При мысли об этом на него нахлынули неприятные воспоминания.
На Земле, в столице ООН, городе Шайенн в штате Вайоминг, находилась группа пойманных и обездвиженных ригов. Власти решили не отправлять их в лагеря военнопленных, а выставить на всеобщее обозрение. Граждане могли вволю на них таращиться. Они обсуждали смысл существования этих инопланетян с внешним скелетом и шестью конечностями, способных молниеносно перемещаться на двух или четырех ногах. Риги не обладали голосовым аппаратом, общались друг с другом подобно пчелам, с помощью замысловатых танцующих движений гибких усиков. При контактах с землянами и лилистарцами они использовали механических переводчиков.
Именно с их помощью зеваки задавали вопросы униженным пленникам, до недавнего времени — одни и те же, повторявшиеся с удручающей монотонностью, однако в конце концов начали появляться новые, оказавшиеся довольно зловещими, по крайней мере с точки зрения властей. Из-за этих вопросов доступ к пленным неожиданно закрыли, причем на неопределенный срок.
«Можем ли мы восстановить дружественные отношения?»
У ригов, как ни странно, имелся на это ответ, сводившийся к одной фразе:
«Живите и давайте жить другим».
Если бы прекратилась экспансия землян в систему Проксимы, то риги тоже не стали бы осаждать Солнечную систему, чего они, впрочем, раньше и не делали.
Что касается Лилистара, то риги ничего не могли сказать по его поводу. Лилистарцы были их извечными врагами, и уже слишком поздно было что-то советовать или воспользоваться чьей-то подсказкой. Во всяком случае, лилистарские советники уже успели обосноваться на Земле, якобы для борьбы со шпионажем. Неужели четвероногие риги ростом в шесть футов, похожие на муравьев, могли пробраться незамеченными по какой-нибудь нью-йоркской улице?
Однако присутствие советников с Лилистара не привлекало ничьего внимания. Лилистарцы мыслили абсолютно по-своему, но внешне их невозможно было отличить от землян.
В мустьерскую эпоху флотилия империи Лилистар прилетела с альфы Центавра в Солнечную систему, колонизировала Землю и часть Марса. Между поселенцами с обеих планет вспыхнула непримиримая ссора, разразилась долгая жестокая война, в итоге которой обе культуры скатились в мрачное варварство. Вследствие неблагоприятного климата марсианская колония в конце концов полностью вымерла, земная же пережила долгие века первобытного существования и в конце концов вернулась к цивилизации. Она была отрезана от Альфы из-за конфликта Лилистара с ригами, но снова распространилась по всей планете, развивалась и, обогащаясь знаниями, запустила на орбиту первый спутник, потом на Луну полетел беспилотник, за ним — корабль с экипажем. В конце концов колонисты вновь установили контакт с родной планетной системой, что стало венцом прогресса и вызвало немалое удивление как с той, так и с другой стороны.
— Язык проглотил? — спросила Филлис Эккерман и села рядом с Эриком в салоне, заполненном людьми.
Она улыбнулась, отчего ее худощавое лицо с изящными чертами на миг стало выглядеть по-настоящему привлекательным.
— Закажи и мне что-нибудь выпить, чтобы я смогла вынести весь этот мир мячиков на резинке, Джин Харлоу[4], барона фон Рихтгофена[5], Джо Луиса[6] и… как его, черт побери, зовут? — Она зажмурилась, пытаясь вспомнить. — Вылетело из головы. А, да — Том Микс[7]. Его «Честные парни из Рэлстона». Еще этот ужасный «Рэнглер»[8]. Хлопья для завтрака. Повсюду эти чертовы крышки от коробок. Ты ведь знаешь, что нас ждет, да? Очередная встреча с сироткой Энни[9] и ее кодовым ключом. Придется выслушать рекламу «Овалтайна», потом те цифры, которые надо записать и расшифровать, чтобы узнать, что Энни делает в понедельник. Господи!
Она нагнулась за бокалом, и Эрик не мог отказать себе в почти профессиональном удовольствии бросить взгляд ей за платье, на небольшие, четко очерченные бледные груди.
Этот вид прибавил ему хорошего настроения, и он шутливо, хотя и осторожно сказал:
— В один прекрасный день мы запишем цифры, которые поддельный диктор передаст по поддельному радио, расшифруем их с помощью кодового ключа сиротки Энни, и…
Он мрачно подумал о том, как могло бы звучать такое сообщение.
«Подпишите сепаратный мирный договор с ригами. Немедленно».
— Знаю, — сказала Филлис и закончила за него: — «Сопротивление бесполезно, земляне. Сдавайтесь. Говорит монарх ригов. Слушайте меня, людишки! Я захватил радиостанцию в Вашингтоне и всех вас теперь уничтожу. — Она угрюмо отхлебнула из бокала на высокой ножке. — Кроме того, “Овалтайн”, который вы все пили…»
— Я вовсе не это хотел сказать. — Однако Эрик понял, что она была весьма близка к истине. — Как и вся ваша семья, ты обладаешь геном, который заставляет перебивать любого нечистокровного…
— Кого?
— Не такого, как вы, — мрачно сказал Эрик. — Вы, Эккерманы.
— Ну давай же, доктор! — В ее серых глазах вспыхнули веселые искорки. — Выкладывай, что у тебя на душе.
— Неважно. Что это за гость? — спросил Эрик.
Большие бледные глаза женщины еще никогда не казались ему столь спокойными. Они командовали и приказывали из своего внутреннего мира, полного непоколебимой уверенности и спокойствия, основанных на детальном и неизменном знании всего, что того заслуживало.
— Поживем — увидим.
Через мгновение в глазах вспыхнула новая искра, они засверкали, лицо полностью преобразилось. Губы Филлис дрожали от радостного хихиканья, почти как у девочки-подростка.
С них начали срываться злобные, издевательские слова:
— Дверь открывается, и на пороге появляется молчаливый посланник с Проксимы. Ну и вид у него!.. Толстый, скользкий, враждебный риг. Он прибыл сюда инкогнито, во что нелегко поверить, учитывая тайную полицию Френекси, всюду сующую свой нос. Этот тип уполномочен официально вести переговоры. — Она помолчала и закончила тихим монотонным голосом: — О сепаратном мире между землянами и ригами.
С мрачным выражением лица, уже без всяких искр в глазах, Филлис вяло допила содержимое бокала.
— Да, тот еще будет денек. Легко себе представить. Старик Вирджил садится напротив, как всегда широко улыбается, хрустит суставами и видит, как все его военные контракты до последней чертовой страницы идут псу под хвост. Мы возвращаемся к поддельным норкам, к дерьму летучих мышей, когда от фабрики воняло на мили вокруг. — Она коротко, язвительно рассмеялась. — Уже скоро, доктор. Можно не сомневаться.
— Как ты сама сказала, копы Френекси сразу же обрушились бы на Ваш-тридцать пять, — заметил Эрик, которому передалось ее настроение.
— Знаю. Это всего лишь фантазии, несбыточные мечты. Так что не имеет никакого значения, решит ли на самом деле Вирджил продумать и воплотить в жизнь подобный план, верно? Поскольку это ему и за миллион световых лет не удастся. Можно попробовать, но ничего все равно не выйдет.
— Ничего хорошего, — задумчиво пробормотал Эрик.
— Предатель! Хочешь оказаться в лагере для рабов?
Эрик немного подумал и осторожно начал отвечать:
— Я хочу…
— Ты сам не знаешь, чего хочешь, Свитсент. Каждый мужчина, состоящий в неудачном браке, теряет способность понимать, чего ему хочется на самом деле. Ты всего лишь маленькая вонючая скорлупка, которая пытается поступать как положено, но у нее это никогда не получается, потому что она ни во что не вкладывает свою жалкую страдающую душонку. Только посмотри на себя! Ты сам не замечаешь, что пытаешься от меня отодвинуться.
— Вовсе нет.
— Из-за чего мы уже не касаемся друг друга, особенно бедрами. Чтоб им провалиться. Ведь и в самом деле нелегко отодвинуться друг от друга в столь тесном помещении, в этом маленьком салоне. Все-таки у тебя получилось, не так ли?
Эрик попытался сменить тему.
— Я слышал вчера по телевизору, что тот кватреолог с забавной бородой, профессор Уолд, вернулся с…
— Нет. Это не гость Вирджила.
— Тогда, может быть, Марм Хастингс?
— Этот придурок, помешанный на дао? Ты что, шутишь, Свитсент? Да? Думаешь, Вирджил стерпел бы никчемного обманщика, который… — Она изобразила неприличный жест, ткнув вверх большим пальцем, и обнажила в улыбке ослепительно белые зубы. — Может, это Ян Норс? — бросила она.
— Кто это?
Имя было Эрику знакомо. Он понимал, что данный вопрос — тактическая ошибка, но все равно его задал. Именно в этом заключалось его слабое место при общении с женщинами. Порой он позволял им командовать собой и уже не раз, особенно в самые критические моменты своей жизни, без сопротивления шел туда, куда его вели.
Филлис вздохнула.
— Фирма Яна производит все эти блестящие, стерильные и очень дорогие искусственные органы, которые ты умело пересаживаешь умирающим богачам. Хочешь сказать, доктор, что не догадываешься, кому стольким обязан?
Филлис вздохнула.
— Фирма Яна производит все эти блестящие, стерильные и очень дорогие искусственные органы, которые ты умело пересаживаешь умирающим богачам. Хочешь сказать, доктор, что не догадываешься, кому стольким обязан?
— Знаю, — раздраженно бросил Эрик. — В последнее время столько дел, что я просто забыл, вот и все.
— Впрочем, может быть, это какой-то композитор. Как во времена Кеннеди. Может быть, Пабло Кальсас. Господи, он уже совсем старик. Может, Бетховен. Гм… — Она изобразила задумчивость. — Кажется, он и в самом деле что-то про это говорил. Людвиг ван кто-то там. Есть ли еще какой-нибудь Людвиг ван, кроме…
— Ради бога!.. — сердито прервал ее Эрик, которого утомили издевательские речи. — Хватит.
— Не зазнавайся, никакой ты не гений. Просто столетие за столетием поддерживаешь жизнь в одном уродливом старикашке.
Послышался негромкий смех, полный радости.
— Я также забочусь обо всем персонале корпорации, о восьмидесяти тысячах человек, находящихся на ключевых постах, — заявил Эрик со всем достоинством, на какое только был способен. — Собственно говоря, с Марса этого не сделаешь, так что все это приключение мне совсем не нравится. Очень даже!
«Так же как и ты», — горько подумал он.
— Ну и соотношение, — сказала Филлис. — Один хирург-трансплантолог на восемьдесят тысяч пациентов, восемьдесят тысяч на одного. Но в твоем распоряжении целая команда роботов. Может, они справятся и сами в твое отсутствие.
— Робот есть то, что, извините, воняет, — заявил Эрик, перефразируя Т. С. Элиота[10].
— А хирург-трансплантолог есть то, что, извините, пресмыкается, — ответила Филлис.
Эрик яростно уставился на эту дамочку, без тени раскаяния продолжавшую потягивать напиток из бокала. Он ничего не мог поделать. Слишком уж много в ней было духовной силы.
В самом центре модели Ваш-35 стоял четырехэтажный кирпичный дом, в котором в детстве жил Вирджил. В нем располагалась настоящая современная квартира две тысячи пятьдесят пятого года, оборудованная всеми предметами роскоши, которыми хозяин сумел обзавестись в тяжелые военные годы. Несколькими улицами дальше находилась Коннектикут-авеню. На ней стояли магазины, которые помнил старик, в том числе «Гэммидж», где он покупал очередные номера «Тип Топ Комикс» и конфеты за пенни. Рядом Эрик заметил знакомые очертания аптеки. Здесь Вирджил в детстве купил как-то раз зажигалку и химикалии к набору «Гилберт номер пять» для выдувания стекла и химических опытов.
— Что сегодня показывают в кино «Аптаун»? — пробормотал Харв, когда корабль пролетал над Коннектикут-авеню, чтобы Вирджил мог насладиться видом своих сокровищ.
Харв всмотрелся в текст на афише — «Ангелы ада» с Джин Харлоу, которые все смотрели по крайней мере по два раза, — и глухо застонал.
— Не забудь про ту чудесную сцену, когда Харлоу говорит: «Надену, пожалуй, что-нибудь поудобнее», а потом, когда она возвращается… — напомнила ему Филлис.
— Да-да, — раздраженно отмахнулся Харв. — Согласен, мне она нравится.
Корабль пролетел над Коннектикут-авеню и приземлился перед домом три тысячи тридцать девять по Маккомбстрит, окруженным черной чугунной оградой, с небольшим газоном спереди. Однако, когда люк открылся, Эрик ощутил не городской воздух бывшей земной столицы, но разреженную и пронизывающе-холодную атмосферу Марса. Он ошеломленно остановился, судорожно глотая воздух и чувствуя тошноту.
— Придется намылить им шею за работу системы воздухоснабжения, — сказал Вирджил, спускаясь по пандусу на тротуар вместе с Джонасом и Харвом.
Похоже, данный недостаток не слишком ему мешал. Он вприпрыжку поспешил к дверям дома.
Роботы в виде маленьких мальчиков вскочили на ноги.
Один из них весьма реалистично воскликнул:
— Привет, Вирдж! Где ты был?
— Мама послала за покупками, — прокудахтал Вирджил, лицо которого лучилось радостью. — Как дела, Эрл? А папа принес мне с работы несколько отличных китайских марок. У меня есть дубли, могу поменяться.
Он остановился перед оградой и пошарил в кармане.
— Знаешь, что у меня есть? — пропищал второй маленький робот. — Сухой лед! Мне его дал Боб Руджи за то, что я разрешил ему покататься на моем самокате. Можешь подержать, если хочешь.
— Могу поменяться на книжку, — ответил Вирджил, доставая ключи и открывая входную дверь. — Что скажешь насчет «Бака Роджерса и кометы смерти»? Здоровская вещь.
Когда остальные вышли из корабля, Филлис повернулась к Эрику.
— Предложи ребятишкам новенький календарь на тысяча девятьсот пятьдесят второй год с фотографиями Мэрилин Монро и увидишь, что они тебе за него дадут. Не меньше чем пол-леденца.
Дверь открылась, и появился припозднившийся охранник из корпорации.
— Мистер Эккерман!.. Я не заметил, что вы приехали.
Охранник провел их в темный холл, устланный коврами.
— Он уже здесь? — с внезапной тревогой спросил Вирджил.
— Да, сэр. Отдыхает в квартире. Просил, чтобы его несколько часов не беспокоили.
Охранник тоже выглядел встревоженным.
— Сколько с ним людей? — остановившись, спросил Вирджил.
— Кроме него — только помощник и двое из охраны.
— Кто хочет стаканчик холодненького? — бросил старик через плечо.
— Я, я! — крикнула Филлис, подражая его восторженному тону. — Хочу малинового лимонада. А ты, Эрик? Что скажешь насчет бурбона с лаймом или скотча с шерри? Может, в девятьсот тридцать пятом такого еще не продавали?
— Лично я хотел бы где-нибудь прилечь и отдохнуть, — сказал Харв Эрику. — Из-за этого марсианского воздуха я чувствую себя слабым словно котенок. — Лицо его посерело и покрылось мелкими пятнышками. — Почему бы ему не поставить купол с настоящим воздухом?
— Может, он специально так делает? — заметил Эрик. — Чтобы не оставаться здесь навсегда?
К ним подошел Джонас.
— Мне лично нравится это анахроничное место, Харв, — сказал он. — Я чувствую себя здесь словно в музее. — Он повернулся к Эрику. — Должен честно признаться, что твоя жена делает превосходную работу, добывая предметы из той эпохи. Послушайте это… как его… радио в той комнате.
Все прислушались. По радио шла «Бетти и Боб», старая мыльная опера из далекого прошлого. Даже на Эрика она произвела впечатление. Голоса казались совсем настоящими, живыми. Он словно действительно находился рядом с ними. Эрик понятия не имел, как Кэти удалось этого добиться.
В это мгновение появился Стив, рослый добродушный негр, вернее, его имитация, робот, исполнявший в здании роль дворника.
Он вынул изо рта трубку и вежливо кивнул вошедшим.
— Добрый день, доктор. Что-то в последнее время похолодало. Похоже, ребятишки скоро начнут кататься на санках. Мой Джордж тоже копит на санки. Он сам мне только что говорил.
— Дам ему доллар тридцать четвертого, — сказал Ральф Эккерман, достал бумажник и вполголоса бросил Эрику: — Может быть, наш папаша Вирджил вообразил, что дети цветных не имеют права на санки?
— Не беспокойтесь, мистер Эккерман, — покачал головой Стив. — Джордж заработает себе на санки, ему не нужны чаевые, только настоящая плата за работу.
Темнокожий робот, полный достоинства, удалился.
— Чертовски убедительно, — заметил Харв.
— Это точно, — кивнул Джонас и вздрогнул. — Господи, только подумать, что этого человека нет в живых уже лет сто. Тяжело все время помнить, что мы на Марсе, а не на Земле, даже в наше время… Не нравится мне это. Предпочитаю, когда все на самом деле такое, каким кажется.
Эрику пришла в голову одна мысль.
— А ты имеешь что-то против прослушивания записей симфонической музыки дома по вечерам?
— Нет, но это совсем другое дело, — ответил Джонас.
— Неправда, — возразил Эрик. — Там нет ни оркестра, ни изначальных звуков. Зал, в котором сделана запись, давно погрузился в тишину. У тебя есть только тысяча двести футов ленты, покрытой окисью железа и намагниченной определенным образом. Точно такая же иллюзия. Только здесь она полная.
«Что и требовалось доказать, — мысленно подытожил он и направился к лестнице. — Мы ежедневно кормимся иллюзиями. Они вошли в нашу жизнь, когда первый бард спел первую эпопею о некоей давно свершившейся битве. “Илиада” — такая же имитация, как и эти маленькие роботы, обменивающиеся во дворе марками. Людям всегда хотелось сохранить прошлое в каком-то убедительном виде. В этом нет ничего плохого. Без этого не существует непрерывность, остается лишь текущий момент. А настоящее, лишенное прошлого, не имеет практически никакого значения. Возможно, что к тому же сводятся и мои проблемы с Кэти, — думал он, поднимаясь по лестнице. — Я не помню нашего общего прошлого, тех времен, когда мы добровольно жили друг с другом… Теперь наша жизнь превратилась в вынужденное существование, бог знает каким образом оторванное от прошлого. Ни я, ни она этого не понимаем. Мы не в состоянии постичь ни смысл, ни механизм того, каким образом все это действует. Будь у нас память получше, мы могли бы превратить наш союз в нечто такое, что мы сумели бы понять. Возможно, это первые жуткие признаки старости, — подумал Эрик. — А ведь мне всего тридцать четыре года!»