Непреклонные - Инна Тронина 5 стр.


— Вдовец хочет воспользоваться услугами нашего агентства?

Я взяла ещё один бутерброд, заправила за уши влажные волосы. После выпитой водки мне очень захотелось есть.

— Мила, кушай, иначе тебя совсем развезёт. А нам с тобой, как я понимаю, работать.

— Да-да, конечно!

Мила наконец-то обратила внимание на закуску, съела два бутерброда и немного отошла.

— Ты обо мне не думай, Оксана. Моё дело — искать новую работу. А твоё — найти убийцу тёти.

— Значит, до сих пор не нашли? — обречённо вздохнула я.

Накрылась моя Швеция медным тазом. Придётся объяснять шефу, господину Озирскому, что следует искать для командировки другого сотрудника. А я поклялась Миле Оленниковой помочь, и потому непременно должна это сделать. Мила ведь не просто соседка по дому — наши дети любят друг друга…

— Юрка совершенно убит горем. Он ведь кокочку обожал, прямо-таки преклонялся перед ней. Она ему в шутку говорила: «Не сотвори себе кумира…» Юрка моложе её на восемь лет. Раньше был спецназовцем, служил в «Вымпеле», но даже у мужиков не встречал такого характера. Кстати, после знакомства с ней долго не мог поверить, что перед ним мать восьмерых детей. Я покажу тебе фото — тётя выглядела, как картинка. Теперь Юра живёт одной лишь мыслью о возмездии. Только точно не знает, кому должен мстить…

У Натальи Лазаревны было так много врагов? — перебила я.

— Как и у всякой выдающейся личности.

Глаза Милы стали прежними, ясными, с золотистую точечку. Только белки от слёз набухли и порозовели.

— Они в последние годы всегда были вместе. Как мог, Юра защищал жену, но были и оплошности. О двух случаях я тебе рассказала. Более мелкие стычки — не в счёт. На похоронах я заикнулась, что частный сыщик Оксана Валерьевна Бабенко, у которой много раскрытых дел на счету, предлагает помощь. Юра отреагировал не сразу. Мне даже показалось, что он не расслышал. Но после сам заговорил об этом. Ты, конечно, понимаешь, что тётя вращалась не среди благородных девиц. Криминальная ситуация на Урале, может быть, ещё более тяжёлая, чем в Москве. Если здесь хоть днём сохраняется видимость благопристойности, то там группировки откровенно делят территорию и доходные места между собой. Но я недостаточно вникла в тему. Юра объяснит лучше, если ты согласишься и поедешь туда. Он даст полную картину. Скажет, кто кого держит и кто под кем ходит. В деле могут фигурировать азеры, цыгане, таджики, славяне. Сразу говорю, что об Октябрине я позабочусь. Деньги на жизнь у меня пока есть. Ты не смотри на мои слёзы и сопли — я всё-таки врач, и могу быстро мобилизоваться. Юрка Кулдошин сказал сегодня, что за ценой не постоит. И ради того, чтобы спасти свою честь, окажет тебе любую помощь. Наталья снится ему каждую ночь, и он расценивает это как просьбу об отмщении. Юра скажет тебе, кого конкретно подозревает. А у меня это получится халтурно. О том, что случилось двадцать седьмого сентября, я знаю с его слов. Ну, и двоюродный брат немного дополнил рассказ…

— Всё-таки изложи вкратце, — попросила я. — Только посмотрю, как там Октябрина.

Я на цыпочках прошла по коридору, заглянула в детскую. Дочь пультом выключила «видак» и уснула, положив ноги на подушку, в голову — на футляр от кассеты. Я потихоньку перевернула её, как полагается, укрыла одеялом, выключила свет. Мой умный ребёнок понял, что у нас с Милой важный разговор, и предпочёл нам не мешать. Часы пробили одиннадцать, но мне совершенно не хотелось спать.

— Всё в порядке. Кстати, как там Денис?

Я тоже забралась с ногами в кресло. Мила успела причесаться, ополоснуть лицо и припудрить нос, но сделала она это второпях и небрежно. Впрочем, я и сама выглядела не лучше.

— Дома остался? Ты ему сказала, куда ушла?

— Он привык ночевать один. Я часто дежурила в клинике, да и оперировать приходилось ночью. Он и яичницу может поджарить, и чай вскипятить. По-моему, Денисёнок бывает рад отдохнуть от меня…

— Расскажи, что знаешь на данный момент, — попросила я.

Надо было встать и принести диктофон, на худой конец, блокнот, но я ленилась. Да и Мила пока ещё не была моей клиенткой.

— В меру своих скромных возможностей я постараюсь снять с тебя хотя бы этот груз. Но только ты не думай, что я обязательно найду убийцу.

— Разреши мне жить надеждой, — тихо сказала Мила, и я закашлялась.

Она с такой силой сжала в кулаке рюмку, что, казалось, сейчас затрещит хрусталь, и польётся кровь.

— А если не найдёшь, значит, найти его нельзя. Юра тоже понимает, как это трудно.

— Хорошо, что понимает. Будь это легко, ментовка бы справилась. — Я устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

— Я уже говорила, что тётя сначала преподавала в школе. После того, как в девяносто втором году от неё ушёл муж, устроилась рядовой служащей в баню. Многодетный отец оставил каждому ребёнку только прощальный поцелуй, но квартиру разменивать не стал. Как ушёл рано утром в туман, имея за плечами тощий рюкзачок, так больше никто его и не видел. Конечно, кокочка младших к деду Лазутке отправила и к его новой жене, в деревню. А сама стала в этой бане дневать и ночевать. Банька та ещё была! — Мила пристально смотрела на пустую бутылку из-под «Абсолюта». — Бандиты, проститутки, наркоманы, грязь и пьянство. Директриса вообще не просыхала ни на день. Когда я ездила на Урал рожать, пару раз видела её. Бесполое опустившееся существо, которое кончило в сумасшедшем доме. Тогда она ловила чёртиков — не только зелёных, но и красных. Была то слезливая и назойливая, то, наоборот, буйная. Любого могла ударить запросто. В конце концов, коллектив бани выбрал директором кокочку. Она взялась за дело в тот же день. Выгнала проституток, нарков. А после заявила бандитам, что те дани больше не увидят. Коллектив ахнул от ужаса, ибо каждый знает, чем это грозит. Амбалы приехали через день, разгромили тётин кабинет. Самой ей совали кулаки под нос и грозили замочить. Вот уже первые подозреваемые налицо, пусть это было девять лет назад. Когда хотели оставшуюся мебель вынести, кокочка зубами вцепилась в главного бандита, другим надавала по физиономиям, но холодильник отстояла. Странно, что она прожила все эти годы. Ведь уже тогда со счетов её списали; бандюки же слов на ветер не бросают. А тут… Честно говоря, в городе многие думали, что Наталью-банщицу Бог хранит. Других на её месте уже тысячу раз убили бы. А она, с восемью-то детьми, умудрилась замуж за молодого выйти. Сначала меня хотела сосватать за Кулдошина, а после сама его окрутила. Тот думал, что она про детей врёт, чтобы чувства проверить. Оказывается, Кулдошин видел, как тётя выгоняла бандитов из бани, и влюбился на месте. Сыграли свадьбу, и Юра устроился в ту же баню. Вместе они были уже силой, тем более что за Кулдошиным стояли местные ветераны спецназа. Здание оздоровительного комплекса, в который входила и баня, ребята охраняли. А вот по городу супруги передвигались открыто, без машины и охраны. Просто шли под руку, благо баня недалеко от тётиного дома. И вот однажды случилось покушение, о котором я рассказывала. — Мила зажмурилась, прикусила костяшки пальцев.

— Когда она была беременна? — уточнила я.

— Да, тогда Юрка не успел среагировать, и нападавший скрылся на поджидавшем его автомобиле. Милиция дело не возбудила, потому что нож скользнул по ремню с пряжкой, и рана оказалась неглубокой. Потом, когда Мишке было четыре месяца, киллер на лестнице тётю подкараулил. Начал стрелять, но всё время выходила осечка. Юра тётю в квартиру втолкнул, а сам начал преследовать киллера. Тот опять убежал, и дело не возбудили. По городу пошли слухи, что в Наташку Пермякову уже и пистолеты не стреляют. Это была её фамилия по первому мужу.

— А девичья? — поинтересовалась я.

— А девичья — Шатуро, как у мамы. Старушки специально приходили глянуть на неё, потрогать руками. Вот ведь чудо — ножи не режут, пули не берут! Крестились на неё, как на икону, просили заступиться. Потом столько попыток предпринималось свести с ней счёты, и всё мимо! Мама так боялась, что сестру всё-таки убьют! Вся Россия платит бандитам, а эта баня не платит. Разве можно стерпеть? Кока своё гнёт: «Я за правое дело стою, и вы вставайте!» Дальше в неё выстрелили довольно удачно. Пришлось делать несколько операций. Думали, что, наконец, уймётся. Ан нет, ещё злее вышла из больницы. Юра с тех пор совершенно милиции не доверяет. Дело завели всё-таки, но тут же прекратили, вернее, заболтали. Налоговая, ОБЭП, прокуратура — все набросились на баню, вместо того, чтобы разобраться с бандюками.

Мила завязала платок на голове, перекинула длинный конец через плечо. Обняла сама себя за плечи, съёжившись от холода. Я встала с кресла, захлопнула форточку. Табачный дым уже выветрился, и в комнату ворвался неожиданно чистый ветер. Даже когда потеплело, и Милка перестала дрожать, всё равно дышалось легко и свободно, будто не на Пресне мы находились, а в деревне.

— А им с Юркой всё нипочём. Бассейны, сауны, дамский салон, шейпинг, тренажёрные залы… Никто не верил, что кокочка все деньги, вырученные от бани, в неё же и вкладывает. Да, две машины они купили, приоделись. Жили в той же пятикомнатной квартире, а потом Юра в кредит построил дом неподалёку от города. Ну, и изба деда Лазутки… Мой Денис оттуда не выводился. Мама боялась, что он может под раздачу попасть, когда совершится очередное нападение. Нет, всё было нормально. Кончилось тем, что тётю пообещали сгноить на зоне, потому что статья для неё всегда найдётся. Пробовали похищать детей, но попытки одна за другой провалились. И вот… Юра даже понять не может, как всё случилось. Вроде, проверки прекратились, и Бандиты присмирели. По крайней мере, поняли, что на сегодняшний день они проиграли Непреклонной. Так тётю в городе прозвали. Сколько раз ей в открытую назначали дату смерти, но ни одна из них не совпала в той, настоящей. Как обычно, свою пулю не слышишь. И в тот четверг тётя была спокойная, весёлая, строила планы на будущее. Даже собиралась делать омоложение. Уж Юрка-то знал про все тётины проблемы, но в то время их просто не было!

— Значит, к убийству могут быть причастны местные авторитеты, — подвела я промежуточный итог. — А ещё кто, не знаешь?

— Азербайджанцы, таджики, цыгане её просто ненавидели. Вкратце дело обстояло так. Русские бабы не пожелали мыться в бане вместе с перечисленными гражданками и ещё приезжими торговками — из Китая, Вьетнама. Якобы те вшей трясут и грязные трусы стирают в тазиках. Кокочка была всецело на стороне местных, потому и оставила в своей бане для помывки гостей всего один день в неделю. За это ей угрожали расправой прямо в лицо, в местной прессе называли фашисткой. Тётя отвечала, что не хочет драк в своей бане, потому и развела противоборствующие стороны. Она гордилась тем, что оказалась на переднем крае борьбы за возрождение страны. А в тот, роковой день, Юрий задержался в комплексе. Хотел посмотреть, как работают строители в бассейне, и тётя поехала домой одна. Охранника отпустила со двора, до квартиры с ним не пошла. Наверное, надеялась на удачу, верила в свою неуязвимость. Юрий сказал, что около восьми ему в баню позвонил пасынок Никифор. Сказал, что тело нашли в лифте, и всё кончено. Рана нанесена вроде бы топором, по затылку. Соседей опрашивали, но никто ничего не заметил. У всех врагов тёти алиби. Конечно, каждого «братка» не проверишь, но прямых доказательств причастности нет. Юрка боится не с того спросить, но милиция сто лет искать будет. А он хочет прямо сейчас знать! Я боюсь за него, честное слово. Может дров наломать, если за дело возьмётся. — Мила с трудом поднялась, вздохнула. — Прости меня, Оксана, и спасибо тебе за всё. Я не должна была распускаться.

— Перестань. — Я тоже встала. — Попробуем что-то сообразить. Плохо, когда нет подозреваемых, но когда их так много, ещё хуже. Я вынуждена буду сдать преступника, если найду его, официальным властям. Твой Юрий пусть не надеется, что я допущу внесудебную расправу. Ты его предупреди сразу. Никому кишки выпускать просто так не позволю. Я их любовь уважаю, но существует закон. И я, как юрист, должна руководствоваться его положениями. А после этого пусть Кулдошин сам решает, обращаться ко мне или нет.

— Передам обязательно, — с готовностью кивнула Мила. — Но у него выхода-то нет. Сразу скажу, что после похорон еле его удержала, буквально повисла на плечах. Он собирался со своими ребятами «чёрных» мочить по всему городу. Тогда я и пообещала… Извини, но пришлось сказать, что ты станешь на него работать. Надо же разобраться — вдруг не они?..

— Да и небезопасно «чёрных»-то трогать, — согласилась я. — Они за своего полгорода разнесут, особенно если действительно не причастны.

— Юрка это знает, и поэтому большой войны не хочет. Он примет все твои условия ради того, чтобы не залить город кровью, наступит себе на горло. Тебе просил передать, чтобы о деньгах не беспокоилась. Кулдошин всё устроит по высшему разряду, обеспечит тебе охрану. Сделает всё, что потребуется…

Мила пошла к двери, и я поплелась следом, понимая, что ввязываюсь в тёмную историю с неясными перспективами. Но надо было думать раньше и не давать Милке обещаний. Теперь же нужно платить по векселям, потому что бедняге и так тошно.

Я-то знаю, каково остаться одной с ребёнком на руках, да ещё когда на шее висит ничего не понимающая семья. Надо будет всё это объяснить Озирскому. Скорее всего, он войдёт в положение, только попросит всё оформить официально.

Мила остановилась у вешалки и прошептала, боясь разбудить спящую за дверью Октябрину:

— А как по всем правилам заказать официальное расследование?

— Послать факсом запрос на имя директора агентства, гарантировать оплату. Вот, держи. — Я достала из визитницы карточку, протянула Миле. — Здесь все номера. Нужно только подтвердить письменно своё желание обратиться к нам и заявить о наличии у заказчика нужной суммы. И всё, собственно. Если возникнут проблемы, пусть Юрий мне позвонит — обсудим. Ну, а если передумает, тоже дай мне знать, ладно?

— Конечно! Но он не передумает, — твёрдо пообещала Мила. — И денег не пожалеет. Это же любимый человек, родной, ты понимаешь… Тётю не вернёшь, но убийцу непременно нужно поймать. Сегодня же позвоню в Екатеринбург. Юрий ждёт, и «труба» всегда с ним.

— Может, тебя проводить? — Я сомневалась, что Мила после выпитого благополучно доберётся до дома. — Я быстро оденусь.

— Что ты, не нужно! — Она наклонилась, погладила Клариссу, которая, зевая, выплыла в коридор, — всё будет чики-пики! Спокойной ночи, и дочке привет передай! А то, что я сегодня говорила, забудь.

— Конечно, забуду, за исключением сведений по нашему делу. — Я сжала Милину руку повыше локтя. — Держись, а я помогу…

— Ты такая же сильная, как тётя! — восхищённо сказала Людмила. — Мне даже кажется, что с ней говорю, и ничего страшного не произошло. Счастье, что мы с тобой познакомились, и в эти кошмарные дни у меня всё-таки есть опора. Но я не останусь в долгу…

— Разумеется, всё будет оплачено, — заверила я. — Иди, спи.

— Иду. — Мила шагнула за порог. — Спорим на что угодно — когда завтра приедешь в офис, факс уже будет тебя ждать. Юрий Кулдошин привык всегда действовать быстро и решительно.

— Надеюсь, что он будет нормальным клиентом, — сказала я и с облегчением закрыла за Милой дверь.

Думала только о том, что очень хочу спать, и что завтра опять не будет времени сделать зарядку, а после неё — принять контрастный душ.

Глава 2

Всё-таки Мила была неправа, когда, обливаясь пьяными слезами, кричала о нашем жутком преступлении перед детьми. Я не знаю, как дальше сложится судьба Октябрины, но сейчас малыши радуются даже тому, что у нас вызывает дрожь. Моя дочь и Милкин сын счастливы среди кошмаров нынешнего времени; ведь детям нужно совсем не то, что взрослым. Мать Дениса выгнали с работы, зверски убили двоюродную бабушку. На что они дальше будут жить, неизвестно. А мальчишка рассказывает об этом, сверкая глазами, и вроде бы даже гордится случившимся.

Октябрину больше занимает киношно-романтическая сторона моей будущей работы на Урале. Но о том, что мать запросто может погибнуть, ребёнок не задумывается, и хвастается перед Денисом моим славным прошлым.

Нет, они не жестокие и не глупые, как считают многие. Они — дети. И их трагедии, в свою очередь не трогают нас, кажутся пустяковыми, не достойными внимания. Сумасшедшая жизнь летит перед ними, как захватывающий фильм. Своей судьбой доволен даже беспризорник, с которым удалось накануне поговорить в агентстве.

Пацан хвастался, что в удачные дни выпрашивает по пятьсот рублей, а в подарки, полученные в приёмнике-распределителе, он одел всё многодетное семейство. Мне стало не по себе, потому что наши дети могли оказаться перед необходимостью вот так же существовать на подачки и считать это нормой…

Я сидела у иллюминатора самолёта, похожая на мохнатый кактус — вся в вязаном, с шапкой-кушманом на коленях, и брошкой-пчёлкой из меха, приколотой к пуловеру. Моё больное горло согревал модный в этом сезоне шарфик с помпонами, и даже сумка моя была из голубой пряжи, в тон свитеру и туго облегающим брючкам.

А вот полусапожки от Фабиани мне жали, особенно левый, и я решила по прилёте на Урал купить обувь в стиле местной экзотики. В багаж пришлось сдать огромный кожаный чемодан, в котором было практически всё — от купальника и резиновой шапочки до вечернего платья. Одних часов я везла с собой несколько — экстремальные, деловые и драгоценные, для светских раутов. Вещи могли совершенно неожиданно понадобиться для поездки на званый обед, для отдыха в обществе нужного человека, и потому я старалась предугадать любой поворот событий.

Интересно, чем встретит меня Юрий Иванович Кулдошин? Сложатся наши с ним отношения, пойдёт мне фарт, или дело сразу же застопорится? Кулдошин, как и предсказывала Мила, к утру следующего дня прислал факс и гарантировал оплату, но при личной встрече я могу ему не понравиться. Впрочем, его интерес сильнее — я-то эти деньги заработаю и в другом месте, а ему позарез необходимо узнать имя убийцы или того, кто за ним стоит. Поэтому и придётся Юрию Ивановичу держать эмоции при себе — я ему нужна больше, чем он мне.

Назад Дальше