Звякнул интерком, послышался голос Люсиль Шарп, секретарши Вирджила:
— Миссис Свитсент, мистер Эккерман просит вас зайти к нему в кабинет. Он советует захватить с собой новую пластинку с «Für Mich Bist Du Schön», которую вы сегодня купили. Она его очень интересует.
— Хорошо, — ответила Кэти, и это усилие едва ее не убило.
Она перестала дышать, чувствуя, как постепенно замирают в ней основные физиологические процессы. Однако ей внезапно каким-то образом удалось вздохнуть. Женщина наполнила легкие воздухом и шумно выдохнула. Пока что это удавалось, но становилось все хуже. Что будет дальше?
Она с трудом поднялась на ноги и подумала: «Значит, вот так чувствуют себя люди, зависимые от йот-йот-сто восемьдесят».
Ей удалось взять пластинку. Когда она несла ее по кабинету к двери, темные края врезались в ладони, словно острия ножей. Кэти вздрогнула, ощутив враждебность пластинки по отношению к ней, не выраженное, но явное желание причинить боль.
Пластинка выпала из рук.
Она лежала на густом ковре, похоже, целая и невредимая. Как теперь еще раз поднять эту вещицу, вырвать из ворса, окружающего ее? Ведь пластинка больше не была отдельным предметом. Она слилась с ковром, полом, стенами, всем помещением. Обстановка кабинета теперь составляла одну неразделимую непрерывную массу. Никто не мог бы пройти через это заполненное пространство. Все места были полностью заняты. Ничто не могло измениться, ибо застыло навечно.
«Господи, — подумала Кэти, глядя на пластинку, лежащую у ее ног. — Я не могу пошевелиться, так и буду здесь торчать. Меня найдут и поймут: случилось нечто ужасное. Каталепсия!»
Она все еще стояла на том же месте, когда открылась дверь и в кабинет быстро вошел Джонас Эккерман с радостной улыбкой на гладком юношеском лице. Он шагнул к Кэти, заметил пластинку, без всякого труда нагнулся, поднял ее и мягко вложил в протянутые руки женщины.
— Джонас, — медленно и хрипло проговорила Кэти. — Мне… нужна помощь врача. Я плохо себя чувствую.
— Что случилось? — с тревогой посмотрел на нее Джонас.
Кэти казалось, будто его лицо корчилось и извивалось, словно змеиное гнездо. Она ощутила, как эмоции этого человека давили на нее с отвратительной, ужасающей силой.
— Господи, — простонал Джонас. — Ну и выбрала же ты время — Эрика нет. Он в Шайенне, а замену ему мы еще не нашли. Но я могу отвезти тебя в правительственную клинику Тихуаны. Что с тобой? — Он ущипнул ее за руку. — Похоже, у тебя депрессия из-за того, что Эрик уехал.
— Отведи меня наверх, — с трудом пробормотала она. — К Вирджилу.
— Да ты и впрямь ужасно выглядишь, — заметил Джонас. — Да, с удовольствием провожу тебя к старику. Может, он знает, что делать. — Эккерман подвел ее к двери. — Однако все же возьму эту пластинку, а то ты, похоже, снова готова ее уронить.
До кабинета Вирджила можно было дойти за две минуты, но у нее это заняло куда больше времени. Когда Кэти наконец предстала перед боссом, она была измучена, тяжело дышала и не могла произнести ни слова. Ей просто не хватало сил.
Тот посмотрел на нее сперва с любопытством, затем с тревогой.
— Кэти, — сказал он высоким голосом. — Лучше иди сегодня домой, приготовь стопку женских журналов и чего-нибудь выпить, ложись в постель…
— Оставьте меня в покое, — услышала она собственный голос и добавила в отчаянии: — Господи! Мистер Эккерман, не бросайте меня!
— Что ж, решай, — ответил Вирджил, внимательно разглядывая ее. — Вижу, что отъезд Эрика в Шайенн…
— Нет, со мной ничего не случилось, — прервала она его, как будто почувствовав себя немного лучше. Кэти казалось, что она набралась от шефа сил, возможно потому, что они у него действительно нашлись. — У меня тут неплохое дополнение к Ваш-тридцать пять. — Она повернулась к Джонасу и протянула руку к пластинке. — Одна из самых популярных мелодий того времени. Почти как «Кружится музыка».
Женщина взяла пластинку и положила ее на большой стол шефа.
«Я не умру, — подумала она. — Все пройдет, и я снова буду здорова».
— Расскажу вам, какие у меня еще планы, мистер Эккерман. — Она села в кресло перед столом, желая сэкономить оставшиеся силы. — Я собираюсь достать личную запись, сделанную кем-то давным-давно, программу Александра Вулкотта «Городской глашатай». Так что во время очередного пребывания в Ваш-тридцать пять мы сможем послушать настоящий голос Александра Вулкотта, а не его имитацию, как было до сих пор.
— «Городской глашатай», — с детской радостью воскликнул Вирджил Эккерман. — Моя любимая программа!
— У меня есть основания полагать, что я сумею ее раздобыть, — продолжала Кэти. — Конечно, пока я не заплачу, могут появиться какие-либо препятствия. Чтобы решить последние формальности, я должна лететь в Бостон. Запись находится там. Ее владелица — довольно вредная старуха по имени Эдит Б. Скраггс. Эта дама сообщила мне в письме, что запись сделана на «Фонокорде» фирмы «Паккард-Белл».
— Кэти, — сказал Вирджил. — Бог свидетель, если ты действительно достанешь подлинную запись голоса Александра Вулкотта, то получишь повышение. Миссис Свитсент, дорогая, я люблю вас за то, что вы для меня делаете. Какая радиостанция передавала программу Уолкотта — WMAL или WJSV? Выясни это для меня, хорошо? Просмотри экземпляры «Вашингтон пост» за тридцать пятый год. Кстати, я кое о чем вспомнил — о той статье в «Американ уикли» про Саргассово море. Думаю, в Ваш-тридцать пять этого издания не будет, поскольку, когда я был мальчиком, мои родители не покупали газет Херста[13]. Я увидел этот журнал только…
— Одну минуту, мистер Эккерман, — прервала его Кэти, поднимая руку.
— Да?.. — Вирджил выжидающе наклонил голову.
— Я могла бы поехать в Шайенн и вернуться к Эрику?
— Но… — проблеял босс, разводя руками. — Ведь ты мне нужна!
— На какое-то время, — добавила Кэти.
«Возможно, этого хватит, и больше от меня ничего не потребуется», — подумала она.
— Вы позволили уйти Эрику, хотя он поддерживал вашу жизнь. Он намного важнее, чем я.
— Но Молинари нужен именно он, а не ты. Генсек не строит себе никакую страну детства, прошлое его вообще не интересует. Он полностью поглощен будущим, словно мальчишка. — Вирджил потрясенно смотрел на нее. — Я не могу без тебя обойтись, Кэти. В уходе Эрика тоже нет ничего хорошего, но с ним у нас договор. В случае каких-либо проблем я могу в любой момент за ним послать. Я вынужден был позволить ему уйти, это была моя патриотическая обязанность в военное время. Хотя, честно говоря, мне этого не хотелось. Без Эрика чертовски страшно. Но хоть ты со мной так не поступай. — В его голосе появились плачущие нотки. — Нет, этого я не вынесу. Когда мы были в Ваш-тридцать пять, Эрик клялся, что ты не захочешь ехать с ним.
Он умоляюще посмотрел на родственника.
— Джонас, убеди ее остаться.
Тот задумчиво потер подбородок.
— Кэти, ведь ты не любишь Эрика. Я разговаривал с тобой и с ним. Вы оба рассказывали о ваших семейных проблемах. Вы стараетесь держаться друг от друга как можно дальше, чтобы не совершить какого-нибудь явного преступления… Ничего не понимаю.
— Я тоже так думала, когда Эрик был со мной, но ошибалась, — сказала Кэти. — Теперь я знаю лучше и уверена, что он чувствует то же самое.
— Уверена? — рявкнул Джонас. — Тогда позвони ему. — Он показал на видеофон, стоявший на столе Вирджила. — Увидишь, что он скажет. Я лично считаю, что расставание вам только на пользу, и не сомневаюсь, что Эрик об этом тоже знает.
— Я могу идти? — спросила Кэти. — Мне хотелось бы вернуться в свой кабинет.
Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и перепугалась. Ее измученное, зависимое от наркотика тело металось в поисках облегчения, управляя ее поступками и вынуждая отправиться следом за Эриком в Шайенн — независимо от того, что говорили Эккерманы. Она не могла сдержаться и даже в своем теперешнем состоянии отчетливо видела будущее. От йот-йот-180 ей никуда не деться. Лилистарцы были правы. Ей придется вернуться к ним, пойти по адресу, указанному на визитке Корнинга.
«Господи, — подумала она. — Если бы только я могла открыть все Вирджилу. Я просто должна кому-то об этом рассказать».
Тут ей пришло в голову вот что: «Расскажу Эрику. Он врач и сможет мне помочь. Именно за этим я и поеду в Шайенн, а вовсе не для них».
— Могу я попросить тебя об одной вещи? — спросил Джонас Эккерман. — Кэти, ради бога, послушай.
Он снова сжал ее руку.
— Слушаю, — раздраженно ответила она. — Только отпусти меня. — Женщина вырвала руку и отодвинулась от него. — Терпеть не могу, когда ко мне так относятся.
Кэти гневно посмотрела на внучатого племянника босса.
Джонас сказал, тщательно взвешивая каждое слово:
— Мы разрешим тебе поехать к мужу в Шайенн, если ты обещаешь подождать еще сутки.
Джонас сказал, тщательно взвешивая каждое слово:
— Мы разрешим тебе поехать к мужу в Шайенн, если ты обещаешь подождать еще сутки.
— Зачем? — Она ничего не понимала.
— Чтобы прошел первый шок после расставания, — объяснил Джонас. — Надеюсь, через сутки у тебя в голове прояснится настолько, что ты откажешься от своих намерений. А пока… — Он посмотрел на Вирджила, который кивнул в знак согласия. — Я буду с тобой. Весь день и всю ночь, если потребуется.
— Даже думать не смей! — возмущенно ответила она. — Я не стану…
— Я знаю, что с тобой творится что-то неладное, — мягко сказал Джонас. — Это видно даже с первого взгляда. Не думаю, что стоит оставлять тебя одну. Я берусь проследить, чтобы с тобой ничего не случилось.
Он тихо добавил:
— Мы слишком тебя ценим и не можем позволить совершить необратимый поступок. — Он снова сжал ее руку, на этот раз болезненно и решительно. — Давай-ка спустимся в твой кабинет. Займешься работой, и тебе сразу станет лучше, а я буду сидеть тихо как мышь, ни во что не вмешиваясь. Вечером полетим в Лос-Анджелес, на ужин в «Спинглер». Я знаю, что ты любишь морепродукты.
Он повел ее к двери кабинета.
«Я сбегу от тебя, — подумала Кэти. — Ты не настолько умен, Джонас. Еще сегодня, может быть вечером, я отвяжусь от тебя и поеду в Шайенн, — размышляла она, снова ощущая пугающую тошноту. — Вернее, потеряю тебя, брошу, оторвусь в лабиринте ночной жизни Тихуаны, где случается всякое — страшное, чудесное и прекрасное. С этим городом тебе не совладать. Я сама едва с ним справляюсь, хотя вполне неплохо знаю. В ночной Тихуане я провела немалую часть жизни, и вот чем все закончилось. Я хотела найти в жизни нечто чистое и загадочное, а вместо этого связалась с чужаками, которые ненавидят людей, стремятся к господству над ними. Наши союзники. Теперь мне ясно, что мы должны с ними сражаться. Если в Шайенне мне удастся встретиться с Молинари один на один, а такое не исключено, то я скажу ему, что мы выбрали себе неподходящего союзника и такого же врага».
— Мистер Эккерман, — сказала она, быстро повернувшись к Вирджилу. — Я должна ехать в Шайенн, чтобы кое-что сказать Генеральному секретарю. Это касается нас всех и имеет отношение к войне.
— Скажи мне, а я ему передам, — сухо ответил Вирджил. — Так у тебя будет больше шансов, поскольку сама ты никогда не сможешь с ним встретиться. Ты ведь не одна из его девочек или двоюродных сестер.
— Именно, — сказала Кэти. — Я его дитя.
Это казалось ей вполне осмысленным. Все жители Земли были детьми Генерального секретаря ООН, ожидавшими, что отец обеспечит им безопасность. Но у него это почему-то не получалось.
Кэти пошла следом за Джонасом Эккерманом, уже не сопротивляясь.
— Я знаю, чего ты хочешь, — сказала она ему. — Ты пользуешься случаем, что Эрика нет, а я в таком ужасном состоянии, и хочешь заняться со мной сексом.
— Что ж, посмотрим, — рассмеялся Джонас.
В его смехе не слышалось чувства вины, лишь надменная уверенность в себе.
— Вот именно, — подхватила она, вспомнив лилистарского полицейского Корнинга. — Посмотрим, удастся ли тебе. Я лично в этом сомневаюсь.
Ей уже не хотелось отталкивать его большую властную руку, которая все равно через мгновение вернулась бы на прежнее место.
— Знаешь что, — начал Джонас. — Если бы я не знал, что это невозможно, то, судя по твоему поведению, сказал бы, что ты находишься под воздействием вещества, которое мы называем йот-йот-сто восемьдесят. Но это исключено, — добавил он. — Поскольку ты никак не могла бы его достать.
— Что?.. — пробормотала Кэти, уставившись на него и не в силах вымолвить больше ни слова.
— Это такой наркотик, — пояснил Джонас. — Созданный в одном из наших филиалов.
— А не ригами?
— Фрогедадрин, или йот-йот-сто восемьдесят, был разработан в прошлом году в Детройте. Это сделали сотрудники фирмы под названием «Хэзелтайн», контролируемой нашей корпорацией. Мы запустим его в производство еще в этом году. Он станет могущественным оружием.
— Потому что вызывает сильную зависимость? — бесцветным голосом спросила она.
— Нет, конечно. Так действуют многие наркотики, начиная с производных опиума. Дело в галлюцинациях, вызываемых им, — объяснил Джонас. — Это нечто вроде ЛСД.
— Расскажи мне про них, — попросила Кэти.
— Не могу, это военная тайна.
— Господи! — рассмеялась Кэти. — То есть узнать об этом я могла бы, лишь приняв его сама.
— Как ты сумела бы? Фрогедадрин невозможно достать. Даже если он начнет производиться в массовых масштабах, мы однозначно не позволим населению его использовать. Этот наркотик — яд! — Он грозно посмотрел на нее. — И речи быть не может о том, чтобы принимать такую отраву. Все подопытные животные, которым его вводили, погибли. Забудь, что я вообще о нем говорил. Я думал, Эрик тебе про него уже рассказывал… Я вообще не должен был об этом говорить, но ты действительно вела себя странно. Поэтому у меня и возникла мысль о йот-йот-сто восемьдесят. Не только я, но и все мы очень боимся, что кто-то из наших людей каким-то образом выбросит его на земной рынок.
— Будем надеяться, что этого не случится, — сказала Кэти.
Ей хотелось смеяться, происходящее казалось каким-то безумием. Лилистарцы добыли наркотик на Земле, но делали вид, будто получили его от ригов.
«Бедная Земля, — подумала она. — Мы не можем даже приписать себе заслуг в создании этого ужасного наркотика, который разрушает разум, — потенциального оружия, по словам Джонаса. Кто использует этот наркотик? Наш союзник. Против кого? Против нас. Круг замкнулся. Наверняка есть некая космическая справедливость в том, что первым существом, зависимым от него, стал землянин».
— Ты спрашивала, не был ли йот-йот-сто восемьдесят с оздан нашими врагами, — нахмурившись, сказал Джонас. — Значит, ты о нем слышала, то есть Эрик тебе рассказывал. В этом нет ничего дурного. Секретными являются лишь сведения о его свойствах, а не о существовании. Риги знают, что с химическим оружием мы экспериментируем уже много десятилетий, с двадцатого века. Это одна из земных специальностей, — усмехнулся он.
— Может, в конце концов мы все-таки победим, — заметила Кэти. — И Молинари хоть немного порадуется. Может, благодаря нескольким новым чудесным видам оружия он сумеет удержаться на своем посту. Не на это ли рассчитывает Генсек? Он вообще знает обо всем?
— Конечно. «Хэзелтайн» информировал его обо всех этапах разработки. Только, ради всего святого, не пытайся…
— Не беспокойся, — сказала Кэти.
«Я подсажу тебя на йот-йот-сто восемьдесят, — подумала она. — Ты этого заслуживаешь точно так же, как и все, кто о нем знает и помогал его создавать. Будь постоянно рядом все последующие сутки. Поужинай со мной, ляг в постель. Когда все закончится, ты будешь обречен на смерть так же, как и я. Потом, возможно, я сделаю то же самое с Эриком. В первую очередь с ним. Я возьму йот-йот-сто восемьдесят в Шайенн, — решила Кэти. — Заражу всех, Моля и его окружение. На то есть причины. Им придется найти способ избавиться от привыкания, ибо от этого будет зависеть не только моя, но и их жизнь. Ради меня самой не стоило бы утруждаться. Даже Эрика это совершенно не волновало бы, уж тем более Корнинга и лилистарцев. Если как следует подумать, то никому я не нужна».
Вероятно, Корнинг и его начальство имели в виду совсем не это, когда решили послать ее в Шайенн. Но тем хуже для них. У нее были другие планы.
— Мы подбросим наркотик им в водопровод, — объяснял Джонас. — У ригов есть огромные центральные резервуары, такие, как когда-то на Марсе. Йот-йот-сто восемьдесят разойдется оттуда по всей планете. Должен признать, с нашей стороны это выглядит актом отчаяния, чем-то вроде, скажем так, демонстрации силы. Но на самом деле это вполне разумно.
— Я вовсе не критикую, — сказала Кэти. — Напротив, считаю, что это гениальная идея.
Пришел лифт. Они вошли в кабину, которая двинулась вниз.
— Подумать только, о чем же не знает рядовой житель Земли! — заметила Кэти. — Он радостно живет обычной жизнью. Ему никогда не пришло бы в голову, что его правительство создало наркотик, который с первого раза превращает тебя в… Как бы ты это назвал, Джонас? Нечто похуже, чем робот? Наверняка уже не человек. Интересно, на какой ступеньке эволюционной лестницы ты поместил бы такое существо?
— Я вовсе не говорил, что единственный прием йот-йот-сто восемьдесят вызывает зависимость, — возразил Джонас. — Вероятно, тебе сказал об этом Эрик.
— На уровне ящеров юрского периода, — решила Кэти. — Существ с маленькими мозгами и огромными хвостами. Созданий, практически лишенных чувств. Машин, управляемых инстинктами, которые внешне проявляют признаки жизни, совершают движения, но на самом деле лишены сознания. Верно?