— Хорошо, — кивнул Вольф. — Вы все сказали?
Маршалл не ответил, переводя взгляд с Конти на Вольфа и с Вольфа на Конти. Только сейчас он понял, почему ему трудно дышать. Сердце его отчаянно колотилось.
Вольф продолжал смотреть на него.
— А теперь, если это действительно все… не могли бы вы нас оставить?
Маршалл снова посмотрел на Конти. Режиссер наконец поднял взгляд и едва заметно кивнул. Что это с ним? Слышал ли он хоть слово?
Однако, похоже, говорить больше и впрямь было не о чем. Маршалл взглянул на Барбур и повел бровью в сторону двери.
— Вы ничего не собираетесь им рассказать? — послышался очень тихий голос Экберг.
Маршалл посмотрел на нее. Она смотрела на Вольфа. На лице ее застыла решимость.
— Рассказать о чем? — спросил Маршалл.
Вольф нахмурился, отрицательно покачав головой.
— Вам все равно не сохранить это в тайне, — сказала Экберг, уже громче и увереннее. — Если не расскажете вы, это сделаю я.
— О чем? — снова спросил Маршалл.
Последовала короткая пауза, затем Экберг повернулась к ним.
— Погиб Джош Питерс, один из наших ассистентов, помощник выпускающего редактора. Его нашли за ограждением десять минут назад.
Маршалл потрясенно вздрогнул.
— Замерз?
Впервые за все время подал голос Конти.
— Растерзан, — сказал он.
24
Лазарет базы «Фир», ряд смежных маленьких комнаток, располагался в южном крыле. Маршаллу уже довелось побывать в нем, когда ему делали перевязку и укол от столбняка после того, как он рассадил руку о кусок ржавой жести. Как и в любых других помещениях столь специфического строения, мало затронутого течением лет, все там напоминало декорации старого кинофильма. На серых стенах висели какие-то древние графики, предупреждения об обязательности прививок и плакаты, призывающие к борьбе со вшами и грибковыми заболеваниями. В стеклянных шкафах недавно доставленные сюда бутылки с бетадиновой мазью и перекисью водорода соседствовали с наполовину окаменевшими флаконами йода и медицинского спирта. На оборудовании и мебели лежала легкая тень запущенности, подобно плохо вытертой пыли.
Маршалл огляделся вокруг. В комнатке, служившей приемной, толпились люди — Вольф, Конти, Экберг, Гонсалес, рыжеволосый солдат по фамилии Филипс, — отчего там почти не осталось свободного места. Наконец появился Салли, по его словам изучавший погодные данные в какой-то удаленной лаборатории, и принес мрачную весть, что метель продлится еще двое суток. Он встал в дальнем углу. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось. Похоже, никому не хотелось смотреть на дверь, за которой прежде находилась смотровая, а теперь — импровизированный морг.
Сержант Гонсалес допрашивал ассистента, который нашел тело, — долговязого парня лет двадцати с едва пробивавшейся бородкой. Маршалл ничего о нем не знал, кроме того, что его фамилия Нейман.
— Вы кого-нибудь еще там видели? — повторил вопрос Гонсалес.
Нейман покачал головой. Вид у него был ошеломленный, словно его только что крепко стукнули по голове.
— Что вы там делали?
Долгая пауза.
— Был мой черед вести поиск.
— Поиск чего?
— Пропавшего кота.
Гонсалес закатил глаза и сердито повернулся к Вольфу.
— Эти поиски до сих пор продолжаются?
Вольф покачал головой.
— Хорошо, а то мне бы пришлось самому прекратить их. Если бы вы в своем сумасбродстве не затеяли эти розыски, Питерс сейчас был бы жив.
— Вы не можете этого знать, — ответил Вольф.
— Еще как могу. Питерс не оказался бы в ночной тундре. И не столкнулся бы с белым медведем.
— Это всего лишь предположения, — сказал Вольф.
Гонсалес яростно вытаращил глаза.
— Предположения?
— Да. Вы считаете, что Питерс растерзан медведем. Но это мог сделать и кто-то еще.
Сержант недовольно вздохнул и, не удостоив Вольфа ответом, снова переключил свое внимание на Неймана.
— Вы что-нибудь слышали? Что-нибудь видели?
Нейман покачал головой.
— Ничего. Только кровь. Везде кровь.
Казалось, он вот-вот лишится чувств.
— Хорошо. Пока достаточно.
— Кто перенес сюда тело? — спросил Маршалл сержанта.
— Я. Вместе с рядовым Флюком.
— Где сейчас Флюк?
— На своей койке. И чувствует он себя довольно-таки хреново. — Сержант кивнул Филипсу. — Почему бы вам не проводить мистера Неймана обратно к себе?
Экберг выступила вперед.
— Я пойду с ними.
— Только другим ничего не говорите, — сказал Вольф. — Пока что.
Экберг посмотрела на него.
— Все равно придется.
— От этого только лишнее беспокойство, — возразил Вольф.
— Беспокойство вызывают слухи, — ответила она. — Которые уже идут.
— Она права, — сказал Гонсалес. — Лучше все рассказать.
Вольф по очереди посмотрел на обоих.
— Что ж, хорошо. Только не распространяйтесь о ранах.
— И предупредите, чтобы никто не выходил наружу, — добавил Гонсалес.
Экберг вышла следом за Нейманом и рядовым Филипсом. Глядя ей вслед, Маршалл заметил, что в ней кое-что изменилось. До сих пор она относилась к Конти и Вольфу весьма почтительно, но после гибели Питерса словно стала другой. Она не только нарушила субординацию, сообщив об убийстве ученым, но и теперь продолжала открыто бросать вызов начальству.
Он понял, что Вольф смотрит на него.
— В чем дело? — спросил он.
— Раз уж вы здесь, может, взглянете?
— На что? — не понял Маршалл.
— На труп. Вы ведь биолог?
Маршалл поколебался.
— Палеоэколог.
— Все равно. Пока не закончится метель и не прилетит самолет, мы поместим тело в холодильную камеру. Но сперва — почему бы вам не осмотреть его и не сделать первичное заключение?
— Я не патологоанатом. И у меня нет медицинского образования. Вам следовало бы позвать сюда Фарадея — он, по крайней мере, биолог.
— Я не прошу вас проводить вскрытие, — сказал Вольф. — Я просто хотел бы, чтобы вы взглянули на раны и сообщили нам ваше мнение.
— Мнение о чем? — впервые за все время вмешался в разговор Салли.
— Мог ли их нанести человек?
Гонсалес раздраженно нахмурился.
— Пустая трата времени. И так ясно, что тут поработал полярный медведь.
— Ничего тут не ясно. В любом случае, Питерс был сотрудником «Терра-Прайм», и решать нам. — Вольф испытующе взглянул на Маршалла. — Мы все здесь в ловушке — по крайней мере еще на несколько дней. Если среди нас находится психопат, вам не кажется, что нам следовало бы это знать — для нашей же собственной безопасности?
Маршалл посмотрел на приоткрытую дверь. Ему очень не хотелось иметь дело с тем, что лежало за ней. Но он также понимал, что сейчас на него смотрят четыре пары глаз.
Он коротко кивнул.
— Ладно.
Следом за Вольфом он прошел в смотровую. Всю обстановку ее составляли деревянный стул, раковина, скамейка с полотенцами и парой нетронутых медицинских комплектов, а также несколько шкафов с лекарствами, как старыми, так и нового поколения. Главное место в помещении занимал полностью разложенный стол для обследования больных, на котором лежала накрытая простыней фигура. Простыня пропиталась кровью, и то, что находилось под ней, окружали свернутые полотенца, напоминавшие мешки с песком, какими обкладывают размываемую наводнением дамбу.
Маршалл сглотнул слюну. Ему доводилось резать трупы, проходя курс физиологии, но те тела — тщательно обмытые, обескровленные и к тому же безымянные — больше напоминали синтетические муляжи. Про мертвого Джоша Питерса ничего подобного сказать было нельзя.
Он посмотрел на остальных, молча собравшихся вокруг стола. На Вольфа, чья узкая физиономия, как обычно, мало что выражала, на Гонсалеса, который разглядывал мокрый покров, играя желваками на скулах, и на Конти, который то бросал взгляд на стол, то вновь его отводил, с явственно ощущавшейся в нем странной смесью волнения, жажды и нетерпения.
— Мне нужны пара ведер и губка, — сказал Маршалл.
Гонсалес скрылся в кладовой и вернулся с двумя пластиковыми ведрами. Маршалл поставил одно из них на пол, а второе, сунув под кран, наполовину наполнил водой. Сняв с крючка на двери пыльный халат, он надел его, затем, вскрыв один из медицинских комплектов, достал пару латексных перчаток и натянул на руки, после чего повернулся к Салли.
— Джерри? — окликнул он.
Салли не отвечал, глядя на свернутое полотенце, прижатое к накрытой простыней голове Питерса. Оно настолько промокло, что капли крови падали на пол.
— Джерри, — чуть громче повторил Маршалл.
Салли вздрогнул и уставился на него.
— Ты не мог бы записывать?
— А? Да, конечно.
Салли зашарил по карманам в поисках блокнота и ручки.
Глубоко вздохнув, Маршалл протянул руку к ближним свернутым полотенцам, снял их со стола и бросил в ведро. Послышался влажный шлепок. Снова вздохнув, еще глубже, он взялся за край простыни и медленно отвел ее в сторону.
— Джерри, — чуть громче повторил Маршалл.
Салли вздрогнул и уставился на него.
— Ты не мог бы записывать?
— А? Да, конечно.
Салли зашарил по карманам в поисках блокнота и ручки.
Глубоко вздохнув, Маршалл протянул руку к ближним свернутым полотенцам, снял их со стола и бросил в ведро. Послышался влажный шлепок. Снова вздохнув, еще глубже, он взялся за край простыни и медленно отвел ее в сторону.
У зрителей вырвался общий невольный стон. Маршалл услышал, как тот же звук исходит и из его горла. Единственным, кто смолчал, был Гонсалес. Его челюсти замерли, а потом задвигались еще быстрей.
Все оказалось даже хуже, чем ожидалось. Питерс выглядел так, будто побывал в молотилке. Одежда его была разорвана в клочья, и почти все открытые участки тела покрывали глубокие порезы — тонкие прямые красные линии на фоне бледной плоти. В груди зияла огромная вертикальная раскрытая рана, из которой торчали нижние ребра. Рана расширялась на животе, обнажая красно-сизые внутренности. Самое ужасное зрелище представляла собой голова, ставшая почти неузнаваемой. Раздробленный череп безвольно висел на сломанных позвонках, и из него сочилась серая масса.
Отвернувшись, Маршалл несколько раз моргнул, затем взял со скамейки несколько чистых полотенец, плотно их свернул и вновь обложил ими тело, чтобы собрать кровь, все еще сочившуюся из сотен порезов. Достав из вскрытого медицинского пакета металлический зонд, он снова повернулся к столу.
— Труп, похоже, почти полностью обескровлен, — сказал он. — Практически вся его поверхность покрыта ссадинами, а также многочисленными узкими порезами с ровными краями. Я затрудняюсь объяснить, каким образом они были нанесены. По крайней мере два из других более серьезных ранений могли оказаться смертельными — каждое по отдельности. В результате первого из них оказались сломаны… посмотрим… ребра с восьмого по двенадцатое с левой стороны, пробив плевру и вызвав обширное кровотечение, затем рана продолжается до живота, проникая в брюшную полость. Есть также признаки повреждений желудочков сердца. Второе крупное ранение вряд ли стоит подробно описывать. Обширные повреждения шеи и головы, от правой внутренней яремной вены до мозга, как теменных, так и лобных долей по обе стороны от продольной борозды. Кроме того, раздроблены кости левого колена, разорвана бедренная артерия. — Он сделал паузу. — Повреждения на одежде соответствуют упомянутым ранениям. Дальнейший анализ требует токсикологического и профессионального патологоанатомического исследования.
Он отошел от стола.
Какое-то время все молчали, затем Гонсалес откашлялся.
— Все так, как я и говорил. Нападение белого медведя. А теперь можно снова завернуть труп и убрать в холодильник?
— Это мог сделать и человек, — негромко, но спокойно ответил Вольф.
— Вы что, рехнулись? — отозвался Гонсалес. — Посмотрите на раны!
— Под действием некоторых наркотиков людям порой свойственны неконтролируемые вспышки ярости. Подобные повреждения вполне можно нанести подходящим оружием. — Он повернулся к Маршаллу. — Разве нет?
Маршалл снова оглядел тело.
— Рана в груди шириной сантиметров десять, глубиной почти в восемь. Чтобы нанести ее, требуется чудовищная сила.
— Например, сила белого медведя, — сказал Гонсалес.
— Честно говоря, мне даже кажется, что на такое вряд ли способен и белый медведь, — ответил Маршалл.
— Зато вполне способен убийца, — сказал Вольф. — Если у него достаточно времени.
— Как тогда насчет этого?
Маршалл приподнял зондом левую ногу мертвеца у колена. Та свободно повисла под неестественным углом.
— Ступня почти полностью откушена, болтается на нескольких сухожилиях.
— Имитация следов укусов, — ответил Вольф. — Чтобы вызвать страх и тревогу.
— С какой целью? — спросил Салли.
— Чтобы любопытствующие держались подальше от того места, где прячут кота.
Маршалл вздохнул.
— То есть вы хотите сказать, что тот, кто похитил кота, готов убивать, причем самым диким и невообразимым образом… и все ради того, чтобы защитить свою добычу?
— Он ведь решился прилететь сюда, притвориться одним из нас, — возразил Вольф. — Потратил время и деньги, пошел на невероятный риск. Почему бы и нет?
Маршалл задумчиво посмотрел на него.
— Не понимаю, почему вы отказываетесь принять куда более простое и разумное объяснение, что Питерс случайно наткнулся на хозяина тундры и в результате погиб. Белые медведи — свирепые хищники, известные убийцы людей. Почему вы в это не верите?
Глаза Вольфа вспыхнули.
— Доктор Маршалл, если уж разговор зашел о простом и разумном, то я не могу принять вашу версию по одной очень простой и очень разумной причине. Если нет никакого вора, если Питерса задрал белый медведь, то куда делся кот? И почему он исчез?
25
Во время дискуссии, завязавшейся в лазарете, Конти не произнес ни слова, предпочитая держать свое мнение при себе. Когда все разошлись, он задержался на какое-то время, глядя, как сержант Гонсалес и вернувшийся рядовой Филипс тщательно заворачивают тело Питерса в пластик. Из их разговоров он смог понять, что труп, может быть, не прямо сейчас, но через какое-то время будет упрятан в пустующий холодильник для мяса, располагавшийся в том же южном крыле. Приняв эту информацию к сведению и погрузившись в раздумья, он направился к центральному сектору базы.
Дойдя до вестибюля, режиссер увидел Фортнема с Туссеном, шедших ему навстречу.
— Эмилио, — сказал Фортнем, — прошел слушок, что ты хочешь нас видеть?
Конти быстро огляделся вокруг. Вестибюль был пуст, как и конторка, где обычно нес вахту охранник.
— У меня есть для вас кое-какая работа, — понизив голос, сказал он. — Нужно отснять специальный материал.
Оба кивнули.
— Считайте, что это секретный проект. Неожиданные фрагменты, которые я намереваюсь вставить в фильм для дополнительного эффекта. Никого больше не привлекайте. И никто не должен об этом знать — ни Кари, ни Вольф.
Операторы переглянулись, затем снова кивнули, на этот раз чуть с задержкой.
— Слышали новости?
— Какие новости? — спросил Фортнем.
— Джош Питерс погиб.
— Джош? — хором переспросили оба.
— Как? — спросил Туссен.
— Ученые считают, что он угодил в лапы белому медведю, поскольку это случилось снаружи. Вольф же полагает, что его убил тот, кто похитил кота.
— Господи, — побледнел Фортнем.
— Да. И мы должны сделать на этом капитал, пока есть возможность.
Оба оператора тупо воззрились на босса.
— Кари сейчас всем рассказывает о смерти Джоша.
Конти повернулся к Фортнему.
— Аллан, мне нужно, чтобы ты ее нашел. И отснял реакцию группы. Чем естественнее все будет выглядеть, тем оно лучше. Но будь осторожен, постарайся не дать понять Кари, в чем суть. Если что-нибудь не заладится, подожди, когда Кари уйдет, а потом добавь жути в ее рассказ, пока работает камера. Я хочу видеть в кадре животный страх. Слезы или истерику… что еще лучше.
На бледном лице Фортнема появилось озадаченное выражение.
— То есть, патрон, я должен снимать наших собственных парней, верно?
— Конечно. Они пока что не знают про Питерса. — Конти нетерпеливо махнул рукой. — Поторопись. Кари уже где-то там и вовсю разглагольствует об убийстве.
Фортнем открыл рот, словно пытаясь возразить, затем снова его закрыл и, в последний раз недоуменно посмотрев на Конти, ушел.
Конти проводил его взглядом. Как только главный оператор скрылся из виду, он повернулся к Туссену.
— Для тебя у меня тоже есть работенка… и гораздо более важная. Тело Питерса сейчас лежит в лазарете, в южном крыле. Я нарисую, как туда можно добраться. Труп собираются поместить в холодильник, но, как я слышал, тот требует небольшого ремонта и до завтра не будет готов. Отличный шанс для нас.
— Шанс? — неуверенно переспросил Туссен.
— Не понимаешь? Как только труп окажется в холодильнике, к нему уже будет не подступиться. — Конти с трудом сдерживал раздражение, которое все нарастало в нем с момента пропажи кота. — Дело в том, что Вольф не хочет, чтобы мы снимали мертвого Питерса.
— Естественно, — кивнул Туссен, весьма довольный, что сумел попасть шефу в тон.
— Но нам это необходимо. Ситуация постоянно меняется, и сценарий фильма меняется вместе с ней. — Конти схватил оператора за рукав. — На карту поставлено все. Наша репутация, наша карьера. Нас подставили. Главным козырем нашего шоу был кот, а теперь его нет. Однако возникло кое-что новое. То, что затеялось после пропажи и пока что окутано тайной. Страшной, манящей, убийственной. Понимаешь? Если все сделать по-умному, наша новая лента по всем статьям превзойдет заявленное «Воскрешение тигра». Реклама уже запущена, так что аудитория нам гарантирована. И мы сможем дать ей то, чего до сих пор не сумел дать никто, — документальный фильм, внезапно превращающийся в нечто совершенно иное. В криминальную драму, которая разыгрывается в реальном времени, среди реальной съемочной группы.