Под искусственной кожей оказался плотный полиэтилен, а за ним...
Сквозь мутную пленку явственно виднелись очертания голого человеческого тела... Мертвого тела. При его виде мне стало дурно.
- Док, - сказал я, с трудом превозмогая слабость в ногах. - Только не говорите, что вы собираетесь сделать это.
Он ободряюще похлопал меня по плечу.
- Что с вами, друг мой? Вы выглядите так, будто проглотили ежа.
Ведь мы не собираемся никого убивать, верно? Наоборот, мы вернем жизнь этому несчастному... Думаю, Творец простит нам эту невинную шалость... Что же касается земных законов, то я принял все меры предосторожности... Видите ли, еще совсем недавно этот труп был бездомным бродягой и пьяницей... У него даже родственников не осталось... В лучшем случае, его ожидали дешевые похороны и безвестность. Мы же дадим ему новую жизнь - и славу! Неужели вы хотите остановиться на половине пути?
Он постоял, глядя на меня своими веселыми сумасшедшими глазами.
С большой неохотой я помог ему содрать с мертвого тела полиэтиленовую оболочку.
- Чем не красавец?
Красавец? Меня едва не стошнило.
На вид мужчине было лет тридцать пять, клочковатая борода какого-то пыльного цвета торчала в разные стороны. На бледном теле страшно чернели следы побоев, на груди и в паху они сливались в сплошные темные пятна; синяки и кровоподтеки обезображивали лицо. Но самым страшным было то, что вся левая половина тела обгорела, обуглилась.
- Кто это его так? - не удержался я.
Доктор безразлично пожал плечами. Его не интересовало, кто это сделал. Кто бы это ни был, именно благодаря ему у доктора был материал для работы.
Он остался очень доволен осмотром.
- Не человек, а музей некрозов, - сказал он. - Вы готовы, Джекииль?
* * *
Системы и капельницы заняли маленькую комнатку, мертвое тело было утыкано гибкими трубками, по которым текла зеленая, желтая и красная жидкости: средство Джекииля, питательные вещества и консервированная кровь.
Я полулежал в глубоком, мягком кресле, завернувшись в шерстяное одеяло. Доктор перевел меня на ночное дежурство. Рано утром он отпирал дверь лаборатории своим ключом и прямо с порога спрашивал об изменениях. Я только качал головой. Ночь за ночью ничего не происходило. Жидкостей в стеклянных сосудах убывало сначала на четверть, потом на треть, а в последнее время - наполовину, и при этом - никаких видимых изменений. Осматривая тело, доктор хмурился и жевал губы от неудовольствия.
Первые изменения обнаружились на исходе второй недели. И обнаружились они, можно сказать, случайно. Уже давно было ясно, что процесс разложения замедлился или даже остановился совсем.
Тело хранилось при комнатной температуре - и совершенно не портилось. Однако при всех этих благоприятных симптомах - никаких намеков на регенерацию.
Однажды, не вытерпев, доктор перекрыл пластмассовые вентили на трубках, отодрал все лейкопластыри и выдернул из покойника все иглы. Он был настроен очень решительно.
- Помогите мне, - выдавил он сквозь зубы.
- Док, что вы собираетесь делать?
- Заткнитесь. Беритесь за плечо... Переворачивайте его...
Мы повернули мужчину лицом к стене.
Я не могу без содрогания смотреть на трупные пятна. Но тут они показались мне какими-то необычными... Я ткнул резиновым пальцем в лиловое пятно на лопатке... Оно мгновенно побелено и стало медленно приобретать прежний лиловый оттенок...
Еще будучи студентом-медиком, я проходил практику в городском морге. Всякого навидался. И уж одно-то я хорошо усвоил: старые мертвецкие пролежни не исчезают... Это вам скажет любой первокурсник. А тут...
- Док, взгляните сюда.
Он бросил быстрый взгляд на белые следы от моих пальцев и кивнул головой. Разумеется, он тоже это заметил. Мы осторожно вернули мужчину в прежнее положение.
- Скальпель, - распорядился доктор.
Кожные покровы на животе мертвого мужчины разошлись под острым хирургическим ножом.
- Разумеется, - пробормотал доктор, копаясь в обнаженных внутренностях. - Я должен был сразу догадаться... Селезенка...
скелет... слизистая оболочка... Это происходит... медленно...
ужасно медленно... но это происходит... Джекииль! Понимаете вы?
Он регенерирует!.. Вы только взгляните на его селезенку... Она увеличилась почти вдвое...
- Но почему именно селезенка?
- Селезенка - в первую очередь... Слизистая оболочка - медленней... Скелет - намного медленней... Разные органы и разные системы человеческого организма не одинаково способны к регенерации... Вы же знаете, нервные клетки почти не восстанавливаются... Сердечные мышцы рубцуются, но не восстанавливаются... Совсем не восстанавливаются, понимаете?..
Как я упустил это из виду!.. Работать!.. Работать, коллега!..
И снова потянулись бессонные ночи.
Страшное случилось в начале июня.
Доктор возился в своем кабинете, я задремал в кресле. Тоненькое стеклянное позвякивание уже некоторое время слышалось...
Стеклянные сосуды с разноцветными жидкостями мелко дрожали, касаясь друг друга круглыми боками... В детстве я жил рядом с железной дорогой так начинала дрожать посуда в шкафах, когда проходил поезд... Позвякивание становилось все сильней и настойчивей... Запрыгала, застучала ножками кушетка...
Капельницы посыпались... Да что это, землетрясение, что ли?..
Мертвец содрогался под простыней. Его босые ступни подергивались.
- Док! - закричал я, выскакивая из кресла. - Скорее!.. С ним что-то происходит!
Я подпрыгнул и отпрянул назад, ступив босыми ногами во что-то холодное и скользкое. Это растеклись по полу цветные жидкости из упавших капельниц. Кровь и питательный раствор соприкоснулись и смешались по краям, образовав красновато-желтую смесь.
Изумрудное средство Джекииля лениво подползало к ярко-красной лужице.
Доктор выбежал из своего кабинета. В руках у него был большой шприц (со снотворным, догадался я), как будто он держал его наготове. Он сразу оценил обстановку.
- Держите его, Джекииль!
Мертвец бился как в эпилептическом припадке, и я лишь с большим трудом сумел поймать его прыгающую руку.
- Колите, до... кхы!..
Договорить я не успел. Чудовищная сила подняла меня в воздух, перенесла через письменный стол и со всего размаху швырнула о стену. Я почувствовал, как руки отделяются от лопаток и остаются где-то там, под потолком, а сам я стекаю по стене на пол...
Перед глазами у меня оказалась задняя сторона спинки моего кресла с прорвавшейся в одном месте красной материей и торчащей из-под нее фанерой... Кресло то раздваивалось, то совмещалось, как будто я здорово выпил... Потом комната накренилась, и больше я ничего не увидел.
4. Сердце и мозг
- Сломана ключица... пара ребер... сотрясение мозга... Раньше, чем через два месяца, он не встанет...
- Ерунда, ерунда, милейший, - добродушно возразил доктор. - Ты же знаешь, я не могу ждать. Ему вовсе нет необходимости валяться так долго. Денька через три... через два... он будет, как новенький...
Собеседник доктора весело рассмеялся.
- Меня забавляет легкость, с какой ты об этом говоришь... Знаю, у тебя свои методы... Ты всегда был лучшим среди нас... Я слышал, ты занимаешься процессами регенерации?
- Так, пустяки... Когда ты вернулся из Полинезии?
- Я был в Малайзии. Жара страшная...
Они заговорили о посторонних вещах.
Я открыл глаза и увидел, что голова у меня щедро забинтована.
Пара выбившихся витков наползало на глаза, и мне пришлось повернуть голову, чтобы разглядеть собеседников. Доктор сидел в моем кресле, задрав ногу на ногу. Незнакомец, высокий, худощавый мужчина, стоял, привалившись к письменному столу.
Не сразу я сообразил, что лежу на той самой кушетке, на которой до меня уже побывало двое пациентов. Мои руки были вытянуты под простыней вдоль тела. Правое плечо забинтовано. На теле - тоже плотная гипсовая повязка. Я почти не помнил, что со мной случилось... Помнил только, как воздух вылетел из моей грудной клетки и стало невозможно вдохнуть...
Впрочем, теперь я чувствовал себя лучше.
- ...Ты не поверишь, - говорил незнакомец, - для малайцев это обычная вещь. Я слышал, что в некоторых деревнях зомби используются вместо рабов. Тамошние шаманы, дукуны, заставляют мертвецов двигаться... работать на плантациях... вообще выполнять всякую тяжелую, бессмысленную работу.
- Зомби? - переспросил доктор.
- Ну да, - подтвердил худощавый. - Тебе, коли уж ты занимаешься некрозами, это должно быть интересно. В Куала-Лумпур я наткнулся на лавчонку, в которой продавалась всякая всячина. Среди раковин с обломанными краями и чучел с вылезшей шерстью я обнаружил вот это, незнакомец полез в карман и вытащил из него крошечную видеокассету.
- Что это?
- Любительский фильм. Без всяких титров и комментариев. Судя по дате, его отсняли почти два года назад. Кто отснял, с какой целью - ничего этого мне неизвестно. По словам владельца лавки, кассету продал ему мужчина из племени семанги, назвавшийся посредником. Он даже подробно рассказал мне, как можно найти этого посредника. Я заплатил за кассету десять долларов и считаю, что не прогадал. Знаешь, что здесь запечатлено? Весь процесс вскрытия зомбированного мертвеца!
- Что это?
- Любительский фильм. Без всяких титров и комментариев. Судя по дате, его отсняли почти два года назад. Кто отснял, с какой целью - ничего этого мне неизвестно. По словам владельца лавки, кассету продал ему мужчина из племени семанги, назвавшийся посредником. Он даже подробно рассказал мне, как можно найти этого посредника. Я заплатил за кассету десять долларов и считаю, что не прогадал. Знаешь, что здесь запечатлено? Весь процесс вскрытия зомбированного мертвеца!
- Сердце?! - воскликнул доктор. - Было у него сердце?
- Было, и вполне здоровое.
- Так что же ты молчал! Кассету!
Незнакомец рассмеялся.
- Следовало бы проучить тебя за твою скрытность, да ладно уж...
Держи, доктор Гениус... Смотри-ка, - вдруг сказал он. - Кажется, твой парень пришел в себя... Вон как лупает глазами... А?
Два-три дня, говоришь?..
* * *
Доктор ошибся. Я был как новенький уже на другое утро. Осмотрев меня, он решил, что можно снять повязки.
- Поднимите руку... Глубоко вдохните... Какие-нибудь неудобства?
- Док, - сказал я проникновенно, - у меня такое ощущение, будто я заново родился.
От избытка чувств мне хотелось сделать что-нибудь сумасбродное.
Я согнул руки в локтях и гулко заколотил кулаками по груди, наподобие Тарзана, после чего для убедительности издал еще воинственный клич: "Йех-ху!"
- Святая надкостница, - пробормотал ошеломленный доктор. - А ведь и вколол-то я всего - ничего... Пару кубиков...
Все это время на языке у меня вертелся один вопрос.
- Док, - спросил я наконец, - а что стало с тем мертвецом?
Вместо ответа доктор внимательно на меня посмотрел, словно оценивая мое состояние.
- Вы уверены, что хотите это знать?
- Док, мы вместе начали это дело. Вы назвали свое чудесное средство моим именем. Коли уж мне суждено разделить с вами славу, то я должен разделить и вашу ответственность. Не скрывайте от меня ничего.
- Хорошо, - согласился он, - я скажу вам, что с ним стало. Я вколол ему снотворное, а затем сильнодействующий яд. Было бы безумием оставлять этого монстра живым.
- Вы убили его!
- У меня не было другого выхода. К тому же он отслужил свое, мы доказали возможность оживлять некоторые ткани человеческого тела, теперь перед нами стоят другие, более грандиозные задачи.
- Какие же?
- Видите ли, несмотря на явные успехи, которых мы с вами добились, нам не удалось одного, быть может, самого главного:
заставить регенерировать сердце и мозг. Я уже говорил вам, что сердечные и нервные клетки не восстанавливаются. Совсем. И тут наука бессильна.
- Что же делать?
- А вот это вы сейчас увидите.
Он провел меня в свой кабинет.
На его рабочем столе блестел новенький видеоплейер. Я догадался, что сейчас увижу кассету, которую принес доктору тот худощавый мужчина. Он пустил перемотку назад. На экране замелькали снятые крупным планом руки, которые совершали странные действия:
сначала одна рука подносила окровавленный скальпель к жестяному тазику, из тазика выскакивало что-то серовато-желтое и прилипало к плоскому лезвию. Затем рука возвращалась к черепу с отпиленной крышкой и начинала возиться в нем. Вторая рука в это время поддерживала изуродованную голову за черное ухо. Все эти действия совершались с удвоенной скоростью и производили комическое впечатление. Но вот картинка на мгновение замерла, ожила снова, послышался звук - позвякивание металлических инструментов и какой-то непрерывный шум, то ли из-за низкого качества записи, то ли шум тропического ливня, - и вся комичность сразу исчезла. Съемка велась ручной камерой, изображение мелко подрагивало и порой пропадало совсем, затемненное чьей-то спиной. Чувствовалось, что снимать было неудобно, что рука у снимавшего затекла... То и дело объектив кренился и начинали мелькать чьи-то ноги, и длилось это довольно долго... Потом незадачливый оператор спохватывался, снова появлялись руки, которые все копались, копались внутри вскрытого черепа, вырезая длинные, узкие полоски пузырящегося, похожего на виноградные грозди вещества... На минуту возник общий план, и я увидел, что руки эти принадлежат здоровенному мужчине с красным тяжелым лицом мясника. Но тут же камера снова совершила наезд на вскрытую черепную коробку.
- Видите? Видите? - восклицал доктор, приплясывая от возбуждения. - У него полностью сохранился мозг!.. Никаких следов разложения... Если бы я был там!.. Ах, какие возможности!
Он снова пустил обратную перемотку, и опять заплясали на экране окровавленные руки, медицинские инструменты... Отпиленная черепная крышка вскочила на место... Я увидел короткие курчавые волосы... обтянутые черной кожей лицевые кости... морщинистые веки над выпуклыми глазными яблоками... Веки открылись...
Я схватил доктора за руку, и он нажал кнопку воспроизведения.
Чернокожий коротышка лежал на деревянном столе. Брюшная полость и грудная клетка у него были вскрыты и опустошены... Железный тазик наполнен вырезанными внутренностями... А он лежит себе и моргает!
- Чему вы удивляетесь? - Доктор снова включил перемотку. - Это же зомби... мертвец... Сейчас будет самое интересное. Смотрите.
Теперь железный тазик был пуст, а здоровяк с лицом мясника только-только собирался произвести надрез. Я бывал в анатомических театрах и не раз видывал шоу под название вскрытие. Мужчина произвел стандартный надрез. Обнажились внутренности. Он сунул руку под ребра и с натугой достал из грудной клетки большой, темный мышечный мешок...
- Вот оно! - Доктор заставил картинку замереть и произвел увеличение. Сердце! Великолепное здоровое человеческое сердце...
Он принялся нажимать кнопки на дистанционном пульте управления - так, чтобы картинка двигалась по одному кадру, и я мог проследить весь процесс шаг за шагом. Сердце было вырезано и брошено в железный тазик.
Кассета перемоталась на начало - туда, где мясник с чернокожим коротышкой только еще входили в бамбуковую хижину... Я содрогнулся при мысли, что через полчаса коротышка превратится в груду костей и мяса...
Женский голос, неожиданно громкий, произнес что-то, не то по-польски, не то по-русски. Только теперь я понял, что снимала женщина.
- Грандиозно! - воскликнул доктор. - Мозг и сердце... Нервная и кровеносная системы... Если соединить традиции малайзийских шаманов с достижениями современной науки... Потрясающие результаты... Полная регенерация человеческого организма!..
Собирайтесь, Джекииль!.. Мы отправляемся в Малайзию!..
5. Малайзия, полуостров Малакко
Столица Малайзии Куала-Лумпур - "Грязное Устье" - полностью оправдывала свое название. Это был неопрятный, насквозь китайский городишка. Несколько часов мне пришлось провести в душном гостиничном номере, охраняя вещи, пока доктор искал проводника и договаривался о машине. Больше двух суток тряслись мы в разбитом грузовике по колдобистым дорогам. Я отбил себе весь копчик, подпрыгивая на деревянных ящиках в щелястом кузове.
Доктор сидел в кабине с чернокожим водителем. Рядом с огромным доктором тот походил на подростка, на нем были завернутые до колен полотняные штаны и свободная яркая рубашка с короткими рукавами и глубокими вырезами по бокам.
Центральные районы полуострова оказались настоящей глухоманью.
Отправляясь обратно, водитель на плохом английском сказал мне, что вернется за нами через два месяца. Дни проходили незаметно, доктор возился со своими пробирками, дожидаясь посредника.
Посредник не появлялся.
Хижина, в которой мы остановились, была чем-то вроде пародии на гостиницу, только вместо тараканов по ее бамбуковому полу сновали вереницы крупных рыжих муравьев, а по стенам и потолку шмыгали маленькие зеленоватые ящерки чечеко. Содержала ее крепкая темнокожая женщина из племени семанги, с отвислыми грудями и широкими бедрами, обернутыми длинным клетчатым саронгом. Была она на редкость молчалива. По вечерам она приходила к нам наводить порядок, приносила вареный рис, сдобренный острыми приправами, рыбу и овощи. При этом она неодобрительно поглядывала на бамбуковую раздвижную ширму, за которой доктор возился со своими пробирками и колбами. Она словно бы нюхом чувствовала исходящую от чужака опасность.
На четвертый день она привела свою дочь, совсем еще девочку, с чуть припухлыми грудями и такими же припухлыми губами. Я расхаживал по хижине в носках, которые давно уже продрались на пальцах и заскорузли от пота. Я не снимал их даже на ночь, и доктор давно уже грозился, что доберется до моих ног. От них и вправду слегка попахивало. Пригладив обеими руками свалявшиеся волосы и продрав ногтями щетину на щеках, я пригласил их входить.
Доктор перестал звякать стеклом и вышел из-за ширмы с пробирками в обеих руках. Он был гладко выбрит, прямые черные блестящие волосы вокруг обширной лысины были аккуратно зализаны за уши, от него благоухало крепким мужским дезодорантом.