Он в раздражении плеснул себе еще немного и выпил, снова не дожидаясь Катерины.
– Значит, так, – с силой и звонким стуком, поставив пустой стакан на стол, провозгласил готовность к действиям Тимофей. – Ты начнешь общаться со всеми! Присматриваться к людям, как я учил, делать выводы, оценивать, проверять правильность своих оценок, добавлять новые впечатления, учиться непринужденно болтать, выуживая информацию! Ты должна безошибочно понимать, чего ожидать от любого человека! Ты одна, и для тебя это выживание! Все, детство закончилось, какое бы говнистое оно ни было! И я не всегда буду рядом. Тебе необходимо стать такой умной, хитрой, наблюдательной, сильной, чтобы ни один козел не смог тебя обмануть и использовать! Ты обязана расщелкивать их всех на подходе!
Она взяла бутылку шампанского, налила себе слишком быстро, так, что пена перелилась через край бокала, не обратила на это внимания, выпила, капая на стол, на себя.
– И это тоже, – продолжил наставление наблюдавший за ее действиями Тим. – Надо научиться пить и не пьянеть, вычислить свою норму и никогда не превышать, оставаясь трезвой в любой ситуации. Знать по вкусу разные спиртные напитки, чтобы сразу определить, поддельное ли пойло или подмешали чего туда. Ну, это ладно, успею научить. Сейчас основная задача стать другой, показать себя компанейской, подружиться с парой-тройкой девчонок, обсуждать с ними бабские штучки. Ладно, это мы обговорим в деталях, у меня времени хватило обдумать, как лучше тебе внедриться в вашу студенческую тусу. Уверен был, что будешь сидеть в углу, как наказанная! И начнем с внешнего вида, а то выглядишь как убийца мужской потенции. Так, Кошка, давай обсудим план внедрения в коллектив соратников.
Для дворового мальчишки – шпаны и беспризорника, с уклоном в разную степень хулиганства и воровства, он изъяснялся на удивление художественно-литературным языком, демонстрируя обладание богатым словарным запасом. Не зря же Катерина прочитала ему вслух половину русской классики, да и сам Тим летом, проводя большую часть времени с ней, читал запоем эту классику.
План по внедрению Катерины Воронцовой в люди с целью стать самой заметной и яркой фигурой в институте начинался с постановки под названием: «Брат приехал!» вечером того же дня, то бишь тридцатого декабря.
Катерина, с предварительно улучшенной внешностью малыми средствами и стараниями Тимофея: распущенными волосами, пояском на платье, подчеркивающим талию, расстегнутыми верхними пуговками ворота, небольшим количеством косметики, оставленной Надюхой, – для первого акта сойдет, обошла несколько комнат, в которых проживали наиболее известные из общежитских «авторитетов», оставшихся на Новый год в Москве, искрила улыбкой, изображая бурную радость, и зазывала к себе в комнату, отметить это без меры радостное событие.
Народ, как и предполагалось, крайне подивился бурному оживлению общежитской мыши Катьки. Но студент, как известно, «халявой жив и счастлив», а потому стали подтягиваться минут через двадцать-тридцать, подгоняемые еще и любопытством, что ж там за брат такой, коль Воронцова козой от счастья скачет. Кто с намеком на участие в закусочном столе, в виде десятка зеленых мандарин, полбулки хлеба с кусочком сала, а кто с гитарой, подразумевая украшение собой неожиданного застолья.
Далее по сценарию инициатива передавалась Тимофею.
Братия мгновенно очаровалась, влюбилась с первого взгляда, была покорена без боя, забыв сопротивляться и выпендриваться. Это даже не обсуждалось! «Брат» и «сестра» умело разыгрывали свою партию, как в пинг-понге, передавая подачи слов и инициативу. Катька рассказала пару веселых уместных анекдотов, изображая участников в лицах, от хохота содрогался весь этаж, железно пообещала однокурснику-прогульщику, засыпавшему экзамен, копию своих лекций по предмету, сделала пару легких комплиментов девчонкам… На шумок-огонек стали подтягиваться ранее не приглашенные товарищи.
План триумфально начал осуществляться, часам к двум ночи Катерина с Тимофеем имели несколько предложений отметить Новый год в разных компаниях и перепалку представителей этих компаний о том, с кем именно новые звезды встретят и проведут праздник.
Она не заметила, как заснула – сидела, сидела на кровати, к которой придвинули стол для расширения посадочных мест, смеялась со всеми, и – бац! Нету, спит!
Утром, как Штирлиц, проснулась в свои положенные и привычные семь часов. Было совсем холодно, в открытую настежь форточку задувало снежинки с улицы. Комната блестела чистотой, словно и не было никаких ночных посиделок, на Надькиной кровати уютно-мирно негромко похрапывал Тимофей.
Катька встала, старясь не шуметь, но железная кровать проскрипела пружинами, неохотно выпуская из своих объятий. Парень проснулся в момент.
– Голова не болит? – спросил он, позевывая и потягиваясь всем телом.
– Нет. А должна?
– Обычно с перепою у всех болит. А ты вчера шампанского выпила. Хоть и немного, но никогда не пила, для тебя очень даже достаточно.
– Нет, не болит, – похвалилась Катерина и, поеживаясь, захлопнула форточку. – Холодно.
– Надо было обязательно выветрить все, что ночью надымили-наели-напили.
И, бодрой целевой торпедкой подскочив с кровати, отдал приказ:
– Собирайся! У нас много дел!
Дел оказалось так много и столь разнообразных, что девушка, устав поражаться, ахать, удивляться, покорно семенила за деятельным неутомимым Тимофеем по холодной, обдуваемой отовсюду снежными метелями Москве, гадая, когда же этот забег закончится.
Сначала он привел ее в парикмахерскую, с пафосной претензией на «салон», только открывшуюся в такое раннее время. И умудрился уговорить одну из мастериц заняться Катерининой буйной шевелюрой, аккуратно заплетенной в длинную косу, по бабушкиному учению: «У девушки должна быть аккуратная голова, строгая коса и никаких глупых локонов». Катерина удивилась выбору Тима, проигнорировавшему откровенно приглашающие взгляды молодых парикмахерш, заранее излучавших готовность исполнить любую его просьбу и обратившемуся к немолодой, тучной женщине, вот никаким боком не вписывающуюся в стиль и претензию новомодного «салона».
Убедившись, что отдал девушку в надежные руки, уточнив, сколько времени это займет, напомнив про минимум отрезанных волос, скрылся из заведения.
– Стриглись когда-нибудь? – спросила низким красивым голосом мастерица парикмахерского искусства.
– Нет, – призналась как на духу Катерина.
– И не красили, – утвердила женщина.
– Нет, – вздохнула она своему неприобщению к женским штучкам.
Дама наклонилась поближе и шепнула на ухо:
– И слава богу! И не красьтесь никогда, у вас невероятный по красоте естественный цвет волос. Можно оттеночным шампунем, чтобы блестели ярче! И больше ничего!
Выпрямилась, взбила клиентке волосы, глядя на нее в зеркало, снова наклонилась и тем же шепотом добавила:
– И не стригитесь коротко! Никогда!
Тимофей, вернувшийся ее забирать, долго смотрел на результат, показал жестом, чтобы она покрутилась вокруг своей оси, рассматривая со всех сторон, и неожиданно шагнул к парикмахерше, ожидавшей вердикта, и чмокнул в щечку.
– Вы супер!
От удовольствия центнеровая мастерица зарделась! Нет, вы представляете?
Двигаясь стремительно и быстро, лавируя в толпе суетящихся последним предпраздничным рывком за покупками людей, Тимофей привел ее в ЦУМ, в отдел известной французской косметической фирмы, к креслу, за которым девушка консультант-визажист делала покупательницам пробный макияж. Усадив Катерину в кресло, включил одну из своих самых обаятельных улыбок.
– Девушка, сделайте моей сестре такой макияж, чтобы она понравилась не только мне, но и вам самой. Как для себя на лучший вечер в вашей жизни. Я отблагодарю.
– У нас консультации бесплатно, – выдала барышня ответной улыбкой аванс на любые предложения молодого человека, хоть Новый год вместе, только позови!
– У вас сегодня будет платная! – подчеркнул он, отсалютовав на призыв выражением обещания на лице: «Все может быть!»
Увидев себя в зеркале с прической и макияжем, Катька впала в состояние, близкое к шоку, да так и не выходила из него несколько часов. На нее смотрела из зеркала незнакомая, невероятно симпатичная девушка – длинные распущенные волосы завивались крупными естественными локонами, переливавшимися медно-золотисто-рыжеватыми прядками, глаза горели загадочным, глубоким сапфировым светом, и губы оказались красивой формы.
Это кто же такая-то?!
Пока она размышляла о скрытой в ней незнакомке, появившейся на свет при помощи неяркого макияжа, Тимофей, не дав времени опомниться и насладиться зрелищем, протащил ее еще через пару отделов, волшебным образом обходя все очереди в примерочную и к кассе. В результате этого Катерина и не заметила, как стала обладательницей очень-очень-очень красивого платья – простого вроде фасона, чуть выше колен, но…!!! И туфель к нему на не самом высоком, но первом в ее жизни каблуке.
Увидев себя в зеркале с прической и макияжем, Катька впала в состояние, близкое к шоку, да так и не выходила из него несколько часов. На нее смотрела из зеркала незнакомая, невероятно симпатичная девушка – длинные распущенные волосы завивались крупными естественными локонами, переливавшимися медно-золотисто-рыжеватыми прядками, глаза горели загадочным, глубоким сапфировым светом, и губы оказались красивой формы.
Это кто же такая-то?!
Пока она размышляла о скрытой в ней незнакомке, появившейся на свет при помощи неяркого макияжа, Тимофей, не дав времени опомниться и насладиться зрелищем, протащил ее еще через пару отделов, волшебным образом обходя все очереди в примерочную и к кассе. В результате этого Катерина и не заметила, как стала обладательницей очень-очень-очень красивого платья – простого вроде фасона, чуть выше колен, но…!!! И туфель к нему на не самом высоком, но первом в ее жизни каблуке.
– Тим, ты добрый или злой волшебник? Что, вся красота эта исчезнет в двенадцать часов ночи? – спросила потрясенная девушка, разглядывая себя в зеркало примерочной.
– Я – злой волшебник, – признался, улыбаясь довольно, он. – Ты же знаешь, очень, очень злой! Но на Новый год подрабатываю феем, награда уж очень хороша, не устоял!
И пробег на длинную дистанцию с промежуточными остановками продолжился.
Они пронеслись через кучу магазинов, сквозь толпы людей, все время что-то покупая – спиртное, продукты, какие-то мелочи, небольшие подарки. У Катьки голова шла кругом от впечатлений, она семенила сзади, увлекаемая вперед сильной рукой Тима сквозь прилавки, людей, улицы, магазины, метро, и мрачнела, думая:
«Откуда у него деньги на все это богатство? Он что, в своей разведшколе мастерство оттачивал по облегчению жизни граждан от денежных знаков? Или банк грабанул в виде дипломной работы?»
Спрашивать не имело смысла, да и нельзя. Это у нее не было ни одной темы, которой нельзя обсуждать, а вот у него… Невзирая на «страшную клятву на крови», данную друг другу в детстве, в его жизни имелось ой как много чего такого, что шло под грифом «Секретно».
Но он услышал все ее мысли без слов, что неудивительно.
– Подозрения, Кошка, вещь хорошая, но только тогда, когда ты их не демонстрируешь выражением лица! – И усмехнулся ее озабоченности: – Не дребезжи, Катюха, меня мужики всем гуртом собирали, те, кому не обломилось в отпуск уехать, отдали свои бабки сестру-сироту порадовать на праздник.
Она перевела дыхание. Ну слава богу!
Последней в бесконечной череде покупок, потрясших Катеринино воображение, стала елка и игрушки для ее украшения. Не самая пышная зеленая красавица и игрушки незамысловатые, купленные на лотке возле метро, да какая разница!
Елка!!
Они успели ее и установить в комнате, и нарядить, а еще по-быстренькому сварить супчик из колбасы с картошкой, поесть и поговорить за трапезой. Тимофей давал последние инструкции и наставления перед выходом в общежитский свет.
Праздник состоялся.
И прошел удачно и даже весьма. Катерина в новом обличии имела оглушительный успех у мужской части празднующих и, соответственно, признание женской половиной появления новой конкурентки в борьбе за этот успех и внимание.
Да ладно! Обошлось без тяжелых боев!
Зато приобрела новый опыт и удивившие новые знания.
Знания о том, каким убойным оружием на самом деле является женское обаяние, подкрепленное и умело приукрашенное женскими секретными штучками: макияжем, прической, одеждой, и какое потрясающее ощущение уверенности в себе дают все эти штучки.
А опыт! О! Опыт новый – это что такое настоящая крутая студенческая пьянка и как умудриться не выпадать из коллектива, старательно напивающегося, и при этом оставаться адекватно трезвой, при уме и памяти, умело обходя все очаги куражно-травматического разгуляева. Хороший такой опыт. Интересный и поучительный.
А еще один непонятный и напугавший момент произошел в эту небывалую праздничную ночь. Когда били куранты, держа в одной руке бокал пенящегося через край шампанского, другой рукой Тимофей притянул к себе Катерину за талию, прижал и, заглянув прямо в глаза, сказал:
– Я люблю тебя, Кошка!
– Я тоже тебя люблю, Тим! – смеясь, перекрикивала она шум поздравлений.
Он не отпустил, так и смотрел несколько минут в глаза, внимательно, напряженно, и что-то там такое, искристое, потухло в глубине его зрачков.
– Ну да, конечно, я знаю! – по-мальчишески улыбнулся, чокнулся с ее бокалом. – Выпьем!
Они выпили до дна, расцеловались легким поздравительным поцелуем в губы.
– С Новым годом, Катюха!
– С Новым годом, Тим!
А ночь, празднование, шум-крик, радость покатились дальше своим чередом.
Причудилось ей, вот точно!
С этого дня началась еще одна новая жизнь Катерины Воронцовой, оказавшаяся на поверку не такой уж и простой и отнимавшей множество времени и сил.
А как иначе? Вы-то пробовали быть настоящей женщиной? В том смысле, сколько временных, денежных и прочих затрат требуется? И перечислять не стоит, каких усилий, если начать с приличных колгот, а закончить умением правильно строить глазки, любому трактату страниц не хватит!
Трудно ей приходилось и учиться, и осваивать азы женственности в ускоренном темпе, да еще развивать навыки психолога, изучая на практике характеры людей, поведение, движущие ими мотивы. Почитать кое-что по психологии пришлось, словом, все задачи, поставленные перед ней, выполняла старательно.
Катерина давно, со встречи с Тимофеем, перестала быть наивной, изолированной от всех, запуганной завышенными требованиями и бабушкиной муштрой девочкой. Но не умела общаться с людьми, с ровесниками, во-первых, потому, что это запрещалось Ксенией Петровной, а во-вторых, не подозревала, что это необходимо.
Зачем? У нее есть Тим, и никто больше не нужен. Вот что умела Катерина, так это концентрироваться, сосредотачиваться на цели и упорно, настойчиво к ней идти, игнорируя все мешающее, лишнее, что может оттягивать на себя внимание и дефицитное время.
Тимофей, уж который раз, встряхнул ее, дав такого морального тумака, что она вылетела из своего ограниченного одной направленностью мирка, приземлившись прямо в реальную жизнь, оказавшуюся весьма непростой, с ворохом разнообразных проблем, людскими историями и характерами.
И, знаете, это интересно.
Оказалось, что жизнь интересна!
Первого января они проснулись около часа дня, а в два Тим уехал. Надолго. И осталась только переписка, теперь он писал на адрес общежития, а она ему на неведомую, обозначенную цифрами какую-то полевую почту. Входившие тогда в обиход дефицитные и дорогущие мобильные телефоны им были еще долго недоступны. Зато, каждый раз получая на вахте письмо, на конверте которого четким почерком были написаны ее адрес и имя с фамилией, Катерина чувствовала нечто непередаваемое: гордость, радость, может, что-то детское про то, что и она обозначена в этом мире конкретным адресом, не скрываемым под предназначением: «до востребования». Вот поди ж ты, разберись, что это!
Она, стараясь сохранить ровное выражение лица, улыбалась внутренне весь день и на работе, и когда возвращалась домой. Так тепло и радостно ей становилось от воспоминаний того Нового года, своей круто изменившейся за один день жизни и даже тех своих чувств от получаемых писем.
Задумавшись, все еще в том прошлом, в радости с добавлением теплой грусти по ушедшему, она никак не могла почему-то открыть дверь квартиры – ключ в замке не поворачивался, и все!
Ах да! Как же забыла за воспоминаниями накатившими!
Позвонила, и дверь тут же распахнулась, не успел улететь звук дверного звонка.
– Катерина Анатольевна! Я тут крутю, а вы там, – взволнованно объяснила Валентина.
– Кручу, – автоматически поправила Катерина, переступая порог.
«Вот и я включилась в работу семьи Бойцовых по исправлению речи великой Валентины», – подумала не самым одобрительным образом она.
А чего одобрять? У них своя семья, у нее – своя. Пересеклись в связи с форс-мажором. Дальше развивать раздражающую мысль не стала.
– Как Соня?
– Телик смотрит. Жалуется. Лежать не хочет. Температура последняя тридцать семь и три, – отчиталась причина «приобщения» к чужой семье.
Охо-хо! Жалуется она! Катерина, подавив тяжкий вздох в зародыше, пошла мыть руки и осматривать больную.
– Здрасте! – разулыбалась девчушка вошедшей в комнату хозяйке квартиры. – А я все знаю! Вы Катерина Анатольевна, наша соседка снизу. И доктор. Вы меня героически спасли в трудную минуту и терпеливо лечите после.
– Аминь, – не поддержав бодрости задиристого тона, заключила вступительную речь пигалицы Катерина. – Самочувствие?
– Не лучшее, – не сдавалась Соня.
– Ну что ж, давайте проведем осмотр, и вы ответите на пару вопросов, – докторила Катя, стараясь притормозить балагурящую девицу.