– Интересно, – услышала она голос Тимура, – как там у наших в Москве дела? Там ведь две или три дивизии работают...
– Там трупиков хватает! – ответил Ромочка. Слышно было, как он отодвинул стул и пошел на кухню.
Как увидел Лукерью, сразу понял, что она все слышала.
– Это была шутка, – сказал он. – Мы пошутили. Я сам погиб.
Но Лукерья ему уже не верила.
В глазах у нее стояли слезы.
И смотрела она на Ромочку с любовью.
Как ее понять? Да, она знала уже, не сомневалась, что смерть ее мужа – дело рук пришельцев. И неизвестно еще, сделали ли они это из сочувствия к ней или потому что выполняли план по трупам с непонятной для Лукерьи целью.
На кухню вошел Тимур.
– Я думаю, что тебе не стоит строить иллюзии, – сказал он. – Никакие мы не культуртрегеры и не филантропы. В политике таких не бывает. Нам нужно жизненное пространство, и мы с этой целью вторгаемся на удобные для нас планеты, внедряемся в жителей, а потом, когда нас уже много и мы получаем доступ к важным объектам, то оставшихся в живых аборигенов мы уничтожаем или в лучшем случае порабощаем. Третьего не дано.
– А я? – пискнула Лукерья.
– В каждой войне есть предатели, – сказал Тимур. – Одни предают за деньги, а другие – за идею.
– А я? – Лукерья как-то сразу смирилась со своей предательской сущностью.
– Ты, будем считать, идейная, – сказал Тимур.
– Спасибо. Вы меня убьете?
– Мы тебя уже поработили, – засмеялся Матвей. – Со временем я тоже на тебе женюсь.
Все они захохотали. Но Лукерье показалось, что Ромочка смеется не так нагло, как Матвей.
8
Днем Лукерья на службу не пошла. Пускай сами помирают, все равно человечеству жить осталось немного.
Она пошла на почту.
Попросила там лист бумаги и конверт.
Написала сверху листа:
«Президенту Российской Федерации в собственные руки».
– Должен же кто-то мне поверить, – прошептала она. В милицию она не пошла, не доверяла. Может, там уже пять пришельцев с погонами ходят. А вот президент вроде свой, высказывается против террора.
Она сидела и думала, как начать письмо, чтобы президент поверил.
Но додумать не успела.
Тонкая юношеская рука протянулась через ее голову. Василий взял листок и скомкал его.
– Не надо, Лукерья Маратовна, – сказал он. – Никуда вам не деться.
Лукерья вскочила, сначала испугалась, но потом взяла себя в руки и зашипела, как змея, источая яд:
– А ну мчись отсюда, физик недоделанный! Сейчас такой крик подниму, что народ вас на вилы возьмет! А ну!
– Не надо, Лукерья, – прошептал юноша. – Ну зачем так! Вы же наша союзница, вы же одна из нас!
– Неужели не убьете?
– Да что вы! Как можно!
Лукерья с размаху шлепнула ладонью Василия по щеке и пошла на улицу.
Василий трусил сзади, но подойти боялся.
Тут Лукерье встретился Михаил Стендаль, редактор газеты «Гуслярское знамя», человек неподкупный и старожил. Шел он рука об руку с Корнелием Удаловым.
– Миша! – воскликнула Лукерья. – Ты знаешь, что нас не сегодня-завтра инопланетяне покорят и истребят, как крыс.
– Не исключено, – сказал Стендаль.
– И что вы будете делать? – спросила Лукерья.
– Уйдем в партизаны, – сказал Удалов. И почему-то подмигнул.
– Вот именно, – согласился Стендаль.
А к Лукерье уже спешили Ромочка с Матвеем. Видно, Василий поднял тревогу.
– Луша, – пропел Ромочка, – ну куда ты с такой высокой температурой на улицу выбегаешь?
– Нет у меня температуры, пришелец проклятый.
И видно, этот возглас звучал забавно, все мужчины стали смеяться, а Ромочка повел домой рыдающую жену.
– Грипп наступает, – заметил Удалов. – Как дела в Европе?
– В Европу вирус уже проник, – сказал Стендаль.
– Выздоравливай, Лукерья! – крикнул Удалов.
9
Ночью Лукерья лежала рядом с Ромочкой. Тело у него было горячее, страстное. Но он сдерживался.
– Пойми, – говорил Ромочка. – Так устроена Вселенная. Кто сильнее, тот и скушал. Завтра придет новый сатана и всех нас сожрет. Так вы, люди, истребили тасманийцев, птицу додо и морскую корову Стеллера, которые не были виноваты в том, что живут на одной с вами планете. Мы – санитары леса. Ваша цивилизация зашла в тупик и не сегодня-завтра сама себя задушит. А мы ей помогаем.
– А дальше что? – Лукерья сглотнула слезы.
– Если нас не раскусят и сопротивления не будет, то через два-три года ты будешь жить в новом, упорядоченном и счастливом мире.
– Меня кирпичом по затылку, да?
– Ты моя жена! – рассердился Ромочка. – Можно сказать, любимая туземка, наше доверенное лицо. Ты что думаешь, нам запрещают с туземками жить? Да я имею право себе хоть десяток таких, как ты, взять!
– И намерен?
Ромочка спохватился.
– На деле я не намерен, потому что люблю тебя как настоящую жену.
– А если я поеду в Вологду?
– А там что?
– А там в милицию или армейскую часть – не знаю куда! Может, к Жириновскому в партию?
– Только не в партию, – сказал Ромочка. – Там уже все наши.
– А если я все же найду...
– Будет война, – вздохнул Ромочка. – Многие погибнут. Может, мы даже потерпим поражение и нам придется аннигилировать твою планету. А жаль. Столько усилий мы положили.
Он положил руку ей на плечо, провел пальцами по шее.
– В конце концов, – прошептал он, – какая тебе, простой женщине, разница, кто правит Россией, если у тебя есть здоровый любимый мужик? Ты чего добьешься? И мужика лишишься, и, возможно, жизни. А уж счастья тебе не видать.
– Ах, – вздохнула женщина. – Какая мне разница! Пришельцы-мришельцы, оккупанты, шпионы, завоеватели, поработители... а ты, Ромочка, меня не оставишь?
– Если не будет приказа...
– Обними меня, любимый!
10
Профессор Минц с Корнелием Удаловым подкрались поближе к погасшему окну на втором этаже. Они затаились за кустом орешника. Минц направил на окно невидимый обыкновенным глазом лучик зомбификсатора.
На махоньком дисплее задрожала алая искорка.
Рядом, впритык к ней, горела искорка изумрудная.
– Как славно, – сказал Удалов. – На таком расстоянии различает. Ты гений, Лев Христофорович.
Минц наклонил талантливую голову. Он привык к похвалам.
– Не будем себя тешить. Это лишь начало пути. Создать зомбификсатор могли бы по крайней мере три лаборатории на земном шаре. А вот внедрить его, заставить руководителей различных государств поверить в страшную опасность, которой подвергается Земля, – это куда труднее.
Алая искорка слилась с изумрудной.
Удалов вздохнул.
– А ведь хорошая была женщина... А теперь? Немецкая овчарка!
– Не клейми ты Лукерью, – ответил Минц. – Я почти убежден, что она и не подозревает, что находится в объятиях инопланетянина. Она верна своему мужу.
А там, на втором этаже, Лукерья воскликнула:
– Любовь ведет меня к подвигам! Ради нее я готова на многое.
– Не торопись, – ответил пришелец. – Будут тебе задания, будет тебе работка...
Минц спросил:
– Когда последний автобус на Вологду?
– Через двадцать минут.
– Тогда пошли.
– Лев, побойся бога! Мне домой надо забежать. Ксению предупредить.
– Мы позвоним ей из Вологды.
– Что за спешка?
– У нас нет ни минуты, – сказал Минц, спрятал зомбификсатор в карман и быстро пошел по улице.
Удалов махнул рукой и припустил за другом.
Их путешествие будет непростым, и результаты его еще неясны.
А Лукерью жалко...
ЖИЗНЬ ЗА ТРИЦЕРАТОПСА
Глава 1
Мне хочется внести ясность в историю, которая прогремела по всему миру и отозвалась (как всегда, лживо) в средствах массовой информации, что значительно повредило безукоризненной репутации города Великий Гусляр.
Верно сказал Корнелий Иванович Удалов:
– Лучше бы этих проклятых динозавров не было!
Но раз динозавры были, о них надо говорить правду и только правду.
Во-первых, не существует дикого горного хребта, на котором водятся белые медведи, как уверяла газета «Вашингтон пост». В окрестностях Великого Гусляра нет никаких горных хребтов, если не считать небольшого вулкана, который большую часть времени спит, а если и просыпается, то его извержения не представляют опасности для горожан.
Во-вторых, заявление газеты «Монд», что крупнейший из динозавров достигал сорока метров в длину, – наглая газетная утка. Известный по публикациям в «Огоньке» бронтозавр был молодой особью, вряд ли достигавшей тридцати метров.
Также являются ложью утверждения о том, что русские ученые уже выводят динозавров из генетического материала, найденного в Великом Гусляре.
Наконец, совсем уж беззастенчивой ложью пронизан репортаж английской коммунистической газеты «Морнинг стар»: некий динозавр напал на школьниц, возвращавшихся домой по главной улице.
Во-первых, как известно, никогда ни один динозавр не ходил по главной, иначе Советской, улице Гусляра. Во-вторых, некому там было ходить.
Во-первых, как известно, никогда ни один динозавр не ходил по главной, иначе Советской, улице Гусляра. Во-вторых, некому там было ходить.
Теперь, когда автору удалось дать отпор некоторым наиболее нахальным заявлениям средств массовой информации, он хотел бы перейти к правдивому и последовательному изложению событий.
* * *Итак, на окраине города Великий Гусляр существует поросший соснами холм под названием Боярская Могила. Никакого боярина там не хоронили, но есть сведения, что у местного помещика Гулькина был любимый конь Боярин, которого возили на скачки в Вологду, там напоили портвейном, а на обратном пути он простудился и пал. Гулькин, который связывал с конем большие надежды, был в расстройстве и построил мавзолей на холме, возвышавшемся аккурат за его курятником. Мавзолей со временем провалился или обвалился – никто толком не помнит, тем более что произошла революция и с Гулькиными покончили.
В холме есть пещеры, куда иногда пробираются ребята, но вообще-то лазить туда не положено, потому что своды пещеры могут рухнуть.
На этот раз в пещеру попали совсем не ребята.
К Синицкому приехал погостить племянник и влюбился в девушку, которая продавала мороженое возле рынка. Продавала она мороженое, чтобы заработать себе на высшее образование, в котором очень нуждалась, так как еще в школе побеждала на областных биологических олимпиадах. А один раз ее даже возили в Казань – в школу юного химика.
При этом Марина обладала отличной фигурой, ладными ножками и прочими девичьими атрибутами, включая буйную копну рыжих косичек. Пройти мимо нее равнодушно мог только слепец.
Но жила она в Гусляре без родителей, снимала угол у гражданки Свинюхиной и почти голодала.
Когда племянник Синицкого Аркадий увидел Марину, торгующую мороженым, что-то в его груди перевернулось. Он даже не посмел приблизиться к ней, а пошел, расстроенный своей нерешительностью, домой и поведал о своей душевной боли тетке. Тетка предупредила его, что Марина – «девушка не нашего круга».
Сама тетка когда-то приехала в Гусляр из Козлятина, где ее папа работал в милиции в чине сержанта.
На следующий день Аркадий снова пошел на площадь Землепроходцев и купил поочередно шестнадцать порций мороженого. Семнадцатую Марина ему не продала, а сказала:
– Вы обязательно простудитесь и будете меня проклинать.
– Никогда!
– Кроме того, вы не производите впечатление богатого человека.
Аркадий не знал, обижаться на эти слова или нет, но Марина разрешила все его сомнения, сообщив:
– Я через полчаса закончу.
– И что? – осторожно спросил Аркадий.
– Думайте, – предложила Марина и повернулась к следующему покупателю.
В тот день Аркадий проводил Марину до дома, и они обнаружили много общего во вкусах, настроениях и даже отношении к жизни.
На следующий день, не сказав тетке, что он встречается с «девушкой не нашего круга», Аркадий повел Марину в кино. Когда молодые люди сидели на набережной и говорили о жизни, оказалось, что их взгляды совпадают. Наверное, не было в истории таких похожих людей, хотя они и принадлежали к разным социальным кругам.
В среду они пошли в лес. Благо у Марины выдался выходной, а Аркадий был готов отменить все дела и заботы ради того, чтобы поговорить о ботанике и литературе.
Далеко они не ушли, а поднялись на холм Боярская Могила, чтобы с его вершины сквозь сосновые ветви полюбоваться видом города и реки Гусь, протекающей мимо.
Потом они немного посидели под сосной, и тут им захотелось целоваться, причем обоим, в чем они друг другу не посмели признаться.
На их счастье, пошел дождь.
Надо было прятаться от дождя, и Аркадий вспомнил о том, что поблизости есть пещера, куда он лазил в детстве.
Конечно, Марина очень боялась пещер, потому что в них бывает темно, но дождик был холодным, а под таким дождем целоваться совершенно невозможно.
Аркадий не сразу нашел вход в пещеру – растительность вокруг изменилась, да и сам он вырос.
Вход был похож на дыру, ведущую в берлогу, и Марина даже спросила:
– А медведя там нет?
– Наивный вопрос, – сказал Аркадий. – Медведей в наших местах давно уже нет. – И он первым полез в пещеру.
Марина нагнулась, влезла в дыру, и ее подхватили сильные и нежные руки Аркадия.
– Иди сюда, садись – сказал он.
– А змей здесь нет? – спросила Марина.
– Уползли.
– Я все равно боюсь, – прошептала девушка.
– Я с тобой! – ответил Аркадий. – Дай мне руку.
Ее пальцы нащупали в темноте его ладонь и замерли, потому что Марину ударило током.
– Ой, – сказала девушка.
Аркадий потянул ее за руку и привлек к себе. Раз было темно, то Марина не могла должным образом сопротивляться: она же не видела, с кем борется.
– Только не целоваться, – прошептала она, как бы подсказывая Аркадию, что надо делать.
– Конечно, – сказал он.
Его губы совершенно нечаянно наткнулись на ее губы.
И они целовались, пока шел дождь. Но так как они не видели, кончился дождик или нет, то целовались почти до вечера.
Иногда, борясь больше с собой, чем с Аркадием, Марина шептала:
– Только не это! Ты же все испортишь!
Аркадий не совсем понимал, что он может испортить, но недостаток жизненного опыта и опасение обидеть девушку заставляли его остановиться. Однако ненадолго. Так что их отношения были похожи на морской берег. Ты видишь, как волна поднимается, несется к галечной полосе, но прибрежные камни останавливают, дробят ее и заставляют уползти обратно, поджав пенный хвост.
Наконец Марина устала от борьбы, в которой ее поражение было неминуемым. Поэтому она нащупала на полу пещеры камень и шутливо сказала Аркадию:
– Если мы сейчас не уйдем отсюда, я тебе нос разобью.
К этому времени их глаза настолько привыкли к темноте, что молодой человек отлично разглядел камень в тонкой руке продавщицы мороженого.
Он натужно засмеялся, но подчинился, потому что в извечной борьбе полов верх всегда берет мужчина, но женщина решает, когда ему предстоит победить.
Держась за руки, они вылезли из пещеры и зажмурились.
Заходящее солнце окрасило оранжевым светом стволы сосен, небо было почти белым, как десятикратно простиранная голубая рубашка, птицы уже угомонились.
Под ногами мягко пружинило одеяло сосновых иголок. Раздвинув иголки, кое-где торчали скользкие шапки маслят.
Молодые люди стали спускаться с холма. Чтобы отвлечь Аркадия от охвативших его печальных мыслей, Марина показала ему камень, который забыла выкинуть, и сказала:
– Обрати внимание, что это такое?
– Камень, – ответил Аркадий, все еще докипающий несбывшимися порывами.
– Не просто камень, – сказала Марина, в круг интересов которой входила и минералогия. – Некогда в этой местности бушевали вулканы.
– Где только они не бушевали...
Они вышли на дорожку, Аркадий хотел было еще раз поцеловать свою возлюбленную, но навстречу, разумеется, шла тетка с пустыми ведрами. Скажите, что делать тетке с пустыми ведрами на окраине Великого Гусляра на рубеже тысячелетий?
– Но я не знала, что Великий Гусляр входил в зону вулканической активности, – сказала Марина. – Я полагала, что весь этот регион покрыт толстым слоем осадочных пород.
– Вот именно, – согласился Аркадий, проклиная тетку.
Чуткая Марина заметила его душевное неудобство и правильно истолковала:
– Ты меня совсем не слушаешь, Аркаша. Я не подозревала, что в твоем сердце есть место суевериям.
– В моем сердце все есть, – ответил Аркаша.
– Надо будет посоветоваться со Львом Христофоровичем, – сказала девушка. – Он наверняка знает.
– Это еще кто такой? – спросил юноша.
– Профессор Минц, – сказала Марина. – Без пяти минут лауреат Нобелевки. Живет у нас уже много лет.
– Что делать в этой дыре без пяти минут лауреату?
– В этой дыре ты меня встретил, – сказала Марина, обидевшись за Великий Гусляр.
– Лучше бы я тебя в Москве встретил.
– Разве в Москве ты отыскал бы такую пещеру? – рассмеялась Марина.
Аркадий не ответил. Подобно всем влюбленным на раннем этапе этой болезни, он был подозрителен и склонен к пессимизму.
На углу Пушкинской Марина попрощалась с Аркадием, и ему показалось, что она сделала это очень холодно.
Глава 2
Расставшись с Аркадием, Марина отправилась к профессору Минцу и застала его во дворе. Новое поколение доминошников вбивало в землю крепкий старый стол, а профессор с Корнелием Удаловым смотрели на отчаянную схватку глазами знатоков и с трудом удерживались от советов.
– Что за манера, – сказал Минц, увидев Марину и поцеловав ее в лобик, – заплетать негритянские косички. Неужели тебя из-за этого больше любят мальчишки?
– Они меня не любят, – ответила Марина. – Они ко мне пристают.
Марина отошла с пенсионерами к лавочке под кустом сирени и показала Минцу камень, подобранный в пещере.