— Я бы рад помочь вам… Но только сейчас я выполняю абсолютно неотложное задание.
Албертс понимающе закивал:
— Мы прекрасно осведомлены о всей важности выполняемой вами работы. Но сенатор — друг Арона. — Взгляд в сторону моего шефа. — А потому мы постараемся ни в коем случае не помешать вам. Просто нас уже поджимает время.
— В каком смысле? — спросил Эллис.
— Как только в любом из комитетов намечаются слушания, в дело тут же вмешивается пресса, а если они что-то нароют раньше, чем об этом узнаем мы, мало не покажется никому из нас.
С этим трудно было не согласиться.
— Но ведь есть много других экспертов, и вы могли бы побеседовать с ними, — заметил я.
— Да, но нам нужна настоящая звезда в своем деле, — польстил мне Албертс.
Но тут на мою сторону встал начальник.
— Пожалуй, я должен согласиться с Кортом. Ваш разговор придется отложить до завершения операции, которой он сейчас занят.
Явно недовольный, Албертс спорить, однако, не стал.
— Тогда дня через три-четыре? — спросил он.
— Примерно так, — ответил я. — Но брать на себя обязательств не могу. Именно сейчас операция по защите семьи, порученной моим заботам, вступает в критическую стадию. Как только освобожусь, непременно дам вам знать.
— Разумеется, я понимаю. — Албертс снова смотрел сквозь меня и, видимо, думал, что улыбается, хотя такого выражения лица в его мимическом наборе не существовало. — Буду признателен за любую помощь.
Он поднялся и, кивнув Эллису, взял свой дипломат.
— И повторяю, мы весьма высоко оцениваем работу, которую вы, парни, делаете.
Когда он удалился, я спросил Эллиса:
— Сенатор действительно твой друг?
Эллис горько усмехнулся, пожав своими широченными плечами.
— Если человека, к которому ты регулярно ходишь с протянутой рукой, можно назвать другом, то мы, конечно, близкие приятели. Стивенсон, как правило, поддерживает все мои обращения по нашему бюджету. Он, конечно, из «правых», но не из безмозглых консерваторов. Не глуп и умеет выслушать оппонента. Нам не повредило бы иметь побольше таких людей в высокой политике. А то сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много.
Мне припомнились демонстранты, сквозь толпу которых я пробирался сегодня. Действительно, складывалось впечатление, что они готовы поубивать друг друга. Кажется, именно в этом и состояла суть статьи сенатора Стивенсона в «Ньюсуике» — ему хотелось видеть больше признаков сотрудничества между политическими противниками в Вашингтоне.
«Флаг тебе в руки», — мысленно пожелал ему я.
Мой взгляд уперся в рисунки детишек моего шефа на станах. Река, в которой плавала одна, но очень большая рыбина. Пурпурный аэроплан. Кролики.
— А что ты думаешь об Албертсе?
— С ним я прежде встречался всего пару раз. Типичный вашингтонский профи. Организатор политических акций, сборов средств в различные фонды. Работал помощником у сенаторов, входивших в комитеты по финансам и обороне. Теперь вот — по разведке со Стивенсоном.
Эллис поерзал в кресле.
— Ты с ним встретишься?
— С Албертсом? Скорее всего.
— Мне нужно, чтобы ты это сделал, Корт. Необходимо, чтобы люди, выделяющие деньги, были довольны нами, хотя сам ты, кажется, не слишком всем этим доволен.
— Я все равно не смогу давать показания в ходе слушаний. Я тем и хорош, что меня как бы нет вообще.
— Албертсу это прекрасно известно. Ему нужны лишь наводки на другие организации. На те, о которых знает широкая публика.
— Но тебе ведь известно, как называют у нас тех, кто дает такие «наводки», не так ли, Арон?
— Стукачами? — предположил мой босс.
Именно это слово и вертелось у меня на языке.
14
Я вернулся в свой кабинет.
— Ваш кофе остыл, — сообщила мне Барбара, — и я принесла вам другой. Только что сварила сама.
Какая досада! Я поблагодарил ее и отхлебнул из чашки. Напиток оказался еще хуже, чем в последний раз.
Я вдавил одну из кнопок быстрого вызова на телефоне.
— Дюбойс слушает, — ответил бодрый голос. — Ты сейчас в конторе?
— Еще примерно десять минут. Можешь зайти ко мне?
Она появилась на моем пороге через несколько секунд, и я подумал, что работа наверняка заставила ее отказаться от каких-то планов на выходные.
У Клэр были две кошки и молодой человек, если судить по обрывкам наших разговоров — постоянный, хотя они и не жили вместе. Я ни разу его не видел, потому что никогда не встречаюсь с коллегами во внерабочее время. Парень, как я понял, был из тех, что всегда готовы заскочить в ее отсутствие, покормить животных и вынести мусор. Иногда мне становилось немного жаль его. Но с другой стороны, быть может, с Клэр Дюбойс лучше было общаться именно так, чем обитать под одной крышей. Вот это могло превратиться в настоящее испытание.
Она уселась напротив меня.
— Телефоны клиентов. — И я передал ей сумку с «нокиями», «самсунгами» и «блэкберри», взятыми у Кесслеров вместе с вынутыми элементами питания. Она сохранит их в опечатанной комнате дальше по коридору, где начинались владения Ермеса. Если Райану или Джоанн вдруг срочно и неотложно понадобится номер телефона из памяти их мобильников, сам Ермес или один из «волшебников» из технического отдела войдет внутрь, подключит телефон и запишет нужную информацию так, что во внешний мир не просочится никаких сигналов.
— Есть новости о Лавинге? — спросила Дюбойс.
— Он был там с партнером, но у нас не появилось никаких новых деталей словесного портрета или другой информации. Если не считать того, что в последний раз его видели за рулем синего седана, скорее всего «бьюика». Больше ничего.
Клэр вопросительно посмотрела на меня.
— Светло— или темно-синего? Современная автомобильная промышленность выпускает легковые машины, окрашенные в зеленый цвет двадцати пяти оттенков. Первое, что пришло на память. Восемнадцать оттенков красного. Сколько их у синего, извини, не помню, но, уверена, не меньше. Да, и они к тому же изменяют цветовую температуру на один градус за шесть месяцев. То есть элементарно выцветают. Опять-таки все немного по-разному.
— Цвет был темно-синий.
Она записала это в блокнот, с которым, по-моему, не расставалась никогда.
— А есть еще вот это. — И я протянул ей полиэтиленовый пакет со снятыми с машины «жучками».
Густые и темные брови Дюбойс выгнулись дугами.
— Всего два? Хорошо. Ты мне говорил, что они иногда их применяют. Но чаще по три сразу. Это с машины, которую ты использовал при ловушке?
Я кивнул.
— Установил их партнер Лавинга. Мне нужны отпечатки пальцев. Кем и где произведены — тоже.
— Я отслежу их.
— Теперь о делах, которые ведет Райан.
Чтобы рассказать о них, Дюбойс не пришлось заглядывать в записи.
— Начнем с поддельного чека. Грэм Эрик. Сорок девять лет. Вольнонаемный штатский сотрудник министерства обороны. Здесь у меня его биография. Работает в так называемом «внутреннем круге». На их жаргоне это «круг И», так, кажется. В самом сердце Пентагона. Чем именно он там занимается, я не смогла установить ни с моим уровнем допуска, ни через всех знакомых, но нам следует исходить из того, что его деятельность засекречена и связана с разработкой вооружений.
— Как ты узнала об этом? — удивился я. Разработчики оружия всегда тщательно скрывают, кто они.
— Прошлась по его резюме, по его допускам, сопоставила время и место нескольких конференций, в которых он участвовал, выявила контакты с представителями пары оружейных корпораций. Сам знаешь, иногда больше узнаешь о человеке по тому, что он не хочет тебе сообщать, чем по сведениям, которыми охотно делится. Потом остается только соединить все концы.
Воистину Дюбойс цены нет!
Она убрала за ухо прядь волос, и подвески на ее браслете мелодично зазвенели. Я заметил среди них крошечную серебряную собачку, броненосца, французский багет и миниатюрного короля Венчеслава, которого она купила в Праге, куда мы однажды вместе попали на задание. Клэр продолжала:
— Никаких нарушений правил внутренней безопасности за Грэмом не числится. Однако сейчас происходит, то есть уже произошло, нечто странное. И я пока не понимаю причин.
Она посмотрела на мой сандвич.
— Это твой ужин?
Я бросил взгляд на часы. Они показывали чуть больше половины пятого, и я ответил:
— Скорее обед. Но не томи. Что за странность ты обнаружила?
— Совсем недавно я снова решила пообщаться с сыщиками из столичной полиции, узнать, нет ли у них чего нового. И, представь, как оказалось, Грэм попросил закрыть дело.
— Как так?
— Еще в пятницу он позвонил начальнику следственного отдела Льюису и сказал, что отзывает свое заявление и просит закрыть дело.
— Никаких нарушений правил внутренней безопасности за Грэмом не числится. Однако сейчас происходит, то есть уже произошло, нечто странное. И я пока не понимаю причин.
Она посмотрела на мой сандвич.
— Это твой ужин?
Я бросил взгляд на часы. Они показывали чуть больше половины пятого, и я ответил:
— Скорее обед. Но не томи. Что за странность ты обнаружила?
— Совсем недавно я снова решила пообщаться с сыщиками из столичной полиции, узнать, нет ли у них чего нового. И, представь, как оказалось, Грэм попросил закрыть дело.
— Как так?
— Еще в пятницу он позвонил начальнику следственного отдела Льюису и сказал, что отзывает свое заявление и просит закрыть дело.
— Причину указал?
— Говорит, это связано с работой. Проблема безопасности. Нельзя, чтобы его имя фигурировало в суде.
— Странно. Как ограбление частного лица может быть связано с проблемами национальной безопасности? Райан сказал, что преступник не похитил никаких секретных материалов, ни компьютера, ни документов с работы.
— Так и было, — подтвердила Дюбойс.
— И почему именно сейчас? — продолжал строить догадки я. — Разве в таком случае ему не следовало понять это с самого начала и вообще не обращаться в полицию?
— Верно. Есть кое-что еще. Я уточнила законодательство. Вина целиком ложится на него. Оказывается, если вы небрежно обращаетесь со своей чековой книжкой и образцами подписи, банк имеет право отказаться возмещать убытки, связанные с поддельным чеком. Компенсацию Грэму может выплатить только страховая компания, но без документов из полиции этого не сделает и она.
Непостижимо!
— То есть речь идет о том, что он воспринимает потерю сорока тысяч долларов как должное? И даже не пытается вернуть деньги?
— Быть может, он рассчитывает на материальную помощь министерства обороны? Но у них нет на это средств. Я пыталась поговорить с ним, но это нелегко, доложу я вам… Да уж ешьте, пожалуйста! Вы так смотрите на этот бутерброд! Замечали когда-нибудь, что если человек приходит в ресторан с кем-то еще, то чаще смотрит в свою тарелку, чем на соседа за столиком? А те, кто приходят одни, куда больше разглядывают публику, чем свою еду.
— Но Райан ничего не говорил мне о том, что дело закрывают, — сказал я. — Я совсем недавно беседовал с ним об этом в «Хиллсайд Инн».
— Возможно, он еще не в курсе. Его помощник сказал мне, что в четверг и пятницу Райана не было в участке. Он уезжал куда-то по хозяйственным делам. У них на следующую неделю намечено важное совещание по реформе финансовой отчетности во всем управлении.
Как я припомнил, Райан действительно что-то говорил мне о какой-то местной командировке.
— Значит, мы вычеркиваем дело Грэма из списка тех, что могли заинтересовать заказчика? — спросила Клэр.
— Нет. Как раз наоборот. Никто добровольно не откажется от сорока тысяч долларов. Только под посторонним давлением. — Я снова впился зубами в свой сандвич.
— Поздний обед или ранний ужин? Быть может, это то, что называют полдником? — Если она шутила, то юмора я не уловил.
— Какое впечатление он на тебя произвел? Я о Грэме.
Дюбойс задумалась.
— Он явно расстроен, но на вопросы отвечает уклончиво.
— Кто-то заставил его отозвать заявление и прекратить дело?
— Весьма вероятно. Грэмы — семья небогатая. Без этих сорока штук его парень не сможет учиться в Принстоне. На его месте я бы из кожи вон вылезла, чтобы прищучить мошенника и вернуть деньги.
Я обдумывал сразу несколько возможных вариантов.
— Хорошо. Предположим, наш заказчик подделал чек, купил золото и обратил его в отмытые наличные. Потом он использует деньги на нечто компрометирующее. Скажем, жертвует крупную сумму мечети радикально настроенных мусульман, покупает партию кокаина, устраивает оргии с проститутками или делает бог знает что еще. Причем прикрывается именем Грэма. Поэтому происхождение денег легко отследить. Заказчик затем ставит Грэму условие: открой мне доступ к секретным данным или устрой у себя на службе диверсию. В противном случае я превращу твою жизнь в ад, и ты окажешься за решеткой. Грэм соглашается. Но только Райан продолжает расследование, и заказчик нанимает Лавинга, желая выяснить, что тому известно.
— Звучит правдоподобно, — сказала Дюбойс.
— Теперь перейдем ко второму делу. К финансовой пирамиде.
Ее глаза с оттенком лазурита, обрамленные темными блестящими волосами, погрузились в записи.
Это была современная разновидность пирамиды, которая строилась с помощью Интернета. Я, разумеется, кое-что знал о подобных мошеннических схемах после «дела Мейдоффа» — невозможно постоянно слышать об этом в новостях и не усвоить хоть какую-то информацию. Обычно в таких случаях преступник выдавал себя за советника по инвестициям и собирал с людей деньги, которые якобы выгодно вкладывал. Деньги он забирал себе, но при этом постоянно рассылал информацию о том, что акции его фонда выросли в цене. Если кто-то из тех, кто внес деньги в фонд на раннем этапе, хотели вернуть свой взнос с объявленной прибылью, мошенник расплачивался с ними из более поздних поступлений. Таким образом эта схема могла бы работать довольно долго, если бы инвесторы не потребовали выплат одновременно. Разоблачение неизбежно наступало, когда у клиентов фонда появлялся повод занервничать и они набрасывались на его создателя все разом. То есть, возвращаясь к «Дилемме заключенного», когда поведение вкладчиков становилось «рационально иррациональным».
— Так, что касается подозреваемого Кларенса Брауна… — начала Дюбойс.
— Священника, купившего сан через электронную почту?
— Это не совсем так. Я проверила интернет-церковь, которую он представляет…
— Интернет-церковь? — Вот это было для меня действительно чем-то новым.
— Именно так это и называется. И электронная почта вообще не нужна. Вы просто загружаете с сайта и потом распечатываете свидетельство о своем рукоположении. Церковь Нового Сиона по адресу Brethren точка com. Доступно для каждого. Я могу, вы можете. Мне захотелось проверить, настолько ли это мошенническая операция, как представляется на первый взгляд, и я прошла половину пути к тому, чтобы стать священником. То есть в моем случае — священницей, как я полагаю. Но с меня запросили кругленькую сумму, и я прервала процедуру.
На ее браслете рядом болтались крестик, звезда Давида, исламский полумесяц в соседстве с кошкой, неестественно выгнувшей спину, и ведьмовской шляпой. Конфессиональные предпочтения Дюбойс нелегко было расшифровать.
— Продолжай, Клэр.
— Он, разумеется, фальшивый святой отец, но самое интересное не это. Как мне удалось установить, «Кларенс Браун» — лишь псевдоним. На самом деле его зовут Али Памук.
— У него есть криминальное прошлое?
— Не думаю. В обычных базах данных за ним ничего не числится. Но я попросила своих друзей изучить историю его жизни более детально. Меня особенно интересовал любой бизнес, которым он когда-либо занимался. Пришлось выяснить номер карточки социального страхования, домашний адрес, номера телефонов, достать копии налоговых деклараций, документы комиссии по ценным бумагам.
Мне, конечно, резануло ухо упоминание о «друзьях» — такое наименование не принято в наших правительственных агентствах для людей, занимающихся официальными расследованиями. Однако я не сомневался, что Дюбойс в своих манипуляциях не выходила за рамки закона. При охране клиентов я считал возможным нарушать любые правила и постановления — но это была моя, весьма специфическая работа. А вот когда доходило до поиска и ареста заказчика преступления, мы должны были действовать так же строго, как любые полицейские, и все улики собирать безукоризненно с юридической точки зрения, чтобы не дать адвокатам ни малейшей зацепки. Иначе птичка могла бы упорхнуть из клетки.
— Что тебе удалось выяснить?
— Его отец — турок, мать из Нигерии. Оба легально получили американское гражданство. Несколько лет назад он вроде бы обратился в христианство, но это еще до получения фиктивного сана. При этом он сделал щедрые денежные пожертвования в пользу одной из мечетей в Виргинии — в прошлом и позапрошлом годах. Ни в каких списках подозрительных лиц не значится. Хотя не так прост, как кажется. Да, он снимает скромное жилье на юго-востоке, как мы уже установили. Но еще у него есть квартира в Уотергейте, о чем он распространяться не любит. По сведениям таможенных органов, за последние два года побывал в Дубае, Джидде и Иордании.
Это был портрет человека, совершенно непохожего на того, каким его увидел Райан Кесслер.
— Все это очень полезно. — В моих устах нет похвалы выше. — А что по поводу той мелочевки, которой одновременно занимался Кесслер?