– Мадамочка! – сунулась в дверь вездесущая Мюзетка. – Господинчик пришел. Красавчик, спасу нет! Ладненький такой, нарядненький!
Мадам Жужу нехотя поднялась с кресла, с сожалением оставив пасьянс, и тут же пожурила себя. Разленилась! Вот уже неделю сплошь пустые вечера, как будто все мужчины в городе разом утратили пыл чресл своих и жажду женских ласк. Непонятно, чем время занимают. И не пост ведь на дворе, чтобы бояться оскоромиться. Так или иначе, посетителей нет, поэтому и мадам, и девицы пребывают в праздности. Ну, девушки пользуются случаем отдохнуть, наесться сластей и насплетничаться, а мадам сидит как на иголках, подсчитывая убытки, которые несет каждый день, и понимая, что еще один такой праздный вечер – и ее кошелек начнет иссякать, она будет только тратить деньги на содержание заведения, не получая взамен никакой прибыли. Черная, черная полоса настала для «Магнолии», словно бы заморозки ее побили...
И вот – гость!
– Девушки, а ну, веселья побольше! – скомандовала мадам. – Встряхнулись, одернулись! Веди его, Мюзетка!
– А чего меня водить, чай, не пудель на поводке! – раздался веселый голос, и в комнату вошел молодой человек, при виде которого девицы мигом встрепенулись и оживились, а у мадам Жужу как-то нехорошо засосало под ложечкой.
«Сейчас девки мои из-за него передерутся, – мрачно подумала она. – На безрыбье-то!»
Впрочем, она лукавила. Молодец был хорош, очень хорош собой, из-за него можно было передраться и при изобилии посетителей. Высок, ладен, с сияющей улыбкой и одет как приличный человек... Но вот именно – как! Именно это немедленно насторожило мадам Жужу. Во всей его приличности и улыбчивости был налет фальши. Менее наметанный взгляд не заметил бы этого, но мадам Жужу наблюдательности было не занимать стать. Как ни хорошо сидели на нем сюртук и брюки, видно было, что они с чужого плеча и, с позволения сказать, бедра. Сапоги были великоваты и делали его молодецкую походку шаркающей. Да и волосы его вовсе даже не привыкли покрываться цилиндром, этой загорелой физиономии куда больше пристал бы картуз.
«Ограбил небось кого, – вынесла приговор мадам Жужу. – Ладно, коли не убил!»
Вот хоть режьте, а невозможно было вообразить этого молодого человека идущим в лавку, покупающим штуку ткани на сюртук, а потом несущим покупку портному. Точно так же не представлялся он мадам Жужу в мастерской сапожника или в магазине шляпочном. Да и сорочка была явно не его – воротник врезался в налитую, крепкую шею, а попытки замаскировать это пышно повязанным галстухом оказались безуспешны. И запах кельнской воды явно принадлежал не посетителю, а прежнему хозяину его одежды... Запах этот что-то напомнил мадам Жужу, но она никак не могла понять, что именно. И странное ощущение надвигающейся неприятности, а может, даже и беды вдруг словно бы куснуло ее за сердце. Что-то было тут не то... Этот гость напоминал фальшивую монету, старательно выдаваемую за настоящую.
«Может, он из полиции?» – подумала мадам сосредоточенно. И покачала головой. На полицейского, даже переодетого, этот человек не походил вот ни насколечко. Хотя бы потому, что был не слишком-то уверен в себе. Глаза бегали, руки дрожали, он все время норовил убрать их за спину. Полицейские – те ого-го как в себе уверены, а еще пуще уверены в том, что мадам Жужу предпочтет уплатить любую мзду, только бы избегнуть могущих быть неприятностей. Что с того, что ее дом и врачебные, и полицейские осмотры вовремя проходит! Что с того, что в государстве Российском веселые дома разрешены законом самого императора Николая Павловича! Всегда есть в таком скользком деле к чему придраться! То есть полицейские знали, что хозяйка «Магнолии» их боится. А этот гость, казалось мадам Жужу, боится ее.
Может, первый раз в таком заведении? Пришел и теперь боится, что тайный грешок его наружу выйдет?
Вот что-то не так! Надо исходить из худшего, подумала мадам Жужу, которая была женщиной более чем трезвомыслящей. И обращаться с ним поосторожней. Конечно, всенепременно деньги заранее спросить... а то забыла в прошлый раз, с Проказовым... а впрочем, Аннета все равно сбежала, все равно пришлось бы задаток возвращать... а кто его знает, вдруг Проказов забыл бы про задаток... сглупила, конечно, ты, мадам Жужу, а еще считаешь себя изрядно полетавшей птахой!
При мысли об упущенных деньгах, а пуще всего – о сбежавшей Аннете настроение мадам Жужу начало напоминать молоко, поставленное в теплое место и начинавшее киснуть. А при воспоминании о том, что со дня на день может заглянуть Хвощинский и пожелать удостовериться, что его бывшая подопечная уже постигла необходимые постельные науки и сможет теперь доставить ему удовольствие, настроение мадам скисло окончательно. Поэтому она с трудом заставила себя улыбнуться посетителю:
– Доброго вечера вам, красавчик, экое счастье, что вас к нам занесло попутным ветерком!
– Это заразу ветром заносит, а я сам пришел, тетка, – сказал гость и ощерился щербато. – Почем тут у вас девки?
Мадам Жужу на мгновение лишилась дара речи. Тетка, милостивый боже!.. Конечно, публика, которая хаживала в ее заведение, была попроще, даже весьма попроще, чем в обеих столицах, однако здешний народ хотя бы тщился из себя что-то изобразить поблагородней. Этот же «красавчик» словно с пристани прямиком притащился, где мешки да бочки с барок таскал. Хотя одежда...
«Ладно, – сказала себе мадам Жужу, – чего попусту придираешься? Какое твое дело, чем этот молодец промышляет? Возьми с него не задаток, а всю сумму – и дело с концом!»
– Мамзели у нас не про всякого, – заставила она себя улыбнуться. – Поглядите сами. Как на подбор! Только для приличных господ.
– Я приличный, приличней некуда, – даже не оглянувшись на притихших от возмущения девиц, ухмыльнулся в ответ гость... И почему-то мадам Жужу почудилось, несмотря на его щербатость, что это не ухмылка, а настоящий волчий оскал, причем изо рта незнакомца торчат сплошь клыки.
Она с трудом подавила желание перекреститься и назвала цену за час, за вечер и за всю ночь до утра.
Цена имела такое же отношение к настоящей, как цветение одуванчиков к январю, однако посетитель и глазом не моргнул и полез за пазуху. Вынул несколько ассигнаций, посмотрел на них в сомнении, помусолил, а потом, скроив залихватскую гримасу – мол, однова живем! – и шваркнул на стол перед мадам Жужу:
– Ну, небось на первый раз хватит!
Девицы вытянули шеи, переглянулись и тихо ахнули.
Он передал больше чем вдвое... Мадам Жужу с независимым видом кинула деньги в обширный карман, нарочно для этого вшитый в боковой шов юбки (какое счастье, что нынешняя мода оставила далеко позади те нелепые балахоны а la antique, которые носили, когда она только начинала свою карьеру! В них совершенно ничего спрятать было нельзя, невозможно, и сколько же денег тогда проходило мимо рук лишь потому, что не были вовремя утаены!), и спросила более благосклонно:
– Вы у нас впервые? Девушек не знаете? Я их сейчас кликну, чтобы вы выбрали. Позвольте вам посоветовать...
– Советами своими ты... – перебил посетитель и посоветовал мадам Жужу, что именно ей следует сделать, и совет этот был настолько ужасен и груб, что девицы в ужасе зажали рты руками. Мадам Жужу непременно кинулась бы вон, взывая о помощи к дворнику Кузьме, истопнику Захару и садовнику Климу, а также требуя немедля позвать городового, кабы не боялась, что от такого скандала ужасный посетитель сбежит, вытряхнув не только деньги из кармана мадам Жужу, но и жизнь из ее тела, а заодно перебьет в доме все, что можно, от стекол оконных до физиономий девиц.
– Советчица нашлась! – продолжал гость с той же хамской интонацией. – Я сам небось знаю, кого мне из девок надо. Вот этих всех – вон гони!
– Всех? – изумилась мадам Жужу.
– До единой! – рубанул рукой гость.
– Ну что ж, воля ваша... – Мадам Жужу сделала знак.
Ошеломление девиц было таково, что они повиновались безропотно.
– Как же так, сударь? – пробормотала мадам. – Коли мы всех прогнали, кого же вы хотите получить?
Мелькнула мысль, что молодец подбивает клинья к ней самой, но тут же эта мысль была изгнана из ее головы самым грубым и бесцеремонным образом:
– Да уж не тебя! Аннетку желаем-с, поняла, тетка?
Мадам Жужу почудилось, будто посетитель, даже не позаботившись размахнуться, изо всех сил стукнул ее в лоб. Конечно, он не двинулся с места, но в голове ощутимо загудело...
– Кого-с? – переспросила она тупо.
– Аннетку! – рявкнул гость. – Оглохла, что ль? Новенькую. Свеженькую. Она у тебя тут всего неделю, а может, чуточку более, но, надо быть, не вся обмята еще, не шибко потаскана. Тертых-то блядей мне не надобно, даже и не подсовывай, и глядеть не стану. Аннетку желаем, вот и весь сказ!
Мадам Жужу перевела дух, который было сперло в первую минуту, и смогла расклеить губы:
– А позвольте полюбопытствовать, вы, сударь, про Аннету откуда знаете?
– А позвольте полюбопытствовать, вы, сударь, про Аннету откуда знаете?
– А твоя забота какая? – вытаращил глаза гость. – Тебе не все равно? Аннетку мне вынь да положь! – И захохотал, довольный каламбуром: – Вот именно, положь! И поскорей, слышь ты, тетка?
– Сударь, – проговорила мадам Жужу, сдерживаясь из последних сил, – соблаговолите объяснить, откуда вы знаете про Аннету. Не то... Не то я дворника за городовым пошлю.
Она брякнула первое, что на язык пришло, меньше всего надеясь, что угроза подействует на этого «красавчика», на котором, правду сказать, клейма ставить было негде... Однако он насторожился и даже пригнулся, словно хотел сделаться меньше ростом, а может быть, даже и незаметным.
– Ладно тебе, тетка! – молвил примирительно. – Чего ты скачешь, что карась на сковородке? Городового сразу... Прыткая больно! Я б тебе все обсказал, кто и что мне про Аннетку говорил, да беда, не знаю я, как того служивого звать-величать. Гусар такой был... усатый.
– Усатый? – переспросила мадам Жужу. – Гусар? В мундире?
– А как же! – солидно кивнул гость. – Само собой!
– И где же вы встретились с этим гусаром?
– Да где-где! Известное дело! В кабаке! Знаешь небось «Бочку» на пристани? Ее Тимофеич держит, ну, рыжий такой, будто огнем обжаренный, его так и кличут – Паленый! Вот там я гусара и встретил вчера. Только что с твоего притона пришел, еще не в себе от Аннетки был. Ну и начал соловьем заливаться: мол, такая-сякая-немазаная... Я губу-то и раскатал! Ну припало – аж не могу! Штаны порвутся, коли Аннетку мне не предоставишь, слышь, тетка!
Мадам Жужу смотрела на него не мигая. Гость врал как сивый мерин, врал и не краснел. Глаза у него были бесстыжие, чистые-чистые!
Все про него мигом стало ясно мадам Жужу. Не зря она чуяла фальшивку. Вот и проговорился, Он, конечно, завсегдатай этого портового кабака, в который шляются одни только грузчики. Наверняка и сам грузчик. Но откуда у него взялось это приличное, более чем приличное платье?
Да ладно, ограбил кого-нибудь, всего-то и делов, для таких, как он, это раз плюнуть.
Но все прочее...
Гусар – в мундире! – в кабаке у какого-то рыжего Тимофеича на пристани рассказывал ему про Аннетку, с которой только что забавлялся в постели! Чушь, тут каждое слово было чушью! Ну, может, и имелся какой-то кабак близ пристани, и, очень даже запросто, держал его рыжий кабатчик по прозванью Тимофеич, но чтоб туда сунулся одетый по форме гусар... При тех порядках, которые в городе N наводило воинское начальство, это было бы сущим самоубийством. Вмиг разжаловали бы – и на Кавказ!
Ну хорошо, предположим, все же сыскался какой-никакой самоубийца и, рискнув угодить под разжалование, потащился на пристань, где в кабаке напился и начал хвастать своей удалью молодецкою, обретенной в постели у шлюхи Аннетки. И возбудил этого вора так, что он и сам Аннетку страстно возжелал. Но ведь это вранье! Никто, ни гусар, ни штатский, не мог похваляться своими успехами у Аннеты просто потому, что ее никто и в глаза не видел! Она исчезла, исчезла бесследно, и все поиски, предпринятые мадам Жужу, были напрасны. Создавалось впечатление, будто она искала не живую девушку, а вчерашний день, гонялась за призраком, за дуновением, за развеявшимся ароматом! Конечно, что и говорить, все эти поиски были не слишком действенны, ведь их приходилось предпринимать тайно от всех – и от полиции, и от господина Хвощинского. И как ни хотелось мадам Жужу просто-напросто послать к Хвощинскому, чтобы удостовериться: Анюта не воротилась под крылышко опекуна, – она не могла: ведь Константин Константинович мигом потребовал бы у мадам Жужу вернуть деньги, которые определял на содержание своей подопечной. Он ведь весьма прижимист, не сказать – скуп, этот господин Хвощинский, хотя на себя средств не жалеет! Стоит вспомнить его модные, порою не по годам и не по положению, франтоватые галстухи, перчатки, сапоги. А чего стоит запах самой дорогой и подлинной кельнской воды?
Что?!
Мадам Жужу тихо ахнула. Чуткие ноздри ее затрепетали. Она забыла обо всем на свете и о мыслях своих, зато она вспомнила... зато вспомнила, где слышала прежде именно этот аромат, который насторожил ее в госте... кельнская вода... Хвощинский!
Вот те на... Вот почему казалось, что гость одет с чужого плеча! Вот почему ощущалось в нем нечто знакомое!
Она почти не сомневалась, что угадала. Итак, Константин Константинович прислал к ней проверяльщика, приодев его в свое ношеное платье, чтобы придать ему лоску и отвести глаза мадам Жужу. Это значит, что Аннета к нему не вернулась, а он решил навести об ней справки.
О нет, тут что-то не так. Хвощинский мог и сам прийти или написать мадам Жужу и спросить, как дела у Аннеты, достигла ли она того уровня изощренности, какого он желал. Но зачем прятать это вполне объяснимое желание под покров тайны? Зачем отводить мадам Жужу глаза? Зачем присылать к ней этого опасного человека, по которому кандалы тоскуют и плачет кнут палача? Да ведь только такую наивную дурочку, как Мюзетка, могут обмануть распутная улыбочка и приманчивый блеск глаз. Опытному взору мадам Жужу в его глазах отсвечивает сталь ножа, а в улыбке чудится волчий оскал.
А что, если... А что, если затем Хвощинский и прислал этого ухаря, чтобы тот, улучив миг, когда останется с Аннетою наедине, взял бы да и прирезал ее?
Эта мысль показалась ужасной, но только в первое мгновение. Гость – сущий Пугачев, на все горазд, сразу видно! Никто случившемуся не удивился бы: что ж, как ни печально признаваться, дело сие в заведениях публичных самое обыкновенное! Конечно, убийца не стал бы дожидаться, когда его закуют в кандалы, – исчез бы, растворился, словно комок соли, в воду брошенный, а что там сталось бы с мадам Жужу и с прочими девицами, какая участь постигла бы ее заведение – на это ему, само собой, было бы наплевать. Так же, как и Хвощинскому!
Но зачем, зачем это добродетельному, благообразному Константину Константиновичу? Ведь, если бы его посланец паче чаяния оказался схвачен, – конечно, скользкий он, что твой угорь, из любой сети уйдет, а все ж и на старуху бывает проруха! – он мог выдать своего работодателя. Страшный риск... ну, видимо, было у Хвощинского, ради чего на этот риск идти.
Ради чего же?
– Ну так что? – послышался нетерпеливый голос, вспугнувший размышления мадам Жужу. – Долго мне Аннетки ждать прикажешь?
Мадам Жужу глубоко вздохнула, набираясь решимости. Теперь главное – не показать виду, что она обо всем догадалась. Но что делать, что делать, о господи?! Признаться посланцу Хвощинского, что Аннета сбежала? Но Константин Константинович непременно потребует возврата денег, определенных на ее содержание. А также возврата долга. И денег по закладной... Ох, нет, это никак невозможно! Соврать, что она здесь, но сейчас занята с другим? Но этот опасный гость может не поверить и останется дожидаться, чтобы привести в исполнение страшный замысел...
Что делать?! Помоги, святая Мария Египетская, бывшая блудница, занимавшаяся греховным промыслом не по нищете, а удовольствия для!..
А впрочем, нет, не ей нужно молиться, а святой Фомаиде Александрийской, которая даровала людям освобождение от плотского исступления. Когда искушал Фомаиду нечестивый свекор, она ответила: «Если ты даже рассечешь меня надвое, я не отступлю от заповеди Господней». Всегда считала ее мадам Жужу унылой ханжой, исконной врагиней всех веселых девиц и блудодеиц, а сейчас вознесла молитву в сердце своем, да какую горячую: «Святая Фомаида, сделай милость, внуши этому нечестивцу отвращение к блуду и притону блудодеяния! Пусть бежит отсюда вон, себя не помня, ног не чуя!»
Однако то ли молилась мадам Жужу не слишком горячо, то ли святая Фомаида сочла ее просьбу неосновательной, а может, святая сейчас была занята кем-то другим – не суть важно, главное, что остуды и отвращения в глазах гостя не проблеснуло. Он по-прежнему был обуреваем желанием если не заполучить Аннету в постель, то разузнать о ней и ее судьбе все, что можно и нельзя.
И вдруг мадам Жужу даже вздрогнула от внезапно осенившей ее мысли. Ох, напрасно, напрасно она усомнилась в Фомаиде! Напрасно уподобилась маловерам! Все же похлопотала за мадам Жужу святая мученица, все же нис-послала ей озарение!
Она холодно поглядела на гостя и брезгливо поморщилась:
– Не напоминай мне об Аннетке! И сам думать о ней забудь! А коли снова увидишь этого гусара, то приглядись, не провалился ли у него нос!
– Какого гусара? – изумленно ляпнул гость, и мадам Жужу лишний раз убедилась в своей проницательности: конечно, все его рассказы были сущими россказнями!
– Какого-какого! – хмыкнула она. – Того, который тебе об Аннетке наплел.
– А почему у него нос провалиться должен? – никак не мог взять в толк гость.
– Да потому, что Аннетку твою кто-то заразил дурной болезнью! Слыхал про французку?
Гость хлопнул глазами, и его смазливая физиономия мигом стала тупой и неприятной: