– На сегодня все, – произнесла Агата и решительно встала. – Я, похоже, немного устала. Извините за неполный рабочий день, я распоряжусь, чтобы вам позволили прийти еще раз, в этом же составе. – И она быстрыми шагами вышла из зала.
Агата почти бежала по аллее парка, не замечая, как за ней целой маленькой бандой, прыгая с ветки на ветку, следуют белки. Глаз удобно пристроился у нее на плече, как если бы он там находился всегда. Наконец, чуть запыхавшись, Агата остановилась у самого края озера и присела на скамейку. Закинув ногу на ногу, она легонько похлопала себя по колену, призывая Глаз переместиться. Что тот и сделал.
– Ты есть что? – Агата вовсе не собиралась церемониться с непрошеным гостем, вопрос прозвучал скорее приказом к ответу.
– Не «что», а кто. Я твоя дочь. Вернее, одна из дочерей.
– У меня нет детей. Моя дочь умерла, едва родившись.
– Тебе прекрасно известно, что это не так. Но ты всю жизнь боялась узнать, что с ней случилось. Также тебе известно, что ты родила двойню. И умерла только одна девочка.
– Я ничего не боюсь! – Голос Агаты звучал уже менее уверенно. – Мне сказали, что умерли обе.
– И ты поверила?.. Хотя прекрасно слышала плачь новорожденной. Но ты так не хотела этих детей, что предпочла навязанный тебе вариант. Так было удобней.
– Ну, допустим. А ты-то здесь при чем? Какое ты отношение имеешь к моей дочери? Она, надеюсь, все-таки человекообразное?
– Я ее сестра. Неродившаяся. Вернее, родившаяся мертворожденной – она задушила меня пуповиной, спеша в этот мир. Но так случилось, что я не умерла до конца, моя сущность каким-то неведомым мне образом перешла в другую реальность. Как ты их там называла… «задомнапередных, вывернутых наизнанку». В общем, в метафизическую.
– Метафизических реальностей не бывает.
– Но ты же только что сама проповедовала нечто подобное.
– Ты хочешь сказать, что являешься примером Антизнания, о котором я только недавно догадалась? Значит, я была права в этом великом интуитивном озарении! И Другая реальность существует! И ты этому наглядный пример?
– Ну, если хочешь… А тебе это действительно важнее того, что ты узнала о существовании сразу двоих своих детей?
– Конечно! Это же переворачивает все представления о Вселенной. А детей может сделать каждый дурак. Кстати, а как ты там взрослела? Откуда в тебе человеческие понятия, если ты ни одного дня не жила в этом мире?
– Я взрослела вместе с сестрой. Все, что происходило здесь с ней, все, что она чувствовала и переживала, повторялось там со мной.
– О! – воскликнула Агата. – Доказательство эксперимента Аспека, который продемонстрировал, что две однажды соединившиеся квантовые частицы, будучи разделенными и разнесенными на огромное расстояние, остаются каким-то образом связанными между собой. Если изменялась одна частица, то другая тоже менялась, причем мгновенно. Ученые не знают механизма, как может происходить такое перемещение, скорость которого превышает скорость света, хотя некоторые теоретики полагают, что такая связь осуществляется через врата в высшие измерения. А ты что скажешь по этому поводу?
– Это главное, что тебя заинтересовало из всего моего рассказа? Понятно. Человеческие чувства и эмоции находятся у тебя на переходной стадии. Хотя это и не отменяет твоей гениальности.
– Ты обвиняешь меня в бесчувственности? Но я – аспергер, это особая форма аутизма. Вместо чувств и эмоций во мне очень сильно развито любопытство. И не только научное. Конечно, мне очень интересно то, что ты мне открыла.
– Никакой ты не аспергер. Ты просто связующее звено.
– Между чем и чем?
– Между этим Миром и Другим. Этой реальностью и Absolute Spase, Абсолютным Пространством. Поэтому многие человеческие мотивы тебе непонятны. Ты на них не реагируешь – у тебя задействованы другие рецепторы. Ты в каком-то смысле монстр. Или ангел. Кому как нравится. Полуреальность-полуфантом. Доказательство существования Антизнания, которое ты тщетно пытаешься объяснить тем, кому это в принципе не может быть понятно.
– Но… я же умею чувствовать. Голод, например, жажду, сексуальное желание. И получаю удовольствие от их удовлетворения.
– Это чувствуют твои человеческие органы, твоя земная биохимия. На данный момент они развиты сильнее, чем твои «потусторонние» качества. Я же сказала – ты в переходной стадии.
– Переходная стадия – это когда все чувства заменяет научное любопытство?
– Примерно. Из того же любопытства ты могла бы спросить хотя бы, как нас зовут, твоих дочерей.
– А я помню, как назвала вас для себя, когда вы были еще в моем животе, – Лора и Беа. Ты которая?
– Я Беа.
– А где Лора?
– Она жива-здорова. Процветает. Живет примерно в тысяче километров отсюда.
– Она обо мне знает?
– Нет, она не подозревает о твоем существовании. Ее, новорожденную, адаптировала бездетная семья, и она считает их своими настоящими биологическими родителями. Я в качестве странной подруги провела с ней много месяцев, но правды ни о себе, ни о тебе не раскрыла.
– Почему?
– Сначала хотела повидаться с тобой – нашей матерью, – чтобы понять, насколько мы все совместимы.
– И к какому выводу ты пришла?
– Я еще не решила. А ты? Тебе хотелось бы ее увидеть. Нормальную красивую взрослую женщину, а не черт-те что, вроде меня. Она, кстати, очень похожа на тебя. К счастью, только внешне.
Агата задумалась.
– А это возможно? – наконец произнесла она. – Ты, может быть, не в курсе, но меня отсюда никуда не выпускают, это своеобразная золотая тюрьма. Нужно заметить, что я сама ничего не имела против этого факта – у меня здесь есть все необходимое для работы.
– Вывести тебя отсюда мне ничего не стоит, это на уровне сложности какого-нибудь детского фокуса-покуса. Я просто вберу тебя в себя, отпечатаю на своей сетчатке, и ты окажешься там, где окажусь я.
– Ты что, можешь отменять время?
– Не только. Я могу отменять пространства. На какое-то время, – рассмеялся Глаз. – Но в данный момент речь не об этом, а о том, хочешь ли ты этого сама? И понимаешь ли, как может измениться после этого твоя жизнь?
– Но я же смогу сюда вернуться при желании?
– Не уверена.
– Не уверена, что смогу? Или что захочу?
– Не уверена ни в том, ни в другом.
– А как же наука? Главное дело моей жизни!
– Ты и так уже слишком много знаешь и поняла. Люди к этому еще не готовы.
– Но я же не могу остановиться. Мне необходимо идти дальше. И дальше.
– Может быть. Но уже не здесь, – ответила Беа неопределенно.
– Ты знаешь обо мне нечто, чего не знаю я сама?
– Сейчас намного важнее вот это твое решение. Ты хочешь познакомиться со своей дочерью? Все остальное зависит от этого.
Агата думала.
– И почему я должна верить всему, что ты мне здесь наговорил, чертов глаз? Может, ты вообще галлюцинация! – сердито произнесла Агата.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Ты меня видишь и слышишь наяву. Больше того, ты эмоционально реагируешь. Что тебе не свойственно.
– Предположим… – неопределенно откликнулась Агата.
– И много ты видела таких, как я?
– А ты таких, как я?
– У меня другие возможности. И другой уровень. Такие, как ты, меня не впечатляют. Ты существуешь в ряду других полупроводников. Ты мне любопытна в качестве моей собственной прародительницы.
– А ты мне в качестве феномена, умеющего перемещаться из одной реальности в другую.
– Сейчас речь не обо мне. О Лоре.
– Ты считаешь, я ей нужна?
– Всякому человеческому существу интересна своя прародительница.
– А потом? Что будет потом? Со мной?
– Я перемещу тебя туда, где тебе место.
– А это где?
– Это там, где тебе откроются все тайны, все разгадки, все самое главное, включая Знание и Антизнание. Туда, где существую я.
– Для этого мне придется умереть здесь?
– А ты этого боишься? Ты же сама говорила про «озарения», ради которых любой ученый готов отдать «руку на отсечение». Помнишь, тому бедному мальчику, у которого опухоль в мозгу?
– Но у меня нет опухоли в мозгу. И я не готова умереть в расцвете сил.
– У тебя нет опухоли. Но и сердца тоже нет, в «человеческом» смысле этого слова. У тебя есть только мощный разум и голые инстинкты. Страх смерти это один из этих инстинктов. Я его уберу. И твоя жизнь здесь покажется тебе абсолютно незначительной по сравнению с возможностями для твоего разума там. Относись к этому не как к смерти, а как к новому эксперименту. Другому существованию в Другой реальности, в Другой сущности.
– Ты хочешь сказать, что разум останется после смерти?
– Разум бессмертен. Вы еще называете это здесь «душа». А слово «смерть» можно заменить просто на слово «дверь». Ты войдешь в новую дверь. Но для этого придется захлопнуть эту.
– Ты хочешь сказать, что разум останется после смерти?
– Разум бессмертен. Вы еще называете это здесь «душа». А слово «смерть» можно заменить просто на слово «дверь». Ты войдешь в новую дверь. Но для этого придется захлопнуть эту.
– А… моя дочь? Она не будет обо мне горевать?
– Твоя дочь пока что даже не знает о твоем существовании.
– Ты хочешь, чтобы она, только познакомившись с матерью, сразу ее и похоронила?
– Не волнуйся, я сотру ей память о тебе и о себе. Оставлю некие смутные ощущения. У вас они еще называются «déjà vue».
– Тебя прислали за мной?
– Не совсем. Мне почему-то в виде исключения был дарен выбор. Между тобой и ею. Но для этого мне нужно согласие одной из вас. Лора еще не готова умирать.
– А мне, значит, самое время?!
– Вот именно.
– А ты жестока.
– Нет, я нейтральна. Но по вашей же, человеческой, психологии будет справедливей, если это будешь ты.
– Ты уверена? На мне держится вся передовая наука. Я несу людям знание.
– Не обольщайся по этому поводу – ты здесь не одна такая и являешься только случайным ретранслятором вечных знаний, ушедших в «другие миры». А люди сами все узнают. Вовремя. С тобой или без тебя. Зато ты там познаешь то, чего никогда не познаешь здесь. Например, Знание в Чистом виде.
– Такое существует?
– Конечно. Вы, так называемые гении, пользуетесь здесь его крохами.
– А Антизнание? Это ведь только мое прозрение. Никто-никто до этого не додумался.
– Это только часть Знания. С противоположным знаком. А в нем имеется несметное количество знаков, о которых ты в принципе не можешь догадываться. Человечество само относится к таким знакам. «Человеческий знак», меняющий содержание того, к чему он применяется.
– Я это подозревала. Но не могла ни во что оформить.
– Все твои прозрения, – это крохи от крох.
– А там это станет мне доступно?
– Там ты сама станешь частью этого.
– И у меня, как я понимаю, нет времени на раздумья?
– Ты уже подумала. Ты уже знаешь.
– Хорошо. Я готова.
Глава 20 Беа. Агата. Лора. Невстреча
Это можно было назвать «оглушением чувств». Потрясение Лоры по масштабам сходно было с библейским. Оно таковым и было – первозданным. Как если бы все, что она прожила до этого, было только «предсуществующим».
Услышать Лоре ничего не пришлось, всю историю Глаз просто перевел в ее сознание. Сидя на плече у Лоры, Беа гладила ее своими крылышками по волосам, щекотала лапками-паутинками уголки ее опущенных губ и волнами посылала информацию в ее мозг. Агата сидела абсолютно неподвижно, внимательно вглядываясь в бегущие бризом отражения чувств на Лорином лице. А лицо это в течение странного рассказа то смертельно бледнело, то вспыхивало краской возбуждения.
Глаза их еще ни разу не встретились. Лора замотала головой, как заартачившаяся лошадка, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. И тут же почувствовала, как из глубин ее существа поднимается протест. Сначала беспомощный, бессловесный. Застрявший комом в горле. А потом, наоборот, разрастающийся внутренним воплем. И только вид незнакомой женщины, сидящей с каменным лицом напротив, несколько минут назад объявленной ее «настоящей биологической матерью», заставлял Лору сдерживаться.
Вопль этот пронесся у Лоры в голове черной птицей. И тут она абсолютно четко осознала следующее – они с Беа поменялись местами, и теперь настала ее, Лоры, очередь поделиться неким важнейшим знанием, неведомым этому совершенному Глазу – ее странному, потустороннему близнецу.
Она сняла Глаз с плеча и подбросила в воздух, где он и завис.
– Ну и что мне теперь со всем этим делать? С сестрой-близнецом, явившейся непонятно откуда, утверждающей, что я ее когда-то убила. Со всеми подаренными мне галлюцинациями, неведомыми до сегодняшнего дня Практиками и Инициациями?! Со знанием о существовании Других Реальностей, якобы отменяющих ужас смерти?! – Голос ее слегка дрожал, сплетенные пальцы рук побелели.
Лицо женщины, сидящей напротив Лоры, дернулось, и на нем застыла гримаса то ли боли, то ли неуверенности.
– Но это самое главное знание в жизни, – прошелестела ей на ухо Беа.
– Ты так считаешь? Но ведь я этим «главным знанием» не могу ни с кем поделиться. Даже с любимыми. И даже если я, например, на это решусь, мне все равно никто не поверит. К тому же безоговорочно сочтут сумасшедшей. Даже Карл, который мне верит во всем. А у него в семье с сумасшедшими и так уже перебор.
– Этим знанием ты не можешь поделиться ни с кем, это правда. Но разве это не поменяет всю твою жизнь?! Ты одна на всей Земле будешь знать, что смерти не существует. Это уже своего рода бессмертие.
– И зачем мне одной такое знание? Может быть, ты, Беа, не в курсе наших земных дел, но мы здесь гораздо чаще боимся смерти и страданий близких, чем своих. Как же прикажешь этой «избранности» соответствовать?
Глаз заметался в пространстве, прочерчивая в воздухе резкие линии, оставляющие зеленоватые хвосты. Наконец он завис прямо на уровне Лориных глаз.
– Я не знаю, – впервые за все время растерянно сказала Беа. – Я думала сделать из тебя высшее существо, обладающее высшим знанием, счастливое и свободное.
– Зачем? Чтобы оставить меня жить здесь? В юдоли человеческого горя и печали? Богиней среди муравьев? Или, наоборот, забрать раньше времени туда? Разлучив с близкими и любимыми?
– Я хотела дать тебе возможность почувствовать себя частью Вселенной. Космоса. Почувствовать соизмеримость с судьбой Мира.
– Видимо, я к этому не готова, – грустно констатировала Лора. – Для меня намного важнее кажется моя жизнь здесь. Со всем ее несовершенством.
– Наверное, я не смогу тебя в этом понять. Ведь там ты будешь помнить обо всем, что есть здесь.
– Наверное, это не одно и то же, помнить и про-жи-вать. Вот передо мной сидит женщина, которая, по-твоему, приходится мне настоящей матерью. Биологической. К тому же она, согласно твоему определению, гений. То есть в какой-то степени высшее существо. И что?! Она счастлива? – Тут Лора впервые пристально посмотрела в глаза Агате, которая взгляд не отвела, но и ни одной ресницей не дрогнула. – По ее глазам этого не скажешь.
– По-своему, да, счастлива. Так как для нее главным является мысль, ведь возможности ее мозга гораздо больше среднечеловеческого.
– А чувства, похоже, для нее значения вовсе не имеют.
– Они ей не нужны. Чувства неуправляемы. А мыслями своими она управлять умеет в совершенстве. И это дает ей полнейшее удовлетворение.
– И чем она лучше робота с супермощной вычислительной машиной вместо головы?! У которого отсутствуют не только чувства, но и первичные инстинкты, материнский, например. В этом мире даже кошки заботятся о своих новорожденных котятах. Она же за тридцать лет ни разу о своих детях не вспомнила! И сейчас я должна принять ее как мать? Меня выходила, воспитала, любила, как умела, совершенно другая женщина – она и есть моя мать. И я никогда ее не променяю на этого бесчувственного монстра. И ты зря свела нас всех вместе. Если это было целью твоего визита сюда, на нашу несовершенную землю, то ты явилась напрасно.
Лора молчала, пытаясь справиться с подступающими слезами, успокаивая сжавшееся в смертельной тоске сердце.
– Ты считаешь, что проживала где-то там в точности мою жизнь здесь? – проговорила она наконец тихим голосом. – Но это не так. Ты незнакома с Барбарой, моей матерью. Ты не знала моего отца, сурового, не проявлявшего своих эмоций, но любящего меня всей душой. Боюсь, ты не знаешь даже, что это такое, «душа», в нашем земном понимании! Ты утверждаешь, что у вас там есть сознание, память, воображение и, главное, индивидуальность. Но память о чем, если ты этого не пережила? Разве ты можешь помнить разбитую в кровь коленку, если ты ее не разбивала сама? Или горячечный бред дифтерита? А животный страх на лице матери, склонившейся над тобой и готовой отдать свою собственную жизнь, только чтобы ты выздоровела? Откуда возьмется индивидуальность, если ты не прочла «Тома Сойера» и не путешествовала с Алисой по Стране чудес? Откуда возьмется сострадание, если ты не видела умирающего ребенка? Или брошенную хозяином собаку?
Из глаза ее все-таки выкатилась слезинка, которую Лора раздраженно смахнула со щеки.
– Или вот любовь, например? Ведь все твои Практики и Инициации были про что угодно, только не про любовь! А не познав любовь земную сама, ты никогда не поймешь тех, кто ее познал. Этого нельзя понять опосредованно. И никакого воображения не хватит.
Лора заставила себя поднять глаза на Агату и внимательно всмотреться в ее лицо. Она изо всех сил попыталась испытать в своей душе хоть что-нибудь по отношению к этой незнакомой женщине. Но, кроме раздражения, ничего не чувствовала.