Набрал в грудь воздуха. Сейчас.
Он помедлил. И пошел прямо на своих преследователей.
Тот, что завязывал шнурки, отвернулся, неторопливо стал дрейфовать прочь. Избегает, сволочь, не желает сокращать дистанцию, подумал Савелий. В пять широких шагов догнал филера, хлопнул по твердому, как дерево, плечу.
Андроид изобразил вежливое недоумение. Краем глаза Герц фиксировал второго – тот по-прежнему топтался возле газетного ларька.
– Пасешь, да? – спросил Герц.
– Прошу прощения, – прогудел андроид. – Я не понимаю… Савелий толкнул его в грудь:
– Все ты понимаешь. Все ты, сука, понимаешь.
– Прошу прощения…
– А ну-ка пошел отсюда! – негромко велел Савелий. – Передай привет хозяевам. Скажи, если ко мне есть вопросы – пусть приходят и спрашивают. А не присылают пластмассовых дебилов. Понял?
Искусственный человек изобразил натуральную оторопь:
– В чем дело? Какие хозяева?
– Пошел отсюда, я сказал. – Герц еще раз толкнул искусственного и попытался послать ему взглядом угрозу.
Говорят, их надо бить в живот, поскольку процессор и жесткий диск вмонтированы не в голову, а пониже пупка – там, где центр тяжести. Нет, решил Савелий, не в живот. Выдерну из кармана авторучку, попробую воткнуть в глаз. Крови не будет, вместо крови у них жидкий гель-антифриз, а вместо мозга – радиатор, охлаждающий всю систему. В общем, ничего ему не будет, искусственному. Испорчу деталь – пусть хозяева знают, с кем имеют дело.
Но андроид, не вступая в дискуссию, стал ловко пятиться назад и исчез за углом. Герц оглянулся: второй тоже канул.
Пока шел к парковке, устраивался за рулем машины, пока выезжал – специально не смотрел по сторонам.
К черту вас всех. Я шеф-редактор влиятельного журнала, я на движняке, моя жена носит моего ребенка. Не связывайтесь со мной.
3Первое, что увидел шеф-редактор, войдя в собственный кабинет (правда, Герц пока избегал называть его собственным даже в мыслях; здесь вовсю витал дух великого старика), – были маячившие над просторной столешницей подошвы дешевых китайских ботинок сорок пятого размера с безбожно сбитыми каблуками.
– Убери ноги со стола, – приказал Савелий.
– Ха! Господин шеф-редактор!
Гарри Годунов был королем эпатажа, но глубоко культурным мужчиной (среди людей искусства такое возможно) – он мгновенно выполнил распоряжение и освободил место. Правда, при этом умудрился непристойно задрать колени и вполголоса грубо выругаться.
– Еще раз залезешь в мой кабинет, – равнодушно сообщил Герц, – велю тебя не пускать.
– Звучит ужасно, – ответил Годунов. – Архаично и немузыкально. В стиле дворянчиков из русской классики. «Подите прочь, граф, вы несносны, я велю вас не пускать… »
Он захохотал. Нескладный, отвратительный, пьяновато-ха-моватый. Однокашник. Старый товарищ. Если все циники мира соберутся на демонстрацию, он понесет знамя. Мощнейший мозг, два метра долговязого тела, неизменная брезгливая гримаса, множество раз сломанный нос. Волосы дыбом, коричневые зубы. Под тонкой жилистой шеей на кожаном шнурке какие-то амулеты. Нелепая заношенная фуфайка с надписью «Kannabis Uber Alles». Герц не отказал себе в удовольствии лишний раз полюбоваться внешностью гения и подумал, что гений, в общем, выглядит, как и положено гению, умопомрачительно.
За последние пятьдесят дней гением было написано пятьдесят статей, очерков и эссе. Причем совершенно бесплатно. И вдобавок именно благодаря язвительным статьям и очеркам нового колумниста Гарри Годунова тираж журнала «Самый-Самый» существенно возрос.
И не только тираж. За два месяца изменилось многое. Кабинет шеф-редактора был преображен. Голографическую инсталляцию – бородатого Солженицына – старик велел перевезти в свою квартиру. В компанию к Марксу и Фрейду. На освободившемся месте Савелий установил новинку последнего поколения, из жизни титанов прошлого, под названием «Глеб Пьяных опускает Руперта Мэрдока по всем понятиям». Изучив ее детально, дамы краснели.
Впрочем, Герц того и добивался.
– Больше не клади ноги на стол, – примирительно попросил он, усаживаясь и открывая очередную флягу «дабл-премиум-люкс».
– Пустое, граф, – отбил Годунов, легко удерживаясь в стиле русского дворянчика. – Лучше повесьте сбоку бронзовую табличку: «На сию мебель возлагал натруженные конечности великий русский писатель… » Далее – неразборчиво.
– Когда пойдешь ко мне в штат?
Гений рухнул в ближайшее кресло, шумно почесал живот и зевнул. Посмотрел на Савелия печальными глазами сенбернара:
– Никогда. Я за деньги не работаю. Только из любви к искусству. Тем более в твоем грязном желтом листке…
– Согласен, – с достоинством кивнул Савелий. – Мы немного пожелтели. Но так было задумано. Так велел старик, когда уходил. Иди ко мне в штат, Гарри.
– Нет, – отмахнулся Годунов. – Не пойду. Еще десяток баек сотворю – и исчезну.
– Обратно на пятый этаж?
– Может, на пятый. А может, на сотый. Герц развеселился:
– Кто тебя, дурака, пустит на сотый уровень?
– Не пустят, – спокойно поправил Годунов, ковыряя в носу, – а позовут. Уже звали. Опытные квалифицированные дураки вроде меня требуются везде. Осталось только денег подкопить.
– Зачем?
– Секрет. Но тебе скажу. Перед внедрением на сотые этажи надо сделать пластическую операцию. Переделать физиономию. Под монголоида. – И Годунов оттянул кончиками пальцев кожу возле внешних углов глаз: изобразил азиата.
– Не выйдет, – усмехнулся Герц. – Ты типичный славянин. Треть от татарина, треть от финна и треть от грека. Иди в секретариат и пиши заявление о приеме на работу. И сразу будут деньги. Много. Хватит и на операцию, и на новые ботинки.
– Еще чего, – с отвращением поморщился Годунов. – Секретариат? Заявление? Что за казенный жаргон?! Слушай, Герц, давай не будем. Помочь корефану Савелию – это одно. Это я могу. А работать на корефана Савелия – это совсем другое. Ты сказал: «Помоги, Гарри, у меня лучший репортер без вести пропал, я не справляюсь». Вот, старый Гарри помог. Но зачем предлагать старому Гарри работать на своего корефана? Старый Гарри может обидеться. А он знаменитый, он книги пишет, с ним лучше не связываться…
Савелий помолчал немного, потом спросил:
– Куда он все-таки мог исчезнуть? Этот наш лучший репортер?
– Вниз ушел, – сразу ответил Годунов. – Сидит где-нибудь на четвертом этаже, в притоне, и жрет мякоть ложками в компании удолбанных блядей.
– Ах я идиот, – пробормотал Герц. – Он ведь позвал меня в гости. Перед тем как сбежать. Прощался. Едва не плакал. А я его не понял. По плечу похлопал – и уехал… Идиот.
– Еще какой.
– Слушай, а его микрочип?
– На нижних этажах умеют все. В том числе и сигналы глушить. Правда, глушители кустарные, работают плохо. Потребляют слишком много энергии. Кстати, как и заводы по возгонке мякоти… Внизу, господин Герц, бурная деятельность. Первые пять этажей пожирают почти треть всей городской электроэнергии. Чтобы замаскировать и легализовать перерасход, умными людьми устроена широкая сеть соляриев для бледного простонародья. Власти думают, что электричество потребляют солярии, а на самом деле солярии нужны главным образом для отвода глаз. Все киловатты уходят на возгонку.
Савелий ощутил досаду.
– Где ж ты раньше был? Со своими познаниями…
– А ты? – невинно возразил Годунов. Герц не нашелся, что ответить.
—Не волнуйся, – хмыкнул гений, изучая ногти. – Твой Гоша найдется. Перед бегством он наверняка снял наличными все свои деньги…
—Откуда знаешь?
—Я ничего не знаю, господин шеф-редактор. Я просто думаю вслух. Вредная привычка, со времен уединенной жизни… В общем, я предполагаю, что твой лучший репортер подхватил сбережения и махнул на четвертый уровень. К блядям. А бляди с четвертого этажа, – Годунов значительно поднял палец, – это не простые бляди. Это, брат, очень ловкие и ушлые бляди. Ловчее блядей с четвертого этажа только бляди с третьего этажа. Но на блядей с третьего этажа у твоего Гоши не хватит денег.
—Представляю, – вздохнул Герц, – что за бляди тогда на втором этаже.
—На втором этаже, – строго заметил Годунов, – блядей не держат. Там сидят только серьезные ребята. Там царство «дружбы».
—А на первом?
—А на первый, – с сожалением произнес Годунов, – я не спускался. Слабо мне, понял? Духа не хватило.
—Извини.
—Ничего.
Гений достал пачку дешевых китайских сигарет, закурил.
—На четвертом уровне твоего Гошу обчистят досуха за полгода. Потом он вернется.
—Дай Бог.
—Бог здесь ни при чем. – Годунов нехорошо усмехнулся. – Богу нет дела до твоего Гоши. Твой Гоша Деготь отпал от Бога. Если он однажды вернется, то уже не человеком. Будет думать, что он стебель и внизу у него прах, а над головой свет прозрачный.
—А на первом?
—А на первый, – с сожалением произнес Годунов, – я не спускался. Слабо мне, понял? Духа не хватило.
—Извини.
—Ничего.
Гений достал пачку дешевых китайских сигарет, закурил.
—На четвертом уровне твоего Гошу обчистят досуха за полгода. Потом он вернется.
—Дай Бог.
—Бог здесь ни при чем. – Годунов нехорошо усмехнулся. – Богу нет дела до твоего Гоши. Твой Гоша Деготь отпал от Бога. Если он однажды вернется, то уже не человеком. Будет думать, что он стебель и внизу у него прах, а над головой свет прозрачный.
—Даже так?
—А по-другому не бывает. Вернется он, заметь, весь в долгах. Ему там с радостью в долг дадут. И по дружбе дадут, и в долг. Это у вас, людоедов, на восьмидесятых, на самом солнышке, никто никому не должен. А внизу, где мокрицы бегают и плесень по стенам, – там, господин Герц, каждый должен каждому! Захочешь – дадут хоть сто миллионов наличными. Можно мякоть в долг взять. Можно женщину одолжить. Только если в срок не вернешь – тебя в инкубатор отправят. Слышал про инкубатор?
—Смутно.
—Это лечебница такая, – весело объяснил Годунов. – Первоклассная. Там тебя обследуют, здоровье проверят. Продуют легкие чистым кислородом, кровь очистят, грязь и токсины выведут. Будешь как новенький… А потом… – гений сделал небрежный жест, – распилят на части. Бережно. Почки, печень, селезенку – продадут. Глаза тоже. Сейчас, говорят, глаза в дефиците, спрос намного превышает предложение… Само собой, попутно государственный микрочип вырежут. И какой-нибудь веселый парень будет получать с китайского депозита твою персональную долю. Савелий подумал и тихо спросил:
– Слушай, Гарри… а… ты там… это… Когда жил внизу… никому не задолжал?
– Было дело, – хладнокровно ответил гений. – Только я все отдал. С процентами. Чудом в инкубатор не попал… – Он нахмурился. – А теперь хватит мемуаров. Кто тут шеф – я или ты? Давай работать. Тебя искала Валентина. У нее есть новости.
Герц нажал кнопку и особым баритоном босса (три недели тренировался) потребовал принести воды, вызвать Валентину, подготовить к проверке макет очередного номера, накидал еще каких-то распоряжений – обозначил начало нового рабочего дня. Опустил глаза – ковер кабинета до сих пор хранил следы инвалидной коляски великого Пушкова-Рыльцева.
Месяц назад старик заявил, что Савелий готов к самостоятельной деятельности. После чего затворился в квартире и запретил беспокоить даже в случае атомной войны.
Когда Валентина вошла, Годунов засуетился и поспешно сбежал в угол – сел там на диван, закинул ногу на ногу и стал изучать фигуру женщины пристальным взглядом ценителя.
– Говорят, у тебя есть новости, – обратился к ней Герц.
– Еще какие. – Серьезная Валентина оглянулась и посмотрела на Годунова, как учительница на двоечника.
Герц вздохнул:
– Терпеть не могу новости.
– Мне начать с главной? Или по порядку?
– Как хочешь, – величественно произнес шеф-редактор. Валентина раскрыла папку.
– Аргентина выдворила сразу десять тысяч нелегальных гас-тарбайтеров. В основном граждан Франции и Бельгии.
– В задницу гастарбайтеров, – велел шеф-редактор. – Это не новости. Неинтересно.
—Дальше будет веселее, – обнадежила Валентина. – Иван Европов сделал очередное заявление…
—Валентина, – вдруг перебил Годунов из своего угла, – ты ведь замужем, да?
Валентина вздохнула:
—Я тебе сто раз повторяла. Я замужем, но с мужем не живу.
—Годунов, не мешай работать, – буркнул Савелий.
—Пардон. – Гений заерзал задом. – Просто мне нравится, как наша уважаемая Валентина произносит эту фразу: «Я замужем, но с мужем не живу!» Звучит как стихи. Отличная аллитерация, три «ж» в одной строке…
—Иван Европов, – невозмутимо продолжила Валентина, – объявил голодовку. Требует срочного выделения средств для изучения периферийных территорий.
—Голодающий Иван Европов, – ядовито произнес Годунов, – это круто. Вся Москва знает, что он конченый травоед и уже много лет не жрет человеческую пищу.
—Можешь доказать? – сухо осведомился Савелий.
—Конечно, могу. Я подрабатывал репетитором у сына его дилера. Только зачем что-то доказывать? Неужели, Герц, ты осквернишь страницы своего журнала репортажем про этого незначительного ублюдка?
—Если официально докажешь, что он травоядный, – мы его сотрем в порошок. Сделаем героем рубрики «Самый Лицемерный».
—Есть ребята и полицемернее, – пробормотал Годунов, глядя в сторону.
Савелий пожал плечами и сделал Валентине знак продолжать.
—В проекте «Соседи» очередной скандал…
—Жаль, – звучным баритоном перебил Годунов, – что ты замужем, Валентина!
– Заткнись, – повысил голос Савелий. Валентина улыбнулась:
– Ничего. Он мне не мешает. Я привыкла.
– Протестую! – тут же воскликнул Годунов. – Ко мне нельзя привыкнуть! Я непредсказуем.
– Встань и исчезни, – прорычал Савелий. Старый товарищ проделал жест извинения:
—Молчу! Извините, что помешал обсуждать скандалы проекта «Соседи»! Но хотел бы заметить, что в проекте «Соседи» существует специальный отдел. Так и называется: «Отдел скандалов». Двести пятьдесят сценаристов и психологов. Жесткий график. Каждые три дня – скандал на пять-шесть баллов, каждые пять дней – скандал на восемь баллов. В отделе имеются секции инцеста, рукоприкладства и изнасилований…
—Потом расскажешь, – раздраженно заметил Герц и посмотрел на Валентину особенным взглядом, скопированным у старика Пушкова-Рыльцева: – Что еще?
—Известный предприниматель Бокановский, продюсер нашумевшего фильма «Встречный зов», и его жена, солистка группы «Стоки Блю» Люся Хрущева, арестованы по обвинению в употреблении мякоти стебля…
—Не может быть, – удивился Савелий. – За траву никого не сажают. А посадить этого прощелыгу Бокановского, да еще вместе с женой…
—Я проверяла. Пресс-центр полиции нравов сообщает, что задержанные дали признательные показания.
—Какой-то бред. Надо проверить еще раз.
—Хорошо.
—Это все?
—Осталось главное, – тихо объявила Валентина и положила на стол дешевую пластиковую зажигалку: – Вот.
Гарри Годунов немедленно привстал и вытянул шею.
—Что это? – осторожно спросил Герц.
—Флэш-карта, – еще тише сказала Валентина и поежилась. – Там – копия доклада российского сопрезидента Восточно-Сибирской Свободной Экономической Зоны. Доклад датирован вчерашним числом. Срочно, совершенно секретно. Особая государственная важность. Лично премьер-министру, в единственном экземпляре. Мне принесли это сегодня утром.
—Кто? – спросил Герц. Валентина порозовела.
—Я никому не раскрываю свои источники. Герц помолчал и вздохнул:
– Если прочитаю, стану соучастником уголовного преступления.
Гарри Годунов оглушительно зевнул.
– Наверное, да, – спокойно произнесла Валентина. – Станешь.
– Послушай… Ты… когда на работу ехала… не заметила ничего странного?
– Например?
– Слежку. Годунов захихикал:
—Ха! Это я за ней следил! Я маньяк и навязчиво мечтаю, так сказать, овладеть…
—Иди к черту, – беззлобно огрызнулась Валентина.
—Ладно, – сказал Савелий. – Рассказывай. Что там, в докладе?
—Конец света, – прошептала Валентина, блестя глазами.
—Вот как.
—Доклад состоит из двух частей. Первая часть – вводная. Справочные расчеты. Основная мысль такова: природные ресурсы Восточной Сибири истощены на четыре пятых. Точка, после которой естественное возобновление невозможно, давно пройдена… Вторая часть – приложение. Перехваты телефонных переговоров китайского сопрезидента Зоны и его пекинского куратора. Весной будущего года вступит в силу секретный правительственный план «Гуэй Цзя», в переводе – «Возвращение домой». Свободная Экономическая Зона прекратит существование. Рентные платежи заморозят. В одностороннем порядке. – Валентина кашлянула. – То есть китайцы сворачиваются. Их решение окончательное и принято на самом высоком уровне.
Смысл сказанного не сразу дошел до Герца. Он молчал около минуты. Потом произнес:
—Они перестанут нам платить.
—Давно пора, – отозвался Гарри Годунов и опять зевнул.
—Наверное, – тихо сказала Валентина, – будет война.
—Не будет, – хмыкнул Годунов. – Страна, где солдатскую форму придумывают кутюрье, не способна воевать. И потом: китайцев три миллиарда, нас – сорок миллионов. Какая тут может быть война? Каждый китаец кинет в нас куском дерьма, и мы будем погребены навеки.
—Слышь, Годунов, – сказал Савелий, – ты говори, да не заговаривайся. В моем журнале с этим строго. Можно издеваться над Родиной, но нельзя издеваться над ее военной мощью. Ты же сам писал про новый беспилотный супертанк на воздушной подушке. Который не горит, не тонет и сам берет в плен живую силу противника…