Человек сидел в четырех шагах от меня, развернув задом наперед старое деревянное кресло и небрежно положив руки на его спинку. В правой ладони он сжимал длинноствольный «смит-и-вессон». Его дуло было направлено мне в лицо.
Я поднял правую руку, желая показать, что не намерен делать резких движений, вынул из левого кармана пиджака половину долларовой купюры и положил ее на стол.
Человек не моргал. Разжав правый кулак, он швырнул вторую половину купюры рядом с моей. Они точно соответствовали друг другу.
— Просто удивительно, как много здесь можно купить на эти деньги, — негромко сказал я.
— Вполне достаточно, чтобы наделить подарками целую семью, — отозвался мужчина и спрятал пистолет в наплечную кобуру под белым пиджаком. — Дельгадо, — представился он.
Судя по всему, нелепый ритуал опознавания нимало не смущал его. Он и не подумал извиниться за то, что целился мне в голову.
— Лукас.
Мы обсудили мое задание. Дельгадо не тратил слов попусту. Он был деловит и резок на грани грубости. В отличие от многих агентов ФБР и ОРС, с которыми мне довелось работать, он не желал беседовать на отвлеченные темы. Он говорил о запасном явочном доме, тайниках, о том, почему я должен, словно чумы, избегать сотрудников ФБР и некоторых районов Гаваны, коротко упомянул о противнике — на Кубе было много профашистски настроенных людей и сочувствующих немцам, однако сколь-нибудь организованная шпионская сеть отсутствовала, — подробно описал усадьбу Хемингуэя, рассказал, где находится ближайший телефон-автомат, объяснил, как звонить в Гавану и другие места и предупредил, что я ни в коем случае не должен обращаться к местной полиции.
Пока мы разговаривали, я внимательно рассмотрел его в свете лампы. Я никогда не слышал об агенте ОРС по фамилии Дельгадо. Он выглядел серьезным человеком и серьезным профессионалом. Он показался мне очень опасным.
Просто удивительно, сколь разные впечатления производят на нас разные люди. Эдгар Гувер казался злобным толстым мальчишкой в хорошем костюме — мстительным неженкой, усвоившим язык и манеры крутого парня. Хемингуэй, когда я наконец познакомился с ним лично, оставил у меня впечатление сложного, притягательного человека, который может быть самой интересной личностью, когда-либо тебе попадавшейся, и одновременно — занудным до отвращения сукиным сыном.
Дельгадо был просто опасен.
Его лицо, покрытое темным загаром, в тусклом свете лампы казалось плоским; судя по всему, его нос был сломан и сросся криво, на высоких скулах, щеках, левом ухе и кустистых бровях виднелись шрамы, маленькие живые крысиные глаза остро выглядывали из тени под бровями. У него был необычный рот. Чувственный. Ироничный. Жестокий.
Когда Дельгадо наконец поднялся на ноги, я отметил, что он лишь на дюйм или около того выше меня, но ниже Хемингуэя, и, судя по тому, как на нем висел костюм, в его теле не было ни капли жира. Однако, когда он швырнул половину долларовой купюры на стол и сунул пистолет в кобуру, я заметил крепкие мускулы на его предплечьях. Его движения представляли полную противоположность движениям Хемингуэя.
Дельгадо экономил энергию точно так же, как слова. У меня создалось впечатление, что он способен воткнуть нож тебе под ребра, протереть лезвие и спрятать оружие в карман одним плавным движением.
— Вопросы? — осведомился он, закончив излагать расписание наших встреч в явочном доме.
Я посмотрел на него.
— Мне знакомы почти все сотрудники ОРС в этом регионе, — произнес я. — Вы новичок?
Дельгадо чуть заметно улыбнулся:
— Другие вопросы будут?
— Я обязан отчитываться перед вами, — сказал я. — Но что я буду получать взамен?
— Я буду прикрывать ваши тылы здесь, в Гаване, — ответил он. — А также на территории финки. Ставлю три против одного, что писатель заставит вас переселиться туда.
— Что еще? — спросил я.
Дельгадо пожал плечами.
— Мне приказано добывать любую информацию, которую вы попросите.
— Например, досье? — уточнил я. — Полные досье?
— Разумеется.
— И даже документы под грифом «О/К»?
— Да. Если они вам потребуются.
Кажется, я не выдержал и моргнул. Если Дельгадо имеет возможность поставлять мне личные документы Гувера, значит, он действует в обход ОРС и резидентуры ФБР на Кубе.
Он отчитывается только перед Гувером и получает приказы, исходящие непосредственно от него.
— Чем еще могу быть вам полезен, Лукас? — спросил он, подходя к двери. В его голосе явственно звучал сарказм. Дельгадо говорил с легким акцентом, но я не смог его определить.
Он точно американец... но откуда именно? Вероятно, с запада.
— Не подскажете ли какое-нибудь приличное заведение? — попросил я. — Бар? Ресторан? — Мне хотелось выяснить, знакома ли ему Гавана, или он такой же новичок здесь, как я.
— Хемингуэй и его дружки околачиваются в «Флоридите», — ответил Дельгадо. — Но я бы вам его не рекомендовал.
В «Ла Бодегита дель Медио» смешивают убойный коктейль.
Когда-то его называли «дрейк» в честь Френсиса Дрейка. Но теперь он зовется «mojito».
— Хорош на вкус? — спросил я.
— Напоминает лошадиную мочу, — ответил Дельгадо и вышел в жаркую темную ночь.
* * *Хемингуэй пообещал заехать за мной в «Амбос Мундос» в три часа — я полагал, что он пришлет шофера, — и к указанному времени собрал вещи, выписался из отеля и сидел в вестибюле, поставив у ног брезентовый вещмешок и сумку для одежды, но ни писатель, ни его шофер так и не приехали.
Вместо них появился управляющий отеля, держа в руках записку. Из его пулеметной речи, сопровождавшейся множеством поклонов, мне стало понятно, что, получив телефонное сообщение от самого сеньора Хемингуэя, я стал гораздо более важной персоной, и какая это трагедия, что работники скромного, но превосходного отеля «Амбос Мундос» и его управляющий не ведали о нашем знакомстве раньше, иначе они бы сделали мое пребывание здесь еще более восхитительным.
Я поблагодарил управляющего, который отступал от меня спиной вперед, продолжая отвешивать поклоны, будто члену королевской фамилии, и прочел записку: "Лукас, ты, наверное, хочешь насладиться местной экзотикой. Садись на автобус до Сан-Франциско де Паула. Езжай до вершины холма.
Встречу тебя у финки. Э. X."
Я потащил сумки к двери, и в вестибюль вбежали управляющий и два носильщика. Не позволит ли сеньор Лукас донести его вещи до такси?
Нет, сеньор Лукас не поедет на такси. Он отправится на автовокзал.
От Гаваны до деревни, в которой находилось поместье Хемингуэя, было всего двадцать миль, но поездка на автобусе заняла больше часа. Обычные дорожные впечатления человека, путешествующего в южных странах: скрежет шестеренок и полное отсутствие амортизации, отчего мне казалось, что автобус вот-вот опрокинется; остановки через каждые сто шагов; галдящие люди; квохтание цыплят и хрюканье по меньшей мере одной свиньи на фоне общего шума; сопение, смех и неприличные звуки, издаваемые пассажирами; густой черный выхлоп автобуса и сотен других машин, проникающий через открытые либо разбитые окна; багаж, который подхватывают мальчишки на крыше.
День был чудесный, и я в должной мере оценил бы местную экзотику, если бы не маленький белый седан, ехавший следом. Я по привычке устроился у заднего окна автобуса и поглядывал за спину, не поворачивая до конца голову. Автомобиль я заметил сразу, как только автобус вырулил из вокзала в центре города. Белый «Форд» 38-го года и два человека в нем — тот, что потолще, крутил баранку, а второй, худощавый, в фетровой шляпе, сидел на пассажирском месте. Они взирали на автобус с нарочитым равнодушием. Следить за ним, не вызывая подозрений, было нелегко, особенно в беспорядочном городском потоке машин, и они старались на совесть, то и дело отставали, сворачивали на боковые улицы, когда автобус останавливался, на перекрестках выглядывали из окон, перебрасываясь словцом с продавцом газет или зеленщиком, но не было никаких сомнений в том, что они преследуют мой автобус. Преследуют меня. Из-за значительного расстояния и отблесков солнца на ветровом стекле я не мог хорошо рассмотреть их лица, однако был убежден, что Дельгадо там нет.
Кто же эти люди?
Возможно, ФБР. Следуя инструкции, я не стал докладывать о своем прибытии резиденту Ледди и встретился в Гаване только с послом и Дельгадо, однако местное отделение Бюро почти наверняка прослышало о том, что к безумной затее Хемингуэя подключают человека из ОРС. Но зачем за мной следить? Гувер должен был прислать распоряжение оставить меня в покое. Немцы? Я сомневался в этом. Дельгадо укрепил меня в уверенности, что разведывательная сеть нацистов на Кубе слаба либо вовсе отсутствует, и вряд ли их разрозненные сторонники могли так быстро меня вычислить. Билл Донован? Я не имел ни малейшего понятия, имеет ли КСК свое представительство на Кубе, но они избегали сталкиваться с людьми Гувера в Колумбии, Мексике и прочих знакомых мне вотчинах ФБР и СРС. Может быть, Флеминг со своей БКРГ?
Гаванская полиция? Кубинская национальная полиция? Кубинская военная разведка?
Я усмехнулся себе под нос. Нелепая ситуация превращалась в откровенный фарс. Хемингуэй заставил меня ехать на автобусе, чтобы преподать предметный урок и обозначить свое место в складывающейся иерархии. Черт побери, я должен радоваться, если меня не заставят чистить его плавательный бассейн. Пока я по профессиональной привычке стараюсь не замечать вонь, гомон и скрежет автобуса, два агента неизвестно какого правительства тратят силы и время, гоняясь за мной в послеполуденную жару.
Автобус остановился, должно быть, в сотый раз после того, как мы покинули центр Гаваны, водитель что-то крикнул, я подхватил свои сумки и вышел из салона вместе с двумя женщинами и их свиньей. Они втроем торопливо пересекли шоссе, а я несколько минут стоял, вдыхая выхлоп и пыль, которыми меня обдал автобус. Белого автомобиля нигде не было. Я поднял свои пожитки и побрел вверх по холму.
С равным успехом я мог оказаться в Колумбии или Мексике. Те же запахи пива и кухни из открытых окон, тряпки, сохнущие на веревках, старики на перекрестках, все те же дорожки, которые начинаются асфальтовым покрытием и превращаются в пыльные тропинки через двадцать шагов после того, как ответвились от шоссе. Маленький мальчик следил за мной, укрывшись в своем наблюдательном пункте в кроне невысокого дерева, нависшего над дорогой, и теперь он спрыгнул на шоссе и сломя голову бросился бежать, взметая босыми ступнями клубы пыли. Один из секретных агентов Хемингуэя? Я подумал, что, должно быть, так оно и есть.
Сан-Франциско де Паула был крохотным городком с кривыми улочками, и уже через несколько минут я оставил позади скопление хижин, шагая по единственной дороге, ведущей к вершине холма. Там виднелись несколько маленьких домов, но мальчишка направился к двум столбам, между которыми проходила более длинная дорога, ведущая к зданию большего размера. Я двинулся в ту же сторону.
Хемингуэй вышел мне навстречу. На нем были испанские сандалии, мятые шорты-бермуды и все та же пропотевшая «gayabera», в которой он утром явился к послу. Под рубаху он надел толстый пояс, заткнув за него пистолет 6-мм калибра.
В правой руке он держал бокал, а левую ладонь положил на затылок юного следопыта.
— Muchas gracias, Santiago <Большое спасибо, Сантьяго (исп.).>, — сказал писатель. Он потрепал мальчонку по спине, и тот, благоговейно подняв на него глаза, ринулся мимо меня к городку. — Добро пожаловать, Лукас, — добавил Хемингуэй, как только я вошел в ворота.
Мы двинулись по пыльной дорожке к дому. Хемингуэй не предложил мне помочь с сумками. — Как тебе понравилась автобусная поездка?
— Местная экзотика, — ответил я.
Хемингуэй улыбнулся.
— Ага. Я и сам порой люблю на нем прокатиться.
Я посмотрел на писателя и поймал его взгляд.
Хемингуэй рассмеялся.
— Ладно, черт побери, ты прав. Я ни разу не ездил на этой колымаге. Но было бы неплохо попробовать.
Мы приблизились к главному входу в дом. У крыльца росло огромное дерево, затенявшее широкие ступени. Шероховатый ствол обвивали орхидеи, и я заметил, что его иссохшие корни кое-где приподняли плитки террасы. Дом представлял собой старую виллу, выстроенную из известняка, он был крепким и просторным, но рядом с деревом казался скромным и приземистым.
— Сюда, — сказал Хемингуэй, ведя меня вдоль стены. — Оставим твои вещи во флигеле для гостей, а потом я покажу тебе окрестности.
Мы обогнули дом по дорожке, вошли в ворота, ведущие в глубь поместья, прошагали по плиткам мимо плавательного бассейна и, войдя в тень манговых деревьев, платанов и королевских пальм, которые выстроились шеренгой в лучах палящего солнца, словно понурые часовые, остановились у маленького белого дощатого домика.
— Флигель для гостей, — сообщил Хемингуэй, распахивая низкую дверь и входя внутрь. — Эта комната служит штабом «Хитрого дела». Спальня у заднего фасада.
В «штабе» имелся длинный стол с расстеленной на нем большой картой Кубы — она была прижата витыми морскими раковинами и камнями — и стопкой картонных папок. Хемингуэй аккуратно открыл дверь в крохотную спальню и указал рукой с бокалом на низкий платяной шкаф. Я спрятал в нем свои сумки.
— Ты привез с собой оружие? — спросил писатель.
Утром он спрашивал, ношу ли я с собой оружие, и я ответил отрицательно. Теперь я вновь ответил тем же. И это была правда — накануне вечером я спрятал свои оба пистолета, 8-и 9-мм калибра, в явочном доме.
— Вот, — сказал Хемингуэй, вынимая пистолет из-за пояса и протягивая его мне рукоятью вперед.
— Спасибо, не надо, — отозвался я.
— Храни его в ящике прикроватной тумбочки, — сказал Хемингуэй, по-прежнему держа пистолет за ствол так, что дуло было направлено ему в живот.
— Спасибо, не надо, — повторил я.
Хемингуэй пожал плечами и вновь заткнул пистолет за ремень.
— Это тебе, — заявил он, подавая мне бокал.
Поколебавшись мгновение, я протянул руку, но прежде чем успел его взять, Хемингуэй поднял бокал, кивнул мне и выпил сам. Потом опять протянул бокал.
Я понял, что это нечто вроде ритуала. Взяв бокал, я выплеснул в рот остаток. Виски. Не самый лучший. От него у меня заслезились глаза. Я вернул бокал Хемингуэю. Было всего половина пятого вечера.
— Готов к экскурсии?
— Да, — ответил я и вслед за писателем вышел в относительную прохладу штаба «Хитрого дела».
* * *Экскурсия началась с колодца, в котором утопился человек.
Хемингуэй провел меня мимо теннисных кортов, плавательного бассейна и главного дома, потом мы прошли по саду и заросшему сорняками полю к маленькой, но густой бамбуковой рощице. В миниатюрных джунглях пряталось кольцо из камней с металлическим щитом. Судя по влажному воздуху вокруг и доносившимся из него промозглым запахам, колодец был старый.
— В прошлом году, — заговорил Хемингуэй, — бывший садовник поместья бросился в этот колодец и утонул. Его звали Педро. Старик Педро. Его нашли только четыре дня спустя. Один из слуг заметил стервятников, кружащих над колодцем. Неприятная история, Лукас. Как ты думаешь, почему он это сделал?
Я посмотрел на писателя. Он это серьезно? Или затеял еще какую-нибудь игру?
— Вы знали его? — спросил я.
— Познакомился с ним, когда мы переехали сюда. Попросил его не обрезать растения. Он сказал, что в этом и состоит его работа. Я ответил, что отныне его работа будет заключаться в том, чтобы «не» стричь растения. Он уволился. Не смог найти другую работу. Вернулся через несколько недель и попросился обратно. Но я уже нанял другого садовника. А через неделю после того, как я отказал ему, старик утопился в колодце. — Хемингуэй скрестил волосатые руки и замолчал с таким видом, словно я должен был отгадать эту загадку, если хочу участвовать в «Хитром деле».
У меня чесался язык заявить ему, чтобы он отправлялся ко всем чертям, что я уже получил должность в его предприятии, хотя прежде имел гораздо лучшую — настоящую работу в разведке. Вместо этого я сказал:
— Так в чем, собственно, вопрос?
Хемингуэй ухмыльнулся:
— Почему он бросился именно в этот колодец, Лукас? Почему именно в мой колодец?
Я улыбнулся и сказал по-испански:
— Все очень просто. Ведь он был бедным человеком, верно?
— Да, очень бедным, — по-испански ответил Хемингуэй и по-английски добавил:
— У него не было даже ночного горшка.
Я развел руками:
— А значит, у него не было собственного колодца, чтобы в нем утопиться.
Хемингуэй улыбнулся и вывел меня из тенистой рощицы.
— Вы пили оттуда? — спросил я, шагая вслед за ним по дорожке к главному дому. На шее Хемингуэя над воротником топорщились неровно подрезанные волоски. Я подумал, что он не пользуется услугами парикмахера и его, должно быть, стрижет жена.
— Воду, в которой лежал труп? — переспросил он со смешком. — Воду из колодца, в которой старина Педро пролежал мертвым четверо суток? Ты еще спрашиваешь?
— Да.
— Когда случилась трагедия, всех интересовало именно это, — отрывисто бросил он. — Меня это не беспокоит, Лукас.
Мне приходилось пить из луж, в которых гнили трупы. Если потребуется, я высосу воду из горла мертвеца. Мне на это наплевать.
— Значит, пили? — настаивал я.
Хемингуэй остановился у двери черного хода.
— Нет, — сказал он, распахивая дверь и приглашая меня внутрь нетерпеливым взмахом чуть искривленной левой руки. — Из этого колодца брали воду для бассейна. Так что, может быть, мы в ней купались. Точно не знаю.
* * *— Марти, это Лукас. Лукас, это моя жена Марта Геллхорн.
Мы находились в кухне — старой кубинской кухне, а не новомодной, электрифицированной. Меня уже представили шести или семи кошкам, которые казались настоящими хозяевами дома, и я познакомился с большинством слуг и поваром-китайцем Рамоном. Внезапно на кухне появилась эта женщина.