Нехватка кислорода все еще давала себя знать — перед глазами плавали желтые круги. Я с горечью подумал, что меня, скорей всего, никто не собирался убивать — просто Локи решил по русскому обычаю украсть немного баблоса и не рассчитал последствий… Или, наоборот, все рассчитал — и решил, что пара минут моей агонии в запертом гробу вполне приемлемая цена за несколько секунд личного счастья. Чем не государственное мышление… Можно даже считать это последним уроком ментора ученику. Впрочем, как учил меня тот же Локи, вампиру следовало давить ресентимент в зародыше, а охватившие меня чувства попадали именно в эту категорию.
Я дал зажигалке остыть и зажег ее опять. К этому моменту я успокоился уже достаточно, чтобы осмотреться с вниманием.
Кроме моего, в склепе было еще четыре гроба. Каждый стоял на отдельном постаменте примерно в полметра высотой. Три гроба были одинаковыми — округлыми, в светлых буквах X, L… Да, я не ошибся. Луи Вуиттон. Эти гробы были так элегантны, что походили на дорогие теннисные сумки. Четвертый был камуфляжным, грубоватой прямоугольной формы — и в два раза шире моего. Military style. На мой вкус он выглядел самым стильным. Этот гроб был крайним. Мой стоял рядом — между ним и спортивным трио.
Пальцам опять стало горячо, и я погрузился в темноту.
До меня дошло наконец, что я не в морге, и вообще не в Москве. Скорей всего, я уже прибыл к месту назначения и вижу вокруг чужие транспортные средства. Просто я пришел в себя, так сказать, в аварийном режиме — раньше остальных. Значит, посвящение, о котором говорил Энлиль Маратович, уже произошло… Ну хоть это хорошо. Но почему проснулся только я? Может быть, все остальные сейчас испытывают то же самое?
Словно в ответ на свои мысли я вдруг услышал еле различимые скребущие звуки. Они доносились с той стороны, где стоял большой камуфляжный гроб. Мне тут же представились окровавленные ногти, царапающие изнутри его крышку. Я снова щелкнул зажигалкой, вылез из своего транспортного модуля и присел возле военного гроба. Никаких ручек или кнопок на нем видно не было. Я деликатно постучал по его крышке.
Изнутри тут же донесся еле слышный ответный стук — быстрый и, как мне показалось, испуганный. Я ощупал крышку. Сбоку на ней обнаружился крохотный выступ, за который можно было зацепиться пальцами.
— Секундочку! — сказал я и изо всех сил потянул крышку вверх.
Гроб сдвинулся с места, и я уже испугался, что опрокину его — но тут крышка поддалась и, как фонарь самолета, мягко откинулась в сторону на петлях.
Г роб действительно был двухместным — но в нем находился только один пассажир, которого я успел увидеть за миг до того, как моя зажигалка погасла от сотрясения воздуха. Это была стриженная наголо девушка в майке и шортах. На месте второго пилота лежали свернутый коврик для йоги и небольшой рюкзак.
Я собирался опять щелкнуть зажигалкой, но меня вдруг схватили за горло твердые и сильные пальцы.
— Ты потревожил мой сон, — сказал тихий голос. — Это была ошибка, и теперь ты за нее заплатишь. Я высосу твою красную жидкость до дна!
От неожиданности я выронил зажигалку. Через миг я почувствовал на своем лице дыхание — и на секунду поверил, что она действительно прокусит мне горло. Но она рассмеялась — таким счастливым смехом, что мой страх сразу исчез. А потом чмокнула меня в щеку.
Я дернулся от прикосновения ее губ как от удара током. Это заставило ее засмеяться еще сильнее. Она разжала пальцы и сказала:
— Зажги свет.
— Где это?
— Наверно, на стене.
— Сейчас…
Я нагнулся и стал шарить руками по каменным плитам пола. Зажигалки нигде не было.
— Подожди, — сказала она. — Я сама.
Прошло не больше минуты, и под потолком склепа загорелась электрическая лампа.
Я снова увидел девушку в майке и шортах. Теперь она стояла у стены, а на ее глазах были крохотные очки ночного видения, похожие на два наперстка. Когда зажегся свет, она сняла их и сунула в карман.
Она действительно была стрижена наголо — с совсем короткой щетинкой песочного цвета, проступающей на загорелой голове. Я видел много женских причесок, но к такому радикализму не привык.
— Привет, кровосос, — сказала она. — Спасибо, что разбудил.
— Я? Разбудил? Ты уже скреблась, когда я вылез, — ответил я. — Я думал, тебе нужна помощь.
— Ты стонал на весь склеп. Как будто тебя душат. Что случилось?
— Я задыхался.
Она подошла к моему гробу и заглянула внутрь.
— Ух ты. Дорогая игрушка… Да у тебя вентиляционная решетка закрыта, парень. Ты сюда в подводном режиме приехал.
— В подводном режиме?
— Вот эта ручка переводит гроб в герметический режим.
— Я мало понимаю в гробах, — сказал я с аристократическим холодком. — Меня так упаковали.
Она повернула что-то внутри моего гроба.
— Теперь можешь спать спокойно. Вентиляция открыта. Тебя зовут Рама, да?
— Ты меня укусила?
Девушка удивленно подняла брови.
— С какой стати, — сказала она. — Я тебя просто поцеловала в щеку. У нас так делают, когда знакомятся.
— А откуда ты знаешь, что я Рама?
— Видела твое фото в программе. Тебя вставили в последний момент.
Я вообще не видел никакой программы.
— Меня зовут Софи, — сказала она.
Я пожал ей руку. Софи. Почему «Софи»? Разве это божественное имя?
— Это от «София — премудрость демиурга». Одна из ипостасей чего-то там такого…
— Ты мысли читаешь, Софи?
— Нет. Просто много общаюсь с вампирами. Первая мысль у них всегда — укусила или нет? Вторая — «почему Софи»?
Она оглядела склеп.
— Извини за экзальтацию. Просто я ужасно счастлива. Я так рада здесь быть. Я мечтала об этом последние пять лет…
Я подумал, что уже окончательно упустил момент, когда можно было невинно поцеловать ее в ответ.
Подойдя к трем закрытым гробам, она внимательно их осмотрела.
— Понятно, — сказала она. — Французы. Их я тоже видела в программе. Там про это не было, но я уверена, что они телепузики. Практически сто процентов.
— Телепузики? — переспросил я. — Типа как «лягушатники»?
Она наморщилась, словно я сказал бестактность.
— Нет. Это не имеет отношения к национальности. Они медиумы-демонстраторы. Новая профессия, ей всего пятьдесят лет. Они не совсем ныряльщики, но обучаются вместе с нами.
— Откуда ты знаешь, что это телепузики?
— Потому что их трое и они вместе. Их всегда трое. Чаще всего берут братьев. По возможности однояйцевых близнецов. Кажется, теперь их специально тиражируют через суррогатную мать.
— А что они делают?
— Показывают другим, что мы видим в лимбо.
— В каком лимбо?
Она удивленно на меня посмотрела.
— А бывают разные?
— Не знаю, — сказал я. — Просто меня сюда отправили совершенно неожиданно. Я вообще не в курсе. Извини.
— Ничего. Здесь все объяснят.
— А сколько народу в программе?
— Было шестнадцать кандидатов. Добрались пятеро.
Я хотел спросить, куда в таком случае делись остальные одиннадцать — но испугался, что опять покажу свое невежество. Мне не хотелось, чтобы она сочла меня полным дурнем, поэтому я решил не углубляться в расспросы.
— Разбудим телепузиков? — предложил я и указал на гробы.
— Зачем, — ответила Софи. — Это будет невежливо. Они тебя не просили.
Она поглядела на часы.
— Одиннадцать тридцать пи-эм. Подъем завтра утром. Думаю, часов в девять. Ты не хочешь прогуляться по замку? Сейчас здесь никого нет.
— А это можно? — спросил я.
— Нельзя, — сказала она. — Но раз уж ты меня разбудил… Пойдешь?
Я кивнул.
Она подошла к двери и осторожно потянула ее на себя. Дверь со скрипом открылась. За ней была темнота.
— Сейчас здесь практически музей, — сказала она. — А когда-то он действительно здесь жил…
— Кто «он»?
— Дракула…
Она шагнула в темноту, и я последовал за ней.
Мы оказались на каменной лестнице — ее ступени приходилось наощупь находить при каждом шаге. Темнота была очень романтичной. Я представлял себе, как нас что-то напугает и она испуганно ко мне прижмется… Или я к ней. Но тут она зажгла фонарик.
В конце лестницы была еще одна дверь. Софи открыла ее, и я увидел длинный коридор под высоким сводчатым потолком. В нем было светло.
Серый дневной свет падал из окон, за которыми, однако, не было никакого, даже самого убогого вида. Там был только каменный мешок — покрытая серой штукатуркой стена примерно в метре от стекла. Так мир выглядит из полуподвала. Странное слово — «полуподвал». Вроде «полуподлец»…
Коридор действительно походил на музейную галерею — на его стенах висели картины и разные предметы.
— Еще светло, — сказал я, кивая на окно. — Ты уверена, что сейчас полдвенадцатого?
— Это фальшивый свет, — ответила она. — Весь замок под землей. У него нет стен, Рама. Одни коридоры… Такие окна на каждом этаже. И еще витражи. Здесь много витражей.
— Это фальшивый свет, — ответила она. — Весь замок под землей. У него нет стен, Рама. Одни коридоры… Такие окна на каждом этаже. И еще витражи. Здесь много витражей.
— Откуда ты знаешь?
— Вот, смотри, — сказала она и кивнула на ближайшую к нам картину.
Там был изображен стоящий на холме замок со множеством башен и башенок из белого камня под крышами из алой черепицы. Это была не древняя феодальная крепость, а, скорее, большой manor house, украшенный множеством архитектурных излишеств. Интереснее всего выглядели окна — в нижних этажах они были скрыты подобием накладных каменных карманов, в которых для света была оставлена только узкая щель сверху. Именно такие я и видел в стене перед собой. А в верхних этажах окна были обычными, но вместо стекол в них были витражи.
Над башнями замка развевались флаги — длинные и узкие, как змеиные языки. На одной из стен первого этажа, недалеко от входа, был нарисован красный крестик со словами «you are here». Словом, это был бы вполне обычный замок, если бы не одна деталь.
От стен здания в разные стороны отходили тонкие ветви, которые кончались похожими на скворечники домиками с витражными окнами. Эти домики висели в пустоте. Они выглядели ажурно — и одновременно нелепо: было понятно, что такая длинная ножка не удержит массивный куб на ее конце. Из-за этого замок походил на сюрреалистическое дерево с коротким толстым стволом.
— Мы на первом этаже, — сказала Софи. — В смысле, на самом глубоком. Весь этот замок под землей. А эти ветки — просто подземные коридоры. Красиво, да?
— Могли бы и над землей построить.
— Тогда замок не был бы тайным, — ответила она. — Разве можно скрыть целый замок? Сейчас такой не спрячешь даже в Амазонии. Каждый сантиметр на гугл-мэпс…
— А где он находится?
— Про это не принято говорить. И я сама точно не знаю. Эта тайна охраняется очень строго.
Я решил не проявлять излишнего любопытства.
— Но тогда это просто подземелье, — сказал я. — А мне говорили, воздушный замок…
— Правильно говорили, — ответила Софи. — Это подземный пузырь воздуха, причем именно той формы, какую ты видишь на этой картине. Самый настоящий воздушный замок в прямом смысле. Если ты подумаешь три минуты, ты поймешь, что никаких других воздушных замков не бывает…
Мы прошли по галерее еще несколько шагов.
— А вот и он, — благоговейно сказала Софи.
Я увидел на стене застекленную репродукцию древней фотографии — или дагерротипа. Это был портрет джентльмена в длинном черном сюртуке, сидящего возле столика с чайным прибором. На полу рядом со столиком стоял его цилиндр. Джентльмен напоминал французского писателя Стендаля — у того была такая же черная шкиперская борода.
— Я не так его представлял.
— Его настоящий облик не афишируется, — сказала Софи. — Его даже превратили из уроженца Лондона в трансильванца.
— Почему? — спросил я.
Она пожала плечами.
— Политика. Лондон не должен символизировать вампиризм в массовом сознании. Слишком суггестивно. Сити будет против.
— У него имя вроде не английское.
— Дракула — это кличка. Его вампирическое имя было Dionysus. По-русски Дионисус.
— Дионис, — поправил я.
— Да. Друзья-вампиры называли его «Dionysus the Oracular»[1] из-за свойственного ему ума и возвышенной натуры. Он не обижался и даже сам подписывался иногда так в их альбомах. Иногда он писал просто «D. Oracular». Халдеи сделали из его шутливого прозвища трансильванскую фамилию. А сам миф перенесли в нежное, так сказать, подбрюшье Европы…
— Откуда ты все это знаешь? — спросил я.
— Дракула интересует меня уже много лет. Вот опять он. Смотри…
Она показала на стену.
Я увидел написанный маслом портрет того же господина — только в другом ракурсе. На Дракуле был современный костюм — ну, или почти современный, такие носили, наверно, в середине прошлого века. Возможно, именно из-за костюма мне показалось, что здесь он похож не на Стендаля, а на Шона Коннори в роли Стендаля. Причем на молодого Шона Коннори, загримированного под пожилого Стендаля. Между дагерротипом и масляным портретом была дистанция минимум в сто лет — но Дракула был почти тем же, только в его бороде появилось несколько седых волос.
Дальше на стене висело несколько листов с карандашными — или угольными — набросками, защищенными большим прозрачным стеклом. Рисунки выглядели очень старыми. Бумага пожелтела от времени; на некоторых листах были пятна и круглые следы то ли кружек, то ли стаканов. Я совершенно не удивился бы, узнав, что это наброски какого-нибудь Леонардо. Удивился бы я только тому, что Леонардо рисовал такие странные вещи.
Все рисунки изображали одно и то же — полуголого древнего вампира в высокой тиаре, какая бывает у индийских богов. Я понял, что это вампир, поскольку он висел вниз головой, зацепившись за перекладину. Чрезвычайно замысловатыми, однако, были его позы — они выглядели как асаны индийских аскетов. Мало того, через перекладину была перекинута только одна нога древнего вампира — вторая была или заложена в подобие полулотоса, или вообще загнута самым невероятным образом. На одном из рисунков под висящим было выведено еле заметное слово «Marro».
— Что это у него за колпак? — спросил я. — Он что, приклеен?
— Прическа, — сказала Софи.
— Что «прическа»? — не понял я.
— У Мары на голове. Поэтому и не падает. Тогда прически такие делали — накручивали волосы на вертикальные шпильки. Получалось как храм из собственных волос. Внутри делали крохотный алтарь из цветочных лепестков. А потом устраивали специальную ганапуджу и звали в этот храм какого-нибудь бога…
— Тогда — это когда? — спросил я.
— В Индии. Две с половиной тысячи лет назад.
Ее знания впечатляли. Может, я и сам знал бы не меньше, если бы, как она, годами мечтал попасть в это место. Но неделю назад я даже не знал, что оно существует. А вот она знала…
Следующую картину я уже видел.
Она изображала похороны рыцаря, которого провожало множество печальных господ с модными бородками над круглыми кружевными воротниками. Хоронили тоже Дракулу — только он теперь был в латах с длинной пробоиной на груди, над которой висел большущий синий комар, изображавший, надо было понимать, душу. Заметив этого комара, я вспомнил, где видел его раньше.
— У нашего главного в хамлете такая фреска, — сказал я. — Только во всю стену. По кругу.
— Это из Круглой Комнаты, — ответила Софи.
— А что за синий комар? Душа?
Софи засмеялась.
— Ну ты даешь, Рама. Какая у Дракулы душа?
— А что это тогда?
— То, что вместо.
Я решил не спрашивать, что у вампира вместо души — вопрос мог показаться ей глупым. Тем более что ответом на него, скорей всего, оказался бы какой-нибудь дискурсизм. Мне было интересно другое — как Дракула ухитрился умереть в средневековой Испании, дожив перед этим до середины прошлого века. Этот вопрос уже вертелся у меня на языке — но тут я увидел следующую картину.
Она опять изображала похороны Дракулы.
Только на этот раз Дракула был одет мексиканским ковбоем. Он покоился в открытом гробу, а на его груди лежало черное сомбреро, усеянное по периметру маленькими оловянными черепами. Провожатые были и на этой картине — индейцы в боевой раскраске несли на бархатных подушках револьверы и какие-то громоздкие ордена, сверкавшие множеством бриллиантов.
Один особенно торжественный индеец шел перед гробом — и нес маленького румяного младенца. Над грудью мертвого Дракулы не было комара. Зато он парил над младенцем. Точно такой же, как на прошлой картине, только красный.
— Опять из Круглой Комнаты, — сказала Софи.
Меня начинала угнетать ее осведомленность.
— А что это за Круглая Комната? — спросил я.
— Она раньше была в самой высокой башне замка. Там у Дракулы был кабинет. А потом она схлопнулась.
— Схлопнулась?
— Ну да. Воздушные замки ведь не рушатся. Они схлопываются. Иногда по частям. А бывает, сразу целиком.
— Эти фрески были на стенах? — спросил я.
— Нет, — сказала Софи. — Они иногда проецировались на стены. Две или три сохранились на фотографиях. Их просто перерисовали краской…
Я отчего-то вспомнил дом Энлиля Маратовича. Он отличался от замка Дракулы глубиной и формой — но вообще-то это была такая же подземная пустота. Только наши вампиры называли его жилище большой землянкой. Видимо, землянка — это и был отечественный вариант воздушного замка.
Картина с мексиканскими похоронами была последней — дальше галерея упиралась в закрытую дверь. Софи несколько раз дернула ручку — но дверь не открылась.
— Пошли назад, — сказала она. — Пока нас не застукали.
— А что будет? — спросил я.
— Ничего хорошего. По замку Дракулы не разрешают просто так гулять. Боятся, что он схлопнется дальше. Как Круглая Комната.