Кажется, ей опять предложили убраться восвояси. Кажется, она огрызнулась, не в силах оторваться от зрелища, тем более странного, что Арлетта со своего места и в полдень не разглядела бы лиц, а тут она видела! Картинного в своей величавости аббата с орденской совой на груди, тех же сов на монашеских балахонах, откинутые капюшоны, зеленые лепестки свечей, сжимающие их мужские руки.
Серые танкредианцы не торопились, не пели, не смотрели по сторонам. Откуда-то вытекая, они исчезали за подземной часовней, и висевшая на небе луна была невластна одарить их тенями.
Сколько они шли, столько звонил и колокол, равномерно и настойчиво; казалось, так будет вечно, но змея оказалась короче ночи. Последний монах был одинок и отставал от собратьев на пару шагов. Худой, понурый и словно лишенный возраста, он единственный из всех напоминал призрак и кого-то еще.
Арлетта следила за одиночкой до конца, но так и не поняла, куда он делся. Стих колокол, погас зеленый костер, с людьми осталась только луна.
Зашуршало, наискосок через пустой двор метнулось нечто маленькое, но графиня вновь была близорука.
— Кот, — сказал Робер, будто это было важно. — Сударыня, с вами все в порядке?
— Само собой, — ничуть не покривила душой Арлетта. — Очень красивые призраки. Мне кажется, я их узнала... Если мой младший сын не приукрашивал, то монахи перебрались сюда из Лаик. Наверное, им хочется быть поближе к действующему храму.
Глава 9
Талиг. Старая Придда
400 год К.С. 4-й день Летних Волн
1
Хайнрих Лионеля не удивлял, удивил Рудольф; видимо, дело было в привычке. О том, что Первый маршал Талига герцог Ноймаринен умен, силен, смел и предусмотрителен, Ли узнал года в три и так с этой мыслью и вырос. Время шло, обстоятельства менялись, привычка жила и матерела, а сегодня уперлась в отказ. Регент не хотел рисковать тремя конными полками и одним Савиньяком.
— У нас не такое отчаянное положение, чтобы разменять кавалерийский корпус на передышку, — объяснил он, глядя в окно. — И не такое блестящее, чтобы забирать этот корпус у Варзова.
— Взамен вы получите Хейла. Я понимаю, что перевалы Ноймаринен оголены, но Айхенвальд способен удерживать их без конницы.
— Нет. Все равно нет.
Вот тогда Ли и удивился. Не решению, о нем еще можно было спорить, — звучащей в голосе герцога уверенной усталости. Рудольф уже смирился с тем, что фок Варзов будет ходить у Бруно на поводу и ждать Эмиля, чтобы и дальше метаться по южному берегу Хербсте. До зимы. В крайнем случае — сойтись с дриксами в лоб и положить до двух третей армии, а крайний случай не за горами — Бруно генеральное сражение необходимо. Фельдмаршал должен разбить собственного регента, а для этого нужен военный успех. Затмевающий проигрыши Готфрида у Хексберг и Фридриха в Гаунау.
— Не думаю, что правильно отдавать инициативу дриксам. Особенно сейчас, когда мы в очевидном меньшинстве. — Ссоры Лионель не хотел и поэтому налил себе кэналлийского, которое теперь стояло на столе, хотя сам Рудольф «кислятины» не любил.
— Будь Ор-Гаролис и Гаунау за тобой уже в прошлом году, я бы к весне тебя отозвал, — регент неспешно расправил сбившуюся портьеру и зашагал от окна к столу, — но сейчас кампания в разгаре. Не самая для нас успешная, но, когда подойдет Южная армия, ее можно будет спасти. Я потребую от Фридриха мира под угрозой полного разорения побережья и прекращения всей морской торговли. Думаю, тебе по силам убедить Кадану и Хайнриха так или иначе пойти нам навстречу.
— Пожалуй.
— Значит, этим и займешься, а заодно — Надором. Не оставляю тебя в Западной армии, потому что оставляю в ней фок Варзов. Он начал кампанию, пусть ее и закончит. Если что случится до подхода Эмиля, у нас есть Ариго. Вы знакомы?
— Мать его очень любит.
— Я тоже. Ариго — лучший генерал Запада и станет отличным маршалом, но он не ты. Ты способен быть вторым только при Рокэ, а эта война не настолько безумна, чтобы жертвовать Вольфгангом и прыгать в кипяток. Попробуй понять, Варзов тебе не совсем чужой.
— Вы предпочитаете жертвовать Южной Марагоной?
— Я предпочитаю сохранить и армию, и командующего. — Такой взгляд выдержать трудно, но Ли учился выдерживать взгляды у дядюшки Бертрама и Анри-Гийома. — Южная Марагона никогда не станет дриксенской, а топить там нечего... Вот если я заменю фок Варзов, дриксы поймут, что дела у нас плохи и мы отдаем себе в этом отчет. Когда всё в порядке, командующих не меняют, а подсказывать потихоньку ты не сможешь, да и что бы ты Варзову подсказал? Рысь ничему не научит волка, потому что прыгает с дерева и умеет выпускать когти.
— Поэтому я и предлагаю прыгнуть с дерева в другом месте.
— Я осведомлен, что в случае необходимости ты ради Талига пожертвуешь собой и всеми. Я тоже, но необходимость у нас разная. Ты что-то хочешь сказать?
— Всего лишь устроить судьбу капитана Давенпорта. Эта знаменитость не создана для особых поручений, по крайней мере моих.
— Давенпорта сейчас разыщут, я так и так собирался его расспросить. — Регент протянул руку к звонку. — Странная увертка... Если не хочешь продолжения разговора, так и скажи. Решение принято, его можно не обсуждать.
— Это не увертка, а воспоминание. При первой встрече я объяснил Давенпорту, чем и когда готов жертвовать. Он был шокирован.
— Неудивительно. Вы с Рокэ хотите всего, сразу и любой ценой. Давенпорта ко мне! — потребовал регент в открывшуюся и тут же притворенную дверь. — Не люблю терять время... Но сделать несвоевременно — почти наверняка сделать плохо. Пойми, нельзя растопить зиму кострами. Снег может сойти только сам. Сильвестр это понимал...
— Сильвестр кончил тем, что собрался напоследок убить короля с наследником и возвести на трон Алву.
— Что?!
— Вас он в известность не поставил. Не думаю, что из-за родства с Олларами. Скорее, не рассчитывал на понимание.
— Кто тебе сказал эту чушь? Катарина?
— Она догадалась, но сказал мне Сильвестр. Когда запретил убивать младшего Манрика.
— А ты?
— Не убил.
— Не юли, не в Олларии. Леворукий знает что... Не могу тебе не верить, но неправильно можно понять любого.
— Сильвестр высказался предельно четко.
— Вряд ли ты столь же четко ответил, иначе не оказался бы в Кадане, или... ты оказался в Кадане именно поэтому?
— Похоже, меня решили убрать из столицы до разговора, а после не передумали.
— Тогда что ты сказал?
— Объяснил, что Алва не согласится. Его высокопреосвященство из этого как-то вывел, что соглашаюсь я. Спорить я не стал. Сильвестр не тронул бы Фердинанда, не разделавшись с теми, кого держал за врагов, и не начал бы, не определившись с наследником Анри-Гийома, а это требовало времени. О смерти никто из нас не подумал. Кардинал отводил себе от года до трех. С тем, что говорили лекари, это не расходилось, только прошлый год стал годом ошибок.
— Проклятье!
Регент сел, передвинул бумажную кипу и налил себе «кислятины» — иногда руки просто необходимо чем-то занять.
— Кто-то может подтвердить твои слова?
— Я. И вы, если припомните последние дела Сильвестра. Похоже, он вспыхнул после Октавианской ночи, вернее, после своего приступа, но хворост копился долго.
— Возвести на трон Алву... — Ноймаринен пил не торопясь, но вряд ли чувствовал вкус. — Сторонников собралось бы немало.
— Сильвестр не представлял, до какой степени Алва не согласится. Если б дело было сделано, вам бы пришлось вернуться в Олларию.
— Вы обсуждали и это?
— После Октавианской ночи и моего выдворения из дворца. Мы говорили о Манриках, королевской охране и здоровье Сильвестра. Преемника ему в Церкви мы не нашли.
— А где нашли?
— Перед самым отъездом Рокэ решил присмотреться к наследнику Валмонов. Его появление при дворе при его репутации не вызвало бы ни противодействия, ни внимания. Ходил же Иорам Ариго в вице-кансилльерах... Монсеньор, вы не правы, решив просто дожидаться Эмиля.
— Объявится Алва — делайте что хотите.
— Я с трудом представляю Рокэ, который делает, что хочет, чаще чем раз пять в год. У меня это выходит раз двенадцать.
— Прогулка в Северную Марагону в это число не войдет. — Рудольф отодвинул недопитый стакан. — Я правильно понял, что ты решил ничего не предпринимать до возвращения Алвы или своего?
— К сожалению, я предпринял. Написал в Фельп для кардинала, он не успокоился бы, пока не перехватил мое письмо. Из Надора я отправил другого гонца. В Ургот.
— Значит, Алва знал о планах Сильвестра, но приказ Фердинанда до поры до времени держал его в Урготелле. — Рудольф поднялся, хотя от стола не отошел. — Когда срочность о себе заявила, он примчался, и вызвал его явно не ты. Кто?
— Кто лучше других мог распознать угрозу королю? Королева.
— Монсеньор, — доложила приоткрывшаяся дверь, — капитан Давенпорт прибыл.
— Пусть заходит! Чем он все-таки тебе не угодил?
— У него в голове всегда на две мысли больше, чем нужно. Я свободен?
— Да.
Рудольф не теряет даром времени. Рудольф потерял северный берег Хербсте...
2
Небольшой отряд, отправлявшийся в распоряжение фок Варзов, должен был покинуть Старую Придду только утром, а Давенпорт уже ощущал себя частью Западной армии. Неопределенность осталась позади, и капитан не мог скрыть почти неприличной радости. Само собой, Чарльз понимал, что дела в Придде и Марагоне идут паршиво, но избавление от Савиньяка и в кои-то веки полученное дело по душе затмевали всё.
Капитану не хотелось заниматься штабной ерундой даже у регента и еще больше не хотелось возвращаться в Надор. На Агмарен, уже третий месяц как отбивавший атаки дриксов, Давенпорт был согласен, но его неодолимо тянула большая война. И что? Все решилось в полчаса, и бывший офицер для особых поручений при маршале Савиньяке приказом регента стал драгунским капитаном.
Савиньяк не возражал. Мало того, без его вмешательства аудиенции пришлось бы ждать еще не один день, и это было почти единственным, что слегка портило настроение. Чарльз не мог отделаться от ощущения, что его вежливо передарили, будто ненужную вещь, но в сравнении со свободой это было такой ерундой!
— У старого Вольфганга я наконец-то займусь делом, — признался Давенпорт зевавшему на галерее Уилеру.
— Да ну? — подивился «фульгат». — Вот не думал, что сдавать крепости и бегать от дриксов называется делом. Но если называется, мы точно бездельничаем. От самой Ор-Гаролис.
Огрызаться Давенпорт не стал — не в том был настроении, да и высказался неудачно. Уилер же не имел сомнительного удовольствия таскать за маршалом карты, вот и судил о Савиньяке по победам. А о фок Варзов по неудачам.
— Я перестану бездельничать, когда буду драться, а не смотреть на тех, кто дерется.
— А... Вот ты о чем. Дело хорошее, только зачем ради этого в Придду лезть? Думаешь, нас теперь жениться погонят? Кошки с две! Перышки почистим, и вперед!
— Куда?
— Откуда я знаю, «наш» что-нибудь придумает. Хотя бы вас из задницы вытаскивать. Это ж надо — прохлопать Гельбе, уползти за Хербсте, отдать Доннервальд, а теперь еще и Мариенбург тю-тю!
— Ты это адъютантам регента скажи.
— А ты яйцо в курицу назад запихивать не пробовал? — хмыкнул Уилер. — Здешним парням контраданс с «гусями» вот где... Разве что теперь все переменится. Вот приедет знаменитый Давенпорт, дриксы-то и побегут!
— Заткнись, отравитель, — беззлобно посоветовал Чарльз и пошел прощаться с маршалом Рене, но Старый арсенал, похоже, был заколдован. Его сторожил дракон, и имя ему было Жиль Понси.
— Что вы скажете о моем триптихе? — завопил он, стратегически хватая Чарльза под руку. — Я весь внимание!
— Я плохо понимаю в поэзии.
— Это вам внушили безвкусные невежды, которые только и способны, что ковыряться в словесном хламе! Ничтожества не желают знать истинных гениев, а всех, кто не восторгается их идолами, пытаются оскорблять. Именно пытаются... Их жалкие потуги не ранят того, кто смотрит в глаза Бездне! Я могу лишь смеяться над глупостью и косностью вместе с Марио, который счастлив тем, что не похож ни на хваленое старье, которое так горазды цитировать...
— Сударь, я никого не цитирую и цитировать не могу! — Так и не доведенная до сведения поэта маршальская резолюция портила Чарльзу жизнь, но отдать хоть кого-то на растерзание Савиньяку Давенпорт не мог. — Я не любитель изящной словесности.
— Ваше отвращение к Веннену говорит о природном вкусе. Вы поняли меня, вы поймете и Марио! Хотя бы это...
— Вы мне льстите, — попытался выйти из-под удара Давенпорт. — Ваши стихи... необычны и... Я не уверен, что понял правильно.
— Вы и не можете их понять до конца! — Почему он все время орет? Плохой слух? — К счастью для вас, вы не прошли через те муки, которые выпали на мою долю. Вы видели смерть и кровь, вы убивали врагов, но вас не жалила черная змея измены!
— Я видел, как изменники захватили короля...
— Что значат короли в сравнении с поэтами?! Король — всего лишь кусок мяса, на который плеснули особым маслом!
— Сударь, я принес присягу!
— Еще одно свидетельство их никчемности!.. Попытка связать душу казенными словами может вызвать лишь смех того, чье вольное слово создает и уничтожает!..
— Эй, Давенпорт! — окликнул один из адъютантов регента. — Пакет для генерала Ариго готов. Забери в приемной.
— Иду! — Желание броситься говорившему по-человечески адъютанту на шею Чарльз превозмог с трудом. — Немедленно.
— Оно не горит. Ты ведь завтра едешь?
— Да, утром. На третий день буду на месте.
— Не будешь. Из-за падения Доннервальда придется дать хорошего крюка, чуть ли не до самой Аконы.
3
Савиньяк в последний раз пробежался по испятнавшим Северную Марагону пометкам, сунул карту в холодный летний камин и высек огонь. Таскать с собой лишнее глупо, но не оставлять же адъютантам свидетельство регентской нерешительности. Младшие офицеры и так слишком рьяно выспрашивают о северных походах, сравнений не избежать, но одно дело, довольствуясь пивом, болтать о кем-то выпитом вине, и совсем другое — увидеть, как в канаву выплеснули бочку кэналлийского. Рудольф это понимает, потому и просит воздержаться от встречи с Арно, только лучше бы регент понял, что по тонкому льду можно только бежать...
Лионель пошевелил сапогом серо-красные пласты, чтобы они рассыпались в прах. Позвонил. Открыл и тут же захлопнул книгу, которую так и не начал читать. И не начнет.
— Мой маршал? — Сэц-Алан ждал приказа. Вряд ли того, что воспоследует.
— Отправьте Уилера с «фульгатами» обедать, и пусть сразу же седлают коней.
Все уже сказано и подписано, дальше может быть только ссора, но, как заметил сам Ноймаринен, нынче не все так скверно и не все так спокойно, чтобы Проэмперадор Севера позволил себе схлестнуться с регентом. Даже проиграй фок Варзов сражение, больше, чем одну армию и одну Марагону, не потерять. Это не смертельно, не так смертельно, как раздрай вожаков и, видимо, то, что творится на юге, иначе Рокэ был бы здесь... Вдвоем они бы свернули горы: Алва — в Придде, Савиньяк — в Марагоне, но сейчас Лионель был один, а одиночество он ненавидел. То есть не одиночество, а ощущение, что на твоих плечах всё и решать, куда это «всё» девать, кроме тебя, некому. Один ты, так что изволь!
Он и изволил, в двадцать с небольшим став главой дома. Не лошадкой с гербом на попоне, а наездником, который выбирает, куда ехать и каким аллюром. Молодого графа манили кардинальские и губернаторские объятья, друзья отца так и норовили подставить плечо; Ли благодарил и поступал по-своему. Последнее не сразу замечала даже мать, чего уж говорить об остальных...
— Мой маршал, — доложил подменивший Сэц-Алана дежурный адъютант, — к вам геренций граф Гогенлоэ.
— Хорошо.
Гогенлоэ Лионель не ждал, хотя тот и водил дружбу с дядюшкой Гектором. Надлежащим образом составленный акт, передающий Леопольда Манрика на неопределенный срок в распоряжение Проэмперадора Севера, принесли еще третьего дня. Других общих дел у маршала с геренцием не нашлось.
— Добрый день, граф. — Визитер вместо одной привычной палки проглотил не меньше трех, что сулило непростой разговор. — Регент сообщил, что вы уезжаете.
— Да. Хайнриху самое время оскорбиться за дочь, а каданцам — извиниться за Фридриховы прогулки.
— Желаю вам успеха. Маршал Савиньяк, я пришел к вам с крайне неприятным делом. Я дважды просил об отмене решения о передаче вам Леопольда Манрика. Регент мне отказал, но позволил переговорить с вами. Если вскрывшиеся обстоятельства отвратят вас от вашей затеи, герцог уполномочил меня вернуть бумаги.
— Это невозможно. В Надоре слишком много беженцев и руин.
— И вы из-за этого готовы закрыть глаза на преступления временщиков!
— Выбирать между справедливостью и возможностью привести в порядок вверенную мне провинцию я не имею права. Как вы не имеете права не готовить документы, как бы вам ни была неприятна их суть. Садитесь.
— Благодарю. Регент предупреждал, что вы откажете, и откажете резко.
— Военные подсчитывают, сколько пушек и лошадей им требуется, и требуют их. Мне некогда думать за тессория, тем более что Креденьи уступает Манрику не меньше, чем я уступаю Алве.
— Вы говорите сейчас не как военный. Военные, талигойские военные, не склонны мирволить подлецам. Я помню, как вы — говоря «вы», я имею в виду не только вас лично — требовали казни Борна и его соучастников.