Здесь покоятся двое: муж с женой, брат с сестрой и отец с дочерью.
Больше никаких указаний не было. Как фамилии умерших? Кто они по происхождению? Когда родились и когда скончались? Это была какая-то тайна, и тайна, по-видимому, немалого значения. Что здесь: роковая случайность, любовная ошибка или что-то ещё более трагическое? Вспоминая слова ямщика, я действительно видел перед собой поведанное возницей, мне ясно представилась теперь несчастная графская чета, которая была угроблена старухой-злодейкой и теперь лежит здесь в холодной земле. А вот и дочка-малютка, раскладывающая цветочки на могиле своих родителей. А вот и старуха, которая так или иначе послужила причиной сиротства невинной крошки, старуха-нянька, у которой, как сказал ямщик, смерть где-то заблудилась. Какая странная ирония судьбы! Кому пора давно умереть - живет, а кому нужно жить умирает. Я смотрел на малютку и сердце мое сжималось от жалости и сострадания. Бедное дитя, ты родилось с несчастьем и будешь расти, не зная родительской ласки. Взгляд её печальных глаз пронизывал мою душу, вызывая глубокое возмущение теми, кто помешал детскому счастью. Мне даже казалось, что взгляд этот вызван ошибкой всего человеческого, укоренившего в своей среде ряд ненужных условностей, вредных логике самой жизни, её законам непорочного бытия. С подавленным чувством я отошел от таинственной могилы.
- Поедем, сударь, а то кони еле стоят, так овод донимает, - завидев меня, закричал ямщик. Я ускорил шаги и подойдя к возку, забрался в кузов. Искусанные оводом лошади, не дожидаясь понукания, дружно рванули возок, и мы поехали дальше, вынужденно подставляя свои лица жгучим солнечным лучам.
- Ну, видел судьбу-то, какая она есть? - спросил возница, повернув ко мне свое запыленное лицо.
Я кивнул в знак согласия или утверждения головой и продолжал думать действительно только о том, что видел. Перед моим взором неотступно стояла девочка-малютка таинственного происхождения.
Вскоре стали попадаться пригородные постройки, сады, огороды. Виднелись белые здания (церкви), пожарные каланчи, вышки. Слышался звон вечернего колокола и гудки маневровых паровозов. День явственно клонился к вечеру и жара спадала. Еще немного терпения и я уже сидел в прохладной комнате Ивана Дементьевича за стаканом душистого чая, рассматривая постаревшее лицо своего университетского товарища. После обычных приличествующих расспросов, удовлетворив взаимное любопытство, я обратился к нему:
- Ваня, скажи пожалуйста, что за странная история произошла с каким-то графом в вашей местности? Сейчас, проезжая мимо вашего кладбища, я видел печальную картину: на одной безымянной могиле молились дряхлая старуха и маленькая девочка.
- А ты прочел надпись на могильной плите? - в свою очередь спросил меня друг.
- Ну, прочел конечно. Только скажу по правде, что из этой надписи я ничего не понял. Тут явно какая-то тайна.
- И представь себе, действительно тайна да ещё какая, большого мистического значения. Мне пришлось много повозиться с её подоплекой, даже за границу съездить. Но в этом деле, как выяснилось следствием, живых виновных лиц не оказалось, а мне важно было выяснить причины, породившие смерть графской четы. Работы было непочатый край, и все-таки несмотря на всю сложность и запутанность коллизий нам удалось, изучив отдельные известные моменты, разгадать загадку и представить в канцелярию особо важных дел в Петербурге доклад в подробном изложении.
Не странно ли звучит, на твой взгляд, в ушах юриста выражение "Преступление без виновников", а таково резюме следствия. К тому же этому запутанному делу суждено покоиться в архиве, а мне не дано право огласки. А то можно было бы написать архи-романтическую повесть, от которой у многих бы глаза разгорелись, а кое-кому возможно и не поздоровилось бы. Но на нашем докладе государь-император начертал: "Предать забвению и не разглашать". Конечно, в этой ужасной трагедии не могло совсем не быть виновных, но виноваты были не физические лица, а дурные обстоятельства. Вся загадочная история обязана своим происхождением человеку, небрежно и дурно воспитанному окружающей его средой. Здесь не просто неосторожная случайность, а скорее роковая ошибка, явившаяся закономерным следствием разнузданных страстей того же порочного человека.
- В чем же все-таки дело, я никак не могу понять? Ты все время говоришь загадками, доверься мне и расскажи, как было дело.
- Подожди, дай время и ты узнаешь эту загадку во всех её подробностях, - перебил меня Иван Дементьевич. - Сегодня я хочу разделаться с тяжестью, которая безысходно давит мне душу, хочу поделиться с тобой своим нравственным возмущением. Ты говоришь, мол, видел на кладбище горькую картину: девочка раскладывает цветочки на могиле своих родителей? Скажи, чье сердце не дрогнет, наблюдая несчастное дитя, которое, благодаря безумию своих родителей, вынуждено всю жизнь страдать по милости в первую очередь тех, кто её народил. Радо или поздно дитя это узнает тайну своего происхождения и тогда оно не останется безразличным к тем, кто от укора своей преступной совести, скрылись от людей, от молвы, от самих себя... И грустно, и обидно. Если допустить, что данное событие есть просто результат случайности, опять же будет торжествовать порок, скрытый флером необдуманности животной страсти. Я поделюсь с тобой этой историей и как-нибудь на досуге ты поймешь, какое значение она имеет для всех времен и народов. Пусть она произошла среди аристократии, но будь это интеллигенция, будь это крестьянская или рабочая среда, все равно, кто может поручиться, что под влиянием вскипевших животных страстей, под дикими парами человеческой низости и безумия не может ещё раз повториться что-либо подобное, когда самый невинный и святой плод возникает из безумного животного влечения двух различных полов. Мне кажется, что ученые, люди, изучающие природу в тиши своих кабинетов, гораздо более знают малые творения этой природы, птиц или пресмыкающихся, чем собственную суть, чем сами себя. Вообще, человек ещё недостаточно прислушивается к голосу собственного разума и часто в ущерб себе же самому и тем более в ущерб обществу, его моральным устоям в первую очередь выполняет требования своей похоти, выдавая их для собственного успокоения за требования якобы своего сердца. В том-то и заключается ужас стихийных проявлений страстей, гонящих свои жертвы на алтарь всесожжения. Не странно ли, человек борется за существование, за выживание, гонится за призрачным счастьем, жадно хватает его и вдруг, оборвавшись, падает вниз, в пропасть, из которой нет возврата. Так молния поражает путника, почти достигшего желанной цели. Так апоплексический удар сражает уже выздоравливающего. Так первый же бокал шампанского с ядом умерщвляет счастливо повенчанную чету. Вот так представляется мне эта трагическая история с её бессмысленным ошеломляющим финалом.
Иван Дементьевич отвернулся к окну и задумался. По его лицу скользнула тень горестных воспоминаний. И кто знает, может быть, в этот самый миг перед ним пронеслись знакомые картины этого бессмысленного финала. Не этой ли историей отчасти вдохновлялся творец "Ады", кажется, Витковские находились в далеком свойстве через князей Ч*** с могущественной династией министров иностранных дел, которая на заре Ха-Ха века отпочковала литературный росток... Впрочем, чу! Палец к губам. Еще не время и не место называть имена главных действующих лиц давней трагедии. Призраки слышат и знают все, они добры к чистосердечным исследователям и чрезвычайно злы и мстительны к лихоимцам.
ГЛАВА II,
ИЗ КОТОРОЙ МОЖНО ВЫВЕСТЬ ЗАКЛЮЧЕНИЕ, КАК ВАЖНО СМОЛОДУ ПРАВИЛЬНО ВОСПИТЫВАТЬ ДЕТЕЙ, А РАВНО И ТО, ЧТО ЛЮБЫЕ ПОСТУПКИ, ДОБРЫЕ ИЛИ ЗЛЫЕ, НЕ ОСТАЮТСЯ БЕЗ ВОЗДАЯНИЯ
Дня через три я закончил свои служебные дела и, улучив удобную минуту, напомнил Ивану Дементьевичу об его обещании рассказать про таинственную могилу.
- Пойдем-ка в сад, там прохладнее, - предложил он, взяв меня под руку.
Мы вышли в сад. Густая зелень деревьев давала восхитительную тень, образуя живительную прохладу по всему саду в это жаркое время года. Спелые фрукты манили к себе одним своим видом, не говоря уже об аромате. Где-то чирикала неутомимая птичка, а в пышной траве стрекотали кузнечики.
Иван Дементьевич нарвал румяных яблок, и мы забрались в беседку, искусно обсаженную виноградной лозой.
- Надеюсь, ты запомнил, что видел на горизонте лес, к которому подходила дорога? - спросил меня Иван Дементьевич, усаживаясь в плетеное кресло и предлагая мне большое румяное яблоко.
Я утвердительно кивнул головой, взял яблоко, а мой собеседник продолжил:
- Вот там и находится имение графов Витковских. Да, когда-то это было действительно очень большое имение со многими полями и поемными лугами, немало было там лесов и садов. Сейчас мало, что осталось, а лет тридцать тому назад было на что посмотреть и полюбоваться.
- Вот там и находится имение графов Витковских. Да, когда-то это было действительно очень большое имение со многими полями и поемными лугами, немало было там лесов и садов. Сейчас мало, что осталось, а лет тридцать тому назад было на что посмотреть и полюбоваться.
Мне тогда было лет пятнадцать, и я часто в летнюю пору любил бегать в это имение: половить рыбу в его прекрасном чистом пруду и поиграть на скрипке или просто пошалить с молодым графом Евгением, моим сверстником.
Как сейчас помню: за плотиной пруда стояла старая мельница и небольшой завод, а по другую сторону пруда располагалось большое село Витковское. В селе имелись несколько торговых лавок, церковь, кабак и школа. В верховье пруда вдоль нешумной речки Витковки раскинулся громадный парк со столетними деревьями, тенистыми аллеями, водяными фонтанами и мраморными изваяниями дивной красоты.
Перед парком на высоком берегу пруда находилась усадьба графов Витковских, состоящая из большого дома с колоннами и различными архитектурными изысками. Позади дома был фруктово-ягодный сад, в центре которого был устроен мощный водяной фонтан с бронзовыми фигурами и большим бассейном, в котором плавали золотые рыбки. Около фонтана был разбит роскошный цветник, где росли розы редкостных пород. По углам цветника были расставлены мраморные статуи римских богов и богинь, среди которых меня особенно занимала фигура Януса, двуголового бога человеческой сущности. В стороне от господского дома стояло двухэтажное здание, в нижнем этаже которого помещалась контора, а в верхнем жил управляющий имением Карл Иванович Розенберг со своей, к сожалению, бездетной супругой Матильдой Николаевной. Далее шли разные службы, людские постройки, конюшни, коровник, амбары, склады, погреба и тому подобное. Вся усадьба была огорожена крепким забором, имевшим несколько калиток в парк и входные каменные ворота с железными полотнищами, у которых день и ночь дежурили сторожа.
Лет за двадцать до крестьянской реформы граф Михаил Андреевич Витковский, будучи офицером и сражаясь на Кавказе с горцами, был убит. Его жена, графиня Анна Аркадьевна, похоронив мужа, уехала с Кавказа со своим маленьким сыном Евгением в родовое имение Витковских и, поселившись в нем на постоянное жительство, занялась хозяйством, предоставив Евгению развиваться согласно теории Руссо, как ему вздумается.
Анна Аркадьевна была среднего роста, худощавая с матово-моложавой наружностью, резко отличавшей её от своих сверстниц. Нелегко было определить её истинный возраст и по той причине, что она умела быть и подвижной, и девически-застенчивой особой, не терявшей своего достоинства даже в деревенской обстановке. Ее многие сватали, но она всем отказывала, твердо решив на всю жизнь остаться вдовой, и не снимала траура по любимому мужу.
Евгений рос бойким, смышленым подростком. Он любил игры и забавы, сегодня сказали бы, занимался спортом, хотя тогда это не выделялось, учился хорошо, что в свою очередь не мешало ему быть большим забиякой и проказником в нашем училище.
Графиня очень любила единственного сына и часто баловала его дорогими подарками. У него был целый зверинец: медведи, лисята, орлы, певчие птицы, попугаи и, конечно, кони. На последних мы часто гарцевали по парку, изображая охотников в американских непроходимых дебрях. В подобных случаях мы вооружались муляжными карабинами, надевали специальные пояса, к которым привешивали деревянные кинжалы, оклеенные серебряной бумагой, потому что графиня строго-настрого наказала не играть с настоящим оружием. Иногда Евгений надевал черкесский костюм и лихо скакал сквозь крапивные заросли, превращаясь в воинственного горца, поражавшего игрушечной сабелькой "несметные полчища врагов".
Анна Аркадьевна всегда была со мной ласкова, и я часто оставался ночевать в их гостеприимном доме, временно покидая укромный уголок в квартире моей тетки, городской учительницы. В такие вечера мы с Евгением любили заниматься музыкой и при содействии музыканта-гувернера и любезной хозяйки осваивали фортепьянное и скрипичное искусство.
Сразу признаюсь, что хотя Евгений и называл меня другом, я не мог в полной мере отвечать ему тем же. Мне уже тогда не нравилось в избалованном барчуке его развязность и неумение пристойно держать себя в женском обществе. Я знал, что Евгений успел достаточно развратиться ещё в детском возрасте и на его совести лежало не одно грязненькое дельце, благо бессловесных рабынь в имении хватало. Откровенно говоря, он был порядочным ловеласом, несмотря на юный возраст, но все-таки я любил его, любил за то, что вопреки испорченности он мог быть весьма отзывчивым, не гордился высоким происхождением и мгновенно откликался на просьбы нуждающихся в помощи людей. Одним словом, Евгений легко признавал свои ошибки и не скупился на чистосердечные извинения.
Графиня же не хотела замечать недостатков сына и все доходившие до неё слухи относила к разряду сплетен.
В доме Витковских была одна замечательная дворовая женщина. Она была кормилицей и нянькой ещё Анны Аркадьевны и будучи страстно привязана к своей воспитаннице, к своей "Аннушке", осталась при ней на всю свою долгую жизнь. Витковская также любила свою "мамку" и дорожила ею, как самым преданным другом. Эта женщина, Филиппьевна, выняньчила и Евгения, которого любила уж точно больше своей жизни.
Так мы с Евгением росли и учились, дружили, пока не закончили предварительное образование и не разъехались по разным учебным заведениям высшего порядка. Я поступил на юридический факультет Московского университета, а Евгений - на медицинский в Петербурге, где в этом столичном городе у него жила родная тетка, княгиня Ч***.
Свезя сына в Петербург и устроив его во дворце своей сестры, Анна Аркадьевна вернулась в уральское имение и стала жить в одиночестве, мысленно успокаивая себя неизбежностью такого положения. Она была почти уверена, что Евгений не скоро вернется в родовой дом, не скоро осушит слезы тоскующей матери. Она знала, что княгиня была большая охотница до путешествий и поэтому будет каждое лето таскать её сына по разным европейским центрам. Такое предположение только усиливало материнскую тоску и графиня не знала, чем заняться, за что ухватиться, чтобы как-то притупить остроту переживания, чем-нибудь заполнить ту пустоту, то лишение, которое она вынуждена была ещё раз испытать после смерти мужа.
Надо заметить, что у Витковской на Дону жила двоюродная сестра с отчасти похожей судьбой. Выйдя замуж за боевого офицера, кузина также овдовела через два года после брака. На руках у вдовы осталась малютка-дочь и кузина решила второй раз выйти замуж. Новый брак оказался совсем неудачным, муж буквально вскоре показал свое истинное лицо пьяницы, драчуна и скандалиста. Своей распутной жизнью он довел бедную женщину до того, что она впала в безденежье, в острейшую нужду и вынуждена была обратиться за материальной помощью к Витковской. В подобных случаях Анна Аркадьевна никогда не отказывала, тем более близкой родственнице, чувствуя к тому же определенную обязанность в отношении своей заочной крестницы, маленькой Тани Паниной.
Подобные отношения между кузинами продолжались лет десять. Им Витковская периодически высылала деньги, а Панина-старшая отвечала благодарностью за помощь, при этом сообщая в письме крестной матери об успехах её подрастающей крестницы. Таня, естественно, знала, что у неё есть знатная тетка, её крестная мать, и хотя никогда не видела Анну Аркадьевну, заочно любила и чтила её и иногда, выучившись грамоте, тоже писала ей письма, жалуясь на грубости отчима. Анна Аркадьевна в свою очередь жалела Танечку, советовала поскорее набираться ума-разума и по окончании училища побывать в Витковском, где ей будет устроена достойная встреча с любящими родственниками.
Шло время. Обстоятельства изменялись. Жизнь не стояла на месте. Старое старилось, молодое росло. События развивались одно за другим. Кому суждено умереть - умирал, кому родиться - родился. Пришло время, и в семье Паниных стряслась беда. Именно эта беда и стала первопричиной дальнейшей жуткой трагедии, которая наверняка имеет немного аналогов в отечественной истории. Это у древних греков подобное происходило открыто, но древнегреческих отступников неумолимо карал рок, всевидящие боги с Олимпа.
Маленькая искорка зажгла и спалила сыр-бор. Однажды Анна Аркадьевна сидела на веранде и грустила по отсутствующему Евгению, как старушка-няня принесла ей на подносе только что полученное с Дона письмо. Витковская вскрыла конверт и, вынув послание, стала читать.
"Дорогая тетечка, крестенька, - писала Таня, - нас постигло большое несчастье. Моя маменька заболела скоротечной чахоткой и умерла. Я осталась круглой сиротой и сейчас нахожусь в таком горе, которое не передать никакими словами. Отчим запил ещё сильнее и пропивает все, что попадается под руки. Оставаться дальше с ним я не хочу, а уйти некуда. Милая крестенька, помогите своим добрым советом. Научите меня, как дальше быть, может уйти в монастырь. Мне исполнилось всего лишь четырнадцать лет и додуматься до правильного решения сама я не могу. Остаюсь в ожидании ответа. Ваша крестница, Таня Панина".