Это письмо было недлинным, и не трудно было догадаться, что писано оно буквально на колене, ручка в нескольких местах протыкала бумагу, неровные буквы складывались в неровные строчки…
Оно было сотым по счету. Примерно неделю назад, чувствуя себя очень глупо, Инночка занялась разбором и сортировкой Генкиных писем. Очередность получения многих из них Инночка помнила, другие разобрала по датам, порядковые номера написала на конвертах, сложила в пачки по месяцам и перетянула резинками. Все получившиеся пачки оказались разными по толщине. Это потому, что Генка пишет с войны. Если бы он служил в обычной армии, где для написания писем есть специальное время ежедневно, он бы, наверное, двести написал.
Еще Инночка подумывала как-нибудь остаться на работе до ночи и в тишине и спокойствии обработать на компьютере Генкины рисунки, хотя бы немногочисленные «серьезные»: убрать фон «в клеточку, в линеечку» на тетрадных листах, высветлить редкие, но заметные посторонние пятна. Серия набросков получалась очень интересной, несмотря на единственную тему — только горы. В конце концов, «Абрис» многим занимался, и эти рисунки можно было бы использовать в качестве иллюстраций.
Конечно, она не представляла себе Новый год, проведенный вместе с Генкой. С тем Генкой, которого она знала, праздник превратился бы… Ладно, знаем мы, во что превращаются праздники в его обществе. И не надо врать себе, это далеко не худший вариант. Это лучший вариант. Самый лучший, самый желанный… Но надо быть крайне недалеким человеком, чтобы не понимать: долгая разлука меняет людей. Армия, строго регламентированный мужской мир, меняет еще больше. А с войны, пожалуй, таким же, как раньше, еще никто не приходил. А самое ужасное — то, что, даже если все будет совершенно сказочно, две недели все равно закончатся, и ему придется вернуться к вымороченным ветром и снегом горам, к ночевкам в холодной и мокрой палатке, к неделями не стираной одежде. Если бы Инночка знала бытовую сторону Генкиной жизни подробнее, к списку добавилась бы постоянная тяжесть — в горах складов и магазинов нет, все таскаешь на себе: фляжку, штык-нож, автомат, рожки с патронами. У хорошего солдата их не два и даже не десять, лучше без еды, чем без патронов. А в Генкином случае еще и гранатомет, и боезапас к нему.
Инночка постаралась стряхнуть с себя черно-белые, как горы зимой, мысли. Перед ожидаемым Генкой Новым годом предстояла еще куча праздников, один из которых радостных предвкушений не вызывал: через неделю ей исполнялось тридцать три года. Конечно, она не чувствовала себя старухой, но и мамино утверждение, что в тридцать лет вторая молодость только начинается, как-то не грели. Цифры завораживали. Если измерять прожитые годы, не опираясь на данные официальной статистики, а, например, взять за отправную точку жизнь ее отца, то тридцать три — никакая не молодость, пусть вторая… Даже не середина жизни, а начало конца.
Эти невеселые мысли не освобождали Инночку от праздничных приготовлений. Следовало составить перечень персон, выбрать время и место, обсудить с мамой меню. Правда, время и место уже определилось: день рождения приходился на субботу, а отмечали его, начиная с Инночкиного восемнадцатилетия, в старом, бабушкином еще, деревенском доме.
Бабушка умерла в один год с отцом, и Капитолина Ивановна не пропускала ни единой возможности навестить родовое гнездо, благо Кутафино от города было совсем недалеко, в двенадцати километрах. Старый, но очень красивый и до сих пор плодоносящий сад, довольно большой огород, газ и электричество в доме — все это было жирным плюсом при выборе места для любого праздника. Инночка с подружками очень любили бывать в Кутафино.
А о гостях надо подумать заранее и очень внимательно. Инночка вооружилась ручкой и бумагой. Не то, чтобы она боялась кого-нибудь забыть. Просто терпеть не могла непредусмотрительности. Следовало четко все рассчитать, а то, не дай бог, еды не хватит, или спиртное посреди банкета закончится… Сколько народу будет? Во-первых, мама с Сашкой, во-вторых, подруги: Тамара с Мишкой и Лешкой, Фрида, у Катерины ухажер вроде серьезный, Томка говорила… И, конечно, господин Голубев. Кавалер — не кавалер, но статус друга он в любом случае заработал, да и познакомить его со всеми пора. Винни Пух и все, все, все. Все Инночкино окружение заочно уже знает, вот пусть и посмотрят. Пожалуй, все. Последнее время Инночка сдружилась с Наташкой, верстальщицей с работы, ее тоже можно было бы пригласить, если бы не Виталий Валентинович. Инночкины неформальные отношения с шефом мгновенно станут известны в родном коллективе. К этому Инночка была не готова. Ладно, не надо Наташку, тем более, что она для их компании слишком молода.
Теперь меню. Надо попросить Катьку, чтобы та заранее отвезла на дачу спиртное и часть продуктов. Хорошо, что там есть холодильник, старенький, но рабочий. И пусть захватит с собой Бортникова, Мишка проверит проводку, чтобы во дворе был свет, подлатает, если надо, лавочки и стол, почистит мангал, приготовит дрова.
В принципе, возни с готовкой не много, главное — шашлык. Это все сказки, что нормально мясо готовят только мужчины. К шашлыку Инночка не подпускала никого и никогда. Мужики пусть дрова рубят, а мясо на шашлык — это священнодействие.
Мясом стоит начать заниматься за три часа до подачи на стол. Режем крупно, кусочки должны быть чуть меньше стандартной котлеты, в противном случае шашлык неизбежно пересохнет. Лук только мелкий и только кольцами — что может быть вкуснее коричневого хрустящего колечка? Помидоры тоже мелкие и тоже кольцами, стиснутые с двух сторон мясом, они дадут сок и кислинку. Черный перец — его много не бывает, к тому же большая часть все равно останется в рассоле. Рассол: минералка, обязательно сильно газированная, и немного уксуса, ни в коем случае не перекислить, не то мясо будет картонным. Маринад не должен быть кислее обычного чая с лимоном, без сахара, конечно. Последний ингредиент — соль. Простая поваренная соль крупного помола. Не «Экстра», не йодированная, не морская, а самая что ни на есть обычная соль. Все остальное — от лукавого. Зелень лучше подать отдельно, свежевымытую, кетчуп — тоже отдельно, не все любят топить мясо в томате. Сама Инночка, например, не любила. Этот простейший рецепт еще ни разу не подвел Инночку. Ей доводилось пробовать шашлык, замоченный в кефире, в сухом вине, в лимоном соке… Нарезанная зелень, прилипшая к мясу, как правило, подгорала, испарившееся вино оставляло шашлыку привкус самогонки, хлопья кефира выглядели не эстетично…
Что там дальше? Молодая картошка, мелкая, скобленая, сливаешь воду и кидаешь сверху пачку сливочного масла и мелко-мелко рубленый укроп — вот тут он уместен. Подаешь на стол прямо в кастрюле, вписывается в дачную стилистику, как вписываются в нее кружки с отбитыми ручками, щербатые тарелки и разнокалиберные рюмки.
Греческий салат. Это мы все любим, для этого дела даже салатницу хрустальную из города привезем, не жалко. И гвоздь программы — окрошка. Этим-то и хорош деревенский дом: трудно представить себе посиделки в лесу, на которые кто-то притащит ведро окрошки, ведро кваса и полведра сметаны.
В общем, в пятницу с работы придется отпрашиваться.
…Светочка сидела на своем рабочем месте, в приемной, гламурная лишь наполовину. Точнее — на верхнюю половину: на ней была белая кружевная кофточка с весьма откровенным вырезом. Нижнюю половину, которую из-под стола было видно только отчасти, можно было считать почти пляжным вариантом: светлые капри с остро модными большими карманами и безупречные босые ноги. Босоножки с запредельными каблуками валялись рядом. Открывающаяся дверь оторвала Светочку от неизменного пасьянса на мониторе. Она было попыталась нащупать ногой обувь, но, увидев Инночку, успокоилась: не велика птица. Не клиент.
— Свет, шеф у себя? — спросила Инночка.
Секретарша цепко оглядела заведующую компьютерным отделом Лучинину. Та была, как всегда, не от мира сего: прямой сарафанчик из грубого льна чуть выше колена и очень открытые коричневые «лодочки» на абсолютно плоской подошве. Как всегда, на километр мимо моды, и, как всегда, безупречна, — с легкой завистью подумала Светочка.
— Где ему быть, у себя.
«Под кондиционером», — хотела добавить Светочка, изнывавшая от жары, но промолчала. Слухи о том, что Голубев по всем вопросам совещается с Лучининой, были уже не новостью.
Инночка, улыбнувшись, исчезла за дверью с надписью «Генеральный директор», а Светочка мысленно чертыхнулась. Вот ведь правду говорят, маленькая собачка до веку щенок. Сколько ей, тридцать уже, небось? Вот бы ей, Светочке, такую талию! Тут каждую ложку сахара, считаешь… Хотя бюстом она бы с Лучининой ни за что не поменялась, замечательный у Светочки бюст…
— Виталий Валентинович, у вас найдется для меня пара минут? — официальным голосом спросила Инночка с порога.
— Виталий Валентинович, у вас найдется для меня пара минут? — официальным голосом спросила Инночка с порога.
— Конечно, Инна Алексеевна, присаживайтесь, пожалуйста, — в тон ответил шеф, разулыбался и заговорщицки ей подмигнул.
Инночка уселась на ближайший к нему стул и почти шепотом начала:
— Вит, у меня для тебя две новости. Одна, надеюсь, хорошая, другая не очень. С какой начинать?
— Давай с плохой, — насторожился он.
— В пятницу тебе придется отпустить меня с работы…
Витка удивленно поднял брови — Инночка на его памяти отпрашивалась первый раз. Впрочем, аврала не ожидалось, хотя планы на пятницу, и, прежде всего, на саму Инночку, у него, конечно, были.
— На целый день! — трагически прошептала Инночка.
— Зачем? У тебя что-то случилось? — заметно встревожился шеф.
— А это будет уже вторая новость, Виталий Валентинович… — Она едва не засмеялась — такое у него было лицо. — В субботу вы приглашены на банкет, в честь моего дня рождения.
— Конечно, радует, что обо мне вспомнили, но пятница-то тебе зачем?
— Вит, понимаешь, мой день рождения мы традиционно в деревне отмечаем, это не далеко, ты не волнуйся. Ну, там, дом в порядок привести надо, продукты доставить, подготовиться к приему гостей…
Вид у него стал каким-то озабоченным и даже несколько отстраненным, как ей показалось.
— Там здорово, ты не думай, никаких палаток, — заторопилась она. — Хороший старый дом, сад чудесный, речка рядом, мелкая правда, но чистая, лесочек березовый…
— Ну да. Полный набор «малая родина», это я понял. Меня смущает местоимение «мы». Кто еще приглашен на этот праздник жизни?
Инночка даже слегка обиделась:
— Мама с Сашкой, это мой сын, ему четырнадцать, подружки с семьями…
— Ты неправильно меня поняла, — опомнился он. — Я очень рад и вообще… Просто, ну, со всеми твоими близкими… Пора, конечно, и познакомится. Что тебе подарить?
— Вит, это самый дурацкий на свете вопрос. Что ты хочешь от меня услышать? Подарок на то и подарок, что сюрприз. Я, например, такой вопрос только маме своей задаю… И сыну, пожалуй. Причем, маму нужно пытать, потому что она очень экономная. А Сашка — тот просто ждет, чтобы сделать конкретный заказ.
— Чтобы угодить с подарком, надо очень хорошо знать человека…
— Вот и посмотрим, что ты обо мне знаешь. Или думаешь. Или думаешь, что знаешь… — Инночка быстро показала шефу язык и выпорхнула из кабинета, оставив его ломать голову над практически неразрешимой проблемой.
…Что можно подарить женщине, которую безумно любишь и больше всего на свете боишься спугнуть, особенно сейчас, когда вот-вот… Хорошо бы, конечно, сделать предложение. Ну, то есть, нормальное официальное предложение. Он, морщась, вспомнил первый разговор с ней на эту тему: с пустыми руками, с забинтованной головой, обмирая от смущения и страха. Да еще учесть тот момент, что она только-только узнала, что он ее обманывал, и порядком на него злилась. Наверное. Господи, ну и дурака же он свалял! Сейчас можно все обставить по-другому. Розы, много… За кольцом можно в Москву смотаться, время еще есть. Но отказа, тем более на публике, он не перенесет. Значит, что-нибудь не столь откровенное. Традиционное что-нибудь. Французские духи. Ага, вероятность промахнуться — девяносто девять и девять десятых процента. Выпендриться и подарить ей машину? Подарок однозначно дорогой и полезный, да вот одна подробность — она не водит. Тряпки, конечно, исключаются. Если только шубка? Шубка — это хорошо, это классический ход. Шубок много не бывает. Тем более что ни в чем, кроме золотисто-рыжей дубленки, он ее не видел. Он представил себя, накидывающим ей на плечи норку, — темно-коричневую, искрящуюся… Потом вдруг мысленно добавил остальные составляющие этого действия: двор деревенского дома, неизвестные (и наверняка ехидно усмехающиеся) подружки, скептически (а как еще) настроенная мама; презрительный (переходный же возраст) взгляд сына… И все это не самое главное. Самое главное — жара! Все мечтают побыстрее напялить купальники — и бегом на речку, а он, как дурак, с шубой: примерь, дорогая. Посмотрите, девочки, правда красиво? Черт, голова кругом… Виталий щелкнул кнопкой:
— Светочка, пригласите ко мне Полину Георгиевну, пожалуйста.
Та появилась буквально через две минуты, облаченная в белый костюм, выполненный в старинной технике «ришелье», ставшей писком моды для тех, кому за пятьдесят, в это безумно жаркое лето. В этом костюме, который стоил, к слову, немалых денег, главбух была похожа на бригантину, входящую в порт под всеми парусами.
— Хорошо тут у тебя, Виталька, прохладненько.
— Теть, у меня к тебе вопрос есть. Что можно женщине на день рождения подарить?
Полина Георгиевна склонила голову на бок и посмотрела на племянника как на инопланетянина. Потом все-таки решила уточнить:
— Смотря какая женщина…
Теперь настал его черед удивляться:
— Что значит — смотря какая?
— Ну, старая, молодая там, образованная, нет, родственница, опять же…
— Теть, ну что ты говоришь, ей богу, какая еще родственница! Была бы родственница, я бы денег подарил, пусть сама развлекается, хоть молодая, хоть старая.
Полина Георгиевна прищурилась, глядя на племянника:
— Денег… Денег — это, конечно, правильно. Ну так денег и подари, чего умничать лишнего… А и точно, Виталь, забыла я: небось, Инка-то тебя на день рождения пригласила? У нее в августе, я помню. В ресторан или сразу домой?
— Какая разница? — удивился он. — Ну, на фазенду, а что?
— Не скажи. Если домой, то не Инночке надо угождать, а мамке ее, если в кабак с подружками — тут показать себя надо.
— Будут все: и семья, и друзья.
Полина Георгиевна призадумалась, но ненадолго:
— Вот что, Виталька, мы с тобой сделаем…
После того, как была озвучена идея, что именно подарить имениннице, Полина Георгиевна приступила к разработке общей стратегии. Появиться племянничку на месте сбора следовало без опозданий, но не минутой раньше. Потому что пунктуальность всегда производит хорошее впечатление — это раз. А во-вторых, приехать, когда все собрались, — значит познакомиться со всеми сразу, а не дать себя изучать в пять — или сколько там? — серий.
— И вот еще: дом в деревне — это ехать. Постарайся взять к себе в машину Инку с подружками, а не ее мать.
Это заявление тетушки прозвучало уж совсем загадочно.
— Почему?
— Потому, что подружки будут гоготать, а мать тебя будет рассматривать. А пока с девками до места доедете, ты уже освоишься, стесняться перестанешь. Если по хозяйству шуршать надо — за все берись. И вообще, улыбайся да помалкивай. К сыну Инкиному сразу в друзья не набивайся, молодые — они подозрительные. Спросит что — отвечай, а сам не лезь.
Следом были озвучены рекомендации по поводу внешнего вида: появиться надо прилично (встречают по одежке), но с собой иметь во что переодеться, — шорты и футболку, погода позволяет. И еще плавки.
— Теть, а плавки зачем? Я и плавать-то не умею…
— Значит, будешь загорать, — отрезала Полина Георгиевна.
Глава 26
— Ох, что ж я лето так не люблю, ужас какой-то…
Катьке было жарко. Собственно говоря, Катьке, как и всем крупным людям с лишним весом, жарко было всегда. Даже зимой. Катерине по статусу (а как же, работник городской администрации, не нянечка в детском саду и не маляр-штукатур), была положена шуба. Так первое, что сделала горячая Катька, это оттащила обновку в ателье — выпороть утеплитель из подкладки. Принятая мера помогла отчасти, ей все равно было жарко, и в самые стеклянные холода Катька носилась в полушубке нараспашку. Сейчас, когда термометр показывал тридцать восемь в тени, бедная Катерина походила на симпатичный и очень растрепанный помидор, запакованный в белую майку и кургузые шортики, начинавшие свою карьеру в качестве джинсов.
Катькиного бойфренда подружки, собравшиеся, как и было условлено, в Инночкином дворе поздним утром в субботу, оглядывали с некоторым недоумением: декларированный мужчина Катькиной мечты — мачо и гламурный подонок в одном флаконе, — ничего общего с молодым человеком, сопровождавшим Екатерину Александровну, не имел. Немногим выше роскошной, шестипудовой Катерины, он был тощим, носил очки и невразумительную прическу. На вид Диме было лет двадцать, и больше всего он походил на краснодипломного выпускника какого-нибудь заумного факультета. Что могла найти Катька в этом ярко выраженном ботанике — загадка.
Забавную деталь, объединявшую всю компанию, первой заметила Томка: все, включая Капитолину Ивановну, были одеты в джинсы разной степени укороченности и в футболки. Исключение составляла Фрида — ни джинсов, ни вообще брюк в гардеробе поэтессы сроду не было, и она щеголяла в умопомрачительном цветастом сарафане до пят.