Выждав, я постучал пальцем по своим «Лонжин».
— Через две минуты я выставляю тебя за дверь.
— Пришел новый человек, и сразу стали пропадать вещи, — Коломиец понял, что я не шучу.
— Новый человек — это Факин?
— А больше никого не принимали. — И Коломиец, разведя руки, уставился на меня долгим взглядом. Он добился своего: не он говорил, что Факин — вор, я это за него сказал.
— Конечно, это серьезно, Саша, — согласился я, вынул из лотка чистый лист и толкнул по столу к нему. — Будем что-то решать с этим Факиным. Обрисуй-ка мне все в общих чертах.
— И за Гудасова? — вывинчивая перо из колпачка, оживился Коломиец.
Я смотрел и размышлял над тем, скольким людям губит жизнь вот такое выворачивание…
— Ну, если хочешь, и за него тоже. Он же тебе сообщил первому, так?
Через два часа у меня внешняя встреча, потом деловой обед. Но два часа есть, это я Коломийцу сказал, что времени в обрез, чтобы ни он, ни кто-либо другой не заподозрил, что у меня бывает по два часа свободного времени, да еще с утра.
Получив на руки заявление о пропажах, я кивнул головой и буркнул:
— Веди весь отдел в актовый зал.
Рома Факин сел на галерке, в стороне от коллектива. На нем были белые брюки и светлая рубашка. Куплено все, я уверен, на вчерашние подъемные, которые я велел выдать ему в бухгалтерии в качестве форы. Молодой человек потратил деньги не на пиво, празднуя победу, а на вещи для работы, это похвально. Дешевые вещи, паскудные по качеству — я бы сказал, но по цветовой гамме они подходили к тряпкам персонала компании, и, слава богу, работников впускали через парадное, не идентифицируя дресс-код. Словом, все старания Факина попасть в струю общего корпоративного настроения были налицо. И мне тут же пришла в голову мысль о том, что карманник, забираясь в автобус, тоже стремится идентифицировать себя с пассажирами. Оценив общую волну настроения, я заметил еще одну интересную деталь. Все переговаривались друг с другом, перегибаясь даже через ряды, на Факина же никто не обращал внимания. Если бы все сидели недвижимо и отдельно, как совы днем, можно было подозревать, что все в шоке и ответ, почему из офиса стали исчезать личные вещи, ими не найден. При таком же положении, когда все были сплочены и лишь Факин бедным родственником сидел на отшибе, у меня, у руководителя, не должно было и тени сомнения возникнуть, кто виноват в том, что начало рабочего дня сорвано. И тут я заметил третью интересную деталь — Факин тоже ни на кого не обращал внимания. Хотя, казалось, обратись сейчас кто к нему, и он тут же пойдет на контакт…
— Итак, Александр, коротко о главном, — и я снова посмотрел на часы. Дурацкая привычка: я делаю вид, что ужасно занят, а многим кажется, что у меня провалы в памяти.
Коломиец встал и, так же как у меня в кабинете, без упоминания имен, изложил самую суть. Из офиса пропали карта памяти и сотовый телефон, принадлежащие сотрудникам. И коллектив просит меня выступить в качестве царя Соломона, то бишь — справедливого арбитра.
Но я-то знаю, что происходит на самом деле.
Я без труда читаю мысли этих двух десятков людей сквозь их прозрачные, но невероятно крепкие черепные коробки на расстоянии, как если бы держал их в руках.
Случилось то, что обычно случается в компаниях, управляемых руководителем, слегка приспустившим вожжи. Налицо все признаки моббинга.
В прошлом году я, потратив порядка десяти тысяч долларов на поиск профессионала, принял заместителем главного технолога Егора Колчакова. Некая схожесть его фамилии с героем Гражданской войны оказала высококлассному специалисту дурную услугу. Он отдал концы за свою веру. Я положил ему немалое жалование, предложил ряд корпоративных привилегий, и когда через месяц адаптации работа завертелась и дела пошли на лад, он явился в мой кабинет и предложил подписать его заявление об увольнении. По собственному, понятно. Я был не в шоке. Меня потрясло состояние грогги. Я влупил в него бешеные бабки, предоставил возможность трижды в неделю ему и его жене посещать элитный клуб, а вместо благодарности эта скотина пишет заявление и отваливает. На выходном собеседовании он выглядел как утомленный возложенными на него обязанностями и походами в клуб лузер, говорил о том, что ухудшилось здоровье, в общем, сам дух компании для него отныне вреден и даже опасен. Отложив эпилог нашего с ним разговора на после обеда, я вызвал всех, кто мог прояснить ситуацию. Главный технолог отморозил меня цитатами, как только что Коломиец, буровил что-то о недостаточной квалификации Колчакова, но по тону его я понял, что уход Колчакова будет воспринят с удовлетворением всеми без исключения сотрудниками отдела вовсе не из деловых соображений.
Офисные сплетни, интриги — это шутки по сравнению с тем, что именуется моббингом. Сломать топ-менеджеру перед внешней встречей перо в «Паркере», чтобы тот обнаружил это в тот момент, когда будет одновременно с партнером по бизнесу под пристальными взглядами десятка видеокамер выкручивать ручку для подписания договора о намерениях, — это еще не моббинг, это пакость, достойная Паниковского. Моббинг способен уничтожить компанию в считаные месяцы. Как только пройдет первый ход, обычно это — проверка руководителя по мелочи, так сразу же последует второй. Уже более основательный. Главное, чтобы прошел первый. Когда я врубился, в чем дело, я уволил Колчакова, потом главного технолога, а после официально урезал жалование сотрудников технологического отдела до тех пор, пока в кассу компании не возвратились те самые десять тысяч долларов. Я делал это открыто, заявляя о том, что все, кому это не нравится, могут быть свободны по примеру Колчакова, а кому это не нравится, но он не хочет потерять место — жаловаться в профсоюз. Для того чтобы всем стало понятно, что моббинг я не люблю, я поставил последнюю точку. Одного из менеджеров, решившего-таки сыграть роль сексота в отношениях «Глобал» с профсоюзом, я уволил, предварительно влепив два выговора. Есть люди, которые не понимают или не хотят понять, что все, что они ни делают, — это плохо, а если и называется — хорошо, то только потому, что президент проснулся в добром расположении духа.
Попыток отвергнуть еще кого-то больше не было, я же, впервые столкнувшись с этой паскудной офисной проблемой, как следует ее изучил.
Подобно сифилису, который начинается прыщом на губе, а заканчивается провалом носа и отсыханием члена, моббинг зарождается тихо и незаметно, и так же, как и сифилис, от хорошей жизни. Когда делать нечего, когда стрельба по петухам на экране монитора порядком утомила умы тех, кто наиболее не удовлетворен тем, что у Абрамовича есть яхты, а у них нет даже более-менее приличного мокика, начинают действовать.
«Джон, мне нужно делать доклад о ноу-хау в изготовлении жидкого корма для кошек, где взять?»
«Я знаю одного автора, Толя, его семинары даже столяра превращают в гения животного пищеводства! У меня есть материалы, возьми…»
«Джон, ты мой спаситель! Слушай, у меня доклад в пять, пока я буду с материалом разбираться, не мог бы ты скинуть мне из сети подборку свежих данных?»
«Ноу проблем!»
В пять выясняется:
а) данные из сети не скачаны, потому что Джон был катастрофически занят;
б) материал Джона, прозвучавший на совете директоров, — позавчерашний день.
Из-за срыва доклада в пять президент не имеет материала для встречи с немцами в восемь, а еще к нему есть немного вопросов у членов совета директоров, и вот президент уже мчится на Толяна, как подстреленный вепрь.
Это — моббинг, потому что Толян был хорошим специалистом. Ну, если не очень хорошим, то лучше Джона — по всем показателям.
Компания потеряла сотрудника, то есть подорвана ее экономическая мощь, на что Джону по большому счету решительно наплевать, поскольку его зарплата от этого меньше не стала, и никто не узнает, что это он слил Толяна, потому что Толян умнее.
Мне неприятно об этом говорить, но Факин сейчас в чумовом положении. Ему уже подписали приговор, а поэтому в ход сейчас пойдут все методы. Его не будут замечать в кабинете и коридорах, но одному или нескольким будет поручено сыграть в приятелей, и эти «приятели» будут накачивать его дезой. Остальные распустят о нем дурные слухи — очень удобно его теперь окрестить, независимо от конечного результата этого собрания, «крысой», к примеру. Ему на сиденье кресла насыплют стриженых волос, и каждое его желание почесаться отныне будет официально трактовано как псориаз, что, без всякого сомнения, отобьет охоту общаться с ним даже у уборщиц.
ПРИДИ К НАМ, ДОРОГОЙ ДРУГ! НАША КОРПОРАТИВНАЯ СЕМЬЯ ВСТРЕТИТ ТЕБЯ ЗАБОТОЙ И ДРУЖБОЙ!
И он (она) пришел (пришла). Пн: «Мариванна, а как сделать вот это?» — «Татьяна, у меня сегодня дел невпроворот». Вт: «Мариванна, а как в компании принято писать вот это?» — «Татьяна, у меня сегодня дел невпроворот». Ср: «Мариванна, а где подписать вот это?» — «Татьяна, у меня сегодня дел невпроворот, спроси у Раислексеевны». «Раислексеевна, а как…» — «Тебя сюда Сидор Сидорович на учебу принял или работать?» Чт: «Сидор Сидорович, эта Татьяна мало того что ни с кем не советуется, так она еще в другие компании звонит и информацию сливает!» Пт: «Уволить Татьяну. Основание: заявление Татьяны».
Это — моббинг. Проблема не только в том, что Танечка не просто красивая девочка, куда красивее Машеньки и Раечки, проблема в том, что Танечка еще и невероятно энергична и умна. И кто поручится за то, что через месяц-другой она не выдавит Раечку и Машеньку? А все потому, что нельзя быть красивой такой…
Это — только прыщик на губе. Как только вариант с Таней прокатит, сифилис попрет дальше. И будет стегать организм доселе цветущей компании вдоль и поперек.
Вдоль он стегает обычно стаф, равный по значению. Стегает коллектив одинаковых одного непохожего. В роли последних обычно выступают Факины, только что прибывшие на работу в брюках фабрики «Северянка», но с немыслимым интеллектуальным потенциалом. Штаны-то он новые купит, а куда умище-то девать? — его не растеряешь, коли есть… Умище только окрепнет, и этот дуэт с новой парой от Версаче вскоре засияет новой звездой, снисходя лишь до того, чтобы бросать на остальных отражающиеся от себя солнечные зайчики. Никто не хочет быть поверхностью, по которой бегают зайчики, — не замечали? Засиял, паскуда, а теперь босс поднимает планку и заставляет сиять всех! Штаны-то, блин, есть у всех — а умище-то где брать?!
Но есть спасение! «Вам на помощь придет моббинг. Наш моббинг обосрет брюки всех неугодных!»
Поперек стегает сифилис, прыщ от которого вскакивает на лбу и прет к ногам или наоборот. То есть по вертикали. Мариванна, начальница Раислексеевны, выдавливает на лбу, чтобы ушло к ногам, а Раислексеевна давит между больших пальцев ног, чтобы перекочевало на переносицу. Где в конце концов созреет, там и отсекут.
Давят коллективно, давят индивидуально, латентно и открыто, искусно и топорно.
Вариант с флэшкой и сотовыми телефонами — грубо и открыто. Видимо, не разобравшись как следует в Факине, его решили опустить самым примитивным способом.
Виноват, конечно, я. Я уже давненько не болтал с нашей несравненной Анной Моисеевной, фамилия которой — Звон, с нашей любимой и ответственной кадровичкой, на которую возложены заодно функции и конфликтолога. При той зарплате, за которую она ежемесячно расписывается в ведомости «Глобал», ей следует шевелить булками, а не просиживать часами в своем эйчаре и не посвящать девок в тонкости засолки огурцов, которые им решительно по хрену и о которых они слушают только затем, чтобы не выглядеть умнее.
В общем, ребята, я уже давно не драл ваши задницы…
Глава 2
— У вас нет, видимо, подозреваемых, Коломиец, коль скоро вы привели ко мне весь отдел?
Коломиец рассчитывал на иную реакцию. По мнению начальника отдела продаж, если он пришел сюда со всем отделом, то у него как раз есть подозреваемые. И чтобы версия эта не выглядела авторской, то есть исключала возможность приема ответственности за нее на себя лично, он заручился поддержкой коллектива. Коломийцу сорок четыре года, он уже в зрелом возрасте захватил расцвет социализма, в середине восьмидесятых он был комсомольским вожаком, а потому умение выдавать коллективную вонь за единство духа развито в нем до совершенства.
— Инструкция гласит, что первым обо всех происшествиях в компании узнает президент. И только он принимает решение. И потом, Игорь Игоревич… на той карте памяти были мои разработки на следующий квартал. Адреса партнеров, объемы поставок… — Коломиец сморщился, как печеное яблоко (он в апреле загорелый, потому что бывает в солярии за мой счет), и по лицу его следовало догадываться, что некоторую часть вины за случившееся, но никак не больше того, что запланировано, он готов взять на себя. — Если карта попадет, скажем, в руки руководителей «Энимал-фуд» или «Дог-хот»… Словом, скверно…
Я поджал губы и покачал головой.
— У меня по утрам сбои, — посетовал я. — Еще раз, пожалуйста, Коломиец, о чем это вы?
— Я говорю о неприятностях, которые могут быть причинены нам флэшкой, которая окажется в руках конкурентов.
— Что вы имеете в виду?
Имею я право тоже хоть немного побыть идиотом?
— Ну, карта памяти, на ней данные… Руководители конкурирующих компаний могут сыграть на знании нашей стратегии…
— Вы так думаете или у вас уже есть подтверждения тому?
— Я выстраиваю логический ряд. Я предполагаю.
— Я правильно понял: вас больше тревожит не факт хищения принадлежащей вам вещи, а катастрофические последствия этого?
Коломиец затревожился. Небрежно законспирированная версия, которая могла стать для меня причиной срыва, обнажалась и принимала весьма непристойный вид. Я предложил ему дилемму, и он, не подумав, выбрал самое важное, на его взгляд, решение.
— Естественно, я беспокоюсь за последствия. Сама флэшка — грош ей цена. Но последствия могут быть разрушительными.
— Вы ясно понимаете то, что сейчас сказали?
По лицу Коломийца я догадываюсь, что не совсем.
— Ладно, решение я уже принял, — я взвалил локти на стол и, рассмотрев собственный мобильник, уложил его перед собой.
— Да что тут воду лить, — буркнул кто-то из толпы. — И так все ясно! Пять лет скрепки не пропадало, а тут нате… хрен в томате… Что тут непонятного…
— Все знают…
Эту фразу я поймал сразу, потому что ждал ее. Мгновенно выхватив взглядом одного из самых успешных менеджеров отдела Лукина, я ладонью приподнял его со стула.
— Что все знают, Виктор?
Он замялся. Если бы он был поумнее, то непременно отмазался бы от этого крестного хода. Благо, поводов у него было немерено — он постоянно на взводе, то есть в работе. Оттого и получает публично за мой счет то путевку в Анталью, то плазменный телевизор, предлагаемый Такеши Китано. Такой же телевизор у меня в холле компании. И вот только сейчас он начинает понимать, зачем Коломиец их привел. Привел-то всех, а говорить по сути одному Лукину. Самое смешное, что и промолчать теперь нельзя, потому что он ходит по отделу гоголем на правах старшего и дерзкого. Но и говорить тоже страшно — а ну да выяснится, что все то, что все знают, — шняга, да и кто ему говорил, что все думают так же, как и он?
— Мы работаем в отделе уже пять лет, — начал Лукин по примеру Коломийца. — Все эти годы мы знаем друг друга как близких. За пять лет не пропало и ручки со стола…
— Это что, урок истории? — врезался в его мутный диалог я. — Лукин, вы тут заверили меня и остальных, что все что-то знают. Я хочу услышать, что именно знают все и не знаю один я.
— Нас в отделе было девятнадцать человек…
— Почему было?
— Потому что сейчас нас двадцать…
— Не останавливайся.
— Пока нас было девятнадцать, у нас никто ничего не крал… — Лукин заговорил тише, потому что ему и самому ясно, что он выдает информацию, достойную дебила. — Но как только нас стало двадцать, тут же случилась кража…
Я раздраженно покусал губу. Еще один мудак, который заставляет президента лично называть фамилии. Еще ночью я обдумывал, как буду давить Факина. Я представлял эту игру долгой и трудной. Не успел я проснуться, как мне тут же предлагают беспроигрышный вариант. Остается только войти в тему и закончить ее. Но нет, ребята, это не то… Это как если бы я просто не принял Факина на работу.
И потом, помимо желания посоперничать, у меня возникла куда более серьезная проблема. Многое мною упущено из виду, коль скоро моббинг уже соскочил с губы моей компании и теперь заразой покрыто все тело.
— Лукин, ты — мужик?
— В каком смысле? — удивился Витя.
— В прямом! — сказал я это довольно громко. Эхо прокатилось под сводом актового зала и осыпалось на головы сидящих сухими брызгами. — Девятнадцать, двадцать!.. Я что, не знаю, сколько людей у меня работает? Кого вы привели ко мне в качестве подозреваемого?!
— У нас только один, кто вызывает сомнения…
Я был о Лукине лучшего мнения.
Теперь вы сами виноваты. Ублюдки хотят, чтобы я удовлетворил их каприз лично, но при этом не опускаются передо мной до того, чтобы изложить проблему по-человечески честно.
Откинув крышку телефона, я набрал номер. Были набраны всего две цифры, и народ заметно заволновался. Внутренние телефоны трехзначные, а московские городские… Словом, нажать нужно гораздо больше кнопок, чем две.
— Милиция? Я президент компании «Глобал», что на Пятницкой. В моем офисе совершена кража, я хотел бы вызвать группу.
Закончив с формальностями, соблюсти которые потребовала оператор 02, я захлопнул крышку и бросил телефон на стол.
— Вы этого хотели? Это случилось. И для этого не нужно было приходить сюда всем хором.
Кажется, такой вариант они не просчитывали. Да и не собирались — им было ясно, что тема прокатит.
— А теперь пойдем по списку, — я поднялся и, заложив руки в карманы, спустился в зал. — Первое…
Моя правая рука снова завладела трубкой.
— Алла Георгиевна?..
Алла Георгиевна Штольц — директор фитнес-центра на Большой Полянке. Один визит в этот элитный клуб стоит сто долларов, но за то, что я круглый год кормлю семью из пяти ее бассет-хаундов, она трижды в неделю принимает десять моих сотрудников, четверо из которых как раз сидят в зале. Их там, в фитнес-центре, парят, массируют, поят, подкармливают, качают, релаксируют, и все это комплексное удовольствие стоит мне восемь тысяч долларов в месяц. Должен сказать, что кормежка пяти штольцовских бассетов обходится мне куда дешевле, чем грязевые ванны моих сотрудников мадам Штольц.