Воры в законе и авторитеты - Сергей Дышев 12 стр.


Но криминальный мир вряд ли проявит подобную гуманность. И вряд ли Агий сотоварищи заторопится приехать в родимый Тольятти. И есть на то убедительные доводы. К слову, не успел его подельник Мухин выпорхнуть на волю, как тем же летом был убит. И, надо полагать, не случайно.

Недолго просидел в тюрьме и Владимир Вдовин. Его выпустили за недоказанностью преступлений.

3 декабря 1997 года вышло на свободу и другое криминальное «светило» – Дмитрий Рузляев. В том году он дважды арестовывался сотрудниками по борьбе с оргпреступностью. 2 февраля в его куртке нашли пистолет. Казалось бы, чего еще надо? Но – отпустили под подписку о невыезде. Он тут же скрылся. Его стали искать и нашли на квартире по проспекту Степана Разина. Там же обнаружили и пистолет Макарова с патронами. Оружие было тщательно протерто, завернуто в тряпицу и спрятано в туалете. Экспертиза установила, что оба пистолета в прекрасном состоянии и соответствуют своему назначению. Кстати, впервые за ношение оружия Диму Большого задержали еще тогда, когда он был малым и юным. Говорят, что в кармане его брюк нашли «ПСМ» (пистолет самозарядный малокалиберный). Дима уже тогда проявил редкую сообразительность и находчивость, заявив, что пистолет вовсе не его. Ему тут же поверили и отпустили. Что и говорить, спустя годы мудрости у Дмитрия Андреевича добавилось. Он категорически не признал своей вины. На пистолетах отпечатков не было. И суд, учитывая положительные характеристики, отсутствие судимостей, дал Рузляеву всего два года условно за хранение оружия. И постановил освободить прямо в зале заседаний.


...В день нашего с коллегой отъезда в Москву было совершено еще одно преступление. На автостоянке близ «АвтоВАЗа» застрелили из пистолета Макарова слесаря цеха механосборочного производства Ивана Буркина. Он 15 лет проработал на заводе, был нештатным сотрудником отдела милиции на ВАЗе. Недавно он помог оперативникам раскрыть крупное хищение запчастей.

Спустя 10 лет...

1 августа 2007 года на заводе была предпринята попытка организовать забастовку. Однако рабочие отказались поддерживать активистов. «Акция протеста» провалилась. Конвейер не остановился. Официально ее инициатором выступил альтернативный вазовский профсоюз «Единство». На самом деле реальным организатором неудавшейся забастовки мог быть кто угодно: криминальные структуры, бывшие топ-менеджеры предприятия, иностранные профсоюзы. Одна из вероятных причин конфликта – сходятся во мнении жители Тольятти, бывшие сотрудники «АвтоВАЗа», местные чиновники, руководство завода – это месть криминала, отлученного от вазовской «кормушки». Как считает Геннадий Кузнецов, директор по безопасности «АвтоВАЗа», акцию могли спровоцировать именно те структуры, которые раньше имели возможность по-крупному воровать с завода, но с приходом на «АвтоВАЗ» ГУП «Рособоронэкспорт» оказались не у дел. «В 1990-е годы „АвтоВАЗ“ делили многие, – говорит Геннадий Кузнецов. – В то время действовало несколько организованных группировок, которые „крышевали“ дилеров. Нынешнее руководство эту практику почти полностью ликвидировало. Значительно снижено количество фирм-посредников. Так что я не исключаю, что теперь некоторые криминальные или полукриминальные тольяттинские структуры предпринимают попытки дестабилизировать ситуацию на заводе и снова попытаться провернуть свои криминальные делишки».

Клос и «отмороженная» банда

Олег Шеменев попал в поле зрения правоохранительных органов в 1989 году. Ныне ему тридцать лет от роду, в преступном мире известен как Клос, а также как Борода – когда отпустил соответствующую растительность. После службы в Группе советских войск в Германии постоянной работы не имел. Занимался восточными единоборствами. Ироничный, с чувством юмора, коммуникабельный, мстительный, беспощадный. Он умел подавлять одним взглядом своих пронзительных глаз. Его непредсказуемость и жестокость шокировали даже его ближайшее окружение.

В родной Ивантеевке Шеменев одним из первых начал заниматься квалифицированным вымогательством. Сколотил бригаду и доил едва оперившуюся коммерцию. В 1990–1992 годах начались крупные разборки за передел сфер влияния. Он всегда обостренно чувствовал опасность и вовремя уходил из района, где ему готовили неприятности. В 1990 году Шеменев с ивантеевской бригадой разгромил кафе «Восход» на Бабушкинской улице. Чеченцев избивали битами, кого-то убили. Занималось этим уголовным делом 105-е отделение милиции. Но безуспешно: Шеменева, задержав, вскоре отпустили. Позднее его не раз арестовывали за разбойные нападения, вымогательства в Москве. Но он, подобно оборотню, всегда непостижимым образом уходил от наказания: всякий раз следствие не могло доказать его вину, а свидетели и потерпевшие неожиданно меняли показания. Клос славился умением организовать их «обработку». И быстро выходил на свободу, заставляя уважительно говорить о себе: «Клос – бандит с головой». Знал он и некоторые тонкости юриспруденции, как, например, уходить от уголовной ответственности. Не исключено, что его научили этому спецы из правоохранительных органов.

Он переехал в Мытищи, где с 1991 по 1994 год снова работал «по профилю», подмял под себя местных бойцов, в том числе братьев Жигановых – сыновей Ростика, ныне покойного вора в законе. Занимался тем же: квалифицированными вымогательствами, наркотиками – от хранения до распространения. И сам пристрастился, нюхал кокаин. Когда начались крупные разборки с расстрелами в Мытищах, Ивантеевке, Клос благоразумно отошел в Солнцево, прибрав с собой часть мытищинской братвы. Это не очень понравилось ворам, тому же Ростику. Сильвестр, солнцевский авторитет, в их глазах не выглядел достойным человеком, не имел с ними ничего общего и по устоям, и по жизни. Поэтому братве порекомендовали вернуться обратно. И часть «братишек», последовав совету, ушла от Шеменева.

Обстоятельства вынудили Клоса перейти на нелегалку: у него появилось слишком много врагов. Ему явно не хватало авторитета в воровском мире, опыта, прозорливости и других качеств для управления весьма непростой структурой – преступной группировкой. В банде началось брожение, она стала сыпаться, как дом из песка, упала дисциплина. В такой ситуации, чтобы сохранить остатки авторитета, Шеменеву ничего не оставалось, как сделать ставку на крайний беспредел. Деваться было некуда: с одной стороны – милиция, правоохранительные органы, жаждущие засадить его за решетку, с другой – недруги из преступной среды. И все же довольно сильный костяк банды Шеменев сохранил и подчинил себе. Он гнул свою линию: воры нам не указ, пусть сами воруют, нечего им за наш счет кормиться. Авторитетов для него не существовало. Перестал отстегивать в воровской общак. «Отвязался». Среди воров таких называют отмороженными, ведь они не чтут «старых добрых» воровских законов.

Тех, кто заявлял, что им с ним не по пути, находили в канаве с простреленной головой. Братва стала бояться его непредсказуемости. Только что Клос мог улыбаться, легко подшучивать, а в следующее мгновение буквально схватить за горло. Его сравнивали с крысой за способность урвать, утащить из-под носа кусок.

В Мытищах Шеменев уже не появлялся, там у него на подстежке были свои люди. Именитый вор в законе Паша Цируль прослеживал выходки заборзевшего Клоса, посылал разобраться своих людей: для него Шеменев был «никто и звать никак». Мытищинские авторитеты безуспешно пытались вытащить Шеменева на стрелку. Он дерзко игнорировал их, буквально проезжая мимо, поплевывал в окно. Клос больше всего ценил свою свободу.

Действовал он чаще на территории Москвы: коммерсантов много, была возможность лавировать. Он разработал хитроумную систему передачи денег, которые ему выплачивали коммерсанты. Передавались они через нескольких посредников, перебрасывались по пути следования из машины в машину. Доказать вымогательство было почти невозможно. Поборы были так велики, что некоторым фирмам приходилось закрываться. Шеменев неплохо знал негласные методы работы милиции, возможно, этой методике его тоже обучил кто-то из сотрудников правоохранительных органов. Перейдя на нелегалку, стал крайне подозрительным, чему способствовали и ломовые дозы кокаина: всюду мерещились милицейские «хвосты».

Заместитель начальника отдела РУОПа по Московской области Юрий Орлов вспоминает: «В феврале 1997 года нам была поставлена задача: ликвидировать банду. Отдел освободили от других задач. Кроме Шеменева, мы никого не знали. Кто входил в его окружение, где проживали? Все его „соратники“ – ивантеевские, мытищинские, московские, пушкинские „бойцы“ еще в 1992 году съехали с мест прописки, исчезли вместе с семьями. В огромной Москве и области предстояло найти места, где бандиты отлеживались после преступлений. По одному-двум телефонам, по пейджеру, по которым поддерживали связь члены банды, определяли вероятные места, рисовали схемы. Проверили около 600 телефонных номеров, ездили по адресам зачастую на своих машинах. И уже через месяц выяснили, что преступники снимали дорогие, комфортабельные дачи в престижных районах, к примеру, в Одинцове. Хозяева тоже были не простые: артисты, депутаты, бизнесмены; съем оформляли через подставных лиц. Платили за дачу от 3 до 5 тысяч долларов в месяц. Деньги крутились бешеные. И их надо было все время добывать».

Немало вымогательств, разбоев числилось за бандой и в Московской области. Но доказать их было трудно: потерпевшие, свидетели отказывались писать заявления, давать показания. «Да, я знаю людей, которые вымогали у меня деньги, знаю, где живут, но говорить не буду, потому что знаю, чем это кончится», – слышали оперативники в подобных ситуациях. Милиции потерпевшие не верили. Не верили, что сможет их защитить. Как в такой безвыходной ситуации доказать факт преступления?

И все же оперативники вышли на коммерсанта, которого вымогательства довели до последней черты, хотя пришлось долго убеждать его в том, что милиция – единственная сила, которая реально сможет ему помочь. Новиков, назовем его так, прошел через все стадии унижения, издевательств и насилия. За три года общения с Шеменевым и его подручными он превратился из преуспевающего бизнесмена в морально раздавленного, психически надломленного человека. Даже по понятиям криминального мира есть пределы, переступать которые недопустимо: зачем разорять бизнесмена, за счет которого кормишься? Но для Клоса и его отморозков давно уже не существовало никаких норм. Однажды он привел своих людей: «Вот познакомься, твои новые сотрудники!» Новиков подчинился, ввел в штат заместителем по производству Александра Михеева, самого пожилого члена бригады, 1952 года рождения. Тот был осужден в 1986 году на три с половиной года по 89-й статье УК РФ. Вторым был Денис Николаев, студент юрфака четвертого курса Гуманитарного института, женатый, с юношески пухлыми губами. Будущего правозаконника поставили юристом фирмы. Оба регулярно получали зарплату, контролируя при этом все доходы Новикова.

Шеменев умел выжать из человека все. И если кто-то его заинтересовал, он мог быстро расположить этого человека к себе. Студента Николаева подкупил выгодной работой: и для тебя хорошо, и для юридической практики. Знал бы тот, на что соглашался! Повязал, замазал в вымогательстве. Мертво зацепил. Какой теперь юрфак, юноша! Учить тебя буду я!

И к Михееву нашел ключ. Подкупил дешевым приемом: послал своих бойцов, чтоб наехали на него. Потом на «Мерседесе-600» приехал сам, устроил демонстративные разборки: «Это, мол, кто тут такие? Солнцевские? Я сейчас с ними разберусь». «Разбирался», посмеиваясь в сторону. Михеев принимал все за чистую монету и по гроб жизни был ему благодарен: выручил, спас! В другой раз подослал людей, чтобы вытащили из машины Михеева магнитофон, колонки. И опять Шеменев «сурово разобрался» – вещи вернули. Михеев стал отрабатывать милости Клоса, постепенно превращаясь в ручную собачку. Любил Шеменев демонстративно унижать Новикова (смотри, как передо мной стелются!) – тот все же был для Михеева директором фирмы. При случае любил козырнуть своими связями. Впрочем, вскоре это уже не требовалось. Ограниченные по рождению и воспитанию, бойцы окончательно деградировали на почве наркомании, с трудом складывали мысли из нескольких слов – и то из лексикона рэкетира. Их жены выгодно отличались на фоне своих суженых. Впрочем, семьи тоже были жертвами. За тряпки и машины пришлось заплатить слишком дорого...

Самым молодым членом банды был Константин Карелин, 1975 года рождения, раньше он занимался частным извозом. Его тридцатилетний брат Вадим имел кличку Доктор: доставал кокаин. «Вот приедет Доктор, Доктор нас полечит!» В банде все были кокаинистами, употребляли бешеные дозы: на двоих на сутки – четыре грамма; на наркотики тратились огромные деньги, и уже ничто не останавливало их, когда надо было выбить из жертвы очередную сумму.

В декабре во время очередной встречи одурманенные наркотиками Карелин-старший и Антипкин по кличке Петруха сильно избили Новикова. Он едва пришел домой и тут же потерял сознание. В Институте Склифосовского, куда его отвезли, обнаружили перелом трех ребер, еще в трех – трещины, разрыв легкого. Два года жена Новикова жила в счастливом неведении, не знала о кабале, в которую попал муж. И вот теперь все открылось.

Предел терпения наступил, когда у Новиковых родился ребенок. Через две недели после роддома к счастливой супружеской паре, прогуливающейся с колясочкой, подошел член банды Евстигнеев. Любящий отец двух детей умильно заметил: «Какой хороший ребеночек! Его ушки я тебе пришлю в следующий раз, если ты мне не заплатишь».

Клос всех повязал на крови, практически за каждым членом банды – убийство. Стреляли и в отошедшего от дел соратника, зная, что в машине сидел его ребенок. К счастью, пули прошли мимо. Прикажи Клос, и каждый, не дрогнув, выстрелил бы из гранатомета в детский сад, очередью по толпе. Нравственных норм, запретов не существовало в разрушенных кокаином головах. Клос приучил их к крови, и, как дикие звери, они пили ее, чувствуя все большее вожделение. От кокаина начинались галлюцинации, всюду мерещились собровцы в масках. Но однажды глюки стали печальной реальностью.

...Новиков написал заявление в РУОП, когда понял, что может потерять не только свою жизнь.


Из показаний потерпевшего Новикова:

– Три года назад в нашу фирму пришел неизвестный, представился Олегом. Его еще называли Бородой. Он сказал, что оказывает силовую помощь коммерческим организациям, собирается предоставить нам «крышу» и предложил строить наш дальнейший бизнес с учетом его услуг. Пятьдесят процентов от дохода, включая сделки неуспешного характера, мы должны отдавать ему... Потом он неоднократно брал деньги взаймы, которые не возвращал, затем брал за какую-то мифическую работу. В декабре 1996 года потребовал более крупную сумму. У меня ее не оказалось. Тогда пришли его ребята – Доктор и Петруха. Они сильно избили меня, и я оказался в больнице. Лежал две недели. Через неделю опять позвонили. Назначили встречу. Опять то же самое: возвращай какие-то мифические долги.

Офицер РУОПа:

– Большие суммы требовали?

Новиков:

– От одной тысячи до десяти-двенадцати тысяч долларов. Приезжали они на машинах, объясняли, что если я буду неправильно себя вести, не возвращать долги (которые непонятно откуда взялись), то моя семья может пострадать.

Офицер РУОПа:

– Они знали ваш адрес?

Новиков:

– Я встречался в трехстах метрах от дома. Разве трудно проследить и вычислить?

Офицер РУОПа:

– На каких машинах они приезжали?

Новиков:

– «Лендровер», «Ранджер» – джипы.

Офицер РУОПа:

– Когда в последний раз?

Новиков:

– Вчера. У меня, говорю, есть только товар. Давай, говорят, товар.

Офицер РУОПа:

– На какую сумму?

Новиков:

– 25–27 миллионов рублей. И опять мне так душевно говорят, что неправильно, мол, я веду себя в этой жизни. И все принадлежит им. А если я буду рыпаться, то, как они сказали, моя жена и ребенок будут у них... сосать. Уж извините, так и было сказано.

Офицер РУОПа:

– Ничего, продолжайте, пожалуйста. На какие машины грузили товар?

Новиков:

– «Уазики» и «Газель». Одну машину сам поймал. Потом они подогнали. Откуда – не знаю. Погрузку вели двое учредителей нашей фирмы. Поставили в жесткие рамки: не успеем – будем пенять на себя. Вечером на складе меня опять избивал Доктор – Вадик. Водитель одной из машин это увидел. Я ему говорю разбитыми губами: «Подождите на улице!» Глупейшая ситуация... Потом пришли Олег Борода и Петруха...

Офицер РУОПа:

– А накладные на товар есть?

Новиков:

– Есть.

Офицер РУОПа:

– Что требовали кроме товара?

Новиков:

– Еще денег требуют. Сегодня-завтра надо выплатить. А если нет – башку, говорят, отстрелим...

С согласия Новикова в офисе поставили прослушивающую спецтехнику, чтобы подтвердить вымогательство денег. Шеменев был очень осторожен, как будто чувствовал что-то. Разговаривал с Новиковым исключительно вежливо, с непременной улыбкой, и хоть зрелище это было крайне отвратительным, очень сложно было назвать его вымогательством. Обходились без угроз и запугиваний. После трех лет истязаний, жесткого прессинга они уже не требовались. Сломленная жертва повиновалась беспрекословно. Приходилось ждать, когда прозвучат реальные угрозы. А Новиков старался не провоцировать бандитов: в наркотическом угаре они были способны на любые действия, вплоть до убийства.

Видеокамеру техники из РУОПа установили в помещении офиса. Чтобы обеспечить четкое качество радиосигнала, приемозаписывающее устройство необходимо было разместить буквально в нескольких метрах от собеседников. Но такого помещения рядом не было. И тогда ночью за домом выкопали яму, техников накрыли брезентом, сверху закидали снегом. На дворе конец февраля – март, в яме – могильный холод. Смена по 8 часов, сидеть надо тихо, чтобы не выдать себя: в фирме безвылазно находятся оба агента Шеменева. К тому же главарь применял методы негласной работы: оставлял за Новиковым наружное наблюдение. В течение суток за ним незаметно следили две машины: куда ездит, где сейчас жена и ребенок. Бандиты приезжали, как правило, неожиданно, и надо было не просто записывать на видео, а отслеживать ситуацию, вовремя прийти на помощь, если вдруг дело дойдет до угроз и убийства. Никто не простит руоповцам этой смерти. Поэтому вместе с техниками в «окопе» сидели офицеры поддержки. Четыре техника работали на износ, приезжали в управление в восемь вечера, когда офис закрывался, обросшие щетиной, на негнущихся ногах. Молча отдавали кассеты, тут же валились спать, потому что с утра, пока не рассвело, – снова в окоп. На карте были жизнь Новикова, его жены, ребенка, его надежды на достойную жизнь, и вообще – право быть человеком.

Назад Дальше