Якимова Ира Carere morte: Лишённые смерти
Пролог
от автора
В саду перед домом она остановилась.
"Безумие! - ещё противился рассудок. - Тебя обманули. Ты не нужна им. Они убьют тебя, бедную наивную дурочку. Ну, куда ты идёшь?!"
Она закрыла глаза, и ей мгновенно явился образ юноши - тонкий профиль, тёмные волосы до плеч...
- Если я ошибаюсь, - усмехнулась она, - если я не разглядела его ложь, то так мне и надо.
То ли из-за вечернего холода, то ли от страха улыбнуться не получилось. Лицо словно застыло.
"Безумие! - предпринял новую атаку рассудок. - Безумие и грех! Воротись домой!"
- Я обещала ему, что приду! - попробовала спорить она...
"А кто он, ты помнишь?"
Она оставила этот довод без ответа. Слишком страшно. Ответы замёрзли, как и этот сад, как и эти выступившие на небе звёзды... как и она сама.
"Что мне делать?" - спросила она ночь вокруг, и, словно ей в ответ, чёрное небо озарилось яркой вспышкой. Огромная звезда прокатилась над крышей дома и растаяла, не долетев до земли. Что это, как не знак судьбы? Сама Ночь указывает ей путь.
"Ты совсем заигралась, девочка!" - предупредил рассудок. Но она привычно послала здравый смысл к чёрту.
Семь ступеней вверх она летела, сердце билось в пустоте, звонко отдавалось в ушах. И вот она у двери с ручкой в виде головы льва. Его правый глаз пуст, слеп, но сохранившийся камень в левом тревожно горит, переливается зелёным, холодным, мертвенным светом, приглашая войти, чтобы позже выйти... преобразившейся.
Она сжала руку в кулак. Решительно постучала трижды. Ожидание было недолгим.
- Ты всё-таки вернулась! - тот самый юноша, что являлся ей, стоило закрыть глаза, улыбнулся и широко распахнул дверь. - Ты решилась?
- Да... - дальнейшие её слова поглотил скрип затворяющейся двери.
Тихо беседуя, юноша и девушка, вышли на летнюю террасу, не застеклённую и открытую ветру. Стояла поздняя осень, и пол её усыпали листья, ломкие, как обгоревшая бумага. Их шелест сейчас был громче шёпота людей.
- Не говори "вампир", - учил юноша. - Говори "carere morte", отрёкшийся от смерти.
- Разве эти слова не обозначают одно и то же?
- Нет! Вампир - мифическое существо, жалкое ночное создание, паразит, питающийся кровью, а carere morte - это наша история, действительная история! Carere morte - победивший старость и смерть, вечноживущий, бессмертный. Владыка северных земель. Бог.
- Так "отрёкшийся" или "победивший"?
Юноша коснулся пальцем её губ, заставляя замолчать.
- Ничего не говори. Слушай тишину, слушай ночь. Если ты не слышишь её шёпота, значит, ты узнала только половину мира. Этого так мало для существа, созданного по образу и подобию Бога! Взгляни на небо. Эти звёзды видели рождение нашего мира, они же будут освещать его агонию. Среди них, бессмертных, есть твоя тёзка. Спроси её, каково это, жить вечно.
- Моя тёзка?
- Вон она, над самым домом. Мира, Удивительная. Хочешь стать, как она?
Девушка молчала.
- Мы не делимся проклятием, Мира. Это ложь завистников. Мы дарим вечность.
Приняв продолжающееся молчание девушки за согласие, он подошёл к ней ближе, взял её за руку.
- Знаешь, откуда пришло это слово: carere morte? Это значит: быть лишённым смерти. Сумасшедший алхимик Атер так озаглавил свой трактат, посвящённый исцелению смерти...
- Исцелению... смерти?
- Да. Хочешь стать исцелённой?
Нижние улицы спрятались, укрывшись тьмой, как одеялом. Верхние, полукольцом подбирающиеся к северным горам, расползлись в улыбке, обнажив острые белые зубы - дома. Старый город, сердце страны, спал и улыбался во сне - таинственно, мудро, хищно.
- Ты чувствуешь суть этого города, цитадели carere morte? Она открылась тебе? Ты вернулась домой, сестрёнка. Останься со мной. Будешь моей звёздочкой, моим ночным бриллиантом... Вечность тебе понравится.
Вместо ответа девушка потянулась и расстегнула тонкую серебряную цепочку на шее. Недолго подержав в руках, она бросила её за перила, в сад. Маленький крестик сверкнул в темноте и исчез, беззвучно провалившись в пустоту. Юноша сжал её теперь совсем безвольную руку в ладонях.
- Моя невеста, - сказал он. Его глаза смеялись, но лёд в них не таял.
- Только поцелуй меня сначала, - попросила она и закрыла глаза...
Видение тает, и я остаюсь в темноте. И я думаю об этом таинственном сочетании, которое так приятно катать на языке: carere morte. Быть бессмертным, отказавшимся от смерти, не знающим смерть, отрицающим смерть. Лишённым смерти... Немногие сейчас признают это, но наша проклятая страна - Земля Страха, возникла и просуществовала полтысячелетия только благодаря carere morte и тому страху, который они вселяли в сердца смертных. Carere morte были мёртвым сердцем нашей земли. Они были легендарным ужасом и великим соблазном... - Я шепчу это, и новое видение завладевает мной. И заученные с детства слова эхом раздаются в голове...
"Бессмертные, они называют себя богами, которым ведома вечность. Они будут звать вас за собой... Не верьте! Они будут шептать, что смерть есть слабость, и назначение смертных в этом мире - быть пищей бессмертных богов. Они будут говорить, что люди слабы, жалки, их мысли тяжелы как камни, а мечты стелются по земле и не способны от неё оторваться. Они будут говорить, что им известны все ваши страхи и все ваши желания. Они будут говорить, что знают вас... до волоска, как всех, как всю жизнь, давно прочитанную ими скучную книгу... Не верьте! Они не бессмертные, но carere morte - лишённые смерти. Лишённые смерти - и, от века, лишённые жизни. Их проклятая участь - питаться крохами с чужого стола, каплями чужой жизни, которую они могут лишь попробовать на вкус, но не познать. Они как черви, в их телах нет чувствительных струн, одно несытое чрево. Не боги пред вами - нижайшие из тварей, знающие лишь голод, подобно зверям, но не богам не ведающие о смерти. Рассмейтесь же им в лицо..." Далеко к югу от древней вампирской столицы отец читает дочери поучение из старой книги. Он говорит чётко, размеренно, точно диктует. Низкий, приятный голос передаёт каждый знак и каждую паузу в тексте. А дочка, рыжеволосая зеленоглазая девочка лет десяти, слушает вполуха и, таясь, рисует что-то карандашом на альбомном листе, сложенном пополам. Странный рисунок: люди с драконьими крыльями птицами летят по небу, но сети над ними затягивают весь поднебесный мир паутиной, укрывают их, точно куполом. Замкнутость, обречённость, несвобода... Carere morte - кривая подпись под рисунком, "е" не получились совсем и похожи на клубки спутанных ниток.
- Почему их зовут то лишёнными смерти, то лишёнными жизни? - робко подаёт голос девчушка, когда отец заканчивает. В её глазах вспыхивают золотом огоньки. - Как будет правильно?
Он задумывается, откладывает книгу в сторону.
- Смерть и жизнь - родные сестры. Одна - бездонная пропасть, другая - бескрайняя звёздная чаша. Они смотрят друг в друга, как в зеркала. Если убрать одно, останется ли его отражение? Вампиры, оказываясь от смерти, отказываются и от жизни, поэтому верны оба названия.
Мама отдыхает в кресле у камина. Её лицо в обрамлении огненных волос кажется белее мела, глаза неподвижны - она глядит на пламя, но мыслями находится далеко. Она слабо улыбается, услышав наивный вопрос дочери. Её руки быстро двигаются, перебирая какую-то большую блестящую паутину. Девочка не выказывает ни малейшего любопытства, она уже знает, что это такое: ловчая сеть.
- Вот это да! - ахает женщина, найдя прореху, и оборачивается к мужу. - Он прорвал сеть, посмотри: здесь... и здесь. Должно быть, крыльями.
Девочка вздрагивает при последних словах, она испуганно всматривается в лица родителей, будто ищет что-то и не находит.
- Удрать от нас этому вампиру всё же не удалось, - успокаивает её отец.
Девочка кивает. Ведьминский огонёк, вспыхнувший было в кошачье-зелёных глазах, тает, тухнет. Взгляд становится сонным, равнодушным.
Отец достаёт из жилетного кармана часы и, поглядев на них, возглашает:
- Час до рейда, Марта. Собирайся, - на последнем слове он достаёт из верхнего ящика бюро короткие арбалетные стрелы в связке и берёт со стола большой арбалет, отлаживанием которого занимался весь день. Пара ловких отработанных движений, и арбалет сложен - так он будет незаметен под плащом охотника.
Женщина немного нехотя покидает уютное кресло. Отец уходит следом, не забыв поцеловать дочку на прощание. Девочка едва замечает эту ласку. Она рисует новый рисунок прямо на обороте старого: крылатый человек, опутанный паутиной-сетью, с кинжалом в сердце. И двое охотников в масках держат его...
Я выбрасываю пришедшую пару картин на писчий лист, вынимаю пару игл-воспоминаний из своей несчастной головы - и становится чуть легче. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я снова грежу.
Я выбрасываю пришедшую пару картин на писчий лист, вынимаю пару игл-воспоминаний из своей несчастной головы - и становится чуть легче. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я снова грежу.
Конец моей дороги близок. Неизведанная даль, что была в начале пути, вся осталась позади. Я вижу, где суждено окончиться моей дороге, вижу, где место, в котором для меня закончится мир. Прямо передо мной небо звёздным водопадом стекает на чёрную жирную землю и оплодотворяет её. Это место рождения мечты, всех идей и всех фантазий, место рождения всех судеб нового мира. Но я протягиваю руку, и встречаю гладкую, холодную, прозрачную стену. Я в плену стеклянного купола и мне не покинуть его. Там, за пределом, не мой будущий мир, не моя война, не моя мечта и не моя судьба.
Тогда я оглядываюсь. Позади, насколько хватает глаз, простирается пустошь. Облака быстро бегут по небу, и по пустоши скользят их тени. Они черны и стремительны и словно живут собственной жизнью. Иногда мне кажется, что я знаю их: это тени людей, ушедших прежде меня. Их много, много... Я вздрагиваю, когда узнаю среди них и собственные отражения. Это те мои "Я", что сгорели в годы потерь. Они прячут лицо и пробегают мимо. Я шепчу: "Постойте!", но тени исчезают, не отвечая на мою мольбу. Они исчезают и оставляют иголку-воспоминание в мозгу, уже похожем на ежа...
Я вижу дорогу, которая привела меня сюда. Отсюда, с края пустоши, она вся расстилается передо мной. Я удивляюсь её причудливым изгибам. Она вьётся - по полям и между скал, она перечёркивает мостами бурные реки, она качается паутинкой над пропастью. Однако отсюда я не вижу начала дороги. Где оно? Да и моё ли начало было у этой дороги? Через все скалы и пропасти меня тащила одна история, одна легенда, но она была и прежде меня...
И она была не только моей.
Ветер, гонящий над пустошью облака, доносит далёкий голос. Пожалуй, я прислушаюсь к нему:
"Эта история из тех историй без начала и конца, что начинаются "давным-давно", так давно, что начала их не вспомнить и тянутся, тянутся... так долго, что конца их не разглядеть. А, поскольку рассказывают её уже очень-очень давно и всякий раз по-разному, правду, пожалуй, никто и не знает. Кроме Луны и Солнца. Они видели, как всё было, они рассказали эту историю мне, я расскажу сейчас тебе, а ты ещё кому-то... И, может быть, когда весь мир наконец-то узнает правду, эта история завершится, и тогда люди смогут рассказывать её от самого настоящего начала до самого правдивого конца".
Захлебнувшись растаявшим воском, шипит и тухнет свеча. Внезапно обрушившаяся тьма возвращает меня в реальность. Я освобождаю фитилёк и снова зажигаю свечу, вновь гляжу на лист бумаги передо мной.
Мне нужно подобрать название для первой из будущих книг. Я молчу, сосредоточено грызу стальное перо. Я всё думаю о странном сочетании: carere morte... Может, мне следует пустить заглавием его?
Да, вот так. Теперь же пора вытащить новые иглы-воспоминания из своей несчастной головы. Пора начать рассказ о Земле Страха - земле carere morte, ныне канувшей в вечность вместе с её бессмертными обитателями. И эта история, началась, разумеется, в Карде - главном городе северного края и бывшей столице: испокон веков там начинались все вампирские истории. Ведь Карда с начала отсчёта времени бессмертных была цитаделью вампиров...
Часть 1
Глава 1 ОСКОЛКИ
Зимний дом Калькаров стоял в самом конце длинной, прямой как луч света улицы. Приземистый, с глубоко нахлобученной крышей, он затаился в стороне от дороги - хищник, стерегущий добычу. Жилище владетельных князей Карды было некрасивым, как его хозяева, и как его хозяева крепко сбитым. Издали в вечерней полутьме дом напоминал большого паука. Многочисленные тёмные пристройки казались лапками чудовища, узкие жёлтые окна - россыпью маленьких паучьих глазок.
Гости начали съезжаться днём, и к вечеру их экипажи полностью перегородили улицу. Здесь были и богато украшенные тёплые кареты с гербами владетельных Домов древней столицы, и безымянные наёмные экипажи с одинаковыми значками вокзала Карды, и безликие чёрные повозки без окон, похожие на огромные сундуки. Гости собрались в доме. Они образовали две колонны по сторонам большого зала, так что центр остался пуст. По залу словно шла невидимая стена, разделяющая людей, не пускающая одних на половину других. И можно было заметить, что собравшиеся ничуть не огорчены этим обстоятельством.
Вечер был скучен. Голоса хозяев вечера совсем потерялись в сонме голосов гостей. Даже свечи в люстрах светили сонно, вяло. Их свет создавал золотистый туман, обладающий усыпляющим свойством, и беседы в обеих половинах зала текли медленно и лениво. Пёстрый цветник нарядов тускнел, увядал на глазах.
А для главных виновников сегодняшнего торжества вечер, как и день накануне, был полон суматошных приготовлений. Брат и сестра не успели перемолвиться ни словом. Лишь сейчас, причёсанные и надушенные, в новом платье, они сошлись наверху лестницы и смогли обменяться взглядами. Снизу из зала доносился негромкий гул голосов.
- Пора, - обронила девушка. Нервная улыбка вспышкой прошла по её губам и угасла. Она стеснялась своего очень открытого белого платья и делала беспрестанные попытки прикрыть плечи газовой накидкой. Высокий начёс панцирем сковал тонкие светлые волосы.
Хиам постарался улыбнуться ей:
- Наш выход, Марис.
Ободрить сестру не получилось. Она поморщилась от грубоватых слов.
- Хочешь конфету? - проговорил он тогда.
Оба не ели ничего три дня, готовясь к сегодняшнему вечеру. Голова кружилась, все движения стали порхающими, слабыми. Девушка и вовсе казалась прозрачной, и Хиам с тревогой смотрел на нее: а ну как Марис хлопнется в обморок перед ужасной тётушкой Сесилией? Впрочем, это соображение он оставил при себе. Проговорил только:
- Насладись вкусом.
Марис знакомо вспыхнула улыбкой-усмешкой, но конфету взяла. Съела, по-детски зажала липкую от шоколада обёртку в ладони.
- Не бойся, - прошептал Хиам. - Это наши тётя и дядя... Они не желают нам зла. Никто там не желает нам зла.
Марис, против его ожиданий, не заспорила: "Я ничего не боюсь!", и теперь испугался он сам. Бой часов возвестил час до полуночи, и с последним ударом побледневшая девушка первой ступила на лестницу, решительно закусив губу. Хиам последовал за ней. Из раскрытых дверей зала струился золотистый свет, обволакивал дремотным туманом конец лестницы. Рука юноши привычно потянулась поправить жёсткий крахмальный воротничок и, не найдя ничего, замерла. Его новая рубашка была без ворота.
"Как у казнимого", - подумалось вдруг.
- Днём отец убеждал меня: если я сумею отринуть главный страх - страх смерти сегодня, то стану непобедимой, - сказала Марис.
- Он говорил то же и мне.
- Я думаю, он не прав. Это не победа, а бегство от страха.
- Мы должны, Марис. Нарушение этой традиции - гибель для всего рода.
- Я знаю.
Больше она ничего не говорила. Пять размеренных быстрых шагов, пять ударов сердца, последние пять ступеней... Конец лестницы - облако света. Судорожный громкий вздох Марис...
Зал приёма.
Бой часов возвестил час до полуночи, и почётные гости вечера вышли к собравшимся. Они появились неслышно из двух смежных комнат. Магнус и Сесилия Калькары, родоначальники. Брат и сестра были похожи: немолодые, некрасивые, в одеждах старинного фасона на жёстком корсете. На бледных лицах выделялись полные тёмные губы. Магнус повелительно взмахнул рукой, и в зал пролилась тишина и растеклась как масло во все углы. Обе половины замерли. Сейчас они казались одинаковыми, зеркальным отражением друг друга.
- Ты чувствуешь, Леонард? Ещё секунду назад тоску, что царила здесь, невозможно было выразить словами, разве что попробовать её вылепить, и вот уже - молчание... Напряжение такое, что я, кажется, слышу треск электрических разрядов, - растягивая гласные, прокомментировал произошедшее высокий худощавый человек лет тридцати в светлом длиннополом сюртуке, бывший с собеседником в правой половине зала - той, что без окон.
- Ожидание... - заметил Леонард, темноволосый бледный молодой человек. Он часто бросал взгляды на другую сторону залы.
- Вкусный момент. Ради него не жаль пропустить начало Бала Карды, - светловолосый оборвал фразу. В главные двери зала вошли двое - юноша и девушка. Бледные и некрасивые, с почти белыми волосами, в светлых одеждах, они казались призраками.
- Ага, вот и виновники торжества! Теперь я засекаю полчаса на все ритуальные формулы Магнуса, - вновь прошептал светловолосый и картинно извлёк серебряные часы луковицей из жилетного кармана.