Пункт первый: если Станция „Венера“ сохранится, а тем более, что очень возможно, будет расширена, кто-нибудь наверняка повторит открытие Дикстры. Если нашелся один человек, который после нескольких лет любопытства и поисков разгадал секрет, то уж конечно не позже чем через десять лет кто-то другой или двое, трое сразу ощупью придут к той же истине.
Пункт второй: Станция сейчас экономически зависит от добровольной помощи дельфоидов.
Пункт третий: если Станция будет разрушена и Компании доложат, что разрушили ее враждебные людям дельфоиды, очень мало вероятно, чтобы Компания стала ее восстанавливать.
Пункт четвертый: даже если бы такую попытку и сделали, от нее очень скоро вновь откажутся при условии, что дельфоиды и впрямь станут избегать людей.
Пункт пятый: в этом случае Венеру оставят в покое.
Пункт шестой: если верить в бога, в грех и прочее, во что он, Хоуторн, не верит, можно бы доказать, что человечеству это будет только на благо, ибо оно не отягчит совесть свою бременем гнуснейшего деяния, которому равного не видано со дня некоего события на Голгофе.
Беда в том, что на человечество мне в общем-то наплевать. Главное — спасти Оскара. А быть может, оттого и начинаешь так горячо любить чужой народ, что втайне возненавидел свой?
Наверно, все-таки можно как-нибудь убежать от этого кошмара. Но у человека нет ластов, и он не может дышать без кислорода, человеку остается лишь один путь — назад, через Станцию».
Он поспешно пошел по безмолвному, ярко освещенному коридору к трапу, ведущему глубоко вниз, в самые недра Станции. Вокруг ни души. Словно весь мир обратился в прах, и он — последний из живых.
Он вошел в кладовую — и отшатнулся, как от удара: тут кто-то был. Призраки, тени… какое право имеет тень того, кто еще не умер, явиться здесь в такую минуту?
Человек обернулся. Это был Крис Дил, биохимик.
— Это ты, Нат? — удивился он. — Что ты тут делаешь в такое время?
Хоуторн облизнул пересохшие губы. Обычный воздух, такой же, каким дышишь на Земле, обжигал и душил.
— Мне нужен инструмент, — сказал он. — Дрель, вот что… Небольшая электрическая дрель.
— Бери, сделай милость, — разрешил Дил.
Хоуторн достал дрель со стеллажа. Руки так затряслись, что он ее тут же выронил. Дил удивленно посмотрел на него.
— Что случилось, Нат? — мягко спросил он. — Какой-то у тебя кислый вид.
— Нет, ничего, — еле слышно ответил Хоуторн. — Все в порядке.
Он подобрал дрель и вышел.
Арсенал, всегда запертый, помещался глубоко в трюме Станции. Хоуторн ощущал, как под ногами, под днищем корпуса, вздымается океан Венеры. Это придало ему силы, он дрелью вскрыл замок, вошел в арсенал, взломал ящики с взрывчаткой и приладил запал. Но потом никак не мог вспомнить, как он установил дистанционный взрыватель на срок. Знал только, что сделал и это.
Затем какой-то провал — он не помнил, как очутился в помещении, где хранились лодки, и вот он стоит здесь и грузит в маленькую субмарину океанографические глубинные бомбы. И опять вокруг ни души. Некому спросить, что он тут делает. Чего опасаться его братьям со Станции «Венера»?
Хоуторн скользнул в субмарину и через шлюз вывел ее в океан. Спустя несколько минут его тряхнуло. Взрыв был не очень силен, но отдался во всем существе Хоуторна таким громом, что он, оглушенный, не заметил, как пошла ко дну Станция «Венера». Лишь потом он увидел, что от нее ничего не осталось. Над тем местом кружил сверкающий фейерверком водоворот, среди пены и брызг крутились, подскакивали какие-то обломки.
Он определился по компасу и пошел на погружение. Вскоре перед ним засветился кораллитовый город. Долгие минуты он смотрел на чудесную гармонию шпилей и гротов, потом ужаснулся: вдруг не хватит сил сделать то, что нужно… И он поспешно сбросил бомбы и ощутил, как содрогнулось его суденышко, и увидел, как храм обратился в развалины.
А потом он всплыл на поверхность. Он вышел на палубу субмарины и всей кожей ощутил прохладу дождя. Вокруг собирались дельфоиды. Он не мог их разглядеть, лишь урывками мелькали то ласт, то спина, зеленоватой вспышкой разрезая огромные волны, да один раз у низких поручней вынырнула голова — в этом неверном фосфорическом свете у дельфоида было почти человеческое лицо, лицо ребенка.
Хоуторн припал к пулемету и закричал, но они не могли понять, да и ветер рвал его слова в клочки.
— Я не могу иначе! — кричал он. — Поймите, у меня нет выбора! Как же еще объяснить вам, каково мое племя, когда его одолеет жадность? Как заставить вас избегать людей? А вы должны нас избегать, иначе вам не жить! Вы погибнете — можете вы это понять? Да нет, где вам понять, откуда. Вы должны научиться у нас ненависти, ведь сами вы ненавидеть не умеете…
И он дал очередь по теснящимся перед ним, застигнутым врасплох дельфоидам.
Пулемет неистовствовал еще долго, даже когда вблизи не осталось ни одного живого венерианина. Хоуторн стрелял, пока не кончились патроны. Тут только он опомнился. Голова была спокойная и очень ясная, будто после яростного приступа лихорадки. Такую ясность он знавал в детстве, мальчишкой — проснешься, бывало, ранним летним утром, и косые солнечные лучи весело врываются в окно, в глаза… Он вернулся в рубку и спокойно, взвешивая каждое слово, вызвал по радио орбитальный корабль.
— Да, капитан, это дельфоиды, тут не может быть ни тени сомнения. Не знаю, как они это проделали. Возможно, разрядили какие-то наши бомбозонды — притащили их назад к Станции и тут взорвали. Так или иначе. Станция уничтожена. Я спасся на субмарине. Видел мельком еще двух человек в открытой лодке, хотел их подобрать, но не успел — на них напали дельфоиды. Прямо у меня на глазах проломили лодку и убили людей… Да нет же, просто ума не приложу почему! Не все ли равно почему да отчего! Мне лишь бы ноги отсюда унести.
Услыхав, что скоро за ним придет рейсовый бот, он включил автосигнал локации и без сил растянулся на койке. «Вот и конец, — подумал он благодарно и устало. — Никогда ни один человек не узнает правды. А быть может, когда-нибудь он и сам ее забудет».
Рейсовый бот приводнился на рассвете, небо уже отливало перламутром. Хоуторн вышел на палубу субмарины. У самого борта покачивались на волнах десятка полтора мертвых венериан. Видеть их не хотелось, но они были тут, рядом, — и вдруг он узнал Оскара.
Невидящими глазами Оскар изумленно смотрел в небо. Какие-то крохотные рачки пожирали его, разрывая клешнями. Кровь у него была зеленая.
— О, Господи! — взмолился Хоуторн. — Хоть бы ты существовал! Хоть бы создал для меня ад!
РОЛЬ ЧЕЛОВЕЧИНЫ
Мору соображал насчет ружей. Во всяком случае, высокие незнакомцы продемонстрировали своим провожатым, что могут сделать с плотью те штуки, которые они носили у бедра. Но откуда ему было знать, что небольшие предметы, которые они часто вертели в руках, разговаривая на родном языке, были видеопередатчиками? Возможно, он принимал из за талисманы.
Поэтому убивал Денли Сайрна он на глазах у его жены. Это было чистой случайностью. За исключением подготовительного периода — а сутки на этой планете длились двадцать восемь часов — биолог, как и все остальные, связывался только с компьютером. Но поскольку поженились они совсем недавно и были беспомощно счастливы, Эвалит тенью следовала за мужем, как только освобождалась от своих основных обязанностей.
То, что она включилась в тот самый момент, было совпадением, не больше. У нас почти не было работы. В ее ведении находилась военная техника — сама она была родом из полуварварской области Кракена, где мужчинам, и женщинам приходилось быть в равной степени искусными в схватках с природой, но все эти железяки уже изрядно намозолили ей глаза, и она махнула рукой на ежедневную проверку оружия. Кроме того, жители Локсона сотрудничали с пришельцами с небес, насколько это позволяла взаимная загадочность. Интуиция и опыт говорили Эвалит Сайрн, что вся их сдержанность — маскировка, на самом же деле они испытывали благоговение и надежду на будущую дружбу. Капитан Дженифер был с ней согласен. Это превращало ее жизнь в синекуру: она старалась как можно больше узнать о работе Денли, чтобы быть ему помощницей, когда он вернется с равнин.
И еще: недавнее медицинское обследование подтвердило, что она беременна. Но лучше, решила она, сказать ему об этом не сейчас, через сотни километров, а потом, когда они снова лягут вместе. А пока сознание, что они дали начало новой жизни, стало в ее жизни путеводной звездой.
Был полдень, когда она, что-то насвистывая, вошла в биолабораторию. Снаружи царил медного оттенка солнечный свет, безжалостно падавший на пыльную землю, на сборные домики, теснящиеся вокруг катера, доставившего их сюда с орбиты, на которой находилась «Новая Заря», на припаркованные флиттеры, на которых люди летали вокруг острова, бывшего единственным на этой планете обитаемым местом, и на самих людей.
Позади складов и вершин деревьев — здания из грязного кирпича, рокот голосов и шелест шагов, полосы дыма, показывающие, что от этого места до озера Зело раскинулся город с четырехтысячным населением.
Лаборатория занимала более половины помещения, где жили Сайрны. Удобств было мало, да и что за удобства могут быть на кораблях горстки культур, борющихся за цивилизацию на обломках империи? Для Эвалит, во всяком случае, это был дом. Впрочем, она привыкла к простоте. Что привлекло ее в Денли прежде всего, когда она встретила его на Кракене, так это тот оптимизм, с которым он, человек с Атейн, принял жизнь ее убогой страны.
Гравитационное поле составляло здесь 0.77 стандартного — менее двух третей того, к которому она привыкла. Эвалит легко и стремительно шла мимо аппаратуры и отобранных образцов, крупная молодая женщина с хорошей фигурой. Черты ее лица были, пожалуй, слишком резковаты для вкуса мужчин ее народа, подобно большинству своих соотечественников, она была белокура и носила на ступнях и тыльной стороне замысловатую татуировку, бластер на поясе был наследием множества предыдущих поколений. Одета она была в комбинезон, какие носили все члены экспедиции.
Как прохладно и сумрачно было в хижине! Она с удовольствием вздохнула этот воздух, села и включила расивер. Как только в воздухе сформировалось трехмерное изображение, она услышала голос Денли, и сердце ее слегка вздрогнуло.
— …похоже происходит от клевера.
Объектив остановился на растении стройными лепестками, редко разбросанным среди местной красноватой псевдотравы. Изображение увеличилось, Денди поднес передатчик поближе, чтобы компьютер мог записать все в деталях для дальнейшего анализа. Эвалит наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что же… Ах да! Клевер был формой жизни, которую человек принес с собой со старушки-Земли на планеты, многих из которых сейчас никто не помнил, забытых еще до того, как пела Долгая Ночь. Часто клевер был неузнаваемым — тысячелетия эволюции приспособили его к чуждым условиям, мутационные и генетические искажения воздействовали на первоначальную плантацию, приводя порой к самым неожиданным последствиям. Никто на Кракене не знал, что их чайки и ризобактерии — изменившиеся пришельцы, пока экипаж Денли не идентифицировал их. Не то чтобы он или кто другой в этой области галактики намеревался все это вернуть в родительский мир. Но информационные банки Атейн забивались сведениями, а вот милая курчавая голова Денли… Его рука гигантская в поле зрения передатчика, отбирающая образцы… Ей захотелось поцеловать ее.
«Спокойствие, спокойствие, — сказала она себе, — мы здесь для работы. Мы открыли еще одну утерянную колонию, совсем никудышную в эдакой дали, опустившуюся до полного примитивизма. Наш долг сообщить по линии: то ли можно попытаться взбодрить здесь цивилизацию, то ли растрачивать скудные ресурсы Объединенных Планет где-то в другом месте, оставив местных жителей прозябать еще две-три сотни лет.
Чтобы составить добросовестный отчет, мы должны изучить их самих, их культуру, их мир. Вот зачем я здесь, в этих варварских горах, а он — внизу, в джунглях, среди этих дикарей. ТОЛЬКО ВОЗВРАЩАЙСЯ ПОСКОРЕЕ, МИЛЫЙ!!»
* * *Денли перешел на диалект равнинных жителей. Это была искаженная форма локсонского, который, в свою очередь, произошел от английского. Лингвисты экспедиции расшифровали его за пару недель. Правда, потрудится им пришлось изрядно. А потому ему обучались и остальные члены экипажа методом мозговой трансляции. И все же она восхищалась тем, как быстро ее муж освоился с языком местных жителей, поговорив с ними лишь несколько дней.
— Мы еще не на месте, Мору? Ты говорил, что это рядом с лагерем.
— Мы уже пришли, Человек с Облаков.
В груди Эвалит шевельнулась легкая тревога. Неужели Денли бросил своих коллег и ушел с аборигеном один? Роган предупреждал Лексона, что в этих местах следует опасаться предательства. Впрочем, лишь вчера проводники спасли Хайми Ниела, когда тот свалился в горный поток… с риском для себя…
Изображение смазалось — передатчик в руках Денли закачался. У Эвалит слегка закружилась голова. Время от времени она бросала взгляд на окружающее. Звериная тропа скрывалась в зарослях. Ржавая листва, коричневые ветки и сучья, тени, резкие пронзительные крики невидимых существ. Она словно наяву ощущала жаркую и влажную тяжесть воздуха, вдыхала острые неприятные запахи… Этот мир, который до сих пор не знал имени, ПРОСТО МИР… поскольку его обитатели позабыли, что такое на самом деле звезды, был мало приспособлен для колонизации. Жизнь, которую он породил, была побогаче питательными веществами и большей частью ядовита. Мужчины держались за чертой голода лишь за счет продуктов, привозимых издалека. Сначала дела у переселенцев вроде бы пошли на лад. Но потом наступил закат — свидетельством тому был их единственный город, стертый ракетами до основания вместе с большинством его жителей, — и не было надежд, что ресурсы восстановятся: было просто чудом, что здесь еще уцелело что-то человеческое.
* * *С того момента, как Эвалит выпустили из лазарета, ее сковывало какое-то оцепенение. Она никак не могла полностью осознать тот факт, что Денли больше нет. Ей все казалось, что в какое-то мгновение в низкий дверной проем втиснется его фигура, солнечный свет брызнет из-за его плеч, и он позовет ее и избавит от этого кошмара. Это было действие психопрепарата, она знала это и проклинала достижения медицины. Она была почти рада почувствовать медленно нарастающую ярость. Это значило, что действие лекарства ослабевало. К вечеру она сможет плакать.
— Капитан, — сказала она, — я видела его убитым. Я видела смерть раньше и иногда довольно жуткую. На Кракене не скрывают правду. Вы лишили меня права уложить мужа и закрыть ему глаза. Но вы не лишите меня права требовать справедливости. Я должна знать, что случилось.
Пальцы Дженифера, лежащие на приборной панели, сжались в кулаки.
— Мне тяжело говорить об этом.
— НО ВЫ СКАЖИТЕ, КАПИТАН!
— Ну ладно, ладно! — взорвался капитан. Слова его вылетали подобно пулям.
— Мы видели, что было дальше. Он содрал с него кожу, подвесил за ноги на дереве и выпустил всю кровь в свой мешок. Потом отрезал половые органы и бросил туда же. Потом вскрыл тело, вырезал сердце, легкие, почки, печень, щитовидную железу и простату, поджелудочную железу и тоже бросил все это в свой мешок. А потом скрылся в лесу. Теперь вы поняли, почему мы вам не показывали то, что от него осталось?
— Локсонцы говорили, чтобы мы остерегались лесных жителей, — протянул Фиел, — Все это слыхали. Но раньше они казались просто смешными карликами. И они вытащили меня из реки. Когда Денли сказал мне про птиц, помните, и спросил, видел ли кто-нибудь что-нибудь похожее, Мору сказал, что видел, но они очень редки и осторожны: любой шум спугнет их. Но если с ним пойдет кто-нибудь один, он сможет найти гнездо и увидеть птицу. Он назвал это домиком. Так он сказал нам. Он разговаривал с Мору один на один в стороне от остальных, мы не слышали ни слова, и это должно было нас насторожить. Наверное, надо было расспросить других аборигенов, но мы не видели причин для этого… Но я хочу сказать, что Денли был выше, сильнее и вооружен бластером. Какой абориген рискнул бы напасть на него? И они ведь были к нам дружественны, чуть ли не игривы, после того, как преодолели начальный страх. И выказывали такое же стремление к контакту, как и локсонцы, и… — голос его затих.
— Он забрал приборы и оружие? — спросила Эвалит.
— Нет, — ответил Дженифер. — Все вещи вашего мужа у меня. Я могу отдать вам их хоть сейчас.
Фиел сказал:
— Не думаю, что это было проявлением злобы. Скорее, это как-то связано с верованиями Мору.
Дженифер кивнул.
— Мы не можем судить о нем по нашим меркам.
— Но по чьим же тогда? — парировала Эвалит. — Какой там сверхтранквилизатор! — Она сама удивилась прозвучавшей в ее словах злости.
— Я с Кракена, поймите это! Я не могу позволить, чтобы ребенок Денли рос, зная, что его отца убили и никто и пальцем не шевельнул, чтобы восстановить справедливость.
— Но не можем же мы мстить целому племени! — сказал Дженифер.
— Я и не собираюсь. Но, капитан, в состав экспедиции входят люди с разных планет. На каждой — свое общество. Устав гласит: уважать права каждого. Я хочу, чтобы меня освободили от моих обязанностей, пока я не найду убийцу и справедливость не восторжествует.
Дженифер опустил голову.
— Я вынужден позволить вам это, — уныло сказал он.
Эвалит поднялась.
— Благодарю вас, джентльмены, — произнесла она. — С вашего разрешения я начну сейчас же. — Она все еще оставалась машиной, пока не кончилось действие лекарства.
В более глухих и прохладных горных районах еще оставались возможности для ведения сельского хозяйства. Поля и сады, с большим трудом обрабатываемые орудиями неолита, кое-как поддерживали деревни и лавный город Локсон. Здешние жители были похожи на лесных, как братья. Слишком мало людей здесь выжило для тог, чтобы дать начало новому человечеству. Но городские жители лучше питались, были крупнее и сильнее. Они носили ярко раскрашенные туники и сандалии. У состоятельных были украшения из золота и серебра. Волосы они стригли, бороды брили. Ходили смело, не боясь засады, как равнинные жители, разговор их был весел. Впрочем, это относилось только к свободным. Когда антропологи «Новой Зари» начали изучать их культуру во всех подробностях, то обнаружили, что в Локсоне существует обширный класс рабов. Некоторые из них были упитанными домашними слугами. Большинство покорно гнули спины на полях, в каменоломнях, шахтах, под плетьми надсмотрщиков и солдат, чьи мечи и наконечники копий были сделаны из старинного имперского металла. Но никто из космонавтов не был шокирован этим. Они видели вещи и похуже. В исторических блоках памяти хранились сведения о местах, называвшихся в древности Африкой, Индией, Америкой.