Варди Соларстейн Из вереска напиток забыт давным-давно…
Хеорт[1] Медовар отвлекся от своей работы и прислушался. Даже сквозь стены он услышал, как к дому со стороны заката, нарастая с каждой секундой, приближался звук знакомых бубенцов. Хозяин дома был рослым, светловолосым, как и все выходцы из Норвегии, мужчиной в самом расцвете лет: крепкий, но еще не старый, однако уже глубоко познавший жизнь. Он отложил в сторону недоделанную коповушку и крикнул сыновьям, чтобы те притушили лампады у обоих входов. Длинный дом, за исключением своего центрального места с креслом хозяина, погрузился во тьму.
Судя по предупреждающему перезвону, неожиданный гость остановился у западного крыла длинного дома. Трое, отец и двое его сыновей, смотрели на этот вход в полном молчании, не задавая вопросов. Северянам несвойственно суетиться, они все делают наверняка. Медленно, как застоявшийся мед, протекло несколько томительных минут, но, казалось, ничего не происходило. Лишь шипело танцующее пламя в лампадах, отбрасывая на стены, украшенные узорчатым дорогим полотном, прыгающие блики. Неожиданно с восточного, противоположного, «женского» входа мелькнула тень огромной кошки.
— Я приветствую тебя, госпожа! — склонился в поклоне Хеорт. — Что вновь привело тебя к нам?
— А ты хитрец, даже и не догадываешься? — красивая женщина вышла из таинственного полумрака в освещенный круг. Походка у гостьи была такая призывная, а движения настолько грациозны, что оба отпрыска викинга нервно сглотнули.
— Грядет решающая битва, а тебе и дела нет!
— Лодин[2], Стурла[3], возьмите курей, яйца из курятника и покормите слуг госпожи Фрейи. И делайте это не торопясь! — хозяин дома повелительным тоном дал понять своим сыновьям, что им самое время выметаться из дома, и придумал такой, внешне благовидный предлог. Как всем известно — повозку богини Фрейи тянут кошки. Кошки, которые раньше были людьми, но теперь служат богине в новом обличье.
Гостья дождалась, пока рослые, светловолосые сыновья викинга, покинут дом, а затем с кошачьей грацией прильнула к Хеорту.
— Мой олень! — замурлыкала женщина, запорхав руками по кряжистой фигуре. — Я тоже хочу откушать с дороги! Чем я хуже моих кошечек? Хочу оленятины!
Она призывно облизнулась, а затем, полностью прижавшись всем телом, жарко обняла Хеорта. Хозяин дома усмехнулся. И, совершенно без всякого благоговения к божественному статусу, мягко отстранил женщину.
— Значит, пришла проводить в последний путь? Все настолько плохо? — прозорливо предположил викинг. — Уж больно ласковая.
— Давай не будем сегодня о плохом! — сделала попытку увильнуть от разговора на неприятные темы собеседница.
— Почему, во имя чего опять поднялась эта буря мечей? — не внял богине Хеорт. — Снова, как всегда, боги чего-то не поделили? На эту землю пришел полтораста лет назад мой прапрадед. Эта земля уже наша по праву рождения пяти поколений. Мы такие же ирландцы, как местные кельты. Они тоже пришлые на «Зеленый остров». Каждый год на этих изумрудных лугах льется кровь — когда, Фрейя, когда это прекратится?
— Ты сам знаешь — когда боги перестанут собачиться между собой, то есть после Рагнарека. Но там будут новые боги и новые свары! — собеседница легко выдала главную тайну богов простому смертному. — Ты боишься смерти, Хеорт? Вот уж не подумала бы.
— Однажды каждый должен умереть, Фрейя! — ответил викинг суровой скандинавской поговоркой. — Мне просто не нравится, что люди слабы и смертны. И самое главное — не властны над своей судьбой.
— Трусливый олень! — засмеялась женщина, явно дразня собеседника.
— Красивое ожерелье, — указал Хеорт на роскошное украшение, висящее на шее богини. — А это правда, что тебе пришлось переспать сразу с четырьмя гномами, чтобы они отдали его тебе?
Фрейя вспыхнула и немедленно выдала насмешнику звонкую пощечину. Ведь ничего на свете нет острее и больнее правды.
Викинг словно ждал этого, он бросился на нее, обхватил руками, упирающуюся, сильно прижал к себе, а затем грубо бросил на скамью, покрытую волчьей шкурой.
Сыновья викинга, сейчас занятые на улице приготовлением еды для тех, кто привез сюда из Асгарда богиню, услышав возню в доме, насторожились. А затем, когда звуки борьбы сменили ритмичные женские вскрикивания, с улыбкой переглянулись. Они уже почти перестали удивляться этим визитам, воспринимая их как должное. Ведь их отец — сам Хеорт-медовар, тот, кто хранит тайну приготовления «верескового меда» — напитка бессмертия и вечного здоровья. А таким изысканным яством не брезгуют и боги. А некоторые особо впечатлительные богини даже, можно сказать, тропу протоптали с горних синей.
Женщина привстала с ложа и сняла пучок высушенного вереска, висящего на шпагате вдоль стены. Поднеся к лицу, она полной грудью вдохнула в себя аромат, слабый, но все еще ощутимый.
— Вереск… загадочное, удивительное растение. Оно первое селится в пустошах. На абсолютно неприспособленной к жизни земле. А всего через полвека землепашец там, где рос вереск, уже может посеять зерно и получить урожай. Он несет жизнь людям, — притягательно потянувшись всем телом, богиня повесила вереск обратно.
— А все боги, кроме жизни, обычно и смерть, — бесстрашный викинг в постельном разговоре с богиней в словах себя не ограничивал.
Фрея, которой пассаж «про всех богов» не понравился, поспешила перейти на отдельные личности:
— Бог Один против того, чтобы секрет бессмертия стал известен людям.
— А я кто? — неподдельно удивился Хеорт. — Уже не человек? По-моему, я только что тебе доказал, кто из нас человек, а кто женщина. Какая ему разница — у богов есть же яблоки Идун. И мы не можем путешествовать по девяти мирам.
— А вдруг твои сыновья смогут и это? Расскажи мне свой секрет. Как ты готовишь свой волшебный мед? — женщина прильнула и буквально промурлыкала это как кошка.
— Если я расскажу, то даже тебе может не поздоровиться, — высказал свои опасения по поводу опасности владения тайной скандинав. — Почему Один против того, что я хочу сделать? Ну и что оттого, что люди станут бессмертными — какое дело до этого богам? Молиться им от этого не перестанут.
Молчание богини стало красноречивым ответом.
— Фрейя! Скажи, что предначертано, я не боюсь узнать и принять будущее!
— Над девятью мирами разносится погребальный плач, — не выдержала Фрея обращенной к ней мольбы. — Двенадцать валькирий начали ткать полотно и затянули песню печали. Нити у них для этого полотна из человеческих кишок, а слова про смерть. Все, кто пойдет в бой против Бриана, короля ирландцев — умрут!
— А я слышал, что если бой будет в пятницу, в день Фрейи[4], то Бриан сам погибнет, пусть и победит. — Хеорт оказался в курсе приготовлений «скандинавской партии» к финальной битве.
Фрейя согласно кивнула, а Хранитель тайны вереска обличающее продолжил:
— Возможно, что в результате сражения погибнет чуть больше людей, чем надо, а победителям станет хуже, чем побежденным. В выигрыше окажется только Один — который хорошо пополнит свою дружину павшими в этом бою героями.
Хеорт не зря оказался хранителем тайны бессмертного напитка. Мудрый скандинав познал жизнь — и сейчас бесстрашно озвучил причины происходящего, не стесняясь ничего. Тому, кто знает, что скоро умрет, и принял это — мало что страшно. Ирония судьбы и коварство воли богов было в том, что Хеорт недавно познал секрет напитка, способного даровать бессмертие.
— Никто не знает, что задумал Один и каким путем он к этому идет. Сейчас все смешалось на Изумрудном острове. Новый бог, старые боги, кельты, белые и черные викинги, пикты. Даже представить страшно — здесь сейчас сто королевств! Корольки, короли, короли королей и прочие титулы — в которых даже такие знатоки законов, как Тюр и Форсети, просто путаются! — со смехом поведала Фрея, уйдя от конкретного разговора о богах и сражениях.
— Люди говорят: в самом начале ты приехала на колесницах, запряженных львами, к Одину, который тогда был всего лишь удачливым вождем воинственного племени. И это ты научила его всему. Говорят, ты любишь выдающихся мужчин.
Хеорт не ждал в ответ на такое откровение простого подтверждения. Она повернула к нему лицо и впилась пронзительным взглядом, руки сжали до белых костяшек волчью шкуру.
— Да, я люблю необычных людей! — с достоинством, подобающим богине, подтвердила она. — Великих воинов — как Один. Гениальных зельеваров — как ты. Если скальд талантлив — могу полюбить и его. Но я не смогу тебя сделать богом… Теперь все иначе.
— Ты знаешь, что я никогда бы не стал просить за себя, — с угрюмой гордостью процедил викинг и зло тряхнул головой.
Белые волосы, не связанные ремешком, коснулись обнаженного плеча женщины. Она попыталась обнять любовника и притянуть к себе, но тот не поддался. Хеорт взял ее за подбородок и, поймав взгляд, добившись полной внимательности, начал разговор на тему, волнующую его больше всего:
— Павших в битве воинов с поля боя забирают валькирии в чертог Одина. Это известно всем и скальды постоянно об этом слагают висы. Но мало кто задумывается о том, что половина воинов попадает в многоскамейную палату Сессрумнир, что возведена в чертоге Фолькванг в Асгарде, и палата эта принадлежит богине Фрейе. И самое главное — у этой богини есть право первой выбрать среди павших свою половину. Совершить отбор для личной дружины раньше Одина.
— Если человек погиб с мечом в руке, — уточнила древнюю формулу Фрейя, — то он считается принесенным в жертву древним богам. Я поняла, о ком ты просишь. И сделаю, что могу.
— Ты обещала, Фрейя. Помни об этом! — с нажимом повторил мужчина.
Женщина поджала губки и прямо обвинила партнера по постели:
— Ты только что мою любовь поменял на это обещание! Ты тупой и глупый! Нет, не олень — ты подлый козел! Я превращу тебя в козла!
Мужчина усмехнулся и, схватив разбушевавшуюся богиню рукой за шею, вновь пригнул к ложу лицом вниз, сделав это довольно грубо.
— Повозку бога войны Тора возят козлы. И для его врагов нет животных страшней. А я тебе сейчас устрою последнюю битву…
Спустя несколько секунд чувственные женские стоны вновь зазвучали в чертогах белого викинга.
Ранним утром огромная кошка выскользнула из длинного дома. Над землей стоял плотный тяжелый туман, вполне обычный в середине апреля для этих мест. Подбежав к внешнему амбару, который хранил для хозяина хутора излишки сена и куда на эту ночь Хеорт отослал своих сыновей, она тихонько призывно мяукнула. Через минуту из дверей вышли, потягиваясь, шаловливо скрипнув бронзовыми петлями, четыре рыжеголовые девицы, стройные и красивые, какими могут быть метиски кельтско-скандинавского происхождения. Апрельскими ночами холодно и ночевать на сеновале лучше в компании. Одна за другой, девушки за пару-тройку секунд, обратились в крупных симпатичных рыжих кошек. Взяв в зубы ремни, ведущие к небольшой тележке, в которую запрыгнула их хозяйка, кошки резво попрыгали на север. Звон серебряных бубенцов, развешанных на ремнях, весело разнесся над холодным полем.
Они не успели отъехать достаточно далеко, как утренние темные свинцовые тучи раздвинулись и огромное копье, прилетев с небес, воткнулось прямо перед повозкой. Коляска, налетев на древко, опрокинулась, но богиня в образе кошки, проявив нечеловеческую реакцию, успела выпрыгнуть из нее за мгновение до столкновения.
Белый тонкий туман над полем загустел, набрал объем, раздался, пошел огромными клубами. Коляска с испуганными кошками оказалась в плотном кольце, как на дне колодца из белого мутного стекла. Из молока пелены выпрыгнули волки, страшные, жуткие, со слезшей плотью и торчащими кусками гнилого мяса на белых ребрах, и перехватали одну за другой несчастных прислужниц богини. Туман раздался, и на свободное пространство на чудном восьминогом жеребце выехал всадник. Был он высок, мощен, одноглаз и страшен. На каждом плече у него сидело по черному ворону, а рядом с восьминогим конем прыгали два огромных волка.
— Ты опять забыла, что ты моя жена? — громовым голосом осведомился всадник.
— Бывшая жена! Я свободная женщина, кого хочу, того люблю! — гордо ответила застигнутая в пути богиня, уже принявшая обычный, человеческий облик прекрасной девы.
— Зачем ты едешь на север? Эта дорога не ведет обратно в твой чертог, а к ирландскому королю. Захотела помирить всех? Хочешь людям подарить мир, а заодно и бессмертие? — Бросив поводья и демонстративно уперев руки в бока, Один зло и раскатисто рассмеялся.
— Зря я тебя научила рунам, зря посоветовала отдать глаз за мудрость — ты стал чересчур умен и слишком многое тебе открылось! — горько покачала головой богиня, признавая правоту собеседника.
— Я призываю всех тех, кто выбрал меня старшим! — всадник значимо, с достоинством, поднял правую руку. В ответ на это сквозь туман начали проступать, медленно материализуясь, фигуры многих людей. Они не вышли, не вступили в круг, но обозначили свое присутствие и внимание чуть покачивающимися, темными силуэтами.
— Вот мой приказ, Фрейя из рода ваннов! Повинуйся! — Один вырвал копье из земли и простер над головой. — Ни один человек не должен знать, как варить напиток из вереска, превращающий простых людей в бессмертных! Они пока не готовы к этому знанию!
Над поляной из аспидно-черной земли, в центре которой стояла богиня, образованной начавшим пульсировать молочным туманом, повисла тишина. Потекли томительные секунды самого важного в жизни выбора. Ведь если ты почитаем людьми и они в тебя верят, неважно, бог ты или смертный, то нельзя предавать, ибо будешь проклят, а дела твои и заслуги, неважно, насколько важные, обесценятся и будут преданы забвенью. Фрейя, взглянув на бездыханные останки своих прислужниц, приняла тяжелое, непростое решение.
— Я повинуюсь главному над нами, — прошептала она чуть слышно. — Да будет так, как сказал Один.
Слезы, одна за другой, закапали по ее щекам. Застывая на лету, они превращались в капельки красного золота и, звеня на стылой земле друг о друга, служили поминальным звоном о сокровенной мечте человечества.
— Да! — суровый владыка богов подтвердил, что услышал ее слова. — Пусть здесь грянет славная битва! А после нее множество новых героев-эйнхериев пополнят наши дружины! Мы наберем их с поля сражения! На Земле не так много мест, где можно пополнить число слуг и напитать нашу силу. Поэтому, пока есть боги и люди, Ирландия никогда не будет знать мира!
Один громоподобно засмеялся, кто-то из богов ему даже вторил, легко помахивая огромным молотом с непропорционально короткой ручкой.
Верховный бог наклонился с седла прямо к раздавленной горем и унижением несчастной женщине, а когда его губы оказались рядом с ее ухом, с угрозой прошептал: «Я убью всякого, кого ты полюбишь. Любого, кому ты подаришь свой поцелуй. И это самая моя малая месть за то, что в свое время ты сделала мне!»
— А теперь стой и смотри, как свершается воля Одина! — провозгласил всадник, вновь воссев в царственной позе на своем Слейпнире. Туман поблек, стал прозрачным, а сами боги оказались высоко над землей, парящими в облаках, переместившись туда магическим образом.
Время для наказанной Фрейи ускорилось, и она видела, как собрались в бой дружины, как викинги высадились на берегу, и после, возле Клонтарфа, обе армии сошлись в жестоком бою. В этой бескомпромиссной битве не было, как потом скажут, «благородных ирландцев, бьющихся против захватчиков-викингов». Сейчас кельты шли против кельтов, скандинавы против скандинавов, родич бился против родича. Просто вожди двух самых крупных кланов, связанные родственными узами, не поделили власть. Все как всегда в кровавой истории человечества. Сражение шло с переменным успехом, казалось никто не возьмет победу. Но тут к полю боя подошел крупный отряд из ирландцев, ранее заявивших о своем нейтралитете. И нанес удар в спину «скандинавам», в рядах которых сражался Хеорт со своими сыновьями. Казалось, все кончено, но тут, прикрывшись щитами, отчаянные сорвиголовы лихим маневром через лес прорубились сквозь врагов и атаковали шатер Бриана, короля «ирландцев». Ответственный за охрану своего отца Ульв Забияка почему-то отвел воинов в сторону под надуманным предлогом. Сражение было проиграно скандинавами, но и вражеский король Бриан пал под ударами секиры в результате этой безумной по своему бесстрашию контратаки.
Смельчаков, Хеорта и сыновей, окружили по приказу Ульва Забияки, в одночасье ставшим главным человеком во всей Ирландии, взяли живыми, накинув на них сети. Ульв знал, кто попал ему в плен, ведал он и про напиток, дающий людям бессмертие, а богам радость. Пригрозив пытками Хеорту Медовару, он потребовал выдачи рецепта. Зельевар, подумав, признался, что ему стыдно будет выдавать рецепт такому ублюдку[5], как Ульв, при живых сыновьях. Раззадоренный тем, что тайна бессмертия вот-вот перед ним раскроется, Ульв не долго колебался. Светловолосых сыновей викинга-медовара немедленно казнили, но перед тем как зарубить, вложили в ладони связанных рук рукояти мечей, как требовала традиция, дабы перед ними могли раскрыться врата, ведущие в заоблачный мир павших героев. Лодин и Стурла умерли с честью.
Но, совершенно неожиданно для ушлого Ульва, пленный викинг обманул своего недалекого врага и, расхохотавшись ему в лицо, отказался выполнять обещание.
Новоявленный королек, уже ощущавший себя гением интриги, тут осознал, что его обвели вокруг пальца, как полного несмышленыша. Ульв пришел в дикую ярость от неприкрытой насмешки и в запале, потеряв здравый смысл, приказал убить Хеорта самым жутким из всех ему известных способом.