Рикардо взглянул на Эйми.
- Так ты снова пойдешь туда? Я имею в виду - на Поверхность? Ты снова собираешься сделать это?
- Да, собираюсь, - ответила Эйми. - Знаю, что будет трудно. Но попытаюсь.
- Уже очень поздно, - сказал отец. - Давайте-ка отложим этот разговор, - он поднялся и взял дочь за руку. - Поговорим обо всем завтра, мне нужно время подумать. Спокойной ночи, Эйми.
- Спокойной ночи.
Проходя к себе в комнату, Эйми слышала, как мать что-то шепчет отцу. Он уже, похоже, остыл, и Алисии удастся переубедить его, теперь Эйми была в этом просто уверена. Она раздевалась с чувством исполненного долга и твердила себе, что это сражение осталось за ней.
Город спал. Дорожки и экспрессы продолжали двигаться, унося в разных направлениях немногочисленных пассажиров, тех, кто бодрствовал в этот поздний час - влюбленные парочки, заступивших на дежурство полицейских, сотрудников больницы, которые возвращались домой после ночной смены. А также разные неприкаянные души, что вышли побродить по ночным катакомбам Нью-Йорка.
Эйми стояла на дорожке. Людей вокруг было совсем немного. Вот мимо промчались, перескакивая с дорожки на дорожку, четверо мальчишек. На секунду ею овладело безудержное желание присоединиться к ним. Эйми и раньше выходила иногда на улицу по ночам - просто попрактиковаться, отработать тот или иной прием, когда дорожки почти пусты. А потом возвращалась домой, пока родители еще спят. На медленной дорожке появлялось все больше людей - город просыпался. Родители тоже наверняка проснутся к ее возвращению. Но сегодня Эйми была уверена: они поймут, почему она вышла в город ночью.
Родители ходили вместе с ней на встречу с Элией Бейли и его группой. Детектив оказался высоким темноволосым мужчиной с длинным мрачным лицом. Но оно оживилось и просветлело, когда Шакира представила ему своих новых знакомых. В тот день отец и мать Эйми выходить на Поверхность не стали. Возможно, выйдут вместе с остальными в следующий раз. Она понимала, какое им надо сделать над собой усилие, и от души надеялась, что им хватит мужества на первый шаг. Они придут вместе с ней на следующую встречу с группой - во всяком случае, обещали. И когда сама она научится смотреть на эти бескрайние просторы без страха, так же храбро шагать по земле, как Шакира, что ж, может, тогда именно она выведет их первый раз на Поверхность.
Эйми высоко подпрыгнула, сделала разворот под названием "дервиш", пробежала по дорожке. Под ногами шелестело и гудело серое полотно, она снова слышала его музыку. Метнулась вперед, резко взмахнула руками, перескочила на соседнюю дорожку. И танцевала, перескакивая по серым лентам, пока не приблизилась к линии экспресса. И вспрыгнула на платформу.
Она стояла, ухватившись за поручень, и вспоминала, как впервые увидела на Поверхности проблески рассвета. Снег отливал слепящей белизной, а наверху, в чистом и прозрачном синем небе, ярко пламенел шар солнца. Внезапно Эйми отчетливо осознала, что стоит на шаре из грязной земли, окутанном лишь тончайшей оболочкой воздуха, что сама планета - всего лишь пылинка, затерянная в бесконечном пространстве. И тут вдруг ее охватил ужас, и она метнулась обратно в тоннель, где валялась на полу и ее тошнило от отчаяния и страха. Но рядом всегда были сильные руки Шакиры, готовой помочь и утешить, и ровный голос Элии Бейли, который рассказывал о своих собственных прежних страхах. В тот день Эйми не выходила больше на Поверхность. Просто немного постояла у открытой двери, вдыхая холодный и свежий зимний воздух.
Она соскочила с платформы, снова затанцевала по дорожкам, точно демонстрируя, в какой отличной находится форме. И при этом воображала, что участвует в последней своей гонке. Она уже приблизилась к Хэмпстед-стрит, где ее ждала Шакира. - Улица была почти пуста, витрины магазинов темные. Эйми соскочила с дорожки и подошла ко входу в тоннель. А потом нырнула в него и побежала вперед - быстро, что было сил, пока не начала задыхаться. Добежав до конца, колебалась всего лишь секунду. А потом надавила ладонью на стену.
Появилось отверстие. Приглушенного гуденья дорожек за спиной уже не было слышно. Утренний ветер ударил в лицо. Она была на Поверхности. Одна... Небо вздымалось над головой темным куполом. Она взглянула на восток и увидела проблески первых лучей зари.
Звезды бледнели.
Роберт Сильверберг
РЕШЕНИЕ АСЕНИОНА
Флетчер мрачно взирал на небольшие кучки серого металлического порошка, хранившиеся в шкафу за толстыми стеклами.
- Плутоний-186... - пробормотал он. - Бред какой-то. Полный бред!..
- Весьма к тому же опасный, Лью, - заметил Джесси Хэммонд, стоявший за его спиной. - Можно даже сказать - просто катастрофический!
Флетчер кивнул. Само это словосочетание, "плутоний-186" звучало, на его взгляд, совершенно абсурдно. Такого вещества просто не может существовать в природе. Плутоний-186 - невозможный, невероятный изотоп. Ему недоставало добрых пятидесяти нейтронов. Точнее - "недобрых" пятидесяти нейтронов, судя по риску, который создавало для жизни людей это вещество, распространяющееся и накапливающееся по всему миру. И тот факт, что с чисто теоретической точки зрения существование этого вещества невозможно, вовсе не отменял другой, куда более прискорбный факт. А именно: то, что он смотрит сейчас на добрые три килограмма этого плутония-186. А также то, что во всем мире количество плутония-186 продолжало неуклонно увеличиваться. А вместе с ним - и риск неконтролируемой ядерной реакции, могущий привести к атомному холокосту.
- Ты только взгляни на эти утренние отчеты, - Флетчер помахал перед носом Хэммонда пачкой распечаток, поступивших с компьютера. - Еще тринадцать граммов объявились в лаборатории ядерных исследований при университете в Аккре. Пятьдесят граммов в Женеве, двадцать миллиграммов в этой... как ее... впрочем, ладно, это мелочи. Но в Чикаго, Джесси, в Чикаго целых триста граммов сразу!..
- Рождественские подарки от дьявола, - пробормотал Хэммонд.
- Не от дьявола, нет! От интеллигентных, тихих и страшно серьезных ученых, проживающих где-то в другой Вселенной.. Там, где плутоний-186 не только возможен, но и абсолютно безвреден. Интересно, кто это вбил себе в голову, будто бы мы просто жить не можем без этой дряни? И тащат, и везут ее сюда целыми кораблями! Что мы будем делать с ним, Джесси? Что, скажи мне ради бога, нам делать со всем этим, а?
Реймонд Николаус, сидевший за столом в дальнем конце комнаты, поднял голову.
- Завернем в красно-зеленую блестящую бумагу, завяжем ленточкой и отошлем обратно на корабле, - предложил он.
Флетчер мрачно расхохотался.
- Очень смешно, Реймонд, очень, очень смешно...
И он начал нервно расхаживать по комнате. В тишине просторного помещения гулким эхом отдавались его шаги по плиточному полу. Звук напоминал ему тиканье часового механизма. Все громче, громче, громче...
Он, вернее, все они бились над этой проблемой вот уже целый год, и ощущение, что эти усилия напрасны, возрастало. Неким таинственным образом плутоний-186 начал появляться в лабораториях, разбросанных по всему миру, там, где имелся набор из двух элементов с эквивалентными атомными весами. И вот грамм за граммом, атом за атомом эти парные элементы столь же таинственно начали исчезать - к примеру, равные количества тунгстена-186 или же осмия-186.
Куда девались тунгстен и осмий? Откуда брался этот проклятый плутоний? Более того, как вообще возможно существование изотопа плутония, чьи атомы имели в ядре всего 92 нейтрона?.. Ведь подобное вещество не способно просуществовать и тысячной доли секунды! Плутоний являлся одним из самых тяжелых химических элементов - целых 94 протона в ядре каждого из атомов. Ближайшим стабильным изотопом плутония был плутоний-244, где 94 протона удерживались ста пятьюдесятью нейтронами. И даже при этом плутоний-244 имел неизбежный период радиоактивного полураспада, равный примерно семидесяти шести миллионам лет. Атомы плутония-186, если таковые вообще существуют, должны были бы пройти период полураспада меньше чем за одну целую семьдесят шесть сотых миллионных долей секунды.
Но это вещество продолжало появляться в химических лабораториях вместо тунгстена-186 и осмия-186, и число атомов в нем, как было установлено уже много раз, составляло именно 94. А под номером 94 в таблице значился именно плутоний, это не подлежало никакому сомнению. Определяющей характеристикой плутония было наличие 94 протонов в ядре. Если исходить из одного этого факта, существование такого элемента, как плутоний, теоретически возможно.
И этот необычайно легкий изотоп плутония, этот самый плутоний-186, был наделен еще одной совершенно невероятной характеристикой. Он был не просто стабилен. Он был настолько стабилен, что даже не являлся радиоактивным. Лежал себе за толстым стеклом, выглядел весьма прозаически и не выказывал ни малейшего намерения выдать хотя бы толику энергии.
Ну, по крайней мере, о том свидетельствовали результаты первого теста. А вот второй тест показал наличие позитронной эмиссии, а третий подтвердил этот результат. Проблема заключалась в том, что третьи измерения показали более высокий уровень радиоактивности, чем вторые. А при четвертом замере уровень снова возрос. Ну и так далее - чем дальше, тем больше.
Никто никогда прежде не слышал о подобном элементе с таким порядковым номером или атомным весом, который поначалу был бы стабилен, а затем начинал бы демонстрировать все возрастающую радиоактивность. Никто также не знал, что может произойти, если пустить этот процесс, что называется, на самотек.
Но перспективы, похоже, были самые неутешительные. Наилучшим выходом казался следующий: размельчить это вещество в порошок, а затем смешать его с нерадиоактивным тунгстеном. И действительно, на какое-то время это сработало, но затем тунгстен тоже начал становиться радиоактивным. После использования с той же целью графита получили лучшие результаты, удалось немного снизить выход радиоактивной энергии. Никаких взрывов не происходило. Однако продолжало накапливаться все больше и больше плутония-186.
Единственным имевшим хоть какой-то смысл объяснением - если здесь вообще можно было отыскать смысл - казалось следующее. Веществе прибывало из некоего пока неизвестного места, возможно, из некой параллельной Вселенной, где действовали совсем иные законы природы и сила сцепления атомов была гораздо выше, чем на Земле. Словом, из того загадочного места, где плутоний-186 мог существовать в форме стабильного изотопа.
Но кто и с какой целью посылает этот самый плутоний-186 на Землю?.. На этот вопрос ответа пока что не существовало. Даже догадок не было. Как не было и ответа на более важный вопрос - как приостановить этот процесс. В результате радиоактивного распада плутоний-186 преобразуется, по всей видимости, в обычный осмий или тунгстен. Но двадцать позитронов, которые выделяло каждое ядро атома плутония, в ходе этого распада аннигилировали равное количество электронов. Конечно, наша Вселенная могла позволить себе потерять двадцать электронов здесь, еще двадцать - там. это несомненно. И даже если б продолжала терять эти самые электроны с постоянной скоростью в течение очень длительного времени, никто бы ничего не почувствовал. Но рано или поздно настанет момент, когда общий позитивный заряд от потери электронов нарушит некое равновесие, достигнет таких масштабов, что это сможет привести к весьма серьезным проблемам в симметрии и сохранении энергии. А что произойдет, если равновесие в нашей Вселенной нарушится? Какие ядерные взаимодействия это может вызвать?
Неужели тогда звезды, в том числе и Солнце, взорвутся и начнется образование сверхновой звезды?..
- Это не может продолжаться, - мрачно сказал Флетчер.
Хэммонд скроил кислую мину.
- Вот как? Но мы твердим об этом вот уже полгода, если не больше.
- Пора, наконец, что-то предпринять. Они посылают нам все больше и больше этой дряни. И как, скажи на милость, дать им понять, чтоб это, наконец, прекратилось?
- Они!.. Мы и представления не имеем, кто это такие - "они", - вставил Реймонд Николаус.
- Сейчас это не так уж и важно. Важно другое. То, что вещество продолжает постоянно прибывать. И чем больше его у нас, тем опасность выше. Но как прекратить эти поставки, черт побери?! Мы не знаем... А потому следует найти способ избавляться от плутония по мере его поступления.
- Что это ты надумал, а? - спросил Хэммонд.
Тогда Флетчер, яростно сверкнув глазами - тем самым он как бы давал понять, что никаких возражений не потерпит, - ответил:
- Я собираюсь переговорить с Асенионом.
Хэммонд презрительно фыркнул.
- С Асенионом? Да ты с ума сошел!
- Нет. Это он сумасшедший. Но он единственный, кто может помочь.
Историю Асениона можно было назвать весьма печальной, даже трагичной. И совершенно загадочной.
То был один из самых выдающихся физиков-атомщиков, ученый, которого можно было бы поставить рядом с Рутерфордом, Бором, Гейзенбергом, Ферми, Мейтнером. В двенадцать лет - выпускник Гарварда, через пять лет защитил докторскую диссертацию в Эм-Ай-Ти {MIT, Massachusetts Institute of Technology - Массачусетский технологический институт}, после чего опубликовал целое море совершенно блестящих работ, исследовавших тайны сцепления атомов. В последние десятилетия XXI века ему, казалось, удалось раз и навсегда разгадать все загадки Вселенной, ставившие человечество в тупик на протяжении столетий. А затем вдруг в возрасте двадцати восьми лет он без каких-либо внятных объяснений и предупреждений резко отошел от дел.
- Я потерял интерес, - заявил он. - Физика меня больше не занимает. Почему это я должен тратить единственную жизнь на выяснение строения вещества?
Как все это скучно и утомительно!.. Ведь когда человек, к примеру, любуется Парфеноном, он же не задает себе вопроса, из чего сделаны колонны или какие подъемные устройства понадобились, чтоб установить их там, где они стоят. Главное - что Парфенон существует, что он поразительно прекрасен. Красота - вот что сейчас меня интересует. И со Вселенной то же самое. Я вижу Вселенную, вижу ее красоту и совершенство! Так какое мне дело до устройства лесов и подъемных механизмов? И не только мне. Кому вообще какое дело?..
И он отказался от профессорской должности, ушел из университета, сжег все бумаги и поселился в квартире на двадцать третьем этаже высотного здания в западном Манхэттене, где устроил совершенно изумительный зимний сад-лабораторию. Он собирался проводить там эксперименты по интенсивному цветоводству и огородничеству.
- Ананасовидные, - говорил Асенион. - Теперь я занят разведением гибридов этих удивительных растений... Ананасовидные - вот отныне смысл моего существования.
Ромельмейер, бывший учитель Асениона из Гарварда, приписывал эти квартирные чудачества переутомлению и считал, что месяцев через шесть-восемь все наладится и его ученик снова вернется к работе.
Джэнтзен, на долю которого выпало величайшее счастье первым прочесть совершенно потрясающую диссертацию юного ученого в Эм-Ай-Ти, тоже излучал сочувствие и пытался убедить всех, что Асенион, должно быть, зашел в ходе работы в тупик, что едва не свело его с ума и вызвало столь драматичное решение. "Возможно, он вдруг обнаружил, что смотрит прямо в бездну противоречий. И это тогда, когда ему казалось, что ответ уже найден, говорил Джэнтзен. - Ас чего бы еще ему вдруг сбегать? Но уверяю, в бегах он будет недолго. Это не в его натуре".
Биркхард их Калифорнийского технологического, прежде работавший в той же области, которая затем целиком перешла в ведение Асениона, соглашался с выводами Джэнтзена. "Должно быть, наткнулся вдруг на что-то волосатое и страшное, бедолага. Но настанет день, и он проснется. И в голове у него уже будет готовое решение проблемы. И прощай, всякое там садоводство! К полудню он уже соорудит статейку, которая перевернет с ног на голову все наши представления о ядерной физике. Этим дело и кончится!"
Но Джесси Хэммонд, физик, на протяжении двух последних лет игравший с Асенионом в теннис, смотрел на ситуацию более скептически.
- Он сошел с ума! - говорил Хэммонд. - Крыша окончательно съехала. И в себя он уже никогда не придет!
- Думаешь? - спросил Лью Флетчер, который тоже некогда был довольно близким другом Асениона, хоть и не играл с ним в теннис.
Хэммонд улыбнулся.
- Даже не сомневайся. Примерно года два назад начал замечать. Взгляд у него иногда становился такой странный и нехороший. И в теннис играл все хуже и хуже. Его подача, а он даже не смотрит, куда подает.
А когда проигрывал, сразу чувствовалось, что ему плевать, И знаешь что еще? Да за весь последний год он ни разу не сделал ни одного крученого паса. А это очень о многом говорит. Ведь прежде он только и знал, что подкручивать мячи. А теперь ему все равно, играет спустя рукава. Полное безразличие. Я еще тогда сказал себе: "У этого парня крыша поехала, никак не иначе".
- Или же он работает над проблемой, которая занимает его куда больше тенниса.
- Да без разницы, - сказал Хэммонд. - Нет, Лью, точно тебе говорю: он окончательно свихнулся! И уже никогда не придет в себя.
Разговор этот состоялся примерно год назад. За все последующее время не произошло ничего, что могло бы изменить мнение друзей. Загадочное появление на Земле плутония-186 не вызвало никаких комментариев у Асениона, продолжавшего обитать у себя в пентхаусе на Манхэттене. Не заинтересовал его и теоретический спор между ведущими физиками, бурно обсуждавшими фантастическую возможность существования параллельных миров. Он продолжал торчать взаперти в компании со своими ананасовидными, в квартире, из которой открывался потрясающий вид на улицы Манхэттена.
"Что ж, - подумал Флетчер, - возможно, Асенион действительно свихнулся. Но не потерял же он остатки разума и память. И еще... может, у него все же имеются одна-две идейки касательно..."