— Каким ветром его занесло в Западную Виргинию? — спросил Эллис.
Я знал Лавинга лучше всех в этом кабинете, а потому ответил на этот вопрос:
— Обычно он работает с напарником и, возможно, подыскал себе кого-то в тех краях. И потом — оружие. Не сядет же он с ним в самолет? В любом случае ему надо избегать аэропортов в районе округа Колумбия. Слишком многие здесь еще помнят его после… После того, что случилось несколько лет назад.
Потом я сам задал вопрос Уэстерфилду:
— Отправителя электронной почты удалось вычислить?
— Переслано через подставные адреса. Отследить невозможно.
— А звонки в номер мотеля или из него?
— Mais non.[4]
Меня невыносимо раздражал его французский. Он что, только вернулся из туристической поездки в Париж? Или собирался выступить обвинителем по делу алжирского террориста?
— Можно узнать, как конкретно сформулирован приказ действовать, Джейсон? — терпеливо осведомился я.
Благосклонный кивок, и Крис Тизли удовлетворила мое любопытство:
— Как здесь уже упоминалось, это краткое сообщение. Очевидно, все детали они обсудили заранее в прежних беседах.
— Продолжайте, пожалуйста, — попросил я.
И женщина прочитала текст:
— «Лавингу. Тема: Кесслер. Начинайте операцию. Необходимы детали касательно темы, которую мы обсудили, не позднее полуночи в понедельник. В противном случае — неприемлемые последствия, как вам было объяснено. По получении информации субъект подлежит ликвидации». Конец цитаты. К этому был приложен адрес в Фэрфаксе.
«Неприемлемые последствия…» Читай: небо обрушится на Землю.
— Звуковой почты не было?
— Нет.
Это огорчило меня. Анализ голоса мог удивительно много поведать о говорившем: пол, во многих случаях — национальность и религиозные корни, перенесенные заболевания, даже чисто внешние данные, такие как форма носа, рта, шеи. Но по меньшей мере мы получили окончательное подтверждение фамилии объекта охраны, что тоже немаловажно.
— Кесслер — полицейский из округа Колумбия. Детектив Райан Кесслер, — пояснил Уэстерфилд.
— А что ответил Лавинг?
— Только «принято», и все.
— Заказчику нужны некие «детали», — комментировал цитаты Уэстерфилд. — К концу дня в понедельник. Интересно знать, что это за «детали»…
Я попросил разрешения взглянуть на распечатку. Заметил мимолетную растерянность во взгляде Тизли, но, поскольку никакой реакции со стороны Уэстерфилда не последовало, она все же передала мне листок.
Я перечитал короткий абзац.
— Грамматика и синтаксис на хорошем уровне. Примечательно употребление слова «касательно». — Услышав это мое замечание, Тизли наморщила лобик, но я не стал объяснять, что означало в данном контексте сугубо книжное словцо — она ведь не моя протеже. — А уж запятые расставлены так, что не придерешься. Редкий случай в наше время.
Все присутствовавшие слегка изумленно уставились на меня. В свое время мне пришлось заниматься лингвистикой и даже немного филологией. Мне нравилось подвергать анализу чужие тексты. По большей части забавы ради, но иногда это оказывалось полезным и для дела.
Эллис начал разминать себе шею. В колледже он занимался борьбой, но, насколько мне известно, сейчас о спорте ему пришлось забыть. Тем не менее телосложением он по-прежнему напоминал стальной треугольник.
— Лавинг покинул мотель в восемь тридцать утра, — сказал Эллис. — Вероятно, уже обзавелся оружием. Значит, самолет не для него, да и, как ты верно заметил, Корт, в окрестных аэропортах ему лучше не появляться. Стало быть, ему добираться еще примерно часа четыре.
— На чем он ездит?
— Пока мы ничего не знаем об этом. Группа парней из Бюро именно сейчас опрашивает постояльцев мотеля и официантов соседних ресторанов.
Эллис:
— Этот Кесслер… О чем таком ему может быть известно, что заказчик просто горит желанием вытащить из него информацию?
— Понятия не имею, — признался Уэстерфилд.
— Давайте начнем с того, что вообще Кесслер собой представляет, — предложил я.
— У меня есть кое-что о нем, — сказала Тизли.
Пока молодая юристка копалась в досье, я задался вопросом, почему Уэстерфилд вообще обратился к нам. В конце концов, у нас репутация телохранителей, которых привлекают к делам лишь в самых крайних случаях (Арон Эллис именно так и пишет о нас в своих финансовых отчетах, что меня всегда несколько смущает, но, видимо, вызывает нужную реакцию у правительственных ревизоров). Дипломатическое подразделение охраны Госдепа и секретная служба обеспечивают безопасность высокопоставленных чиновников нашей администрации и глав иностранных государств. Программа защиты свидетелей прикрывает тех, кто дает важные показания — из благородных побуждений или не слишком, — снабжая их новыми документами и надежно пряча в никому не известных местах. Мы же, со своей стороны, появляемся на сцене только при возникновении прямой, четко установленной и внезапной угрозы для конкретного лица. Иногда нас в шутку называют «скорой помощью» охранного бизнеса.
Конечно, определенного критерия не существует, но при всей ограниченности наших возможностей мы тем не менее чаще всего занимаемся случаями, когда охрана клиента становится вопросом национальной безопасности, как было с тем шпионом, которого я передал джентльменам из ЦРУ вчера, или угрозы общественному здоровью, — ведь это нам поручили в прошлом году опекать свидетельницу по делу о нелегальной торговле просроченными лекарствами.
Однако все прояснилось, когда Тизли зачитала нам краткую биографию полицейского.
— Детектив Райан Кесслер, 42 года. Женат, один ребенок. Сейчас работает над делами по преступлениям в сфере экономики столичного округа. В полиции уже 15 лет, имеет правительственные награды… Кстати, вы могли слышать о нем.
Я посмотрел на шефа, и тот покачал головой за нас обоих.
— Он у нас герой. Несколько лет назад его имя прогремело в заголовках газет. Кесслер, патрулируя в штатском, вмешался в ограбление продуктового магазина на северо-западе округа. Спас жизни покупателей, но сам схлопотал пулю. Попал в программы новостей, а канал «Дискавери» снял о нем один из эпизодов своего документального сериала о работе полиции.
Сам я телевизор почти не включаю. Но ситуация теперь определилась. Герой-полицейский стал мишенью палача-«дознавателя», да еще самого Генри Лавинга… Уэстерфилд увидел в этом для себя шанс прославиться. На горизонте замаячило громкое дело против заказчика, если Кесслер вскрыл и начал расследовать некую финансовую махинацию. Но даже если дело яйца выеденного не стоило, хотя на самом деле могло обернуться настоящим скандалом, угроза отважному полицейскому сама по себе выглядела достаточно серьезным преступлением, чтобы им занялся Уэстерфилд. Это, впрочем, нисколько не роняло его в моих глазах. В Вашингтоне любой так или иначе пытался делать карьеру — служебную или политическую. Мне было совершенно наплевать, поможет ли это дело его карьерному росту. Важно одно — спасти жизнь Кесслера и членов его семьи.
А еще для меня имела значение личность преступника.
— Alors,[5] — сказал Уэстерфилд, — подведем итог. Кесслер сунул нос, куда не следовало. Нам остается только установить, куда, когда, зачем и кто за этим стоит. А потому давайте укроем Кесслера за надежной решеткой, а потом начнем действовать.
— Упрятать его в тюрьму? — поразился я.
— Именно так, сэр, — ответила мне Тизли. — Мы отдали предпочтение Хансеновскому центру предварительного заключения в округе Колумбия. Я проделала немалую предварительную работу. В ХЦП только что установили современную систему сигнализации. Кроме того, мною изучены досье всех надзирателей того крыла, где будет содержаться семья. На наш взгляд, лучше места не подберешь.
— C’est vrai.[6]
— С моей точки зрения, это крайне нежелательно, — сказал я.
— Почему же? — удивился Уэстерфилд.
— Иногда размещение субъекта охраны в уединенной части исправительного учреждения имеет смысл, но не в том случае, с которым мы имеем дело сейчас, — объяснил я.
— Гм, — растерянно произнес Уэстерфилд, — но мы рассчитывали, что вы поместите вместе с ними одного из своих людей. Non? Было бы весьма эффективно. Вы сами и агент Фредерикс получили бы возможность побеседовать с Кесслером. Гарантирую, что в таком случае вы получили бы самую полную информацию. Попав за решетку, свидетели, как правило, вспоминают даже то, что хотели бы забыть. Там они счастливы выложить все, что им известно.
— Мой опыт действий при подобных обстоятельствах этого не подтверждает.
— Неужели?
— Посадите человека в тюремную камеру, и да, как правило, «дознавателю» извне туда проникнуть не удается. И не сомневаюсь, — кивок в сторону Тизлер как признание проделанной ею работы, — что сотрудники центра действительно тщательно проверены. Если бы речь шла о любом другом преступнике, я согласился бы с вами. Но нам сейчас противостоит Генри Лавинг. Я знаком с методами его работы. Мы помещаем Кесслеров в тюремную камеру, а он тут же находит уязвимое место одного из охранников. Большинство из них — молодые мужчины. На месте Лавинга я бы выявил парня, у которого беременная жена — и желательно первым ребенком, — чтобы нанести ей визит. — Тизли передернуло от моего невозмутимого тона. — И этот охранник выполнит все, о чем его попросит Лавинг. Учитывая, что семья в тюрьме, у них даже не будет возможности спастись бегством. Кесслеры окажутся в ловушке.
— Как petits lapins,[7] — подытожил Уэстерфилд, и в голосе его я не уловил ожидаемого сарказма. Он явно обдумывал мои слова всерьез.
— Кроме того, не забывайте, что Кесслер — полицейский. Не уверен, что его удастся уговорить. Держу пари, в ХЦП сейчас наберется с десяток заключенных, попавших туда с его подачи.
— А где спрятали бы их вы? — спросил Уэстерфилд.
— Еще не знаю, — ответил я. — Нам придется хорошенько это обмозговать.
Уэстерфилд теперь тоже рассматривал картинки на стенах кабинета, хотя трудно сказать, какая именно привлекла его внимание. Там висели еще почетные грамоты, лицензии и дипломы. Наконец он повернулся к Тизли:
— Дай им адрес Кесслеров.
Молодая женщина написала его для меня куда более разборчивым почерком, чем у ее начальника. Когда она протянула мне листок из блокнота, меня снова окутало облако дорогих духов.
Я взял листок, поблагодарив их обоих. Обожаю соревнования и игры — любые игры — и усвоил привычку быть скромным и великодушным победителем, сделав это теоретическим постулатом, перенесенным в мою профессиональную деятельность. Дело ведь здесь не просто в вежливости и хорошем воспитании. Победив элегантно, как показала практика, получаешь небольшое психологическое преимущество над тем же соперником, случись играть против него снова.
Они встали из-за стола. Прокурор сказал:
— Хорошо. Сделайте все, что в ваших силах. Узнайте, кто нанял Лавинга и с какой целью.
— Это станет нашей задачей номер один, — заверил я, хотя это была заведомая неправда.
— Au revoir… — Уэстерфилд и Тизли стремительно покинули кабинет, причем он на ходу нашептывал ей какие-то указания.
Я тоже собрался уходить. По пути мне предстояло заскочить домой и собрать кое-какие вещи, необходимые для выполнения задания.
— Буду держать тебя в курсе с места событий, — сказал я Эллису.
— Корт?
Я остановился в дверях и оглянулся.
— Не отправлять Кесслеров за решетку… это ведь правильно, так? Тебе лучше переправить их на нашу конспиративную точку и вести операцию, базируясь там? — Арон Эллис поддержал бы меня в любом случае. В этом ему не откажешь. Он всегда на стороне своих. А уж принимая подобные решения, он вполне доверял моему опыту. Поэтому на самом деле Эллис вовсе не сомневался в тактической правильности нашего отказа посадить Кесслеров в камеру.
Его вопрос следовало понимать иначе: верно ли я поступаю, поручая защиту клиента от Генри Лавинга именно тебе, а не кому-то другому? Короче, удастся ли тебе сохранять спокойствие и объективность, имея дело с преступником, жестоко расправившимся с твоим учителем и, как теперь выяснилось, ускользнувшим из капкана, который ты на него поставил несколько лет назад?
— Использование конспиративной явки будет эффективнее всего, — ответил я Эллису и вернулся в свой кабинет, нащупывая в кармане ключ от ящика в столе, где хранился мой пистолет.
3
Многие правительственные организации используют инициалы или сокращения, чтобы обозначить своих сотрудников или различные отделы, но у нас по старой и странной традиции прижились своего рода клички из того же ряда, что и «киллер», и «дознаватель».
Рядовых телохранителей, поскольку они обязаны тенью следовать за клиентами, мы называем «клонами» или «двойниками». В отделе технической поддержки и связи у нас работают «колдуны» или «волшебники». Еще есть «дворники», они же «чистильщики», — офицеры группы оперативного реагирования на местах, за километр чувствующие присутствие вражеского снайпера или бомбу, заложенную в мобильный телефон клиента. После этого вас едва ли удивит, что специалистов по ведению слежки и тайного наблюдения мы величаем «шпионами».
В отделе планирования стратегии и тактики, или ПСТ, я старший из восьми сотрудников. Мы отвечаем за разработку и осуществление долговременных операций, связанных с обеспечением безопасности самых важных клиентов. По названию отдела и по характеру работы нас зовут «пастухами».
Только в одном отделе — сбора и анализа данных — люди обходятся без профессионального прозвища, хотя, с моей точки зрения, это самое важное из всех наших вспомогательных подразделений. «Пастух» едва ли способен спланировать успешную операцию без тщательно подготовленной для него информации, собранной и проанализированной там. И я не устаю повторять своим более молодым коллегам, что чем более детальную разработку и досье они получат, тем меньше риск применения впоследствии для решения задачи огнестрельного оружия.
А своим личным везением я считаю тот факт, что моей протеже в отделе анализа была самая способная его сотрудница.
Именно ей я первым делом и позвонил.
Всего один гудок, а потом я услышал в наушнике:
— Дюбойс, слушаю вас.
Я позвонил по ее служебному кодированному телефону и потому получил стандартный казенный ответ. Вообще-то ее фамилия имела французские корни и должна была произноситься как Дюбуа, но семья давно переделала ее на американский манер.
— Привет, Клэр. Произошло нечто важное.
— Что? — встревожилась она.
— Лавинг до сих пор жив.
Она не сразу осмыслила мои слова.
— Жив?.. Но как это произошло?
— Не знаю. Но только произошло.
— Это надо обдумать. — Клэр размышляла вслух, но говорила словно сама с собой. — То здание сгорело до основания… Образец ДНК показал полное совпадение. Я хорошо помню отчет. Но в нем были подозрительные опечатки.
Клэр Дюбойс сохранила девичий голосок, но уже успела немного повзрослеть. Брюнетка, короткая стрижка, лицо сердечком, привлекательные и нежные черты и, видимо, потрясающая фигура — об этом я гадал, как и другие мужчины, потому что она скрывала ее широкими практичными брюками. Впрочем, сам и велел ей носить их на работе вместо юбок и платьев. Практичность убивает романтику, знаю, знаю…
— Теперь это уже не имеет значения. Ты в городе? Мне нужна твоя помощь.
— Ты хочешь знать, уехала ли я в выходные на природу? Нет, не вышло. Планы изменились. Встретимся в конторе? — спросила она с чуть заметным недовольством.
Я попытался вообразить, как Клэр сидит сейчас за завтраком при свете мягкого сентябрьского солнца, льющегося сквозь окна кухни ее дома в тишайшем районе Арлингтона в Виргинии. На ней спортивный костюм или мягкий облегающий халатик. Но представить себе ее в таком виде оказалось трудновато. А еще она вполне могла сидеть по другую сторону стола от покрытого модной трехдневной щетиной молодого человека, который с любопытством вскинул на нее сейчас взгляд поверх развернутой «Вашингтон пост». Но и эта картина тоже не складывалась.
— Он сейчас охотится на нашего клиента в Фэрфаксе. Подробности мне пока неизвестны. Все развивается очень стремительно.
— Хорошо. Мне только нужно быстро кое-что сделать. — Я отчетливо услышал щелчки пальцев по клавиатуре — она могла бы поставить мировой рекорд по скорости набора текста. При этом Клэр бормотала себе под нос: — Мистер Глоцки, сосед… Так, потом вода… Отлично! Я буду на месте через двадцать минут. До скорого.
Как я давно подозревал, Дюбойс временами страдала утратой концентрации внимания. Но чаще всего мне это шло только на пользу.
— Нет, я сам уже буду в пути вместе с клиентом, а тебе позвоню с поручениями.
Мы закончили разговор. Потом я выписал сам себе через транспортный отдел «ниссан-армаду» и забрал машину из гаража, располагавшегося в подвале нашего здания. Выехав на Кинг-стрит, я добрался по ней до причудливого лабиринта узких улочек старых кварталов Александрии. Они протянулись вдоль берега Потомака со стороны штата Виргиния, лишь рекой отделенные от Вашингтона.
Внедорожник я специально выбрал не зловеще-черный и броский, а серый, запыленный и чуть помятый. Автомобили играли большую роль в нашем деле, а потому, как и все остальные наши машины, этот «ниссан» был по спецзаказу оборудован пуленепробиваемыми стеклами, бронированными дверями, самоподкачивающимися шинами и наполненным специальной пеной бензобаком. Билли — наш эксперт-автомеханик, кроме того, опустил центр тяжести машины, чтобы можно было закладывать самые крутые виражи, а перед радиатором установил толстую стальную плиту, обезопасив от пуль двигатель.
Припарковавшись во втором ряду, я опрометью кинулся в свой сложенный из коричневого кирпича дом, все еще пахнувший кофе, который я сварил на портативной кофеварке всего час назад. В спешке я побросал вещи в спортивную сумку. Здесь в отличие от моего служебного кабинета все было увешано памятными приметами моего прошлого: дипломами, многочисленными свидетельствами об успешном окончании разного рода курсов повышения квалификации, благодарственными письмами от оставшихся довольными клиентов и почетными грамотами от работодателей, среди которых были, между прочим, государственный департамент США, ЦРУ, ФБР и АТФ.[8] И даже британская Эм-Ай-5. Ну и несколько моих фотографий разных лет, сделанных в Виргинии, Огайо и Техасе.