Конечно, у Кумарина были враги в бандитском мире Петербурга. Его не любили воры и те питерские бандиты, которые были ориентированы на воров. Сам же Кумарин был сторонником мирного пути разрешения всех конфликтов между питерской братвой.
Против версии о том, что Кумарина пыталась убрать одна из конкурирующих городских группировок, говорит следующее: планируемое убийство на уровне группировки очень трудно скрыть, обязательно происходит утечка информации. В этом случае ответка не заставляет себя ждать. Удары наносятся прежде всего по экономическим объектам, идут страшные финансовые потери, и все это прекрасно понимают. С другой стороны, осенью 1993 г. «тамбовскими» был убит один из представителей действительно серьезного бизнеса Санкт-Петербурга Сергей Бейнешев, который руководил торговлей энергоносителями всего региона. По обвинению в убийстве Бейнешева и причастности к совершению этого преступления были арестованы крупнейшие авторитеты «тамбовского» сообщества Валерий Ледовских, Александр Клименко, Андрей Сиваев и Игорь Черкасов. Милицией был изъят пистолет иностранного производства с лазерным прицелом, из которого Бейнешев получил от «тамбовцев» последний привет… Информированные наблюдатели полагают, что именно это убийство переполнило чашу терпения серьезных людей по отношению к «тамбовцам».
Впрочем, кто его знает, где заканчиваются бандиты и где начинается мафия. И есть ли вообще эта граница…
«Тамбовские» всегда считались одной из самых жестоких группировок [80]. Этому способствовал имидж ее лидеров, например г-н Ледовских в свое время отличился тем, что бил собственную жену головой о трамвайные рельсы. Именно «тамбовцам» приписывались погромы черных на различных вещевых рынках Петербурга летом 1993 г. Никто из них, однако, так и не был привлечен к уголовной ответственности.
1993 год стал годом настоящего отстрела бандитов. Их убивали десятками – и в Москве, и в Петербурге. Некоторые информированные источники считают, что ликвидации крупнейших бандитских и воровских авторитетов России – это не столько результат внутренних разборок, сколько следствие стратегического решения, принятого настоящей мафией. В данном случае под мафией понимаются мощнейшие теневые и экономические структуры, оставшиеся еще с номенклатурных времен. Тогда эти структуры контролировали промышленность и имели настоящие деньги на государственном уровне.
Август 1994 г.
Ментовский синдром [81]
Они встречались часто – вор в законе и бывший мент, бывший офицер уголовного розыска. Свои встречи они не афишировали, потому что вору было западло говорить о делах пусть и с бывшим, но ментом. А мент привык конспирировать почти все свои встречи. Свою бывшую работу он вспоминал часто, и ему казалось, что все это было сном… Уже почти полтора года он руководил преступной бандитской группировкой, в которую в основном входили бывшие сотрудники правоохранительных органов.
Они устраивали друг друга, делились полезной информацией и даже вместе разрабатывали операции.
Их разговор был недолгим. Под конец вор посмотрел на мента и серьезно сказал:
– А ведь вообще-то ты – мент, тебя бы, по понятиям, поиметь надо было.
Мент облокотился на багажник своего «мерседеса», закурил сигарету и ответил:
– А ты попробуй!
Они посмотрели друг другу в глаза и после короткой паузы расхохотались…
Что такое ментовский синдром, нам [82] объяснил один старый опер. Может быть, и сам термин придумал он же. "Ментовский синдром имеет две фазы. На первой сотрудник милиции начинает в каждом человеке видеть преступника и злодея. Первая фаза может пройти быстро и безболезненно. При второй меняются понятия. Бандиты и воры становятся понятнее, ближе и роднее, чем обычный законопослушный человек. На второй фазе мент начинает чувствовать себя своим в мире сыщиков и воров. А там, где чувствуешь себя своим, всегда легко сменить роль. Или взять себе еще одну роль «в нагрузку»…
Переболеть второй фазой очень тяжело. Лекарство в принципе одно – надо менять работу… Вот только на какую? Тот, кто всю жизнь играл в «полицейских и воров», умеет либо догонять, либо убегать…"
За что воюем?
Самое поразительное, что правоохранительная система все еще действует. Тюрьмы переполнены, колонии не пустуют. При этом многие милиционеры попросту не понимают, из-за чего они горбатятся. Зарплата – традиционно низкая, льготы на поверку – минимальные, работы – больше, чем предусмотрено любыми разумными нормативами. Один прославленный сыщик, имя которого хорошо известно в преступных кругах, летом 1992 г. с горечью подводил итоги своей службы:
– У меня иногда такое впечатление, что мы попросту не нужны государству. Мы обращаемся со своими проблемами во все мыслимые и немыслимые инстанции, выступаем в прессе – никакого толку. Иногда приходит мысль: а не напрасно ли я угробил жизнь на это?
Объяснение тут одно: призвание. Известный факт: выходя на пенсию, многие опера вскоре заканчивают свое земное существование. Организм привык работать в предельном режиме, сердце не выдерживает безделья… Можно, конечно, как и прежде, положиться на энтузиастов, но это то же самое, что вообще закрыть глаза на проблемы.
* * *Настоящий оперативник находчив и хитер, вынослив и живуч как кошка. Он знает, как угодить привередливому следователю и прокуратуре; как ублажить своего начальника и обвести вокруг пальца чужого. На оперативника жалуются все кому не лень. Терпилы, преступники, прокуроры… Он всегда между двух огней и привык к самым невозможным и фантастическим требованиям. В недалеком прошлом, например, от него требовали, чтобы уровень преступности на его микроучастке строго соответствовал научным, политически грамотным показателям. Чтобы раскрываемость была не ниже, чем в прошлом году. Существовал также закон «Об укрывательстве преступлений» – этот закон предусматривал суровое наказание всякому оперу, осмелившемуся сокрыть преступление (не зарегистрировать уголовное дело). Одним словом – клещи! С одной стороны, дай статистику хорошую, с другой – не смей преступления укрывать! Слабые не выдерживали, но сильные закалялись. Проработавшие благополучно не один год превращались в таких бойцов, которых не удивишь никаким приказом. Надо поймать снежного человека? Будет – со всеми официальными показаниями, опознаниями, признаниями, очными ставками и прочим. Чтобы опер не терял спортивно-боевую форму, начальство выдумывало ему все новые и новые поручения и задания. Например, опер должен был раскрыть определенное количество преступлений при помощи обратившихся в честную веру преступников, то есть попросту говоря – агентов. Поскольку честных преступников хронически не хватало, оперативник находил порой простой выход: он сочинял их. Так в делах появлялись, скажем, некие Федя или Кеша, которые благополучно кочевали из одной отчетности в другую, выполняя благородную задачу в деле улучшения показателей. Кто-то слишком лихо закрывал дела, не успев вникнуть в их суть. А кто-то слишком рьяно за них брался, выколачивая сведения из упрямых урок недозволенными методами. Сажая на скамью подсудимых других, опер знал, что «никто не вечен под луной» и что все, грешные, под Богом ходят.
Злополучный кошелек, который Жеглов положил в карман вора, увы, – атрибут розыскного искусства и по сей день. Кого винить в этом? Наивно заблуждаются те, кто считает, будто между сыщиками и преступниками – стена. Нет, всего лишь черта, проведенная законом. Она может стать стеной для одних, ее может не заметить в пылу работы другой; третий переступает ее намеренно, хотя и не без, сомнений. Интересный факт: в застойные годы в тюрьму чаще садились офицеры. Теперь львиную долю осужденных составляют сержанты и рядовые. Факт безотрадный, ибо свидетельствует он, скорее, о падении нравов сержантского состава, чем о высоком моральном духе офицерства. Переступить черту можно действительно незаметно. Во времена застоя, например, районное начальство почти обязывало сотрудников ОБХСС заботиться о том, чтобы дефициты из подведомственных им магазинов уходили не только «налево», но и «направо», то есть к заслуженным работникам милиции.
Криминал? Вроде бы еще нет. Директор магазина рад услужить родной власти, купля-продажа производится по закону: по номиналу и с чеками. Отовариваются достойные люди, которые в знак благодарности просто исключают данный магазин из сферы своих профессиональных интересов. Но тот же злополучный опер мог незаметно переступить черту: склонять своего агента к активной деятельности, не понимая, что агент сам уже давно использует своего патрона в корыстных целях.
До поры до времени все эти противоречия, проблемы, неразбериху в той или иной мере сглаживала и облагораживала Большая Идея. Когда Хрущев клялся на съезде, что через двадцать лет он пожмет руку последнему преступнику, – это впечатляло. Это заставляло позабыть на время и о нищенской зарплате, и о глупости инструкций. Правоохранительная машина работала исправно. Нравственные приоритеты были достаточно ясно обозначены. Преступник, попавшийся, скажем, на валютных операциях, мог нахамить сыщику, предложить ему взятку, но он никогда бы не позволил себе заявить вслух, на допросе, что сыщик выполняет глупую, никому не нужную, да к тому же и малооплачиваемую работу…
До поры до времени все эти противоречия, проблемы, неразбериху в той или иной мере сглаживала и облагораживала Большая Идея. Когда Хрущев клялся на съезде, что через двадцать лет он пожмет руку последнему преступнику, – это впечатляло. Это заставляло позабыть на время и о нищенской зарплате, и о глупости инструкций. Правоохранительная машина работала исправно. Нравственные приоритеты были достаточно ясно обозначены. Преступник, попавшийся, скажем, на валютных операциях, мог нахамить сыщику, предложить ему взятку, но он никогда бы не позволил себе заявить вслух, на допросе, что сыщик выполняет глупую, никому не нужную, да к тому же и малооплачиваемую работу…
Нынче же взятки воспринимаются как откупное: берите, но только не мешайте делать деньги. Из перепродажи, из фальсифицированного спиртового продукта, из меди, оружия, наркотиков… Закон? Ему не подчиняются даже президенты. Власть? Это еще нужно посмотреть, какая из них победит. Собственность? Была ваша, – завтра станет нашей, а послезавтра хоть потоп. Бывшие деревенские парни, прошедшие армию и сменившие армейские погоны на милицейские, теряются в этом мутном водовороте в считанные месяцы: сегодня ты гоняешься за мафией, а завтра она вполне официально нанимает тебя в качестве охранника – тут у кого угодно «крыша поедет». Да что там говорить про рядовых, если и среди офицеров отмечены настроения, которые можно выразить фразой: «За что воюем?»
Один опер, подводя итоги своему печальному прогнозу относительно будущности Российского государства, выразился так:
– Вопрос упирается в собственность. Пока не определятся собственники, мы, строго говоря, не нужны ни мафии, ни властям. Идет грабеж и дележ ничейного. Лишь тогда понадобится закон, когда, насосавшись, собственники скажут: хватит! Теперь мы будем играть по правилам!
Рокировки в разные стороны
Мальчик был самым обыкновенным, может быть, лишь чуть более тихим и задумчивым, чем обычно бывают тинэйджеры. По вечерам любил сидеть в своей комнатке у окна и смотреть на улицу, слушая плейер. Однажды он обратил внимание на то, что к магазину, который был как раз напротив окон его комнатки, часто подъезжают одни и те же машины – по вечерам, после закрытия… Из машин что-то выгружали и быстро заносили в магазин. Мальчик пригляделся повнимательнее и понял, что это «что-то» было ничем иным, как оружием. Он записал номер машины, понаблюдал за магазином еще пару дней, фиксируя номера подъезжавших автомобилей.
Он был умным, начитанным ребенком и понимал, что тайно перевозить оружие могут, скорее всего, бандиты… А потом мальчик пошел в свое отделение милиции и рассказал все, что видел, офицеру – одному из руководителей отделения.
Мальчик сделал все правильно. Он не мог знать, что этот офицер давно уже был на долях с теми самыми бандитами, которые выгружали оружие…
Через пару дней мальчик пропал. Поиски были результативными – в пригородном лесочке через некоторое время изуродованный труп ребенка был все-таки найден… (Любопытный нюанс – в ходе расследования убийства около шести человек брали на себя совершение преступления и даже показывали в ходе следственных экспериментов, как именно убивали. Во всех этих случаях розыскники сумели доказать самооговор.)
Настоящего убийцу – непосредственного исполнителя – все же нашли, хотя поиск был чрезвычайно трудным. Однако медицинская экспертиза признала его больным человеком, в силу этого он не подлежал уголовной ответственности, а показания, данные им, не имели юридической силы… Поэтому и офицер, сгубивший мальчика, продолжал работать в милиции. Он уволился из органов совсем недавно. Те офицеры-розыскники, кто знал, на чьей совести эта смерть, ничего сделать не смогли. Знать – это еще совсем не значит доказать…
Эту печальную историю мы услышали от оперативников в одном из кабинетов известного всем дома на Литейном, где мы попытались поговорить о таком явлении, как внутренняя милицейская коррупция и преступность. Увы, рассказанное не слишком нас удивило. В ответ мы предложили собеседникам свою историю, которую узнали, расследуя дело одного крупного питерского бизнесмена, обратившегося к нам за помощью… [83]
Он представился жертвой рэкета и коррумпированных правоохранительных органов одновременно. Попросил провести объективное расследование. Мы согласились и, как нам кажется, теперь знаем правду. Но результаты нашей работы не подлежали реализации – установив фактуру, мы не смогли собрать доказательства. Многочисленные свидетели согласились говорить только в приватном порядке – для удовлетворения нашего любопытства, сразу же предупредив нас, что в «случае чего» – они откажутся от своих слов. Мы не считаем себя в праве осуждать этих людей. Слишком уж крутые завязки были в этом деле – и мэрия, и милиция, и КГБ, и прокуратура… Да и сама жертва где-то в середине расследования предстала в совершенно ином свете – пострадав от одних бандитов, этот бизнесмен нанимал других, чтобы отплатить обидчикам… Коротко же суть дела такова.
Некая крупная петербургская фирма заключает контракт с серьезной московской фирмой. Из Петербурга в Москву переводятся большие деньги. Москвичи срывают контракт и не отдают деньги. Питерский бизнесмен едет в столицу и безуспешно обивает пороги всех правоохранительных организаций, каких только можно. Ему везде советуют обратиться в арбитраж, где все вместе – жертвы и кидалы – умрут в бумажной могиле. Вернувшись в Петербург, бизнесмен с отчаяния бросается за помощью к «чеченам». «Чечены» оказываются более приветливыми. Они выделяют двух способных решить вопросы представителей с которыми бизнесмен вновь едет в Москву. Если кто-то решил, что «чечены» в Москве стали стрелять и похищать обидчиков, то этот кто-то жестоко ошибается. Горцы повели горемыку в одно чрезвычайно солидное милицейское заведение, где проблема решилась со сказочной быстротой. Большой милицейский чин (отдельного кабинета и приемной с секретаршей удостаиваются лишь высшие милицейские чины) предложил бизнесмену написать заявление на обидчиков, и через пару (!) дней деньги со счетов московской фирмы пошли в Петербург. За вычетом нескольких миллионов, которые милицейский чин порекомендовал потерпевшему перевести в хорошую фирму, находящуюся в хорошем городе Грозном.
Видимо, потеря этих миллионов разбудила жабу, дремавшую до поры на груди у нашего бизнесмена. Жаба стала его душить.
Он захотел получить от коварных москвичей и штрафные санкции. Бизнесмен вспомнил об одном своем старом знакомом – старшем офицере бывшего Комитета государственной безопасности из Петербургского управления. Этот офицер вник в проблему и порекомендовал бизнесмену группу коротко остриженных юристов, которые хоть и не имели юридического образования, но были в состоянии решить любую проблему за деньги – за долю малую. Себе офицер скромно назначил гонорар в пять миллионов рублей (дело происходило в 1992 г.) за общее руководство. (Кстати говоря, когда в ходе беседы с нами юристы узнали, сколько хотел получить комитетчик, возмутились они страшно. «Вот скотина! Послал нас под чеченские пули, даже не предупредив, ни прикрытия не дал, ни подстраховки… И за все наши труды – всего пять лимонов», – так говорил старший юрист, непосредственно контактировавший с офицером. Возмущение свое тогдашнее он сейчас подтвердить уже не сможет, ибо вскоре после того, как мы прекратили работу по этому делу, он покинул наш суетный мир.)
А получилось вот что. В Москве питерские юристы столкнулись с «чеченами», которые уже рассматривали фирму должников как исключительно свою суверенную кормушку. На разборки обе банды приехали в Петербург, где выяснились дополнительные спорные моменты – тесен мир. Оказывается, эти самые «чечены» доили еще одну фирму – созданную, кстати, под эгидой мэрии Петербурга (брали натурой, гуманитарной помощью, прямо со склада). А команда юристов вписалась и в эту разборку. Волны разборок между двумя бандами нещадно колотили бизнесмена. Фирма его тихо разваливалась. Прослышав о нем, как о терпиле безответном, его стали похищать и совершенно посторонние бандиты, требуя выкуп. (Самое любопытное заключается в том, что этот бизнесмен, стравивший между собой несколько группировок, поссорившийся с милицией, прокуратурой и ФСК, остался жив и даже до сих пор занимается бизнесом.)
Подсуетился и некий работник одной районной прокуратуры, который через свою жену, работавшую в дочерней фирме у того же бизнесмена, под шумок оттяпал у нашего героя автомашину (плюнув на отсутствие техпаспорта, кстати, так и ездил на ней без документов). Когда мы спросили бизнесмена, зачем он, по уши запутавшись в своих отношениях с бандитами, обратился за помощью к нам, он, грустно вздохнув, ответил:
– Сам не знаю. В милицию я идти со своей правдой-маткой не мог – в криминал вляпался. Но как-то насолить всем этим продажным конторам очень хотелось. Мне почему-то казалось, что вы не будете так дотошно изучать детали… Ну а сейчас я и сам против публикации всей этой истории. Ничего я вам не говорил, ребята…