— Что не весел?
— Хорошо, что мы отстранили от операции Пайпера и упредили бойню под Мальмеди. Меня всего коробило, глядя, как 18 летние юнцы СС, безжалостно расстреливают таких же юнцов, только американских.
— Согласен. Мы спасли жизни сотни американцев. Это первый успех нашего промысла. Одно дело погибнуть в бою. Другое — от пули, когда тупо расстреливают. Небесные силы учтут твой поступок, когда будут решать куда отправлять: на небеса или в ад, — подмигнул Клоаус. Добавил: — Я рад, что у тебя радикально меняются взгляды на деятельность нацистов и появилось желание поговорить о новой политической стратегии. Я рад, что ты меняешься, порываешь со своим прошлым: мальчишечьим идеализмом и дикой жесткостью солдата удачи нацистской Германии. Ваше поколение воспитано на фанатичной преданности не богу, не семье, а Адольфу Гитлеру с его фашистской идеологией. В этом трагедия Германии. Но об этом поговорим позже. Сейчас двигай к мосту. Бой идет уже в городе. Танки лейтенанта Штернбека расстреляли из пушек горстку саперов, засевших в домах первой линии и прогромыхали дальше в сторону складов ГСМ. В город вошли лейб-гвардейцы майора Закена. Все идет по плану. Ты хитер, Франц. Спишь, а служба идет!
— Не без твоей помощи, — буркнул Ольбрихт, улыбаясь. На душе отлегло, его поддержал лучший друг, можно сказать втрое 'я'. — Работаем, попаданец! — улыбка растеклась по всему лицу.
Открыв командирский люк, Франц выглянул наружу. Туман еще более сгустился, нижний край цеплялся за 75-миллиметровую пушку. Офицер уткнулся головой в ледяной клейстер, скривился. Липкая морось неприятно забивала глаза, было трудно дышать. Рядом скрежетали, заворачивая на мост, бронетранспортеры и машины со штурмовиками, самоходные зенитные и артиллерийские установки. Призраки с крестами двигались безостановочно, уходя за поворот на мост. Основные мотопехотные силы группы 'Ольбрихт' подтягивались к Ставло. Машина скорой помощи пыталась пробиться вперед, дергалась то влево, то вправо, но безуспешно. Узкая брусчатка была полностью забита людьми и техникой. Бой в городе затихал, перемещаясь к центру.
Франц щелкнул пальцами, позвал ефрейтора Цвингера, водителя командирского вездехода. Кубельваген на гусеничном ходу стоял рядом.
— Следуешь за нами, не отставай, — приказал офицер и скрылся в башне Пантеры.
Ольбрихт не пересел в Королевский тигр, как это сделал Пайпер, несмотря на мощь брони и новейшее вооружение. Неповоротливый, тихоходный 69 тонный монстр был отличной мишенью в бельгийских селах и городах с узкими улочками и дорогами. Кроме того, требовал огромного количества топлива.
— Внимание! Приготовиться к бою! — раздался приказ в наушниках экипажа. — Степан, на мост! Идем на север к военным складам.
— Ни хрена не видно..., — выругался мысленно Степан, вглядываясь в перископический прибор наблюдения. — Инфракрасный прожектор включил бы, командир, да отдавал команды куда ехать,— но руки матерого танкиста профессионально заработали. Взревел двигатель, включены фары. Пантера, слегка покачиваясь, медленно, но нагло оттеснила бронемашины, вклинилась в двигающийся поток. Совершив эквилибристический поворот на девяносто градусов направо за гору, танк вполз на узкий каменный мост через реку Амблев. Мост угрожающе подрагивал, но держал, плотно двигающуюся военную колонну. Прогрохотав по набережной, Пантера у развилки взяла курс на север. Дальше было ехать проще. Мощеная узкая дорога уцелела, была свободна. Подразделения особой группы заворачивали в город.
Двадцать минут хода в киселеобразном тумане и мощный световой поток фар уперся в прокопченные седые 'тигры'. Словно стадо огромных, диких бизонов, танки Штернбека сгрудились возле разбитого контрольного пропускного пункта складов ГСМ. В тупой задумчивости решая, как поступить с внезапным препятствием и попасть на склады. Они не решались ломать ограждение с колючей проволокой, установленное по периметру объекта. Немецкие танкисты размахивали руками, бранились, что-то доказывали майору Шлинке. Смершевец был неприступен, требуя подполковника Ольбрихта. Его поддерживало несколько десантников шрафбата. Лица напряженные. Взгляды исподлобья, цепкие, злые. Особо выделялся угрюмостью и мощью сержант-верзила. Словно огромный таежный медведь, он нависал над товарищами. В руках-лапищах пулемет МG -42, как игрушечный. Вороненый ствол устрашающе направлен в сторону танкистов с эсэсовскими рунами на петлицах.
— А вот и начальник нового караула "нарисовался", — съязвил Шлинке. Его правя рука взметнулась в показном приветствии. В поле видимости на подсвеченном пятаке сзади Штернбека показалась усталая фигура командира войсковой группы в черной униформе танкиста. Штернбек обернулся резко, вытянулся, радостно выпалил: — Слава богу, господин подполковник, что вы подъехали. А то вот, — лейтенант указал головой на русских десантников, — штурмовики Отто Скорцени не пускают на территорию складов.
— Правильно делают. Вы устроите пожар. Готовьте свою группу, лейтенант, через три часа выступаем на Спа. Будем брать генерала Ходжеса. — Франц бегло взглянул на наручные часы, засекая время. Флуоресцентные стрелки показывали без четверти девять вечера.
— Господин подполковник, мои люди измотаны, требуют отдыха. Предлагаю выступить утром, туман немного разойдется.
Ольбрихт сверкнул очами зло. — Я приказал готовьтесь, Штернбек. Утром Ходжес опомнится и перегруппирует силы. Нам нельзя этого допустить. К тому же, сюда скоро подтянется мотопехота в помощь. Я к вам еще подойду, обговорим боевую задачу. Подбодрите людей. За ночную операцию все будут поощрены. Вы лично железным крестом второй степени. Вам все понятно, лейтенант?
— Так точно! — танкист вытянулся, оживился. — Выступим без промедления, господин подполковник.
— Кроме того, свяжитесь с начальником штаба группы, пусть срочно пришлет на склады усиленную роту охраны с тяжелым вооружением.Надо заменить десантников, выставить двойной караул. Выполняйте.
Ольбрихт перевел взгляд на майора Киселева. Сделал шаг навстречу. Тот с ухмылкой следил за разговором немецких офицеров. Не вмешивался.
— Хорошо поработали, майор Шлинке. Очень хорошо! -сказал Франц, приветствуя русского офицера. — Будите поощрены наградами Рейха. О вашем героизме непременно будет доложено фюреру. — Краешки тонких губ берлинца чуть-чуть взметнулись вверх.
Шлинке скривился, выдавил недовольно: — К черту награды, подполковник. Я хочу быстрее сдать под охрану склады и дюжину пленных американцев и убраться отсюда. Скажу вам, Франц, места здесь гиблые. Я потерял троих десантников, еще двое тяжелораненые. Кроме того, людям положен отдых. Пройдемте со мной в караул, там поговорим, заодно перекусите. Охрану я обеспечу.
— Хочу вас разочаровать, майор Шлинке. Забудьте пока об отдыхе. За приглашение, заранее благодарю. Мне нужна ваша помощь. Без вас на танках мы не возьмем Ходжеса. Устроим салют — это да! Пехота также наделает много шума. У меня нет такого уровня специалистов, как у вас. Нет времени на разработку операции. Диверсанты Отто Скорцени направлены на Бастонь. Там разворачиваются основные боевые действия. А вы своей группой в два счета возьмете генерала. Как говорят русские: — Тепленьким. С постели выкрадите. Ну, решайтесь, майор.
Франц слегка дотронулся до плеча Киселева, приблизив лицо, заговорил шепотом: — Смерш любые задачи подвластны. Пленение командующего подорвет американский дух окончательно. 1 американская армия развалиться, падет. Мы оба желаем поражение американцам. Не так ли, майор? — Франц смотрел в строгие, задумчивые глаза Шлинке, доброжелательно, даже заискивающе.
— Хорошо, — ответил Киселев. — Хотя мы об этом не договаривались. — В голосе чувствовалось сомнение. Но мысли Константина уже работали над предстоящей операцией. — Я согласен с вами. Бить американцев можно, даже иногда нужно. Не смертельно, а так, чтобы боялись и уважали. Тем более, эта операция не расходится с целевой установкой моего командования. Садитесь в джип, подполковник. Время пошло. Есть план...
ГЛАВА 6
13-15 декабря 1944 года. Париж. Версаль. Высший штаб совместных экспедиционных сил.
Веки девушки дрогнули от настойчивого телефонного звонка, но глаза оставались закрытыми. Просыпаться не хотелось. Роскошная, воздушная перина нежно обволакивала разомлевшее, сонное тело негой и теплом, не отпускала.
— Что-то случилось, Айк...? — спросила Кей. Голос тихий, мягкий, воркующий.
— Ничего особенного. Поспи еще, — ответил генерал задумчиво, медленно положил телефонную трубку. Взглянул на спящую Кей. В который раз восхитился необыкновенно густыми, длинными ресницами боевой подруги. При свете ночника они были похожи на крылышки спящей бабочки. Айк наклонился и нежно коснулся губами виска Кей, тихо добавил: — Спи, детка, но к 10 обязательно появись в канцелярии. Будет работа.
Девушка зашевелилась, открыла глаза. Припухшие губы растянулись в улыбке, обнажив ровные, красивые зубы.
— Айк, так не пойдет, — прошептала она кокетливо, окончательно просыпаясь. — Я твой личный секретарь и обязана знать, кто и зачем звонит главнокомандующему, когда тот отдыхает. Ты что-то скрываешь от меня? — Глаза Кей распахнулись шире, утопая в серых, насмешливых глазах Айка, а губы потянулись для утрешнего поцелуя, как награда за пережитую, совместную ночь.
— Ты права, детка. Ты мой лучший секретарь. Знай, у меня нет от тебя служебных тайн. Я тебе полностью доверяю.
Кей просияла, закрыла глаза, вся потянулась к Айку. Одеяло легко сползло по шелковистой коже, не задерживаясь на небольшой, но упругой белоснежной груди, с набухшими крупными сосками.
Зрачки генерала расширились. Взгляд остановился на шоколадных комочках, дерзко выступающих. Их хотелось потрогать, поцеловать. Но он удержался, не поддался на соблазнительное движение Кей. Нехотя отстранился. Набрасывая махровый халат, такой же сахарно-белый, как и вся спальня в стиле Людовика 14, промолвил деловито:
— Есть тревожные новости, лейтенант. Позвонил оперативный дежурный. Немцы предприняли диверсионно-провокационные вылазки в районе Арденн. В некоторых местах прорван фронт. Ситуация уточняется. Тебе на сборы тридцать минут. Завтрак в отеле. Собирайся...
Крытый джип главнокомандующего осторожно пробирается по улице Версаль мимо темнеющего парка Марли. Предрассветный туман висит непроглядной, плотной стеной. Фары пробивают дорогу метров на десять, не больше. Дальше — серая пелена из водянистой пыли.
— Впервые вижу такой плотный туман, — произнес водитель Дар с огорчением.Руки сержанта цепко удерживают руль. Глаза от напряжения слезятся. — Скажи, Джимми? -Водитель мельком взглянул на Джимми Голтома, исполнявшего роль штурмана.-Этот смог надолго? Ползу, как черепаха.
— По прогнозам метеослужбы на десять дней, — произнес тот без настроения. — Мы все больше устаем от этой непогоды. Ночью морозы, днем туманы. Каково парням на передовой в окопах, ума не приложу? Стыло, как в аду.
Слышал? — Джимми наклонился к уху водителя и заговорщицки прошептал: — Если ночью при морозе в траншее не добежишь до отхожего места и обделаешься, то к утру, говорят, задница промерзает до пупка.
— Не может быть? — сержант осклабился.
— Держу пари.
— Ладно, верю. Я из госпиталя письмо получил от Дэвида Гордона. Пишет, многим парням стопы ампутируют, кто посидел в траншеях на морозе. Лекари называют это болезнью траншейной стопы.
— Дар, ты зачем мне это говоришь? Настроение и так поганое.
— Джимми, твоему, ну этому, задницу тоже ампутируют?
— Задницу? Какую еще задницу, Дар?
— Ты же мне только что нашептал, которая промерзает до пупка.
— А.а.а...! — задумался Голтом, отодвинулся от друга.
— Парни! Не отвлекайтесь. Крепче держите руль, — подала голос Кей недовольно. -Скоро поворот, не промахнитесь.
Девушка до недавнего времени была личным водителем Главнокомандующего и ревностно контролировала выполнение новым водителем обязанностей, когда ехала рядом с Айком.
Экипаж притих. Только нервное сопение Дара, прожигавшего взглядом лобовое стекло, да скрежет металла при переходе на пониженную передачу, да изредка глубокие вздохи Джимми Голтома, пытавшегося понять, кто над ним насмехается: приятель с фронта или сержант Дар.
Генерал улыбался, мимолетно услышав разговор сержантов. Глаза излучали тепло. Айку была приятна также забота Кей, одернувших сержантов. Его большая ладонь накрыла маленькую, но сильную ладошку личного секретаря. Девушка благодарно прижалась к главнокомандующему, чувствуя силу и надежность. Голова в темноте незаметно ложится на генеральское плечо. В эту минуту Кэй была счастлива. — Видела бы мама, какой у меня мужчина, — подумала она.
Айк не противился мимолетной нежности Кей, проявленной на виду. — Кто знает, удастся ли еще проехать с любимой подругой по ночному Парижу.
Осторожная езда укачивала.Глаза слипались... В сознании генерала вдруг непрошено всплыл образ Мейми. Эйзенхауэр почувствовал острую неловкость по отношению к супруге. Это был не стыд, а душевная неловкость. К нему всегда приходило это чувство, когда он вспоминал о Мейми, после бурной, проведенной ночи с Кей. Образ Мейми тогда возникал помимо его воли.Ему показалось, будто жена откуда-то сверху наблюдает за ним с укоризной.
— Обязательно напишу сегодня письмо, -подумалось генералу. -Поддержу ее. Мейми очень трудно, одиноко сейчас. Все же два с половиной года в разлуке. Тяготы разлуки и жалобы на его невнимательность растут, становятся невыносимыми для нее. У нее нет военной работы, которая поглощала бы все ее время и мысли. Ей труднее. Конечно ей труднее. Но она не должна забывать, что он любит ее и скучает по ней. Она должна помнить, что груз его ответственности был бы непереносим, если бы он не верил, что есть человек, который ждет его домой — навсегда. Она не должна забывать, что его бьют каждый день...
— Бьют каждый день..., — прошептали губы. В эту секунду в ушах затрезвонил настырный утрешний звонок дежурного по штабу. Он прорвался, заглушив стенания жены. — Что это? Предостережение опасности? Неужели ему что-то грозит? — От этой мысли в душе шевельнулся неприятный холодок. — Ерунда! Нет повода для беспокойства, — убеждал себя мысленно генерал, отгоняя поднимавшеюся тревогу. Чтобы легче было дышать, расслабил шарф, расстегнул пуговицы мериносовой шинели. Глубоко выдохнул, полегчало. Дотронулся до лба. Лоб был горячий.
Машина наконец сворачивала к отелю 'Трианон', преодолев тринадцатый километр, где размещался Высший штаб совместных экспедиционных сил.
— Я люблю тебя, Мейми, и сделаю счастливой, — наспех заканчивал мысленный разговор с женой Айк. — Ты не должна забывать об этом. Для бесконечных бесед после войны мы возьмем трехмесячный отпуск где-нибудь на одиноком побережье и, Боже праведный, пусть там будет солнечно...
— Дежурного по оперативному управлению, ко мне, — приказал Эйзенхауэр, зайдя стремительно в штаб. Взгляд хмурый, усталый. Глаза покрасневшие. — Жду генерала Стронга с докладом. На вечернее совещание пригласите генерала Брэдли. Я нахожусь в кабинете...
Доклад дежурной службы штаба, скупая информация Стронга не внесли ясности в происходящие событиях в Арденнах 13 декабря. В этот день никто толком не знал, как они развиваются и что там происходит. Генерал Эйзенхауэр решил дождаться, когда соберется более полная информация для принятия решения. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей вызвал Кей с докладом о мероприятиях на предстоящие выходные дни.
Девушка явилась сразу. Лицо строгое, ответственное. Кэй старалась не показывать на виду личные отношения с главнокомандующим. Но женские сердца не проведешь. По глазам Кей, которые вспыхивали при появлении Айка, по ее голосу в разговоре с ним по телефону, сотрудники понимали тайную связь между генералом и их лейтенантом. Машинистки не осуждали, скорее завидовали ей. Девушки переглянулись и в этот раз, когда лейтенант взяла папку на доклад и убежала к генералу, плотно закрыв за собой дверь.
Айк без эмоций просмотрел напечатанные документы, подписал несколько распоряжений, взглянул серьезными глазами на Кей. Личный секретарь поднялась, выпрямилась. Взгляд генерала говорил: -Все хорошо, детка, так надо. Мы должны соблюдать субординацию.
— Скажите, лейтенант, свадьба состоится? — вдруг спросил Айк невозмутимым голосом.
— Свадьба? — Кэй вздрогнула, кровь отлила. Во рту пересохло.
— Да, свадьба водителя сержанта Микки Маккиф и сержанта Леи Крузер из вспомогательного женского батальона?
Кей сглотнула накативший комок, потупила взор, ответила тихо: — Да, сэр. Свадьба состоится 16 декабря в воскресенье в 11 часов утра. Этот день в штаб-квартире объявлен праздничным.
— Отлично! — В глазах генерала появился радостный блеск. — Хоть одна приятная новость. А то с утра дернули, зачем? Пока не ясно. Однако жениться на войне, не самое умное решение. Не так ли, лейтенант?
— Видимо, сэр, для них важно быть вместе в это трудное время,— ответила Кей неуверенно.
— Да? — черные, густые брови генерала взлетели. Улыбка пропала. Айк с удивлением профессора уставился на Кей. — И умереть вместе? Или остаться вдовой? Вы считаете это правильным?
— Не знаю, — девушка отвела взгляд.
— Ладно, не будем говорить о грустном. Есть другой повод выпить лишний бокал шампанского. В воскресенье после поздравления молодоженов мы продолжим праздник в Сен-Жерменском дворце. Я приглашаю тебя.
Глаза Кей вновь засветились голубым сиянием.— Праздник связан с вашим повышением в звании? — спросила она.
— Разве я тебе говорил об этом? — удивился Айк.