— Есть, командир!
Танк развернулся и в полукилометре от дороги я обнаружил скопление вражеской пехоты и какую‑то бронетехнику.
— Осколочно — фугасным!
— Есть!
Выстрел. Снаряд улетел в сторону вражеской позиции, но не долетел. Он разорвался в поле и поднял грязевой фонтан. Но хотя бы напугал вражеских стрелков. Глядишь, запнутся и потеряют несколько драгоценных минут.
«Берсерк» покинул дорогу. Справа и слева другие танки батальона. Мы двигались на противника, словно несокрушимая стальная волна, но республиканцы не испугались. Они продолжали вести огонь, а мы отвечали.
В прицеле вражеская самоходная установка. Не «Шип», с которым мы уже сталкивались, а нечто новое и более мощное, слишком длинный ствол. Наша цель — берем!
— Бронебойный!
— Есть!
Рявкнуло орудие. Выстрел. Попадание. Башня самоходки отлетела в сторону, и она задымилась.
«Ай, да мы! Ай, да молодцы!» — пронеслась в голове мысль, но тут «Берсерк» вздрогнул и в башне все зазвенело.
Попадание по касательной. Снаряд дал рикошет от округлой башни, но все же приятного в этом мало, хотя танк продолжал движение. В очередной раз нам повезло. Но как долго удача будет с нами? Неизвестно.
Тем временем мы сблизились с противником еще больше. Дистанция сто пятьдесят метров и начал стрелять «Хеймдаль». Длинными очередями пулемет выкашивал вражескую пехоту, а я снова искал цель.
Танк. На нас шел республиканский «Конкистадор», а вслед за ним из дыма выползали «Саблезубы», «Скарабеи», самоходные установки и бронетранспортеры. Видимо, мы столкнулись с теми самыми вражескими бронесилами, которые прорвали фронт 21–й дивизии. Однако они оказались совсем не там, где предполагала наша разведка, а гораздо ближе. Следовательно, прорыв более серьезный или республиканцы двигались быстрее. Неважно. Главное — выжить.
Поймал в прицел «Конкистадора».
— Бронебойным!
— Есть.
Стреляем и снаряд отскакивает от лобовой брони вражеского танка. Только сноп искр и никакого результата.
— Кумулятивным!
— Есть!
Еще один выстрел и на этот раз «Конкистадор» не выдержал. Кумулятивный снаряд прожег броню и уничтожил экипаж.
Справа из дыма выскочила республиканская самоходка «Шип», и тут не оплошал наш связист. Он развернул «Хеймдаль», ударил в упор и слабая противопульная броня не выдержала. САУ резко дернулась и замерла.
— Отличная работа, связист! — закричал я.
— Да, господин капитан! — отозвался он и тут нас снова достали.
Сильнейший удар заставил «Берсерка» вздрогнуть и башня стала стремительно наполняться дымом. Он шел из машинного отделения. Значит, нам попали в корму и, скорее всего, это сделали вражеские пехотинцы.
— Всем на выход! — хватая сумку с документами и автомат, я открыл люк и начал выбираться.
Взгляд вправо. Взгляд влево. Много дыма и сражение идет по своему собственному сценарию. Но я разглядел гада, который подбил мой любимый «Берсерк». Это был молоденький солдатик в серой шинели и с разряженным тубусом одноразового гранатомета. Он выстрелил и остался стоять на месте. Может быть, растерялся, сопляк.
Передернув затвор «тимура», я срезал его короткой очередью и спрыгнул на землю. За мной последовали члены экипажа. Слава богам и предкам, все живы, и я указал в сторону ближайшей лесополосы:
— За мной, ребята! Попробуем отсидеться в стороне! Не отставать!
22
Мы спаслись. Благополучно добрались до лесополосы, а за ней оказалось еще одно поле, которое заросло высоким бурьяном. И по нему мой экипаж попытался вернуться обратно на шоссе. Но из этого ничего не вышло. Нас заметили вражеские пехотинцы, которые открыли огонь из пулеметов, и пришлось убегать в противоположную сторону.
Драпали быстро и долго, до тех пор, пока не выдохлись. А когда остановились и снова оказались в зеленке, то я залез на высокое дерево и осмотрелся.
Республиканцы отстали. На поле боя затишье и много подбитой техники, возле которой ходили вражеские солдаты. Целых «Берсерков» не видно. Только бронемашины нордов. Следовательно, сотый батальон отступил или полностью уничтожен. Вероятнее всего первое. Полковник Рекио увел остатки батальона, а мы оказались в окружении.
Что делать? Во — первых, необходимо выходить на соединение со своими и двигаться на юг. Во — вторых, нужны припасы и теплая одежда, все‑таки поздняя осень. В — третьих, надо раздобыть оружие и боеприпасы, а то у нас только три автомата (свой «тимур» связист оставил в танке), четыре пистолета, две ручных гранаты и пара ножей.
Спустившись с дерева, я окинул взглядом своих парней, которые расположились под деревом, и сказал:
— Пошли, воины!
Молча, они поднялись и двинулись за мной.
Шли весь день с короткими привалами, до позднего вечера. Я очень сильно опасался, что по нашим следам пошлют егерей с собаками. Но мы оказались слишком незначительной целью. Поэтому обошлось. Нас никто не преследовал и на ночь мы остановились.
С продовольствием беда, в запасе только несколько плиток пайкового шоколада. С водой тоже плохо. Рядом ни одного ручейка и на всех только две пустые фляги. Однако получилось найти лужу, и эта проблема решилась. После чего мои бойцы немного приободрились, но опять‑таки ненадолго. Наступила ночь и она принесла холод. Огонь развели, для этого вырыли ямку. Вот только все равно продрогли, так что не выспались и утром вставали тяжело.
Шоколад доели, немного размялись и опять движение. Добрались до шоссе, и пошли вдоль него. Была надежда, что встретим царские войска, но вместо своих увидели республиканцев. С севера на восток по дороге двигались только они. А после полудня мы нашли труп нашего снайпера. Он лежал в кустах и на его голове, выклевывая человеку глаза, сидела откормленная черная ворона.
— Кыш! — я прогнал падальщика и подошел к мертвецу.
Это был молодой парень в маскхалате. На плече нашивка 3–го полка спецназа «Тихая смерть», белая молния на черном щите. Как он здесь оказался? Ответа на этот вопрос не было. Но отчего он погиб, понятно сразу. В груди несколько рваных пулевых ран.
Пока я осматривал труп, мой стрелок обнаружил оружие снайпера, превосходную винтовку «VS-2», и его рюкзак, в котором нашлись патроны, запасные магазины, консервы, немного медикаментов и вода.
Спецназовца похоронили и я забрал его личный жетон, который снял с шеи мертвеца. А затем мы устроили обед, подкрепились и я почистил винтовку. Кстати, отличное оружие. Калибр 7.62 мм. Скорострельность 50 выстрелов в минуту. Начальная скорость пули 800 м/с. Прицел ПС-1. Прицельная дальность 1300 метров. Магазины на десять патронов. Я с такой винтовкой работал по заказу Робинзона два года назад. Помнится, тогда устранил одного аристократа, который промышлял поставкой малолетних девочек в бордели для очень богатых клиентов.
«Эх! Как давно это было», — с тоской я вспомнил столицу, собрал винтовку и опять поднял воинов.
Нужно было идти, и мы шли. Час за часом. Километр за километром. И, наконец, оказались в небольшой роще, откуда открывался превосходный вид на деревеньку с незатейливым названием Смирна. По крайней мере, если верить карте, и я не ушел с маршрута. Между нами и деревней поле, а на нем сотни людей и десятки легковых автомашин.
Сначала я не понял, кто эти гражданские и что они здесь делают. Но вскоре все разъяснилось. Это были этнические вальхи — поселенцы. Когда мы захватили южную половину материка Окс, царское правительство развернуло широкомасштабную агитационную компанию по переселению людей в колонию. Как водится, людям обещали льготы, подъемные премии, беспроцентные кредиты и землю. Вот многие и повелись. Точных цифр не знаю, но около пяти — шести миллионов этнических вальхов, как правило, из самых бедных слоев населения, перебрались на Окс. Люди верили, что они будут в безопасности. И вот итог. Началась война и многие не успели эвакуироваться. Кто поумнее, тот сразу схватил детей в охапку и драпанул, а копуши, наиболее зажиточные, долго собирались и оказались в окружении.
— Командир, может, сходим к нашим, попросим продуктов и новости узнаем? — спросил меня Костя Самохин.
— Погоди, — я покачал головой. — Они не просто так здесь стоят. Наверняка, беженцев остановили. Значит, здесь есть охрана.
Действительно, охрана была. Мы заметили людей в одинаковых коричневых куртках и с автоматическими винтовками. Но это были не солдаты. У всех имелись белые повязки с какими‑то надписями. Следовательно, скорее всего, это местные сепаратисты, которые переметнулись на сторону республиканцев.
— И что будем делать? — снова подал голос Самохин.
— Ждать до темноты. Ночью попробуем сходить к беженцам. А сейчас отдыхайте.
Я принял решение. Однако темноты дождаться не получилось. Примерно через час из деревни выехало несколько бронефургонов и грузовиков, которые были набиты республиканской пехотой и «коричневыми» сепаратистами. Они выгрузились возле лагеря, окружили его, и началось то, чего я не мог представить. Республиканцы открыли огонь по гражданским людям. Солдаты убивали некомбатантов без колебаний и сомнений. А потом стали хватать девушек и женщин, которых бросали наземь и насиловали. Крики. Выстрелы. Плач. Рокот движков. Слезы. Горе. Смерть. Смех карателей. Все смешалось.
Я принял решение. Однако темноты дождаться не получилось. Примерно через час из деревни выехало несколько бронефургонов и грузовиков, которые были набиты республиканской пехотой и «коричневыми» сепаратистами. Они выгрузились возле лагеря, окружили его, и началось то, чего я не мог представить. Республиканцы открыли огонь по гражданским людям. Солдаты убивали некомбатантов без колебаний и сомнений. А потом стали хватать девушек и женщин, которых бросали наземь и насиловали. Крики. Выстрелы. Плач. Рокот движков. Слезы. Горе. Смерть. Смех карателей. Все смешалось.
Всякое я в жизни видел: войну, горе, кровь и много несправедливости. Но с геноцидом, а ничем иным убийство мирных людей быть не могло, столкнулся впервые. Вот и что тут сделаешь? Против трехсот вражеских солдат и пособников вчетвером не повоюешь. Это бесполезно. Однако и смотреть на то, что творилось в поле, было нельзя.
Механик — водитель Генри Шварц позвал меня:
— Командир!
— Что?
— Отдай приказ! Давай примем бой!
— Нет. Уходим.
Впервые мои бойцы не выполнили приказ. Шварц снял свой «тимур» с предохранителя, встал в полный рост, прислонился к дереву и выпустил в республиканцев очередь.
Он не попал. Расстояние между нами и лагерем более трехсот метров, а «тимур» эффективен на дистанции двести — двести пятьдесят метров.
«Что же ты наделал, Шварц!?» — я бросил на мехвода злой взгляд и приготовил к бою винтовку. Раз уж мы себя обозначили, надо показать нордам зубы и пустить кровь.
— К бою! — отдал я команду и посмотрел в снайперский прицел.
Первую жертву нашел сразу. Один из «коричневых» указывал на лес и что‑то кричал.
Предохранитель, щелк!
Досылая патрон, лязгнул затвор, а пластиковый приклад плотно прижат к плечу.
«Готов? — спросил я себя и тут же ответил: — Всегда готов! Работай, капитан Темников, и не промахивайся».
Только на секунду замешкался, успокоил сердце и дыхание. Пора.
Приклад винтовки ударил в плечо, а ствол подлетел чуть вверх, и тут же вновь принял горизонтальное положение. «Коричневый», в которого я стрелял, раскинув руки, свалился.
А вот и вторая жертва, вражеский командир. Крепкий и холеный мужчина в черном плаще. Он разрывал одежду на молодой женщине и еще не понял, что произошло.
Не раздумывая, я сделал два выстрела подряд и обе пули положил точно в спину республиканца. Он начал заваливаться набок, а женщина вырвалась и скрылась между автомашинами.
«Если не дура, сбежит», — промелькнула мысль, и я продолжил бой.
Мои парни поддержали своего командира. Только они танкисты, а не пехотинцы. Из автоматов стреляли плохо. Поэтому пришлось отдуваться мне. Но ничего не изменить, так сложилось. И, честно говоря, открыв охоту на нелюдей, которые убивали беззащитных, я даже был рад тому, что Шварц выстрелил. Он поступил вопреки здравому смыслу, но по совести. Я так не всегда могу поступать. Порой, целесообразность превыше всего. А когда бой уже начат, приходится биться.
Тем временем противник начал осознавать, что происходит. И оставив некомбатантов в покое, республиканцы и «коричневые» залегли и стали отстреливаться.
Над головой просвистели вражеские пули. Однако это только раззадорило меня, и я продолжал стрелять.
Выстрел — выстрел — выстрел! Республиканцы и «коричневые» получали свою долю свинца, но продолжали лежать. К сожалению, так продолжалось недолго.
Вражеские офицеры сообразили, что нас немного, и подняли своих ублюдков в атаку. Неразборчивая команда и вперед кидается полтора десятка солдат. Новая команда и такой же рывок справа. Республиканцы приближались, но я уже понял схему их движения, и не зевал.
Первый магазин опустел. Замена.
Поймал в перекрестье прицела передового вражеского солдата, и палец плавно потянул спуск.
Выстрел! Солдат свалился.
Еще один подставился.
Выстрел! Голова разлетелась.
К нему бросился товарищ, видимо, друг.
Выстрел! Еще один падает.
Винтовка дергалась, и с десяти патронов я достал еще как минимум шестерых.
Второй магазин пуст. Щелк! Отстегнул пустой магазин и загнал третий. Руки работали сами по себе, и все делалось на автомате.
Передернул затвор, приклад снова уперся в плечо, а правый глаз сквозь прицел начал поиск новых целей.
Противник залег, но только на время. Вскоре солдаты ползком направились к роще. И один из бойцов, видимо, в азарте, выполз на открытое пространство.
Отлично. Выстрел! И тяжелая пуля калибра 7.62 мм, с расстояния в восемьдесят метров, тут же пробила его лобовую кость и расплескала мозги этого человека по мокрой осенней траве. Разбираться и выцеливать противника некогда. Солдаты уже рядом. Поэтому стал бить на каждый шорох, и когда опустел третий магазин, откатился в сторону. Вовремя, так как лежку, где я только что находился, стали обстреливать из ручного пулемета.
Осмотрелся. Шварц мертв. Повис на дереве. Связист рядом с ним, лежал раскинув руки, и его остекленевшие глаза смотрели вверх. Понятно. Тоже погиб. Остался только Самохин. Он рядом и в его руке граната.
Заметив мой взгляд, Костя ухмыльнулся:
— Ну что командир, кажется, уже не выбраться? Придется подрывать себя и нордов.
— Отставить! — я кивнул в сторону рощи. — Уходим!
Самохин подчинился. Он поднялся и, пригибаясь, мы бросились наутек.
Прежде чем мы скрылись среди деревьев, я оглянулся. Вражеские солдаты были уже рядом, но приближались к зеленке с опаской, я научил их осторожности. А из лагеря, на полной скорости, не разбирая, где дорога, вырвалось несколько легковых автомобилей. Видимо, нашлись среди поселенцев люди, которые решились на риск. Все равно выбора нет, ибо за спиной оставалась смерть.
23
Голодный, заросший колючей щетиной, грязный и оборванный, я прятался в кустах возле безымянной речки и наблюдал за врагами. После перестрелки под Смирной, мы с Самохиным оторвались от погони, но затем прорывались через дорогу, напоролись на патруль и потеряли друг друга. Она направо рванул, а я налево. И что с ним теперь я не знал. Парень крепкий, должен был выбраться, а я выберусь точно. Уверенность в этом имелась, слабину я себе не давал и через пару дней добрался до горы Ставер, где находился лагерь археологов. Скорее всего, упрямый профессор Рохлин не успел эвакуироваться, слишком сильно ударили республиканцы. И я оказался прав.
Труп знаменитого ученого, который считал, что наука превыше всего и важнее войны, качался на ветке всего в полусотне метров от меня и зрелище это не из приятных. Перед смертью Рохлина избивали и пытали. Причем делали это какие‑то мясники, потому что у него отсутствовал один глаз, а лицо знаменитого профессора было покрыто кровавой коростой.
Такие вот дела. Жил человек и нет его, а убийцы ученого находились неподалеку. Это были «коричневые», шесть мужиков с винтовками, которые облюбовали трейлеры археологов. Для них находки ученых ничего не значили. Однако по какой‑то причине они ничего не трогали, кроме продуктов. И у меня сложилось впечатление, что «коричневые» кого‑то ожидали. Возможно, других ученых. На этот раз республиканских, которые завладеют находками Рохлина. Такое могло быть? Вполне. И я решил, что оставлять древние артефакты нордам нельзя. Особенно накопители информации, которые мне показывал профессор. Слишком они ценные.
В общем, нужно было снять охранников и действовать предстояло тихо. «Коричневые» при оружии, но подготовлены они слабо и некоторые, как я заметил, часто прикладывались к фляжкам. Наверняка, они выпивали, а мне это только на руку.
Я начал действовать. Где ползком, а где‑то вприсядку и на карачках, подкрался к часовому. Двести метров до противника. Сто пятьдесят. Семьдесят. Тридцать. И вот я уже в кустах рядом с трейлерами. Работать буду холодным оружием.
Неожиданно я почувствовал, что в мою сторону смотрят, наверное, караульный что‑то почуял. На несколько секунд замер без движения и представил, что меня нет, а на моем месте сейчас мелкое животное, которое скользит по палой листве в поисках пропитания. Видимо, это сработало. Снова пришло состояние покоя и резким броском мое тело послушно перекатилось по еле заметной канавке вперед. Я оказался в луже. Вода моментально пропитала одежду и проникла к телу.
Бр — р-р!!! Захотелось выбраться из этой противной сырости. Однако пошевелиться было нельзя, так как рядом я услышал гортанные голоса. Противник очень близко. К караульному подошли приятели, и я прислушался к разговору:
— Сакс, когда уже будет смена!? — спросил часовой.
— Обещали к вечеру, — отозвался второй. — А ты куда‑то торопишься?
Часовой не ответил, но к разговору подключился еще один «коричневый»:
— Жоржик из переселенок себе бабу смачную выбрал. Вот и торопится. С его мордой ему ни одна приличная девка не даст, а тут невольница.