Где-то наверху, среди света и свежего воздуха, среди шумов города и толпы, Паланс Буканнах решал их судьбу, тем самым косвенно определяя судьбу всего Юга. Время для земель Каллахорна истекало; с каждым истекшим часов воинство Повелителя Колдунов все приближалось. Но здесь, в безмолвном мраке крошечной темницы, в мире, отрезанном от пульса людской жизни, время не имело смысла и сегодняшний день ничем не отличался от завтрашнего. В свое время за ними придут, но вернутся ли они тогда под благословенный солнечный свет или же всего лишь сменят один мрак на другой? Что, если они окажутся в ужасном сумраке Короля Черепа, чья сила воцарилась не только в Каллахорне, но даже в самых отдаленных провинциях Юга?
Вскоре после того, как стражники оставили их, Балинор и братья— эльфы освободились от своих пут. Веревки, которыми они были связаны, затягивались без намерения лишить их любого шанса освободиться, так как они все равно были надежно заперты и подземной темнице, и поэтому они, не теряя времени, вскоре распустили их узлы. Стоя рядом во тьме, сбросив путы и повязки, они обсуждали, что их теперь ждет. Сырой гнилостный воздух древнего подземелья душил их, а подземный холод пробирался даже под их тяжелые плащи. Пол здесь был земляным, стены — из камня и железа, а комната выглядела голой и пустой.
Балинор был знаком с подземельем, расположенным под королевским дворцом, но комнату, в которую их бросили, он не узнавал. В основном эти подвалы использовались как продуктовые погреба, и хотя в них было множество комнат, где годами выдерживалось вино, это не была одна из таких комнат. Затем с леденящей уверенностью он понял, что они попали в древнюю темницу, многие века назад сооруженную под винными погребами, а затем замурованную и забытую. Должно быть, Паланс узнал о ее существовании и вновь открыл ее камеры для своих целей. Вполне вероятно, что он заточил в этот лабиринт и сторонников Балинора, когда они отправились во дворец, чтобы выразить протест против роспуска Граничного Легиона. Темница была умело скрыта под землей, и Балинор сомневался, что их когда— нибудь сумеют здесь найти.
Обсуждение вскоре закончилось. Им почти не о чем было говорить. Балинор оставил свои указания капитану Шилону. Если им не удастся вернуться, он должен будет найти Гиннисона и Фандуика, двоих наиболее преданных офицеров Балинора, и приказать им собирать Граничный Легион для обороны от наступающей армии Повелителя Колдунов. Также Шилон получил приказ послать гонцов в земли гномов и эльфов, чтобы предупредить их о создавшейся ситуации и просить о немедленной помощи. Эвентин не позволит долго держать своих кузенов пленными в Каллахорне, и Алланон тоже поспешит сюда, стоит ему услышать об их беде. Отпущенные Шилону четыре часа наверняка давно прошли, думал он, так что теперь это только вопрос времени. Но время было бесценно, а стремление Паланса удержать трон Каллахорна приводило к смертельной опасности для них всех. Балинор мысленно проклял себя за то, что не последовал совету Дарина и оттягивал встречу с братом, пока не стал совершенно уверен в ее исходе.
Но он никогда не представлял, что все обернется настолько плохо. Паланс словно взбесился, его охватила такая ненависть, что он даже не пожелал выслушать Балинора. Но все же в его бессмысленном поведении не было ничего загадочного. Дело было не просто в личных расхождениях между братьями, и не только они вызвали такую ярость его младшего брата. Дело было не только в болезни их отца, виновным в которой Паланс почему-то считал брата. Его гнев имел какое-то отношение к Ширль Рэвенлок, очаровательной девушке, которую Паланс полюбил уже многие месяцы назад и на которой поклялся жениться, несмотря на ее сдержанное отношение к такому браку. С девушкой из Керна что-то произошло, и вина почему-то падала на Балинора. Если она и в самом деле пропала, на что указывали слова его брата, сказанные им перед тем, как их бросили в темницу, то Паланс пойдет на все, чтобы найти ее.
Балинор объяснил ситуацию братьям-эльфам. Он был уверен, что Паланс скоро спустится к ним и потребует от него раскрыть тайну исчезновения девушки. Но когда они скажут, что им ничего об этом не известно, он не поверит им‡ Прошло более суток, но в темнице никто не появился. Еды им не приносили. Даже когда их глаза постепенно привыкли к темноте, им нечего было видеть, кроме своих тусклых силуэтов и окружающих стен. Они спали по очереди, стараясь сберечь силы для будущих испытаний, но давящая тишина не давала им по-настоящему выспаться, и они погружались лишь в легкую дрему, не приносящую облегчения ни телу, ни сознанию. Сначала они пробовали найти слабое место у петель мощной железной двери, но она была укреплена надежно. Голыми руками было невозможно подкопаться под ледяную, твердую как железо поверхность земляного пола. Древние каменные стены были по— прежнему прочны и несокрушимы, без единого шатающегося блока или крошащейся кладки. Тогда они бросили свои попытки совершить побег и молча уселись на пол.
Наконец, после бесконечных часов ожидания в ледяной тьме, до них донесся далекий металлический лязг — это далеко наверху с грохотом распахивались древние железные двери. Послышались голоса, тихие и приглушенные, затем стук ног по камню — кто-то спускался по истертой лестнице в нижние подземелья, где были заперты трое пленников. Они быстро поднялись на ноги и столпились у двери камеры, в ожидании вслушиваясь в приближающиеся шаги и голоса. Балинор различил в общем шуме голос брата, непривычно медленный и надломленный. Затем отодвинулись тяжелые засовы; от резкого скрежета металла трое пленников, привыкших к могильной тишине своей тюрьмы, невольно поморщились и отступили от массивной двери, медленно распахнувшейся внутрь камеры. Во мраке подземелья вспыхнуло слепящее пламя факелов, заставив пленников прикрыть глаза, отвыкшие от яркого света. Пока они щурились, стараясь что-нибудь рассмотреть, в камеру вошли несколько человек и остановились у самой двери.
Младший сын хворающего короля Каллахорна стоял впереди своих троих спутников; его широкое лицо было спокойно, губы поджаты, руки стиснуты за спиной. Только глаза выдавали бурлящую в нем ненависть, и взгляд этих глаз безумно, почти отчаянно сверлил лица пленников. Он многим напоминал Балинора — та же форма лица, тот же широкий рот и крупный нос, та же мощная угловатая фигура. За его спиной стоял человек, которого мгновенно узнали даже братья-эльфы, хотя никогда раньше его не видели. Это был мистик Стенмин, худощавый и слегка сутулый, с тонкими резкими чертами лица, облаченный в алый плащ и торжественный мундир. Глаза его, укрытые странной тенью, отражали злобную сущность этого человека, который приобрел определенное расположение нового самозваного Короля. Его руки нервно бегали по телу, время от времени машинально приподнимаясь и подергивая заостренную черную бородку, оттеняющую его угловатое лицо. За его спиной стояли двое вооруженных стражников, одетых в черные мундиры с эмблемой сокола. За ними, в самом дверном проеме стояло еще двое. Все они держали в руках устрашающие пики. Какой-то миг длилось молчание; никто не двигался с места, и две группы людей пристально изучали друг друга в залитом светом факелов сумраке маленькой камеры. Наконец Паланс быстро указал рукой на дверь.
— Я буду говорить с братом наедине. Выведите этих двоих.
Стражники молча подчинились, вытащив упирающихся эльфов прочь из камеры. Высокий принц дождался, пока все они выйдут, затем вопросительно повернулся к мистику в алом плаще, стоящему рядом с ним.
— Я полагал, возможно, я могу вам понадобиться?.. — Худое расчетливое лицо повернулось к равнодушно стоящему Балинору.
— Оставь нас, Стенмин. Я буду говорить с братом наедине.
В его голосе прозвучали гневные нотки, и мистик послушно кивнул и быстро попятился из камеры. Тяжелая дверь с зловещим стуком закрылась, оставив братьев в одиночестве и в тишине, нарушаемой лишь шипением пламени факелов, пожирающего сухое дерево и разбрасывающего сверкающие искры. Балинор стоял неподвижно, в ожидании; его глаза пытливо изучали юное лицо его брата, пытаясь пробудить в нем прежние чувства любви и дружбы, которые они испытывали друг к другу в детстве. Но теперь они бесследно пропали или же были надежно скрыты в потайном углу его сердца, а их место занял непонятный бешеный гнев, порожденный, казалось, недовольством как своим положением, так и поведением брата. В следующий миг ярость и презрение в его глазах погасли, сменившись холодной отрешенностью, которую Балинор счел как неискренней, так и неубедительной; казалось, будто Паланс играет роль, не потрудившись разобраться в характере своего героя.
— Зачем ты вернулся, Балинор? — раздался его медленный, печальный голос. — Зачем ты это сделал?
Балинор промолчал, не в силах постичь эту внезапную перемену его настроения. Вчера брат готов был растерзать его на части, чтобы вырвать у него сведения о местонахождении Ширль Рэвенлок, а сейчас, казалось, он уже совершенно позабыл об этой проблеме.
Балинор промолчал, не в силах постичь эту внезапную перемену его настроения. Вчера брат готов был растерзать его на части, чтобы вырвать у него сведения о местонахождении Ширль Рэвенлок, а сейчас, казалось, он уже совершенно позабыл об этой проблеме.
— Неважно, полагаю, это неважно. — Он сам ответил себе прежде, чем Балинор успел оправиться от изумления, вызванного такой резкой переменой. — Ты мог не возвращаться после‡ после этого‡ после своего предательства. Я надеялся, что ты так и поступишь, знаешь ли, ведь мы с тобой были так близки в детстве, и ты, в конце концов, мой единственный брат. Я стану Королем Каллахорна‡ мне следовало бы родиться первым‡ Его голос упал до шепота, а мысли неожиданно свернули на непонятный путь. Он лишился рассудка, в отчаянии подумал Балинор. С ним больше нельзя разумно разговаривать!
— Паланс, выслушай меня — просто выслушай. Я ничего не делал ни тебе, ни Ширль. Покинув королевство, я отправился в Паранор, а сюда вернулся только затем, чтобы предупредить вас, что Король Черепа собрал армию таких чудовищных размеров, что она без труда сметет весь Юг, если только мы не остановим ее здесь! Ради всех этих людей, выслушай меня‡ Резкий повелительный окрик его брата разорвал тишину камеры. — Я не желаю больше слышать эти глупые разговоры о вторжении! Мои разведчики прочесали все границы и нигде не обнаружили никаких вражеских армий. Кроме того, ни один враг не посмеет напасть на Каллахорн — напасть на меня‡ Наш народ в безопасности. А что мне до остального Юга? Почему я должен что-то для них всех делать? Они всегда оставляли нас сражаться одних, одних охранять эти границы. Я ничего им не должен!
Он шагнул к Балинору и угрожающе ткнул в него пальцем; в его глазах вновь вспыхнула непонятная ненависть, а юное лицо дико исказилось.
— Когда ты узнал, что я стану королем, брат, ты пошел против меня. Ты хотел отравить меня, как отравил отца — ты хотел, чтобы я стал таким же больным и беспомощным, как он сейчас‡ умирающим, брошенным, одиноким. Когда ты ушел с этим изменником Алланоном, то решил, что нашел союзника, который поможет тебе занять мой трон. Как я ненавижу этого человека — нет, не человека, злобную тварь! Его надо уничтожить! Но ТЫ останешься в этой камере, брошенный и забытый всеми, Балинор, пока не умрешь — ведь именно так ты хотел поступить со мной!
Он резко отвернулся, громким смехом прервав свою тираду, и зашагал к закрытой двери. Балинор подумал, что он намерен открыть ее и выйти, но тот помедлил и вновь поглядел на него. Он медленно повернулся, и в его глазах снова была печаль.
— Ты ведь мог не возвращаться в эти земли и жить спокойно, — пробормотал он, словно сбитый с толку этой мыслью. — Стенмин заверял меня, что ты вернешься, хотя я и убеждал его, что этого никогда не будет. Он снова оказался прав. Он всегда оказывается прав. Зачем ты вернулся?
Балинор лихорадочно думал. Он должен удерживать внимание брата, пока не поймет из его слов, что стало с его отцом и друзьями.
— Я‡ я понял, что заблуждался — что был неправ, — медленно ответил он. — Я вернулся домой, чтобы увидеться с отцом и с тобой, Паланс.
— С отцом. — Это слово прозвучало в устах Паланса словно незнакомое имя, и принц сделал шаг вперед. — Ему уже не помочь, он лежит как мертвец, в той комнате в южном крыле. Стенмин смотрит за ним, и я тоже, но мы ничего не можем сделать. Кажется, он не хочет жить‡
— Но что с ним? — прорвалось нетерпение Балинора, и он угрожающе шагнул к брату.
— Держись от меня подальше, Балинор. — Паланс торопливо попятился, выхватив длинный кинжал и выставив его перед собой. Балинор немного помедлил. Он легко мог бы выхватить у него этот кинжал и приставить к горлу принца, требуя своего освобождения. Но что-то сдерживало его, что-то в глубине его души предостерегало его против подобного действия. Он быстро остановился, подняв руки и пятясь к дальней стене.
— Помни, что ты мой пленник. — Паланс удовлетворенно кивнул; голос его подрагивал. — Ты отравил короля, и пытался отравить и меня. — Я мог бы тебя казнить. Стенмин посоветовал мне немедленно умертвить тебя, но я не такой трус, как он. Я тоже раньше командовал Граничным Легионом‡ Но теперь его нет — солдаты распущены и вернулись домой, к своим семьям. Мое правление будет мирным. Неужели ты не понимаешь этого, Балинор?
Тот отрицательно покачал головой, отчаянно пытаясь еще несколько минут удержать внимание брата. Очевидно было, что рассудок Паланса нарушен, то ли из-за скрытого внутреннего повреждения мозга, то ли от напряжения загадочных событий, произошедших в королевстве после того, как Балинор с Алланоном покинули Тирсис; точно сказать было невозможно. Во всяком случае, его брат больше не был тем человеком, который взрослел рядом с Балинором и которого он любил, как никого другого. В телесной оболочке его брата теперь жил чужак — незнакомец, маниакально стремящийся к трону Каллахорна. За всем этим стоял Стенмин, Балинор был в этом убежден. Мистик каким-то образом повредил рассудок его обезумевшего брата, придав ему желаемую форму, наполнив его обещаниями правления на королевском троне. Паланс всегда мечтал править Каллахорном. Даже уходя из города, Балинор чувствовал, что Паланс уверен, что когда-нибудь станет Королем. Рядом с ним все время находился Стенмин, советуя и помогая, словно близкий друг, и настраивая его против родного брата. Но Паланс всегда был сильным и независимым, здоровым и физически, и душевно, и его непросто было бы так сломать. Но все же он изменился. Гендель был неправ в его отношении, но, очевидно, что Балинор был еще более неправ. Этого не мог предвидеть никто, а сейчас было уже слишком поздно.
— Ширль — что стало с Ширль? — быстро спросил Балинор.
Гнев вновь наполнил бегающие глаза его брата, и на его губах медленно заиграла улыбка, на миг расслабившая измученное лицо.
— Она так прекрасна‡ так прекрасна. — Он громко вздохнул, и кинжал выпал из его руки на пол камеры, когда принц развел руками, подчеркивая свои слова. — Ты отнял ее у меня, Балинор — пытался лишить меня ее. Но теперь она в безопасности. Ее спас южанин, тоже принц, как и я. Нет, я же теперь Король Тирсиса, а он только принц. Он из маленького королевства; я о нем раньше никогда не слышал. Мы с ним станем добрыми друзьями, Балинор, как были когда-то с тобой. Но Стенмин‡ он говорит, мне никому нельзя доверять. Мне пришлось даже арестовать Мессалайна и Актона. Когда я распустил Граничный Легион, они пришли ко мне, пытаясь убедить в‡ кажется, в том, чтобы я отказался от своей мечты о мире. Они не понимали‡ почему‡ Он вдруг замолчал, его отсутствующий взгляд вдруг упал на выпавший из руки кинжал. Он быстро поднял его, хитро улыбнувшись брату, и вложил в висящие на поясе ножны; в этот миг он выражением лица стал удивительно похож на умного ребенка, который вовремя скрыл все следы своих проказ и избежал выговора. В мыслях Балинора пропали последние сомнения в том, что его брат больше не способен принимать разумные решения. Внезапно его поразило прежнее предчувствие, что если он схватит кинжал и возьмет брата заложником, то этим совершит серьезную ошибку. Теперь он понял, почему его посетило это внутреннее предостережение. Стенмин не мог не понимать, в каком состоянии находится сейчас Паланс; он намеренно оставил братьев наедине в этой камере. Если бы Балинор попытался обезоружить Паланса и бежать, угрожая убить своего пленника, мистик одним ударом добился бы своей очевидной цели — смерти обоих братьев. Кто усомнится, когда он будет объяснять, что Паланс пал жертвой от руки своего брата, пытавшегося вырваться из своего заключения? Когда оба брата погибнут, при неспособном править отце, мистик сможет взять правление Каллахорном в свои руки. Тогда он и только он будет решать судьбу Юга.
— Паланс, выслушай меня, умоляю, — тихо попросил его Балинор. — Мы были так близки. Мы были не просто братьями по крови. Мы были друзьями, товарищами. Мы доверяли друг другу, любили друг друга, и всегда решали между собой все проблемы, потому что понимали друг друга. Ты не мог все это забыть. Выслушай меня! Даже король должен стараться понимать свой народ — даже когда они не сходятся во мнениях, как следует выполнять тот или иной указ. Ты ведь согласен с этим, брат?
Паланс угрюмо кивнул; глаза его были пустыми и отрешенными, он пытался бороться с обволакивающей его мысли пеленой. В его глазах блеснула искра понимания, и Балинор удвоил свои усилия добраться до тех его воспоминаний, что лежали в закрытых глубинах его памяти.
— Стенмин использует тебя — он авантюрист и негодяй. — Его брат вдруг вздрогнул и попятился, словно не желая слышать эти слова. — Ты должен понять, Паланс. Я не враг тебе, я не враг этой стране. Я не отравлял отца. Я не причинял никакого вреда Ширль. Я просто хочу помочь‡ Его увещевания внезапно оборвались — с резким скрипом распахнулась тяжелая дверь камеры, и в проеме показалось угловатое лицо Стенмина. Низко поклонившись, он вошел в камеру, пронзая Балинора взглядом жестких глаз.