Мною овладело чувство одиночества. Я потеряла лучших подруг. Теперь рядом не было ни одной. Вероятно, именно поэтому я с такой готовностью впустила в свою жизнь Джеми.
Я получала огромное удовольствие от прогулок. В прежние дни мне не разрешалось гулять одной, но теперь некому было остановить меня. В отсутствии мачехи хозяйкой в доме становилась я. Мне шел уже восемнадцатый год, я приближалась к возрасту, в котором, как мне думалось, человек при известных обстоятельствах может брать ответственность на себя. Миссис Керквелл не скрывала, что с большей радостью получала бы распоряжения от меня, нежели от новой миссис Глентайр.
Все будет иначе, когда они вернутся, напоминала я себе. Было очень приятно обследовать город, и, чем лучше я узнавала его, тем сильнее захватывало меня его неповторимое очарование.
Меня поразили готические строения, в которых угадывалось прикосновение классической греческой архитектуры, придававшее им еще большую величавость. На первый взгляд, положение города было исключительно удачным. С одного места вы обозревали эстуарий Форта, несшего свои воды в океан, а оборотившись к западу – горы. За такое превосходное положение следовало чем-то расплачиваться, и платой стали пронзительный восточный ветер и снег, обрушивавшийся на город с гор. Но мы привыкли к этому, и частая непогода сделала наши теплые дома еще более уютными.
Приход весны радовал особенно, и именно в эту чудесную пору я смогла в головой уйти в свои изыскания. Каким прекрасным становился город, когда в лучах яркого солнца высокие серые здания начинали серебриться. Иногда я часами просиживала в парке, смотря на замок или вдоль Принсис-стрит; порою углублялась в старую часть города и слушала колокола университета, отбивавшие каждый час.
Для меня оказалось откровением узнать, какая огромная пропасть в нашем городе отделила благополучных и устроенных от безнадежно нищих. Наверно, то же самое можно видеть в любом большом городе, но в нашем граница резче, думала я, ибо здесь два несхожих города слишком прочно сцепились один с другим. Всего несколько минут ходьбы переносили вас из мира изобилия в мир нищеты. С Принсис-стрит, по которой катили экипажи с хорошо одетыми и сытыми людьми, вы могли свернуть в переулок и очутиться там, где дома стояли впритык, где в каждой комнатушке ютилось множество народу, где на длинных веревках сушилось жалкое белье, а возле сточных канав играли босоногие оборванные дети.
Эти места назывались Старым Городом, там я и повстречалась с Джеми.
Конечно, будь я мудрее, я держалась бы подальше от этих мест. Хорошо одетая молодая женщина могла забрести в эту клоаку только из любопытства. Но меня так захватили новые открытия, я так сочувствовала несчастным, что забыла о собственной неустроенности, а ведь эти путешествия могли навести меня на размышления о будущем, становившемся для меня все более неопределенным.
Отправляясь на прогулку, я брала с собой небольшой кошелек на цепочке и вешала его себе на руку. В нем всегда находилось немного денег. Я наведывалась в беднейшие районы города, поэтому любила иметь при себе хотя бы то малое, что могла дать людям. Мне встречалось множество нищих, но глубже всего меня трогали дети.
Я понимала, что не следует слишком далеко углубляться в трущобы. Хотя бы по той причине, что найти дорогу назад из этого лабиринта не всегда было просто.
Как-то я забрела на улицу, где толпилось множество людей. Мужчина с ручной тележкой продавал ношеную одежду, там и сям сидели на корточках дети, в дверях стояли и обменивались последними новостями сплетницы.
Я повернулась и тронулась в обратный путь, полагая, что иду правильной дорогой, но очень скоро поняла, как неразумно было забираться так далеко. Я очутилась в узком проулке. В конце его я увидела молодого человека, который явно намеревался повернуть за угол. Он выглядел более чем приличным для этих мест, и я решила узнать у него обратную дорогу на Принсис-стрит.
Только я направилась в его сторону, как откуда-то вынырнули два мальчугана и двинулись мне навстречу. Они встали у меня на пути. Плохо одетые и, видимо голодные, они сказали что-то с таким ужасным произношением, что я не поняла их, хотя почти не сомневалась – они просят денег. Я сняла кошелек с руки и открыла его. Один из парней мигом выхватил его у меня и бросился бегом к углу, возле которого я заметила молодого человека.
– Вернись, – крикнула я.
Молодой человек обернулся. Он, видимо, сразу догадался обо всем. Не сомневаюсь, что здесь подобные происшествия были обычным делом. Он поймал мальчишку с моим кошельком. Его напарник тут же исчез в переулке.
Молодой человек подошел ко мне, таща за собой мальчишку.
Незнакомец улыбнулся мне. Он был, на мой взгляд, не намного старше меня. По контрасту с мальчишкой молодой человек казался выходцем из другой части города: светло-синие глаза, светлые волосы с рыжиной, чисто одет и здоровый цвет лица. Улыбка приоткрывала его чрезвычайно белые зубы.
– Насколько я понимаю, он стащил ваш кошелек, – сказал незнакомец.
– Да, а я только собралась дать ему немного денег. Изо рта мальчишки вырвался водопад слов, и некоторые из них я поняла. Мальчишка был очень напуган.
– Отдай кошелек леди, – приказал молодой человек.
Воришка покорно повиновался.
– Почему ты так поступил? – спросила я. – Я бы и так дала тебе денег.
Он молчал.
– Несчастный маленький чертенок, – заметил молодой человек.
– Да, – согласилась я и, обращаясь к мальчишке, добавила. – Ты же знаешь, что воровать нельзя. Попадешь в беду. Этот кошелек подарила мне мама. Мне было бы жаль его лишиться, а для тебя он ничего ровным счетом не значит.
Воришка смотрел на меня во все глаза. До него начало доходить, что я не собираюсь причинить ему зла. В глазах его вспыхнула надежда. Бедное дитя, подумала я.
– Ты, наверное, голоден? – спросила я. Он кивнул.
Я вытащила из кошелька все деньги и отдала ему.
– Больше не кради, – сказала я. – Своруешь как-нибудь, а тот, кто тебя поймает, возьмет и не захочет тебя отпустить. Ты ведь знаешь, что с тобой будет дальше?
Он снова кивнул.
– Отпустите его, – обратилась я к молодому человеку. Он пожал плечами и улыбнулся мне. Потом отпустил мальчугана, который тут же скрылся в подворотне.
– Итак, вы позволили вору продолжать заниматься своим промыслом за счет порядочных граждан Эдинбурга, – сказал молодой человек. – Но вы понимаете, что для него это всего лишь отсрочка – все равно ему сидеть в тюрьме.
– По меньшей мере это будет не на моей совести.
– Разве это имеет значение? Тюрьма наверняка его ждет.
– Может быть, он усвоит полученный урок. Он был голоден. Мне отчаянно жаль всех этих горемык.
– Но… позвольте полюбопытствовать, что делает молодая леди в этой части города?
– Изучает город. Я родилась и живу в Эдинбурге, но никогда не бывала здесь прежде.
– Вероятно, нам следует познакомиться. Меня зовут Джеймс Норт… а попросту Джеми.
– А меня Девина Глентайр.
– Вы разрешите проводить вас в более благоприятный для здоровья уголок этого города?
– Буду вам благодарна, я заблудилась.
– Не обидитесь за совет?
– Нет, конечно.
– На вашем месте я не рисковал бы отныне ходить сюда без провожатого.
– Я твердо решила быть теперь осторожнее.
– Тогда наш бродяжка сделал первое полезное дело в своей преступной жизни.
– Вы живете в Эдинбурге?
– Снимаю комнату. Учусь в университете.
– Вы студент?
– Да.
– Очень интересно. Что вы изучаете?
– Право. Однако в настоящее время я готовлю сочинение об этом городе. Я убедился, что это предприятие – наиболее захватывающее из тех, за которые я брался.
– Вы исследуете трущобы?
– Да, я намерен разглядеть все грани города, делающие его одновременно величественным и ужасным. Это место земного шара пропахло историей. Она чадит здесь повсюду.
– Не отсюда ли и название Старая Чадильня?
Он рассмеялся.
– Почему все-таки старый город так называют?
– Трудно сказать. Возможно, из-за того, что он расположен на холме. Это название могло родиться в голове путника, когда он издалека увидел дым, поднимающийся над трубами домов. Таково одно из моих предположений. Я бы хотел мысленно воссоздать облик не только сегодняшнего города, но и те обличья, которые он принимал в прошлом.
– Необыкновенно увлекательная работа. Я же только начинаю познавать Эдинбург.
– Тем не менее вы говорите, что прожили здесь с самого рождения.
Мы подошли к выходу из лабиринта.
– Теперь вы в знакомых местах, – сказал Джеми.
Я была разочарована: благополучно доставив меня в безопасное место, он, очевидно, – так мне подумалось – собирался откланяться.
– Вы проявили необыкновенную доброту, став моим избавителем, – сказала я.
– О да, правда, для этого мне не пришлось сразиться с огнедышащим драконом, – сказал он со смехом. – Поэтому едва ли я достоин такой благодарности.
– Вы проявили необыкновенную доброту, став моим избавителем, – сказала я.
– О да, правда, для этого мне не пришлось сразиться с огнедышащим драконом, – сказал он со смехом. – Поэтому едва ли я достоин такой благодарности.
– Я очень не хотела лишиться кошелька.
– Потому что это подарок мамы? Она умерла?
– Да.
– Примите мое сочувствие. Мы дошли до парка.
– Если вы не торопитесь… – начал он.
– Ничуть, – решительно ответила я.
– Может быть, присядем ненадолго?
– С удовольствием.
Мы нашли скамейку и проговорили целый час. За долгое время этот час был первым, который меня вдохновил.
Я узнала, что Джеми – сын пастора из местечка Эверлох – я такого даже не слышала – на северной окраине Эдинбурга. Семья пошла на огромные жертвы, чтобы сын поступил в университет, и потому на нем лежал святой долг преуспеть и тем возместить родителям все, что они для него сделали.
С каждым словом Джеми нравился мне все больше. Там приятно было разговаривать с человеком почти одного со мною возраста. Я рассказала ему о смерти мамы и о тех ужасных событиях, что за этим последовали.
– У меня была гувернантка, хорошая моя подруга, но она… оставила наш дом. А теперь мой отец снова женился.
– И из-за этого вы несчастны?
– Не знаю, но все произошло так внезапно.
– А ваша мачеха…
– Она совсем… другая. По сути дела, она вошла в дом как моя новая гувернантка.
– Понимаю. И ваш отец влюбился в нее. Я думаю, ему было очень одиноко после смерти жены.
– Не знаю. Есть люди, которых трудно понять. Несмотря на то, что я познакомилась с вами только сегодня утром, у меня ощущение, что я знаю о вас очень много… гораздо больше, чем о Зилле Грей.
– Зилле Грей?
– Она была гувернанткой… а теперь моя мачеха.
– Мне думается, все произошло так скоропалительно, сказал он, – что вы просто не успели еще свыкнуться с переменами. Наверно, всегда потрясение, когда кто-то из родителей вновь вступает в брак… особенно если вы были близки с тем из них, кто покинул этот мир.
– Да, это так. Понимаете, если бы в доме оставалась прежняя гувернантка…
– Та, которая покинула его? Почему это случилось, кстати?
– Ей… пришлось сделать это. – Я колебалась, сказать или не сказать ему правду.
– Ясно – ее семья или что-то еще, наверно.
Я молчала, и он продолжил:
– Ну что же, вы уже не ребенок. У вас будет своя жизнь.
– Они намерены отсутствовать три недели, – сказала я. – Одна уже прошла.
– Я думаю, все наладится. Таков закон жизни.
– Правда?
– Да, если вы не будете становиться поперек.
– Утешительная философия. Я рада, что мы поговорили.
– Я тоже.
– У вас много свободного времени?
– В течение ближайшей недели – да. Сейчас перерыв в занятиях. Я мог бы уехать домой, но жить здесь дешевле. Я занимаюсь исследованиями… делаю заметки, понимаете… а вечерами пишу.
– Какая у вас интересная жизнь.
– Временами, – он улыбнулся и добавил, – как, к примеру, сегодня. – Внезапно он повернулся ко мне. – Вас интересует город… вы осматриваете трущобы, знакомитесь с местами, которые никогда прежде не видели. Я занимаюсь тем же самым. Может быть…?
Я смотрела на него с надеждой.
– Если у вас нет возражений, – продолжал он, – и когда это не мешает вашим делам… Я не вижу причины, почему мы не могли бы заниматься нашими изысканиями вместе.
– О, это было бы чудесно, – воскликнула я.
– Тогда договорились. В какое время вам удобнее всего?
– Пожалуй, утром.
– Конечно, есть места, куда я не решусь вас повести.
– Но ведь гораздо лучше быть там вдвоем, чем одному.
– С другой стороны, есть десятки безопасных районов.
– Так или иначе, давайте гулять вместе.
– Идет.
– Где мы встретимся?
– На этой скамейке.
– Завтра утром?
– В десять часов – не слишком рано?
– Меня это время вполне устраивает.
– Значит, договорились.
Я подумала, что будет лучше, если он не станет провожать меня до дома. Будет нелегко объяснить, кто такой Джеми, если меня увидят Керквеллы или кто-либо из слуг и, конечно, примутся строить догадки.
Утро было прекрасное, впервые за очень долгое время. Я гадала, что подумает отец, если узнает, что я разговаривала с незнакомцем и, мало того, условилась о встрече с ним на следующий день.
А мне все равно, сказала я себе.
Знакомство с Джеми – мы стали друг для друга Джеми и Девиной очень скоро – оказалось чудесным. Мы встретились утром следующего дня, и каждодневные встречи стали традицией.
Нам было о чем говорить. Он во всех подробностях описал мне пасторский дом, младшего брата Алекса, который тоже собирался стать пастором, отца и мать, теток и кузенов с кузинами, которые все жили рядом, семейные связи. У них была веселая жизнь, совсем не похожая на мою.
И был еще Эдинбург, ставший для меня, вероятно, благодаря Джеми, чем-то совершенно особенным.
Он любил каждый камень этого города, и воспоминания о днях, посвященных нашим изысканиям, как мне думалось, никогда не смогут изгладиться из моей памяти. Я проживала каждый день наших скитаний так, словно он был последним, ибо знала, что скоро все кончится. Когда вернется отец, посыплются вопросы. Его едва ли всерьез тронет некоторое отклонение моего поведения от привычного. Но если отец начнет меня поучать, то почти наверняка я не сумею сдержать гнев и выскажу ему, что, насколько мне известно, он не всегда жестко придерживался стези добродетели. Правда, я знала, что едва ли рискну говорить с отцом напрямик.
Никогда не забуду стяг, развевающийся над замком, – прекрасный вид, открывшийся нам при ясной погоде с Пентлендских холмов. Всегда буду помнить, как мы шли вдоль Королевской мили от Замка-скалы до Холируда. Кафедральный собор, приютивший Джона Нокса. Как же я ненавидела этого человека! Меня выводила из себя одна мысль о его грубых обвинениях в адрес королевы Марий. Он ведь тоже был благочестивым человеком, говорила я себе. А в чем состоял его тайный порок? Я подозревала теперь каждого, кто похвалялся своими добродетелями. Джеми пришел в восхищение от громов и молний, которые я обрушила на Джона Нокса.
Джеми был заворожен прошлым. Он знал о нем гораздо больше моего. Чудесно было широко открытыми глазами смотреть туда, куда указывал мой замечательный спутник.
С его помощью я увидела Бонни Данди и драгун, скачущих за ним; королеву Марию, когда, еще овеянная великолепием французского двора, она прибыла в мрачную Шотландию; ковенантеров, отдавших за свои убеждения жизнь на Травяном рынке; он рассказывал мне о сказочном воре мастере Броди, о похитителях трупов Берке и Хейре. До чего же все это было занимательно.
Потом из Италии вернулись отец и Зилла Грей. Они выглядели посвежевшими и довольными. Оба источали любезность. Зилла пребывала в возбужденном состоянии и вела себя довольно ребячливо, хотя в душе я не сомневалась – ребячливости в ней ни капли. Отец во всем ей потакал, словно зачарованный.
Зилла каждому привезла подарок: миссис Керквелл – блузку из Парижа, где молодожены побывали на обратном пути; мистеру Керквеллу – статуэтку; всем остальным – вышитые носовые платки. Всё были в восторге, а я про себя подумала: она знает, чем привлечь людей на свою сторону.
Для меня был куплены платья и всякая всячина.
– Дорогая, дорогая моя Девина, я знаю твой размер и что тебе к лицу, – тараторила она. – Я потратила часы, чтобы выбрать все это, не правда ли, дорогой?
Отец кивнул с выражением притворного негодования на Лице – она рассмеялась.
– Мы должны немедленно удалиться на примерку, – возвестила она. – Я не в силах ждать.
Потом у меня в комнате она прилаживала на мне платье, накидку, юбку, блузки – одну с оборками, другую гладкую, по последней моде. Наконец, отступила в восхищении на несколько шагов.
– Прямо сшиты на тебя, Девина, честное слово. Тебе известно, что ты очень симпатичная?
– Вы были очень добры, что вспомнили обо всех. Слуги в восторге, – сказала я.
Она состроила гримаску.
– Небольшая взятка. Прежде я ощущала с их стороны недоверие. – Она рассмеялась и сбросила с себя всякое притворство. – Еще бы! Гувернантка выходит за хозяина дома! Я хочу сказать… понятен переполох в апартаментах прислуги, как ты считаешь?
И вдруг оказалось, что я смеюсь вместе с нею. Возможно, подумала я, все и впрямь будет хорошо. Подарки из Парижа произвели хорошее впечатление. Слуги почти примирились с появлением новой хозяйки. Как-то раз я услышала замечание миссис Керквелл:
– Они словно пара влюбленных голубков. Дай им бог, ничего плохого в этом нет, и она не из тех, кто во все сует свой нос.
Но все помысли мои были, конечно, связаны с Джеми. Стало гораздо труднее выбираться из дома, не сказавшись. Нам пришлось наладить обмен посланиями, что было отнюдь не просто.
Я все время боялась, что записка от Джеми попадет ко мне в неподходящий момент – в присутствии отца. Судьба капризна, и это вполне могло случиться. Я представляла, как входит миссис Керквелл с запиской на серебряном подносе и возвещает: «Молодой человек оставил это для вас, мисс Девина». Молодой человек?! Сколько будет подозрений! Мне было проще самой оставлять записки на квартире Джеми.