— Да, там есть и мои, — сказал он и покачал головой, — больше века они ждали, когда я вернусь и оставлю новые. Честно говоря, не очень верится. Ладно, пошли.
Не успел он закончить свою фразу, как за нашими спинами раздался оглушительный вопль и пронзительный скрежет. Совсем рядом! Долбаный Феникс до последнего сдерживал свои вопли, намереваясь подобраться как можно ближе. И у него это получилось, мать его! В тот самый момент, когда мы были в двух шагах от цели! Б…дь!
Теодор с непринуждённой лёгкостью спрыгнул вниз, подняв фонтан брызг и энергично махнул мне рукой. У меня получилось хуже. Намного хуже. И даже так будет слишком слабо сказано. Чтобы не вдаваться в лишние подробности, могу заверить: получить каменистым дном по физиономии очень неприятно. Теодор ухватил меня за шиворот и выдернул из колючего гравия.
— Ну какой же ты неуклюжий! — в сердцах воскликнул он и замер, уставившись за мою спину, — Иисусе…
Отряхнув воду с лица я повернулся и увидел сквозь водяную пелену, застилающую глаза, ослепительное сияние. Пока я пытался отряхнуться, спутник тащил меня через реку, вполголоса ругаясь какими-то архаичными, непонятными мне, ругательствами. Внезапно он остановился и отпустил мою куртку.
— Не успеть, — сказал он с внезапной тоской, — вот и всё…
Как выяснилось, он был абсолютно прав. Феникс, мерцая, словно испорченная лампочка, опустился к самой кромке воды, от поверхности которой начал подниматься бледный пар. Сейчас тварь находилась не далее, чем в десятке метров от нас. Ей бы потребовалось, не больше полминуты, для преодоления этого ничтожного расстояния.
— Он боится воды, — пробормотал Теодор, напряжённо глядя на чудовище, — но это его не остановит.
Чёрт, лучше бы он хоть раз ошибся. Неторопливо, но неотвратимо, Феникс начал преодолевать бурлящий поток, поднимая столбы пара при каждом взмахе крыльев.
Поскольку терять уже было нечего, я поднял автомат и дал длинную очередь, надеясь, если не убить, то хотя бы отпугнуть траханную птичку. Не получилось ни первое, ни второе — пули бесследно растворились в огненном теле, не причинив ни малейшего вреда.
— Убирайся! — рявкнул вдруг Теодор и швырнул меня к берегу, — спасай свою шкуру!
Честно говоря, я решил, будто у мужика напрочь съехала крыша. А его дальнейшее поведение ещё больше убедило меня в этом. Он отбросил прочь рюкзак с автоматом и прыгнул навстречу Фениксу.
Чудовище взревело и почти так же громко закричал человек, погружая руки в огненное чрево птицы. Ослепительно вспыхнуло и облако пара скрыло от моих глаз происходящее. Почти ничего не соображая, я выбрался на берег и побрёл к чёрной дыре. Ежесекундно я оглядывался на бурлящую стену испаряющейся воды, из недр которой доносились вопли Феникса, становящиеся всё более жалобными. Внезапно в ярком сиянии ослепляющем, почище солнца, огненосная тварь вынырнула из-под воды и пульсируя намного быстрее, чем до этого, у неслась вверх по течению, оставляя за собой пенный след из бурлящей воды и пара. Белое облако, повисшее над местом схватки, некоторое время продолжало оставаться непроницаемой лепёшкой, а потом мало-помалу осело вниз и растворилось в реке, унеслось вместе с водой. Я увидел замершее на мелководье почерневшее тело, напоминающее обугленную головешку. Это было то, что осталось от Теодора.
Интересно, мелькнула в моей голове несколько неуместная мысль, что было в основе его поступка — исключительное благородство или же какой-то расчёт? В любом случае, моя жизнь оказалась вне опасности.
Внезапно, обугленное тело дёрнулось раз, другой и начало медленно выбираться из воды на сушу. Невероятно, но мой спаситель остался жив! Будучи в шоке, от этого зрелища, я всё же начал возвращаться назад, собираясь оказать посильную помощь. Но не успел.
Из тоннеля, по которому мы прибыли сюда, выпрыгнул огромный человек, поросший густым волосом и склонился над лежащим Теодором. И так было ясно, кого именно занесло сюда, а стоило бородачу поднять голову, отпали и последние сомнения. Казимир прибыл на помощь раненому брату. Видимо его обещание присматривать за нами, не было пустым трёпом.
— Уходи, — спокойно сказал Казимир и взял застонавшего брата на руки, — дорога тебе известна. Твоё личное дело, отправишься ли ты к божьему свету, или тебя привлечёт огонь преисподней, но пусть ангел-хранитель не оставит тебя без внимания.
— Он будет жить? — очень осторожно спросил я.
— Будет, — уверенно кивнул бородач и погладил голову брата, с которой осыпались превращённые в пепел волосы, — думаю, это будет хороший знак свыше для утратившего веру. Сумевший отыскать в себе искру Божию, способен преодолеть любые козни Диавола. Теперь уходи. Прощай.
— Прощайте, — пробормотал я и повернувшись, зашагал к выходу.
Около дыры я обернулся. Казимир продолжал стоять около реки и бережно держал свою ношу. На мой взмах рукой, он ответил степенным кивком головы. После этого я нырнул во мрак тоннеля, ускоряя свой шаг с каждой минутой. Скоро я уже бежал, не забывая вертеть головой, в поисках какого-нибудь поворота или хотя бы подозрительной осыпи.
Когда прошло ЗНАЧИТЕЛЬНО больше десяти минут, и я окончательно запыхался, здравый смысл, совершенно здраво пояснил мне, что развилку я пропустил. Впрочем, насколько я мог понять, точно так же её пропустил в своё время Теодор. Пришлось остановиться и поразмыслить — стоит ли возвращаться и поискать, либо же забить на всё и идти дальше. Задумавшись, я опёрся спиной о свод коридора и едва не вылетел наружу, вместе с обвалившейся стеной. В самый последний момент, истошно взвизгнув, я успел зацепиться руками за края почти идеально круглого отверстия.
Желание немедленно оползти прочь, в безопасную зону, мелькнуло в голове и тотчас же исчезло, стоило бросить вниз один единственный взгляд. Там, на глубине в полста метров, медленно ползла ленивая змея медово-огненного цвета. Я не видел ни головы, ни хвоста, только бесконечное тело, блистающее своей чешуёй. Впрочем, нет — это не змея. Мириады солнечных муравьёв, ползли куда-то по своим делам, выстроившись в одну колонну. От легиона насекомых исходило слабое шипение и шорох, отзывающиеся в глубинах сознания странным отголоском. И опять же — нет! Ну какие это муравьи? Это поток жидкого золота, который опытные ювелиры направляли в свои формы, намереваясь сделать самое гигантское украшение во вселенной. А шелест — это их голоса, замечания друг другу по поводу предстоящей работы. Да! Я уже видел лица мастеров, проявляющиеся на поверхности потока. Эти лица открывали рты, произнося непонятные слова, слагающиеся в столь же непонятные фразы.
И вдруг я заметил, как эти лики начали умолкать и таращить на меня свои глазницы, полные жидкого огня. Вот уже все они смолкли и их бесстрастные маски уставились на меня, словно в ожидании чего-то. Это заставляло нервничать. Внезапно до меня дошло — они же хотят познакомиться со мной! Точно! Я почувствовал облегчение. Сейчас я выпрыгну в эту дыру и попаду прямиком…
Подъём оказался излишне стремительным, и я изо всех сил ударился головой о край пролома. Наблюдая вспышки многочисленных искр, я плюхнулся на задницу. Когда туман в башке слегка развеялся, до меня в полной мере дошло: а я ведь едва не прыгнул хрен знает куда. Испытывая сильную нервную дрожь, я осторожно отполз в сторону и подобрав брошенное имущество, побрёл прочь. В теле ощущалась дикая слабость, словно я только что таскал тяжеленные мешки, а перед глазами всё плыло, вызывая приступы непреодолимой тошноты. Да, нехило я приложился головой.
Через некоторое время стало совсем плохо — свет исчезал напрочь, вместе с сознанием. После одного из таких затмений я обнаружил себя стоящим и упирающимся лбом в стену глухого тупика. Всё, мать его. Приехали. Видимо Теодор снова перепутал. Вот теперь, когда я уже точно остался один — мне кранты. Нервно хихикнув, я размахнулся и изо всех сил ударил по стене кулаком…провалившись сквозь неё. Плюхнуло и я рухнул на колени. Видимо мне попалось какая-то хрень, типа мембраны и я сдуру проломил её.
Вокруг стояла кромешная тьма. Тут Теодор не соврал — такого мрака я ещё нигде не встречал. Он был какой-то особый, тягучий, словно патока, вяло оседающий на плечи и грудь. Я сделал шаг и немедленно споткнулся. Чёрт! Как я мог забыть — это же грёбанная лестница, причём бесконечная. Трудновато будет подниматься по ней в полной темноте. Ничего, буду придерживаться за стену. Я взмахнул рукой и не обнаружил рядом никакой стены. Какого хрена? Не мог же я так далеко отлететь? Сделав несколько шагов, я помахал руками. С тем же результатом. Мне стало страшно. Сняв с плеча автомат, я нажал на спуск. Безрезультатно! А-а, помогите! Впрочем…Вот дебил! Проклиная собственную забывчивость, я перезарядил Калашников и дал короткую очередь. Увиденное во вспышках выстрелов поразило меня до глубины души.
Я действительно стоял на ступенях, уходящих вверх и вниз. Так вот, стен не было совсем. Во всяком случае в пределах освещённого пространства. Стена, через которую я проник сюда, исчезла без остатка. Весь этот мир сошёл с ума, начисто игнорируя законы логики. Оставался только один выход — подниматься по лестнице, надеясь, что она всё-таки выведет к поверхности.
Несколько минут я просто стоял в темноте, осваиваясь с мыслью о предстоящем подъёме. Ощущение было сродни тому, которое бывает перед прыжком в ледяную воду. В общем-то непонятно почему, учитывая те испытания через которые мне уже пришлось пройти. А тут что? Ерундовый марш-бросок по какой-то задрыпаной лестнице. Но судороги в желудке и не думали прекращаться, вызывая кисло-горький привкус во рту.
И я начал подниматься. Через некоторое время, пытаясь избавиться от дурных предчувствий, я начал напевать песенки, сначала тихо, а потом всё громче и громче. Но получалось не очень хорошо: окружающий мрак давил на грудь и слова вылетали исковерканные и помятые. Кроме того, скоро мне начало казаться, будто кто-то, идущий за спиной, подпевает мне, фантастически перевирая тексты песен и их мотив. Я немедленно прекратил петь и вторящий голос тотчас же умолк. Напрасно я убеждал себя в играх воображения, подсознание было твёрдо убеждено в том, что после того, я как окончил спевку, неизвестный пародист ещё несколько мгновений продолжал завывать тонким голосом.
Я остановился и обернулся, таращась в абсолютный мрак. Нелепое занятие, но я надеялся рассмотреть очертания неведомой фигуры в темноте. Естественно, никого не увидел и матюкнувшись, отправился дальше. Песен я больше не пел, но легче от этого не стало. Спина буквально зудела под назойливым взглядом незримого соглядатая. Не знаю, как он мог видеть меня, если я его не смог разглядеть, но моё подсознание было уверено в этом. Теперь я определённо слышал звуки чьих-то шагов за спиной, причём это не было эхо от моих сапог, а какое-то отвратительное шлёпанье. Как будто за мной гнался долбанный тюлень. Звук то отдалялся, то приближался, вынуждая меня опасливо коситься за плечо. Несколько раз я из-за этого терял и без того неустойчивое равновесие, на твёрдые ступени. Чёрт побери, за звуками ругательств, вылетающих из моего рта, явственно различались злорадные смешки!
В конце концов я не выдержал (а кто бы выдержал?) и повернувшись, дал короткую очередь в сторону невидимого пересмешника. Как и следовало предполагать, вспышки выстрелов осветили пустые ступени, следовательно, пули ушли в никуда. Взамен я получил странный акустический феномен. Эхо очереди не утихло мгновенно, подобно всем звукам на этой проклятой лестнице, а начало блуждать вокруг меня, то вверх, то вниз. Сначала оно удалялось, уменьшаясь до малоразличимого писка, а потом возвращалось ураганным рёвом, рвущим череп на куски. Сколько продолжалось это издевательство — не знаю, но очередная волна грома погнала меня, вопящего во всё горло, вверх. Я спотыкался, падал, поднимался, зажимая уши ладонями и кричал, кричал, кричал…К счастью, во время одного из падений, я излишне сильно приложился башкой к ступеням и увидел долгожданный свет. Много света. После чего, естественно, потерял сознание.
Очнулся я в абсолютной тишине (и в полной темноте). Проклятущее эхо удрало в неизвестном направлении, оставив мою многострадальную голову в покое. Ноги ныли невыносимо, напоминая две полуистлевшие коряги, до краёв наполненные пульсирующей болью. С трудом поднявшись на горящие от миллионов ядовитых укусов ступни я вновь побрёл вверх, пытаясь сообразить, какую часть пути уже преодолел и сколько мне ещё придётся мучиться.
Если до этого было плохо, то теперь стало по-настоящему ужасно. Темнота набрасывалась со всех сторон, как хищный зверь, отхватывая по куску от моего несчастного тела. Я не видел конечностей, и они мало-помалу переставали существовать. Приходилось бить руками по телу, касаться ладонями головы, убеждаясь в том, что эти предметы всё ещё имеются в наличии. Конечно — это самое настоящее безумие, но вы когда-нибудь шагали много часов в абсолютной тьме, не видя самого себя?
Потом появились голоса. Не знаю, откуда они взялись — то ли тьма изрыгнула их на незадачливого путника, то ли моё подсознание решило поближе познакомиться с сознанием. Тихий, но очень убедительный голос объяснял мне, что я иду не в том направлении, что путь вниз будет намного проще и легче. Тут он был прав на все сто, но мне-то нужно было наверх, к свету. Шёпот перешёл в тихий смех. Оказывается, в этом перевёрнутом мире, для подъёма, необходимо спуститься вниз, стало быть я сейчас погружаюсь всё ниже и ниже.
Появились новые голоса. Очень много. Они заявили, дескать никакого такого света не существует вообще и спросили у меня, помню ли я, как он выглядит. Я не помнил, но продолжал упорно карабкаться вверх, пытаясь сосредоточиться на необходимости переставлять ногу со ступеньки на ступеньку. Многоголосье приобрело издевательский оттенок, а я услышал, как мои обидчики обвиняют меня в скудоумии и ограниченности. Мне уверенно заявили, что Бездна поглотит упрямого идиота, навсегда оставив его в своих недрах. Я не спорил, шаг за шагом преодолевая ступени.
Голоса стали откровенно угрожающими и в их шелестящем шёпоте звучали обещания грозящих мне мук, перед которыми меркли все пытки, придуманные людьми. Невидимые руки трепали одежду, рвали её в лоскуты, тащили меня обратно.
— От…битесь! — крикнул я и запустив руку в несуществующий карман, вытащил из него воображаемую гранату. Придуманное кольцо звякнуло, упав на ступени, существующие лишь в моём воображении, и я запустил нечто холодное округлое в бесконечность, переставая понимать, какого хрена делаю.
Кто-то огромный расхохотался оглушительным смехом и хлестнул по глазам ярким светом, вынудив вскрикнуть от боли. Меня изо всех сил толкнули в грудь, и я угодил в липкую паутину, охватившую тело с ног до головы. Теряя последние крохи рассудка, я бился в ней, будто муха, пришедшая на обед к пауку. С лёгким треском липкие нити порвались, и я шлёпнулся на мокрую, после недавнего дождя землю, проехав задом по пожухшей траве. Холодный ветер набросился на меня, как голодный пёс на вожделенную кость, а слабые лучи ноябрьского солнца жгли глаза сиянием электросварки.
Доходило до меня очень долго и только когда джинсы окончательно промокли, а зад основательно замёрз я сообразил, что всё-таки выбрался из Бездны. Никакой радости по этому поводу я не испытывал — только бесконечную усталость и голод.
Передо мной простиралось бесконечное ровное поле, покрытое чахлой растительностью. По тусклому небу бешено неслись тёмные тучи, скрывая багровый диск солнца. И куда мне теперь идти? Я и представить не мог, где именно нахожусь.
За моей спиной зажужжало, и я резко повернулся, вскидывая Калашников.
Уже сидя на земле, я долго смотрел перед собой, не в силах поверить глазам.
Потом поднялся на ноги, покачал головой и медленно передвигая окаменевшими ногами, побрёл в сторону широкой автострады, по бетонной поверхности которой проносились автомобили.
ЭПИЛОГ
— Это уже третья банка, — заметила жена, пристально наблюдая за мной, — ты не обожрёшься?
— Не твоё дело, — проворчал я, погружая столовую ложку в банку с чёрной икрой, — за свои ем, кровно заработанные.
На столе передо мной стояли две пустые банки, одна полупустая, буханка белого хлеба и полбутылки водки. Миновал второй день после моего возвращения, а я никак не мог наесться, опорожняя холодильник, который тотчас заполняла супруга, покупая исключительно те деликатесы, которые мы не могли себе прежде позволить. Теперь то денег хватит и на большее. В поясе, который я снял с дохлого Шведа оказалось ровно сто двадцать четыре тысячи долларов. На кой хрен лысоман таскал с собой такую сумму — я просто не мог себе представить. Должно быть банкам не доверял.
Кстати, моя разлюбезная супруга никак не могла понять, почему я припёрся домой с такой щетиной. По календарю я вернулся вечером следующего, после моего отъезда, дня. Как такое могло произойти — понятия не имею, но после всех чудес Бездны, именно это меня совсем не удивляло. Впрочем, супруга тоже не слишком удивлялась временным парадоксам. Больше всего её поразила сумма, которую я вытряс из пояса на пол, образовав радующую глаз горку из салатных купюр.
— За деньгами-то никто не придёт? — в сотый раз спросила Ольга, нервно потирая руки.
— Их хозяин давным-давно стал покойником, — пробормотал я с набитым ртом, — да будь он трижды живой, ему никогда не выбраться оттуда, где он остался. Там — самая глубокая, в мире, могила.
— Сегодня утром кто-то звонил, — сказала жена, — спрашивали, здесь ты живёшь или нет.
— Кто звонил то? — спросил я поглаживая свой, изрядно впавший за время странствий, живот, — может с работы кто? Так надо было сказать, что я увольняюсь. Я там таких денег и за сто лет не заработаю.