– Уснул! – рявкнул хорошо поставленный голос. – Вылезай на свет божий, голубь.
Антон улыбнулся, представив, как это голубь может вылазить на свет божий.
– Чего это он у вас веселый такой? – осведомился тот же голос, который принадлежал прапорщику полиции с повязкой помощника дежурного на рукаве и почти чапаевскими усами под увесистым носом.
Антон спрыгнул на землю и огляделся. Двор, обнесенный бетонными плитами, несколько машин, включая и две дорогие иномарки, какое-то строение слева. Рядом второй вход в здание РУВД со стандартной «курилкой»: две лавки буквой «Г» и старое эмалированное ведро без ручки между ними. И обязательный пожарный щит на стене, на котором не хватало огнетушителя.
Коротким вонючим коридором Антона провели в дежурную часть. Быстро обыскали, составили опись изъятых вещей. Между прочим, без понятых, но Антон решил пока не возражать. С сожалением он посмотрел на свой мобильник, но и это пока терпело. Потом его заставили вытащить брючной ремень, убедились, что ботинки на резинках, а не на шнурках, и только после этого повели назад в коридор. Теперь стало понятно, откуда это воняет. Из трех металлических дверей открыли самую дальнюю. Как Антон понял, воняло из самой первой. То ли там особо вонючий бомж находился, то ли канализацию у них прорвало. В любом случае Антон был местным полицейским благодарен, могли бы его и в первую камеру затолкать.
В камере лежал на лавке всклокоченный детина в рваной майке и босиком. Ноги у него были черные от грязи, отчего Антона передернуло. Он прошел к другой стене и сел на лавку, убедившись, что она относительно чистая. Стандартное помещение, как во всех отделах и управлениях полиции. Бетонный пол, стены оштукатурены «набрызгом», чтобы ушлый урка не заточил припрятанную монетку о стенку. Лавки привинченны к стенам и полу болтами. Окно под потолком забрано мелкой сеткой, а потом только решеткой. Это чтобы опять же задержанный не разбил стекло и не причинил себе или полицейскому вреда осколком стекла. Итак, время его задержания и первый же допрос все прояснят. До этого спешить и нервничать абсолютно бесполезно.
Если акция его задержания не спланирована заранее, если в нем не видят офицера полиции, то все нормально, а если этот бугай сейчас «проснется» и начнет Антона прессовать, то это уже подстава, камерная разработка, а для нее нужна веская причина. Антон сложил руки на груди, закрыл глаза и, откинувшись на стенку спиной, стал ждать продолжения. Оно наступило примерно через тридцать минут.
– Копаев! Выходи!
Антон открыл глаза и увидел все того же старшего лейтенанта Ольховца.
– Все, разобрались? – приветливо спросил он, поднимаясь с лавки и сладко потягиваясь.
– Сейчас только начнем с тобой разбираться, – с угрозой в голосе ответил старлей.
– Как это? – сделал удивленное лицо Антон, выходя из камеры. – А чем же вы полчаса занимались, как не мной?
– А ты что за барин у нас, чтобы тобой в первую очередь заниматься?
– Я не барин, я просто один ни в чем не виновный человек, который унизительно просидел в камере тридцать минут. С каким-то оборванцем.
– И не растаял, – проворчал старший лейтенант, подталкивая Антона в спину вдоль коридора.
– Что, власть опьяняет? – обернулся Антон и серьезно посмотрел оперативнику в глаза.
Тот со злостью снова подтолкнул его в сторону лестницы. Но на этот раз задержанный послушно не двинулся в указанном направлении, а остался стоять на месте, как скала. Оперативник сразу напрягся и отошел на шаг назад.
– Не советую, – предупредил Антон. – Ты не знаешь, кто мой папа там, в Самаре. И какие где у меня связи, тоже не знаешь. Стукнешь сейчас, а потом всю жизнь локти кусать будешь. И тут карьеру поломаешь, и в приличное место больше не возьмут.
– Я таких, как ты, знаешь скольких ломал, – процедил сквозь зубы старший лейтенант, но с места не двинулся.
– Врешь ты все, – хмыкнул Антон и пошел по коридору. – Куда дальше идти? По лестнице вверх?
До кабинета на втором этаже они дошли в угрюмом молчании. Антон отметил, что на двери кабинета, помимо фамилии оперативника, значилось еще и «отделение уголовного розыска». По крайней мере, не отделение борьбы с экономическими преступлениями, значит, икра здесь ни при чем. Пока.
– Садись! – все так же грубо приказал Ольховец и уселся в старенькое офисное кресло.
Антон отметил, что парню хочется выглядеть начальником или быть им по-настоящему. Видишь, и стул его уже не устраивает. Кресло ведь кто-то отдал, сломанное отдал, а он починил и сидит теперь. Видно, что высоковато оно ему, а газ-лифт не работает. Вот и мучается, зато начальником себя чувствует.
– Фамилия, имя, отчество? – требовательно спросил оперативник, пододвигая к себе лист бумаги и беря из стаканчика ручку.
– Обойдешься, – нагло ответил Антон. – У тебя мой паспорт, вот оттуда и спишешь мои данные.
Сейчас он умышленно и планомерно раздражал полицейского. Играл на грани фола. Цель была простая: разобраться в степени криминализованности местной полиции. Если работники уголовного розыска начнут с ним беспредельничать, то это совершенно ясно укажет на то, кто крышует криминальный бизнес. Например, добычу черной икры. Не этот вот самоуверенный, но глупый старший лейтенант, а его начальство. Этот же просто инструмент, ему приказали, он и исполняет. С удовольствием, с упоением исполняет, потому что причастен к криминальной власти, близок хозяевам городка или даже всего района. А может, нагло ведет себя по природной своей глупости и жажде власти над людьми. Такое тоже часто в полиции встречается, и без всякого криминала.
– Ты че наглеешь, урод? – процедил сквозь зубы Ольховец.
– Подумай, – спокойно предложил Антон, – а может, это и не наглость вовсе, а просто требование уважения к себе со стороны полиции. Требование человека, который ни в чем не виноват, абсолютно. Или же все так, как я уже говорил. Я человек со связями, сюда приехал по важным делам, и тебе все это боком выйдет. Выбирай вариант по своему вкусу, а уж потом оскорбляй сколько тебе влезет. Бывают в жизни ситуации, когда твои натренированные кулаки не помогут. Дело может оказаться серьезнее карате. Давай так: ты, как и положено, объясняешь мне причину моего задержания, а потом уже задаешь вопросы по существу. Вежливо объясняешь, вежливо задаешь!
Ольховец примерно с минуту смотрел в холодное лицо задержанного. Чувствовалось, что внутри у старшего лейтенанта идет нешуточная борьба, борьба здравого смысла с эмоциями. Этот светловолосый парень, возможно, и блефует, говоря про свои связи и последствия. Многие в этом кабинете вели себя так же. Но что-то подсказывало Ольховцу, что в данном случае дело блефом не очень пахнет. Странный какой-то парень: слишком спокоен, даже в камере вел себя без нервов. А это может означать как потенциальную невиновность, так и виновность.
И как некстати зазвонил мобильник у старшего лейтенанта. Ага, не начальство! Очень здорово, пусть побесится. Антон понял по отдельным словам и междометиям, что звонила женщина, точнее девушка. Ольховец грубовато отшил свою знакомую и швырнул мобильник на стол. Из колеи его этот звонок выбил окончательно, и вопросы он стал задавать какие-то бестолковые. Антон все никак не мог понять, к какому преступлению его хотят притянуть за уши, в чем конкретно подозревают. А потом ему в голову пришла идея.
Продолжая недовольно отвечать на вопросы Ольховца, огрызаясь, споря с ним, он стал постепенно разыгрывать начало приступа. Неважно какого, так, общие признаки, главное, чтобы напугать. Потихоньку тер виски, жмурился и крутил глазными яблоками, вытирал рот, как будто у него там, в уголках, скапливалась слизь. Потом начал глубоко и болезненно вздыхать, словно ему не хватало воздуха. Оперативник вел себя так, как Антон и предполагал, то есть делал вид, что этих ужимок не замечает, считает их симуляцией. Опытный? Ну-ну!
Антон вдруг покраснел, причем так, что лицо стало пунцовым. Сделать это просто, если умеешь напрягаться, чтобы кровь к лицу прилила. Потом приподнялся на стуле, бестолково схватился руками за край стола и… повалившись прямо на стол перед оперативником, стал биться в конвульсиях.
Ольховец подскочил на своем кресле как ужаленный. Матерясь, он стащил Антона со стола и усадил на стул. Антон, заваливаясь то на один бок, то на другой, сдавленным голосом принялся объяснять, что ничего страшного, что у него такое бывает, когда перенервничает. Это пройдет, только полежать надо. И обязательно на правом боку.
Матерясь, оперативник схватил Антона под мышки и поволок к двери. Здесь дело пошло уже лучше. Антон почти сам доковылял, извиняясь, до камеры, по стенке добрался до свободной лавки и повалился на нее со стенаниями и болезненными возгласами. Лохматый парень в драной майке все спал и никак не реагировал. Дверь захлопнулась, и Антон услышал, как Ольховец кому-то велел посматривать на задержанного. Глазок в двери почти сразу открылся, а через несколько секунд закрылся. Потом послышались удаляющиеся шаги.
Антон вытер рот и уселся на лавке. Расстегнув пару пуговиц на рубашке, он осторожно вытащил из-за пазухи мобильный телефон Ольховца, который стянул со стола во время приступа. Визитку Суюнова у него отобрали вместе со всеми вещами, но номер Антон помнил и так. На память он никогда не жаловался.
– Але? Артур Робертович? Извините, что беспокою, это Антон Копаев. Беда у меня, ваша помощь требуется. Нет, все не так страшно, просто меня какие-то местные полицейские почему-то арестовали и держат в камере. Какие-то дикие обвинения предъявляют. Уверяю вас, я чист перед законом, могу даже поклясться. Это недоразумение, и помочь мне может только местное полицейское начальство. Боюсь, что ретивые работники дров наломают. А? Да, в РУВД. Спасибо, Артур Робертович! Заранее благодарен вам за помощь. Вон уже бегут! Сейчас телефон отберут…
Дверь распахнулась так, что задрожали стены. Взбешенное лицо старшего лейтенанта Ольховца уставилось на Антона, который, поджав одну ногу, с довольным видом разговаривал по его телефону.
– Ну-ну, – протестующе выставил Антон перед собой ладони, – только без нервов. Я не в Америку звонил! Только школьному другу в ваш областной ГУВД!
Ольховец, готовый от гнева воспламениться, подошел и рывком выхватил из руки Антона телефон, машинально взглянув на номер, по которому тот звонил. Ударить или иным способом выразить свое негодование он не решился, только выругался в адрес абстрактного раздражителя и, топая ногами, вышел в коридор. Дверь с грохотом захлопнулась. Как Антон полагал, теперь не очень надолго.
Прошел еще час. Вот и шанс проверить, насколько господин Суюнов честен в своих обещаниях. Это первое. А второе – насколько его вес в местном обществе соответствует декларируемому. Иными словами, будет ли он помогать и сможет ли он помочь. Приятная неожиданность, но дверь открылась, и угрюмый, но вежливый помощник дежурного, топорща чапаевские усы, предложил Антону выходить. Именно предложил. Что-то в верхах сдвинулось.
Прапорщик сам повел Антона на второй этаж, но в другое крыло здания. Здесь и стены были чище и лучше покрашены, и светильники на потолке новее. Антон понял, что ведут его к начальству. Ему стало интересно, а как оно себя поведет. Будет «бочку катить» на подчиненных или требовать, чтобы Антон с пониманием отнесся к задержанию. Чисто теоретически мог быть и третий вариант, о котором думать не хотелось. Однажды Антону приходилось уже прыгать с третьего этажа одного захолустного РУВД, а потом на него неделю охотились. Но там была родная область и знакомая природа, и тут и прятаться негде, кроме как в камышах.
Точно, его подвели к двери с табличкой «Нач. районного управления внутренних дел полковник полиции Буренин В.А.».
Это обнадеживало и в плане связей Суюнова, и в плане порядочности полицейского начальства. После короткого «разрешите» Антона завели в просторный светлый кабинет, где жужжал кондиционер и отсутствовал застарелый табачный запах. Да и сам полковник выглядел как-то свежо и бодро. Широкоплечий, со здоровым цветом широкого лица и густыми бровями, он был олицетворением правильного образа жизни и отказа от всяких пагубных привычек.
– Проходите, Копаев, проходите, – сочным командирским голосом велел полковник и тут же жестом отпустил прапорщика.
Антон не стал дожидаться приглашения и самовольно уселся на стул у приставного стола.
– Так что случилось, Антон? – осведомился полковник, глядя в какую-то бумагу, видимо, рапорт Ольховца.
– В смысле? – опешил Антон. – Это вы у меня спрашиваете? Я бы тоже хотел узнать, что случилось?
– Вас за что задержали-то? – Полковник поднял на Антона глаза и смотрел выжидающе, но без угрозы и другого негатива. Дежурный такой взгляд. – При каких обстоятельствах?
– Не при каких, – отрезал Антон. – Никаких обстоятельств не было абсолютно. Я приехал в ваш район по делам. Шел после встречи с директором ликеро-водочного завода, решил пройтись бережком, вдоль воды, а там ваши сотрудники. Как засада какая-то. Сидят на перевернутой лодке и меня ждут. Остановили, обыскали и привезли сюда. Толком причин задержания я так и не узнал. Не соизволили!
– Это да, – кивнул полковник, – это, конечно, безобразие. Но и вы тоже поймите, какая у нас работа. Не всякий раз и разглядишь порядочного человека после грязи и мрази всякой. Вы сами-то кем работаете?
Вопрос прозвучал без всякого перехода, и Антон, почувствовав какой-то подвох, неопределенно ответил:
– Коммерсант.
– Это понятно, а конкретно? У вас «ИП» открыто, фирма какая-нибудь своя?
Антон понял, что чуть-чуть попался. Всего не предусмотришь, а представление о юридических формах он имел весьма поверхностное.
– Н-нет, – покачал он головой, пытаясь быстро найти выход.
– Что нет? – Полковник с какой-то даже жалостью посмотрел на Антона. – Налоги-то вы от своей деятельности куда-то и на каком-то основании платите? Или не платите?
– Конечно, – ухватился-таки за спасительную соломинку Антон. – Только платит за меня работодатель. Меня, видите ли, нанимают для конкретной работы, как сейчас. Я нахожу поставщиков, договариваюсь об условиях, а мне за это платят. Конечно же, работодатель взимает подоходный налог, всякие там отчисления с фонда оплаты труда платит. А что?
– Да нет, так просто. Пытаюсь представить ваш статус. То ли вы аферист, то ли в самом деле коммерсант, деловой человек.
Антон решил, что в данном случае он, конечно же, аферист. Что он тут наплел про работодателей, когда в гостинице у него лежит папка с заключенными договорами, где он выступает как посредник. Лажа! Да еще какая! Надо наступать, и срочно, иначе ушлый полковник задавит его своим опытом.
– Мне, может, все-таки объяснят, за что меня задержали и как долго это будет продолжаться. Кажется, есть какие-то сроки такого задержания или вы месяц будете разбираться, а потом вышвырнете на улицу без извинений.
Насчет извинений Антон специально ввернул. Плевать ему было на всякие извинения, но поставить полковника в неудобное положение следовало, иначе с ним не справиться. Надо все время давить на общественное мнение, законность действий и оставлять шанс, что Антон, выйдя отсюда, не побежит жаловаться.
– Да-да, конечно, – поспешил ответить полковник, и его лицо стало вполне человеческим, а не чиновничьей маской. – Извинения я приношу прямо сейчас, но согласитесь, что выхода у нас не было. Вы в самом деле очень подходили по приметам. Речь идет о расследовании ряда преступлений, где внешние данные подозреваемого почти совпадают с вашими. Неизбежно сыщики должны были отреагировать таким образом. Это даже в законе прописано, если уж вы так настаиваете.
– Но теперь-то разобрались?
– Да, теперь у нас есть основания полагать, что в момент совершения данных преступлений вас в нашем городе не было. Согласитесь, что это пришлось устанавливать, проверять. Проверять подлинность вашего паспорта, других документов.
Антон внутренне напрягся. Капитан из техотдела не гарантировал, что водительское удостоверение выдержит тщательную проверку на подлинность. Не выдержало?
– Сейчас вам отдадут ваши вещи, гражданин Копаев, но предупреждаю, – поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону полковник, – если вас заметят за разговорами с людьми, которые подозреваются в контрабанде рыбы и икры, а также в незаконной добыче, то вас ждут большие неприятности.
– За разговоры? – удивился Антон. – Только лишь за разговоры?
– Разговоры сами по себе не вина, но это основание полагать, что вы умышленно вступаете с этими людьми в контакт с целью участия в криминальном бизнесе.
– Уверяю вас, товарищ полковник, – серьезно ответил Антон, – что я такой же противник незаконной добычи икры, как и вы. Я вообще отрицательно отношусь к любому проявлению преступной деятельности.
– Хотелось бы верить.
– А вы поверьте, без всяких там «оснований полагать». Просто поверьте в слова человека, если еще не разучились. У меня ведь как у законопослушного гражданина тоже «есть основания полагать», что местная полиция срослась с криминалитетом, участвует и покрывает незаконную добычу черной икры и ценных пород рыб. Как-то не вяжется, что начальник РУВД ничего не знает, не видит и не понимает. Очень уж по-бандитски действовали ваши оперативники, когда меня задерживали.
– Ну, уж вы палку-то не перегибайте! Что значит по-бандитски?
– А грубость, хамство в отношении задерживаемого – это не бандитизм?
– Грубость и хамство в отношении граждан, – хмуро заявил полковник, – грубостью и хамством остаются. За это конкретные люди будут наказаны. Только не играйте словами. Бандитизм! Это журналисты, чтобы себе имя сделать и хорошие гонорары за статью получить, любят такими словечками и сравнениями бросаться. Вы-то здравомыслящий человек!
– Беспокоитесь за свою репутацию? – улыбнулся Антон.