Ничего, Шульгин дослужится, у него тоже генеральские задатки имеются.
— Тогда тебе, Си, придется продолжить в том же духе. Прежде всего, озаботиться тем, чтобы немцы и португальцы не замечали заходов наших кораблей в порты Германской Юго-Западной Африки и Мозамбика. С остальным мы разберемся сами… Придумай Алексею подходящую должность, например — секретного уполномоченного тайной организации «Друзей Трансвааля» с отделениями в Берлине, Петербурге, Париже, Лиссабоне и так далее, — сказал Новиков. — Нам нужен будет энергичный «серый кардинал» в предстоящих исторических катаклизмах…
По лицу Берестина было видно, что он испытал огромное облегчение при этих словах. Ссориться с друзьями или выглядеть перед ними предателем, выбравшим вместо мужского дела бабью юбку, Алексею хотелось меньше всего. А так — у него просто появится своя серьезная работа. Членом же команды «кладоискателей» он никогда не был, зачем теперь постороннему (в этом смысле) человеку вмешиваться в чужую детскую мечту?
— С самого начала так и получалось, — чисто академическим тоном, исключающим обывательские эмоции, вставил Шульгин, — наше дело — это наше. Никому больше не интересное. Ты, Леша, с собой в пару обязательно Кирсанова возьми, это ему очень по душе будет. А на должность главного военного советника Басманова пригласим, он у нас в Гвардейской конной кавалерии служил, для бурского театра — незаменимый специалист…
На том и разошлись. Самое интересное, что Новиков, узнав о выборе Берестина, испытал не замутненное никакими посторонними доводами облегчение. О чем они там ни договаривались, все ж таки Андрею, когда они оказывались втроем — он, Ирина и Алексей, бывало не совсем комфортно. Очень существенным показателем того, что прошлое не забыто, был не каждому понятный штрих — они все старательно избегали даже намека на тот не слишком долгий отрезок времени.[28] Если бы все прошло — легко можно было вспоминать какие-то общие, забавные случаи и подробности, подшучивать друг над другом, временами даже и бестактно, чего между своими не бывает? А тут словно лежала рядом взведенная мина, и лишние шевеления возле нее угрожали взрывом.
А так вроде все определилось окончательно.
Ушли они от Сильвии вдвоем и немедленно направились к Левашову. Олег еще не спал, и Лариса в отличие от Сильвии была одета по-домашнему, но комильфо[29].
— Слышь, Ларк, — по-свойски начал Шульгин, который в отличие от Новикова комплексов по поводу своих отношений с девушками не испытывал, — тут нам для префа срочно четвертый потребовался, так мы Олега возьмем?
Улыбку Ларисы нужно было видеть. Словами это трудно описать.
— И мизер, уже открытый, на столе лежит?
— Ну, не совсем чтобы так…
— Когда тебе потребуется дура на хара́ктерную роль, ты мне заранее скажешь… — Это Лариса намекнула на то, что Сашка некогда слегка подвизался на театральных подмостках. — Главное не забывай — восьмерка на руке без своего хода, да на длинной масти — страшная штука. Живым хоть обещаете к утру вернуть?
— Да ты о чем, мы вправду, — поддержал друга Новиков. А Левашов уже одевался.
— Когда-нибудь и отдохнуть же надо…
— Вы у меня отдохнете… Валите отсюда, пока я добрая. И без глупостей… — Последние слова были обращены непосредственно Олегу.
— Дорогая, нет хода — не вистую. С молоком матери…
— Нет, она у тебя классная баба, — от всей души сообщил Левашову Андрей, когда они сбежали вниз по лестнице. Возрастные изменения против воли очевидно начали себя проявлять. Веселость и радость жизни по самым незначительным поводам гораздо ярче вспыхивает в двадцать, чем в сорок. Мозги мозгами, а эндокринная система иногда поважнее бывает.
— И даже более чем… — охотно сообщил Олег. Ему «двадцатилетняя» Лариса, у которой как бы не было теперь всего последующего жизненного опыта, тоже нравилась.
В холле нижнего этажа отеля, «рецепшн», или «рецепция», где во времена большей человеческой мобильности, туристского бума и тому подобного должны были бы толпиться кандидаты в постояльцы у стойки портье (администратора по-нашему), чего-то требовать, заполнять «карточки гостя» и вообще вести себя слишком нервно (а вдруг мест не хватит?!), царила тишь, гладь и божья благодать. Проблема сейчас была у хозяев: найдется ли достаточное количество желающих отдать свои «фунты, франки и жемчуга стакан»?[30]
Потому под пальмами, фикусами и даже рододендронами стояли столики, официанты в белых сюртуках разносили напитки, любые, существующие внутри и в ближних окрестностях Европы. Господа (мужчины исключительно) то ли еще не хотящие подниматься в номера, то ли спустившиеся из них по какой-то надобности, кто в пальто, кто в смокингах, опрокидывали рюмки и стаканы, нещадно дымили всем, что позволяет преобразовывать «герба никотиниана» в радующий душу продукт. Вредный для здоровья, безусловно, но это отдельная тема.
— Мужики, — сообщил Левашов, причем по-русски, что совершенно никого из окружающих не заинтересовало. Тут говорили даже на урду. — Давайте присядем вон под той пальмочкой у окна, спросим три по сто, и вы мне все расскажете. Я и так понял, у вас получилось, но все же…
— Вообще мы хотели сообразить то же самое, но у Воронцова, — без выраженного давления, просто в виде информации, сказал Шульгин.
— Успеешь, — отмахнулся Олег. — Я на свободе, я гуляю. Денег у меня навалом. Могу за весь здешний кагал заплатить…
— Эй, брат, ты чего? С Лариской перебрал? С виду и не заметно было… — ощутил тревогу Новиков.
— С какого перепугу, Билли? — Это Левашов вспомнил старое, теперь вновь входящее в употребление прозвище Новикова. Он демонстративно вздернул обшлаг рубашки, показал друзьям зеленый экран гомеостата.
— Вопросы есть? Вопросов нет… — и тут же расстегнул браслет. Сунул бесценное для любого гуманоида устройство в карман. Словно старые тридцатирублевые часы марки «Победа».
— Убедились? Это первая. — Он широким жестом подозвал лакея, снял с подноса три стопки виски. — Рассказывайте. Вы куда более вздрюченные, чем я… А для Воронцова нужно будет выстроить более изящную концепцию. Или я чего-то до сих пор не понимаю?
Новиков внимательно посмотрел на обоих старых друзей.
А вот получилось, что бы кто ни говорил! Сидим мы здесь, на вид второкурсники, третьекурсники от силы. И все происходит, как придумано. Никого нам больше не нужно на этом свете. Помогающих или мешающих. Забыть, вычеркнуть из жизни и памяти минувшие двадцать лет. Совсем. Как их и не было.
Откроем мысленно тетрадку в синем ледериновом переплете. С одной стороны — запись лекции по истории КПСС, с другой, задней — черными чернилами китайской авторучки с золотой рыбкой (китайские вещи тогда — совсем не то что сейчас) написанные моей рукой отрывки все того же бесконечного романа.
…Оправив синий китель с золотыми нашивками на рукаве, он спросил девушку с мечтательными глазами, медленно пригубливавшую бокал шампанского за соседним столиком:
— Не позволите ли вы после этого мне пригласить вас на танго?
— А кто вы? С незнакомыми я не танцую…
— Капитан Немо, если вам угодно, а на самом деле — капитан цур зее[31] Вильгельм Пфеннигер…
— Такой молодой? Вы, наверное, подводник? — Эти слова выдавали в девушке большую информированность.
— Да. «Хог», «Абукир», «Кресси» и «Лексингтон» — моя работа…[32]
— Неужели? Я о вас читала. Конечно, первое же танго — ваше…
Девушка встала, и он убедился, сколь прекрасна ее фигура.
Само собой, со стилистикой не все тогда у него было гладко, но что вы хотите от двадцатилетнего парня эпохи дозревающего социализма? Да еще когда лектор бубнит, а соседи по столу играют в «балду», и на часы посматриваешь, скоро ли эта мутотень кончится. Тут и Марсель Пруст затруднился бы ваять свои шедевры.
Ладно, девушки пока нет, но все остальное — в порядке.
— Карт-бланш нами получен, — доложил Новиков Олегу и в общих чертах обрисовал сложившееся на текущий момент положение вещей.
— Теперь нам остается предоставить всем желающим заниматься делами по собственному усмотрению и не вмешиваться в наши. Что бы там отныне ни творилось в мире, мы получаем великолепную возможность «пожить на свои». Отвлекающие операции в большом мире естественным образом окажутся столь масштабными, что наша мышиная возня у подножия пирамиды никого не заинтересует.
— Образно излагаешь, — одобрительно кивнул Левашов. — Ну так вперед. Ты, Саш, уже составил списки нужного нам на трехмесячный поход снаряжения?
Шульгин постучал себя пальцем по виску.
Шульгин постучал себя пальцем по виску.
— Все давно здесь. Осталось распечатать с учетом «вновь открывшихся обстоятельств».
— Вот и приступай, а к Воронцову завтра пойдем, с готовыми документами и на свежую голову. А сейчас не сыграть ли действительно, вот Лариска удивится нашей непроходимой честности.
— Отлично придумано. Новая жизнь начинается с чистого листа…
— С разграфленного, — уточнил Новиков, — для начала — по пенсу вист.
— А может — по шиллингу?
— Когда до копей доберемся, можно будет и по фунту. А пока нужно экономить. Дорога дальняя…
Глава шестая
Без особых приключений «Валгалла» с «Призраком» на хорошей скорости спустились Атлантикой до широты островов Тристан-да-Кунья, откуда, сменив курс на ONO, начал огибать южную оконечность Африки. Август Северного полушария, как известно, в Южном соответствует февралю. После пересечения тропика Козерога (23 градуса ю.ш.) погода ощутимо испортилась. Начались частые шквалистые ветры, разгонявшие океанскую волну до пяти баллов, почти ежедневно опускался плотный туман, то и дело переходящий в холодный дождь. Столбик спирта в термометрах не поднимался выше пятиградусной отметки Цельсия.
— Субтропики, чтоб им пусто было, — выругался Шульгин, крепко вцепившись в поручни рубки. За стеклами лобового окна бесконечными грядами набегали на форштевень яхты отороченные пенными гребнями мутно-серые валы. Высокий полубак то и дело накрывали потоки воды. «Призрак» то взлетал бушпритом к рваным черным тучам, то проваливался, обнажая корму, и тогда по ушам ударял пронзительный вой набиравших опасные обороты винтов.
Хорошо, что друзья, конструируя и перестраивая «Призрак», предусмотрели и устранили вечную беду парусников и вообще любых кораблей того времени — сырость. Обычно она проникала везде, делая жизнь мореходов невыносимой, точнее — почти невыносимой, раз моряки как-то выживали. Даже командующий германской эскадрой в южных морях граф фон Шпее в свои шестьдесят лет ужасно страдал от ледяного конденсата, постоянно льющегося с подволока его адмиральской каюты.
Зато яхта от подобного была избавлена. Швы корпуса, люки, окантовка иллюминаторов, двери между отсеками герметичностью не уступали космическому кораблю. Волны, беспрепятственно прокатывающиеся по палубе от бушприта до кормового обвеса, моментами заливающие даже крылья мостика, бьющие в остекление рубки, уходили, стекали в шпигаты, но внутрь «прочного корпуса»[33] не просачивалось ни единой капли.
— Терпи, будут нам скоро и настоящие субтропики, тропики тоже будут. Тогда и скажешь, что лучше. От холода печку включил, и порядок, опять же — над нами не каплет, — утешил его Новиков, — а от жары и горячего песка в морду хрен спрячешься…
В ходовой рубке они были вдвоем, если не считать робота-рулевого и капитана Ларсена, который занимался своими делами и в разговор хозяев не вмешивался. Он был настроен так, что реагировал только на прямо обращенные к нему слова или, в случае изменения обстановки, нуждался в консультации или новом приказе, о чем и докладывал.
Левашов отдыхал в каюте после вахты, а девушки, заскучав от однообразия жизни, перебрались на борт «Валгаллы». Пока есть возможность, отчего не пожить по-человечески? И Наталье будет веселее, а то ведь каково молодой женщине одной на огромном судне? Кроме отлаженных специально под нее роботесс-горничных с несколькими высшими образованиями, включая искусствоведческое, и словом перекинутся не с кем. Вчетвером барышням — намного интереснее.
Кроме обычных дамских занятий, веселой болтовни, культурных развлечений, которых на пароходе было не меньше, чем на самом шикарном круизном лайнере, по нескольку часов в день они посвящали упражнениям в спортзалах. Было время, они отдавали дань тренировкам на Валгалле, потом в гостях у Антона, а после учреждения Югороссии, победы над врагами внешними и внутренними, наступила эпоха мира и благоденствия. Не так чтобы совсем полного гедонизма, но около того.
Женщины перестали чувствовать себя равными мужчинам защитницами Очага. Это в старые времена, от палеолита до окончания феодальной раздробленности, они знали, что, пока их сильная половина на охоте за мамонтом или в очередном крестовом походе, пусть даже в набеге на соседнее княжество, им деваться некуда. Дом и семья — на них. Случись что, и на стены выходить придется, облачившись в кольчугу и шлем, и в саблезубого тигра швырять пудовые камни…
Об этом хорошо написал Ефремов в «Лезвии бритвы»: «Красота — высшая степень приспособленности к условиям текущей жизни». Почему так и отличались ее каноны в разные исторические периоды. Сравните Таис Афинскую, ее подругу Эгесихору, средневековых «винчианских мадонн», а потом нордических красавиц с картин художников гитлеровского периода германской живописи. Да и советских комсомолок Дейнеки.
Ирине самой по себе тренировки были не нужны. Она и так могла в любом виде спорта выступить на равных с олимпийским чемпионом. Конечно, рядом с Алексеевым или Жаботинским поднимать штангу — чересчур гротескное зрелище, но вес взять и зафиксировать — свободно! Что пресса немедленно выдала бы за цирковой трюк, несовместимый с высокими идейными принципами советского спорта. А вот Кассиусу Клею, принявшему псевдоним Мохаммед Али, в темном переулке Ирина морду набила бы точно!
Зато Лариса с Анной, как бы они ни были прекрасно сложены, какую бы предыдущую подготовку ни проходили, нуждались в жестоком тренинге. Да и подготовка у девчат, честно сказать, так себе. У одной нечто вроде советского первого разряда по лыжам и биатлону в студенческие времена, у второй, московской гимназистки, неплохо с гибкостью, реакцией (в лаун-теннис и крокет играла), и осталось кое-что от тех боевых методик, которым Ирина ее три года назад учила. А вообще так все запущено…
Южная Африка, где их ждали «вице-короли, наибы, хунхузы, магараджи и верные слоны»[34], а также не упомянутые Берлагой кафры, британские колониальные стрелки, бушмены, бандиты всех мастей и наций, крокодилы, обезьяны от горилл до бабуинов, ядовитые змеи в ассортименте, не считая уже членистоногих, — совсем не то место, где выживают кисейные барышни, решившиеся отдалиться дальше чем на милю от условно цивилизованных мест.
Воронцов нашел в памяти главного компьютера нужную программу и внедрил ее в процессоры двух роботов, которые мгновенно превратились в самых требовательных и беспощадных на этом свете фельдфебелей. Прошлый раз, на Островах, тренируя белых офицеров, они носили нашивки иностранных мастер-сержантов, а сейчас облачились в куртки с царскими погонами. Черная Т-образная нашивка на алом поле.
Положение тренируемых это никоим образом не облегчило.
Ирина, вспомнив выражение Шульгина в похожих обстоятельствах, заранее предупредила своих подопечных, что будет не трудно, а «очень трудно». И взяла с них слово, что не отступят.
Девушки опрометчиво согласились. Что Аня, что Лариса были упорны и уверены в себе. Вроде как Джой Гастелл из «Смока Белью». Тридцатипятилетняя Наталья Андреевна, примерно догадываясь, что ее ждет, потому что Воронцов прозрачно ей намекнул, на грядущие мученья пошла сознательно.
Тем более, увлеченные неведомым им Стамбулом тысяча девятьсот двадцатого года, они тогда понятия не имели, как дрессировали на уединенном острове боевых, прошедших мировую и Гражданскую войну офицеров.
И началось…
Фельдфебели не имели в виду подготовить девушек в качестве бойцов, превосходящих моральными и практическими навыками «зеленых беретов», израильских коммандос времен Шестидневной и Войны Судного дня, спецназовцев советского ГРУ конца ХХ века. Задача была проще — сделать их непобедимыми, а главное — страшными в рукопашной схватке с лучшими единоборцами того патриархального века. Невиданные боевые приемы, умение фехтовать любым холодным оружием, от строевой английской сабли до ножа, стрельба навскидку со скоростью, которую позволяет автоматика пистолета, и быстрее, чем револьвер двойного действия в руке строевого офицера.
После трех-четырех часовых «разминок» девушки на шатающихся ногах выходили из зала в предбанник, стягивали с себя насквозь мокрые трусы и майки, внимательно рассматривали полученные от инструкторов синяки и ссадины.
— Ну и на кой … мне это нужно? — спрашивала Лариса, своими естественными выражениями смущая Анну.
— Глядишь, и пригодится, — рассеянно отвечала Ирина, вдруг делая стремительный выпад раскрытой ладонью ей в лицо.
Лариса успела поставить блок.
— Ох, ты и стерва…
— Однако сработало…
— Нет, девчонки, я вчера до полуночи читала «Похитители бриллиантов»… Там правда такие подонки описаны, — сказала Анна, запаривая дубовый веник в глубокой шайке. — Если мы с ними встретимся…