедший незаметно военврач. - Готова яма?
-Еще нет, товарищ военврач третьего ранга! - бойцы подскочили как куклы на веревочках.
Военврач посмотрел на жижу:
-Достаточно. А ты, боец, не вздумай в эту чачу лазать. Понял? - врач был устал и зол.
-Дык, товарищ военврач, углубить бы надо...
Военврач третьего ранга Николай Попов махнул, вместо ответа, бойцам державшим чуть в отдалении тяжелую плащ-палатку, провисшую почти до снега.
Санитары сноровисто подбежали и стали ссыпать в яму валенки с торчащими оттуда обпилками костей и мяса.
Много валенок.
По верху черной торфяной жижи побежали ручейки красного.
Бойцы, не отрывая глаз, смотрели на это.
-Закапывайте, - равнодушно сказал военврач.
Десантники не шевельнулись.
-Закапывайте!
Попов закурил, с присвистом втягивая воздух ощерившимся ртом:
-А если ты, сержант, полезешь в воду в валенках,я лично тебя пристрелю. За измену Родине.
Сержант сглотнул, глядя на тонущие в яме окровавленные кости:
-А Родина-то тут причем?
Военврач протянул ему окурок:
-Родина - это девка, которая тебя с ногами дома ждет. Понял?
Клепиков кивнул. И мигнул дольше обычного.
-А глаза-то не закрывай. Смотри. И учись. И немца - убей. Встретишь - сразу убей. Иначе не то что ногу, а тебя тут похороню. Или друзей твоих. Понял, сержант?
Клепиков снова кивнул. Но военврач уже не смотрел на него. Он возвращался назад. Его ждали новые ампутации обмороженных ног. Не глядя назад он кинул: