Также Менион знал, что сам он участвует в этом приключении не только из одних дружеских чувств. В этом Флик был прав. Даже сейчас он не был уверен, что же все-таки убедило его отправиться в это путешествие. Он понимал, что не может всерьез называть себя принцем Лиха. Он понимал, что недостаточно глубоко заинтересован в знании людей и никогда не стремился всерьез узнать их. Он никогда не пытался понять важность вопросов справедливого правления королевством, где единственным законом считалось слово монарха. Но все же он считал, что кое в чем он ничем не хуже любого другого человека. Шеа сам говорил, что мечтал иметь именно такого проводника. Возможно, и так, праздно подумал он, но до этого дня жизнь его, как выяснилось, состояла из одной сплошной цепочки удивительных переживаний и безумных приключений, не служивших почти никакой разумной цели.
Ровная, поросшая травой земля перешла в изрезанную оголенную местность, резко поднимающуюся маленькими холмиками и круто обыгрывающуюся глубокими, похожими на траншеи оврагами, что затрудняло ходьбу и моментами даже делало передвижение рискованным. Менион обеспокоено вглядывался вперед в поисках более ровной местности, но здесь ему не удавалось взглянуть далеко даже с вершин самых высоких холмов. Он продолжал шагать, решительно и размеренно, проклиная изрезанную землю и мысленно браня свое решение идти этим путем. На секунду его внимание рассеялось, затем мгновенно сосредоточилось опять, ибо до него донесся звук человеческого голоса. Несколько секунд он внимательно вслушивался, но больше ничего не услышал и счел звук шумом ветра или плодом собственного воображения. Однако мгновение спустя горец снова услышал его, только в этот раз это был чистый звук женского голоса, тихо напевающего где-то далеко впереди, низкого и нежного. Он ускорил шаг, мысленно удивляясь, не обманывает ли его слух, но сладкозвучный женский голос становился все громче и громче. Вскоре чарующие звук ее пения заполнили воздух с бурным, почти безудержным весельем, проникающим в самые глубины сознания горца, призывая его идти вперед, быть свободным, как сама песня. Почти впав в транс, он размеренно шагал вперед, широко улыбаясь тем образам, что возникали перед его глазами под влиянием беспечной песни. Он вяло удивлялся, что может делать женщина в этой безлюдной местности, во многих милях от всяких поселений, но песня рассеивала все его сомнения, тепло уверяя его в своей искренности.
На гребне особенно крутого подъема, возвышающегося, над окружающими пригорками, Менион заметил ее — сидящую под маленьким искривленным деревом с длинными склоненными ветвями, напомнившими ему корни ивы. Это была юная девушка, очень красивая и, очевидно, чувствующая себя здесь как дома; она громко распевала, равнодушная ко всем, кого могли невольно привлечь сюда звуки ее голоса. Он не стал скрывать своего приближения, а подошел прямо к ней, мягко улыбаясь ее юности и красоте. Она улыбнулась в ответ, но не встала и не поприветствовала его, а продолжала выводить прежнюю веселую мелодию. В нескольких футах от нее принц Лиха остановился, но она быстро поманила его рукой, предлагая подойти поближе и присесть рядом с ней под странной формы деревом. Именно тогда где-то в глубине его души предостерегающе зазвенел крошечный нерв, какое-то шестое чувство, не до конца усыпленное ее чарующим пением, остановило его и поинтересовалось, почему вдруг эта юная дева молча предлагает совершенно незнакомому человеку присесть рядом с собой. У него не было причины медлить, кроме врожденного недоверия, которое ощущает охотник по отношению к любому странному предмету и явлению; но какова бы ни была эта причина, она заставила горца остановиться. В тот же миг девушка и ее песня растаяли в воздухе, а Менион остался смотреть на странно выглядящее дерево на голом склоне.
Какую-то секунду Менион медлил, не в силах поверить только что увиденному, а затем торопливо попятился, отступая. Но в то же мгновение земля под его ногами разверзлась, выбросив огромный клубок крепких корней; они плотно обвились вокруг лодыжек юноши и удержали его на месте. Менион рванулся назад, пытаясь выбраться. Какое-то мгновение положение казалось ему просто смешным, но как он ни старался, ему не удавалось освободиться от хватки корней. Еще острее он ощутил необычность ситуации, когда поднял глаза и увидел, что странное дерево с ветвями, походили на корни ивы, медленно, плавно приближается к нему, вытянув вперед свои ветви с крошечными, но зловещими иголочками на концах. Охваченный ужасным волнением, Менион одним движением сбросил на землю свой рюкзак и выхватил их ножен длинный меч, понимая, что девушка и песня были лишь иллюзией, подманившей его к страшному дереву. Он начал бить мечом по корням, держащим его, перерубив несколько из них, но дело шло медленно; они слишком тесно сжали его лодыжки, и он не рисковал наносить размашистые удары, боясь попасть себе по ноге. Внезапно он осознал, что не успеет вовремя освободиться, и его охватила паника; но он поборол ее и угрожающе закричал на растение, уже почти нависшее над ним. Оно приблизилось еще немного, и, яростно замахнувшись, он одним ударом отсек сразу десяток тянущихся к нему ветвей, и дерево чуть отступило, содрогаясь от боли. Менион понял, что при следующей атаке он должен поразить его нервный центр, иначе его не уничтожить. Но странное дерево не стало больше двигаться вперед; собрав ветви в клубок, оно по одной начало выбрасывать их в сторону неподвижного путника, поливая его дождем крошечных иголочек. Большая их часть пролетела мимо, многие отскочили от его жесткой туники и ботинок, не причинив вреда. Но остальные впились в обнаженную кожу его рук и лица, вызвав легкое жжение. Менион попытался стряхнуть их, не переставая ожидать нового нападения, но иголочки обломились, оставив свои кончики в коже. Он почувствовал, как его начинает обволакивать вялая сонливость, и по участкам его кожи распространяется онемение. Тут же он понял, что в иглах находится некое дурманящее вещество, усыпляющее жертвы растения и делающее их беспомощными, что облегчало их последующее расчленение. Он бешено боролся с растекающимся по его телу чувством вялости, но вскоре бессильно упал на колени, неспособный бороться, сознавая, что дерево победило.
Но как ни странно, смертоносное дерево почему-то медлило, а затем вообще начало пятиться, скручивая ветви для новой атаки. Из-за спины упавшего горца донеслись медленные, тяжелые шаги, осторожно приближающиеся. Он попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть, кто это, но рокочущий бас резко приказал ему не двигаться. Дерево в ожидании сложило ветви, готовясь ударить, но за миг до того, как оно метнуло бы свои смертоносные иглы, на него обрушился сокрушительный удар огромной булавы, брошенной из-за плеча упавшего Мениона. Бросок совершенно повалил странное дерево. Тяжело раненое, оно с трудом поднялось, пытаясь защищаться. За спиной Мениона коротко прозвенела отпущенная тетива, и в толстый ствол дерева вонзилась длинная черная стрела. В тот же миг корни, сковывающие его ноги, разжались и втянулись обратно под землю, а само дерево охватила яростная дрожь; его ветви принялись хлестать по воздуху и метать иглы во все стороны. Через некоторое время оно медленно опустилось на землю. По нему пробежала последняя дрожь, и оно больше не двигалось.
Одурманенный ядовитыми иглами, Менион почувствовал, как сильные руки его спасителя грубо стискивают его плечи и придают ему полусидячее положение, а широкий охотничий нож рассекает последние корни, еще опутывавшие его ноги. Перед ним стоял гном мощного телосложения, одетый в зелено-коричневый лесной костюм, обычный для его соплеменников. Для гнома он был высок, более пяти футов ростом, а с его широкого пояса свисал небольшой арсенал. Он взглянул на одурманенного Мениона и сердито покачал головой.
— Должно быть, ты нездешний, если творишь такие глупости, — своим рокочущим басом укорил он горца. — Люди в здравом уме не играются с сиренами.
— Я из Лиха‡ с запада‡— сумел выдохнуть Менион; собственный голос показался ему хриплым и чужим.
— Горец — я и сам бы мог додуматься. — Гном раскатисто захохотал. — Это уж наверняка, я так полагаю. Ну ладно, не бойся, через пару дней будешь в полном порядке. Этот яд тебя не убьет, раз мы его подлечим, но без сознания ты уж поваляешься.
Он снова захохотал и повернулся, чтобы подобрать свою булаву. Из последних сил Менион ухватился за его тунику.
— Я должен попасть‡ в Анар‡ Кулхейвен, — быстро прошептал он. — Отведи меня к Балинору‡ Гном резко повернулся к нему, но Менион уже сполз на землю, потеряв сознание. Бормоча себе под нос, гном подобрал свое оружие и меч поверженного горца. Затем он с удивительной силой взвалил обмякшее тело Мениона на свои широкие плечи, переступил с ноги на ногу, чтобы проверить равновесие ноши. Решив наконец, что все в порядке, он зашагал вразвалку, продолжая ворчать и направляясь к лесам Анара.
Глава 8
Флик Омсфорд молча сидел на длинной каменной скамье на одном из верхних ярусов восхитительно прекрасных садов Меде, разбитых в поселении гномов, известном как Кулхейвен. Ему открывался великолепный вид на эти изумительные сады, тянущиеся вниз по каменному склону аккуратными рядами и ярусами, сужающимися кверху, края которых были тщательно выложены плоскими камнями, напоминая длинный водопад, падающий по пологому склону. Создание садов на этом голом когда-то склоне действительно было удивительным и непростым делом. Из более плодородных земель сюда была доставлена особая почва, на которой и был разбит сад, что позволяло тысячам цветов и растений благоухать в мягком климате южного Анара. Цвет их не поддавался описанию. Сравнить мириады их соцветий с радугой было бы немыслимым преуменьшением. Некоторое время Флик пытался сосчитать различные цвета и краски, но вскоре счел эту задачу невыполнимой. Он быстро сдался и обратил свое внимание на большую поляну у подножия садов, где суетились жители поселения гномов, спешащие по своим делам. Флику гномы, всецело отдающие себя тяжелому труду, казались удивительным народцем с неизменным укладом жизни. Все, что они делали, всегда заранее тщательно продумывалось, методично обсуждалось до таких мелочей, что трата времени на подготовку к работе раздражала даже сдержанного Флика. Но они были дружелюбны, всегда готовы оказать помощь, и юноши, неуютно чувствующие себя в этой странной земле, ценили их доброту.
Они провели в Кулхейвене уже два дня, но до сих пор так и не сумели понять, что же с ними произошло, и почему они здесь и как долго еще пробудут в этом поселении. Балинор ничего не говорил им, заявляя, что сам знает очень мало, а в должное время им все откроется, и Флику эти слова не только казались надуманными, но и раздражали его. Алланон все еще не появлялся, и о том, где он, ничего не было слышно. Что было хуже всего, не поступало никаких вестей от пропавшего Мениона, а братьям было запрещено по какой бы то ни было надобности покидать безопасную деревню гномов. Флик снова взглянул на подножие садов, проверяя, на месте ли присматривающий за ним гном, и быстро обнаружил его у края поляны бесстрастно глядящим на него самого. Подобное обращение приводило Шеа в ярость, но Балинор уже давно поспешил заявить, что рядом с ними всегда должен кто-то находиться на случай нападения рыщущих тварей из земель Севера. Флик с готовностью согласился на это; он слишком хорошо помнил свои встречи с Носителями Черепа. Он заметил, что по извилистой садовой тропке к нему приближается Шеа, и отогнал все мысли.
— Есть что-нибудь? — взволнованно спросил Флик, когда тот подошел к нему и молча сел рядом.
— Ни слова, — кратко ответил Шеа.
Шеа до сих пор ощущал во всем теле легкую слабость, хотя уже два дня оправлялся от странного путешествия, что привело их из дома в Тенистом Доле в леса Анара. Обращались с ними здесь вполне сносно, временами даже с чрезмерным вниманием, и жители деревни, казалось, искренне заботились об их удобстве. Но им ни единого слова не говорили о том, что должно произойти в будущем. Все, включая Балинора, словно ждали чего-то, возможно, появления давно исчезнувшего Алланона. Балинор оказался не в силах разъяснить, каким образом они попали в Анар. Два дня назад, привлеченный загадочным мерцающим светом, он нашел их лежащими на пологом речном берегу на окраине Кулхейвена, и привел в деревню. Он ничего не знал ни о старике, ни о том, как они проделали такой путь вверх по течению. Когда Шеа упомянул о легендах про Короля Серебряной реки, Балинор пожал плечами и равнодушно проговорил, что все возможно.
— От Мениона нет новостей? — помедлив, спросил Флик.
— Гномы все еще ищут его, и это может занять какое-то время, — тихо ответил Шеа. — Не знаю, что нам теперь делать.
Флик мысленно отметил, что это последнее заявление вполне могло стать девизом всего их приключения. Он взглянул вниз, на подножие садов Меде, где вокруг властной фигуры Балинора, внезапно появившегося из ближайшего леса, собиралась маленькая группа тяжеловооруженных гномов. Даже отсюда, с верхнего яруса садов, юноши видели, что под длинным охотничьим плащом, к которому они уже привыкли, Балинор по-прежнему носит кольчугу. Несколько минут он задумчиво беседовал с гномами, его лицо нахмурилось и посерьезнело. Шеа с Фликом очень мало знали о принце Каллахорна, но обитатели Кулхейвена, казалось, относились к нему с величайшим уважением. Менион также хорошо отзывался о Балиноре. Его родиной было самое северное королевство обширных земель Юга. Обычно оно называлось пограничным, ибо располагалось между странами людей и южными окраинами земель Севера. В основном Каллахорн населяли люди, но в отличие от большинства себе подобных они свободно общались с иными народами и не стремились отгородиться от остального мира. В этой далекой стране квартировался Граничный Легион, наемная армия под командованием Рула Буканнаха, короля Каллахорна и отца Балинора. Многие века все земли Юга полагались именно на Каллахорн и его Легион, готовый принять на себя первый удар вторгшейся армии, чтобы дать остальным землям возможность подготовиться к войне. За пятьсот лет, прошедших со дня его формирования, Граничный Легион не испытал ни одного поражения.
Балинор начал медленно подниматься к каменной скамье, где, терпеливо ожидая его, сидели юноши. Приближаясь к ним, он приветственно улыбнулся, сознавая то неудобство, что причиняло им незнание предстоящих событий, и то волнение за судьбу пропавшего друга, что мучило их. Он присел рядом с ними и несколько минут молчал, а затем начал говорить.
— Я знаю, как вам должно быть тяжело, — медленно начал он. — Всех воинов деревни, кого мне удалось найти, я отправил на поиски вашего потерявшегося друга. Если его вообще возможно найти в этой местности, то они сделают это — они не остановятся на полпути, обещаю вам.
Братья кивнули, понимая, какие усилия прикладывает Балинор, чтобы хоть чем-то им помочь.
— Для этого народа настало очень мрачное время, хотя, я полагаю, Алланон не говорил вам об этом. Перед ними стоит угроза вторжения карликов из верхнего Анара. На всей границе участились мелкие столкновения, мы видим признаки того, что где-то на равнинах Стрелехейма собираются огромные армии. Можно догадаться, что здесь как-то замешан Повелитель Колдунов.
— Вы хотите сказать, Югу тоже может грозить опасность? — взволнованно спросил Флик.
— Без сомнения. — Балинор кивнул. — Вот одна из причин, по которым я оказался здесь — я готовлю общую стратегию обороны на случай массовой атаки карликов.
— Но где же тогда Алланон? — быстро спросил Шеа. — Разве он не собирался сюда, чтобы помочь нам? И как со всем этим связан Меч Шаннары?
Балинор поглядел на их озадаченные лица и медленно покачал головой.
— Должен признаться честно — я не могу ответить ни на один из ваших вопросов. Алланон — очень загадочный человек, но он мудр и всегда оказывался надежным союзником, если нам требовалась его помощь. Когда мы с ним виделись в последний раз, за несколько недель до того, как я побывал в Тенистом Доле, мы договорились встретиться в Анаре. Он опоздал уже на три дня.
Он замолчал, о чем-то размышляя, глядя с высоты на сады и огромные деревья лесов Анара за ними, вслушиваясь в шум леса и низкие голоса гномов, расхаживающих по поляне. Затем в толпе гномов у подножия садов внезапно раздался крик, почти моментально подхваченный другими криками и возгласами, смешивающимися с многоголосым гомоном, доносящимся из лесов за околицей Кулхейвена. Люди неуверенно поднялись с каменной скамьи, быстро ища взглядом источник опасности. Сильная рука Балинора легла на рукоять его широкого меча, висящего у него на поясе под охотничьим плащом. Мгновение спустя вверх по тропе помчался один из гномов, дико крича на бегу.
— Они нашли его, нашли его! — яростно ревел он, чуть не падая с ног от стремления побыстрее добежать до них.
Шеа с Фликом обменялись изумленными взглядами. Бежавший поравнялся с ними и встал, задыхаясь, а Балинор взволнованно стиснул его плечо.
— Они нашли Мениона Лиха? — быстро спросил он.
Гном торжествующе кивнул, переводя дыхание после спешки принести им добрые новости; его широкая мощная грудь ходила ходуном. Не говоря ни слова, Балинор помчался вниз по тропе, к толпе шумящих гномов, Шеа с Фликом поспешили за ним. В считанные секунды они достигли поляны и помчались по главной тропе, ведущей через лес в деревню Кулхейвен, лежащую несколькими сотнями ярдов дальше. Впереди уже раздавались радостные крики жителей деревни, чествующих героя, нашедшего пропавшего горца. Они вбежали в деревню и, протискиваясь сквозь перегораживающие им путь толпы гномов, направились к центру всеобщего внимания. Кольцо стражников расступилось, впуская их в маленький дворик, образованный с обеих сторон стенами домов и высокой каменной оградой позади. На деревянном столе лежало недвижимое тело Мениона Лиха, его лицо выглядело бледным и совершенно безжизненным. Над лежащим телом деловито склонились гномы-врачеватели, очевидно, лечащие какие-то его раны. Шеа резко вскрикнул и рванулся вперед, но сильная рука Балинора удержала его, и воин закричал, обращаясь к одному из ближайших гномов: