— Лайла возвращается к «просветителям», — сказал Коул, — но я завтра вечером за тобой приду.
Ана отцепила свой интерфейс от серебряной цепочки, надетой на шею, и отдала его Коулу вместе со своим подлинным удостоверением личности.
— Если я не выберусь, — сказала она, — то прошу тебя отправить это моему отцу и сказать ему, где я.
Коул неуверенно взял ее удостоверение и интерфейс. Ана понимала, о чем он думает: если ее отец оказался способен отправить Джаспера в «Три мельницы», чтобы спасти свою репутацию, то, наверное, он вполне способен оставить там и Ану. Однако Ана была уверена, что Эшби Барбер не допустит, чтобы его дочь сгноили в психушке. Он за ней явится. Этого потребует хотя бы его гордость.
— Значит, увидимся завтра вечером, — проговорила она тоном, в котором явственно прозвучала ее неуверенность.
— Завтра вечером, — повторил Коул.
Он удерживал ее взгляд.
Ане безумно хотелось его обнять, но она только улыбнулась.
— И потом, — сказала она, — ты же видел будущее. А мы ведь не… ну, ты понимаешь.
Коул улыбнулся в ответ и, подняв руку, бережно прикоснулся кончиками пальцев к ежику у нее на затылке. Она закрыла глаза, стараясь запечатлеть это ощущение в памяти: легкое покалывание там, где соприкасается их кожа, ток, который возникает между ними, заставляя ее тело пылать.
Лайла тряхнула головой.
— Сумасшествие! — заявила она, поддевая ногой банку из-под газировки.
Отойдя, она стала рассматривать плакат на щите, закрывавшем витрину заколоченного «Теско».
— Мне хотелось бы понять, — тихо проговорила Ана, — откуда у тебя такая уверенность в том, что этот Взгляд — не обманка?
Руки Коула на секунду легли ей на плечи, скользнули вниз по ее рукам.
— А у тебя не бывает так, что ты просто в чем-то уверена? — спросил он.
Ана всмотрелась в его глаза. «Нет, — подумала она, — в общем-то не бывает». С тех самых пор, как ей сказали, что у нее Большая Тройка, она сомневалась во всем, и в первую очередь в себе.
— Но это же было так давно!
— Угу. Мне только-только исполнилось шестнадцать.
— Я почти не помню, что происходило до того, как мы переехали в Общину. Иногда мне кажется, что, если бы у меня не было фотографии, я не вспомнила бы, как выглядела моя мама. Почему ты считаешь, что я — именно та девушка?
Коул засунул руки в карман и глубоко вздохнул. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, пока Лайла не подошла и не встала между ними.
— Прошу учесть, — заявила Лайла, — если кто-то вообще меня слушает: по моему мнению, добровольная явка Аны в психушку — это очень неудачная идея.
Ана оторвала взгляд от Коула и тепло обняла Лайлу. С момента исчезновения Тэмсин она впервые добровольно выразила свою симпатию к кому-то на физическом уровне. Она тут же смущенно отстранилась, но Лайла крепче притянула ее к себе.
Разомкнув объятия, Ана в последний раз впитала в себя присутствие Коула, запоминая льдисто-синий цвет его глаз. А потом, имея при себе только поддельное удостоверение личности и сорок фунтов наличными, она с опущенной головой зашагала к «Трем мельницам».
Когда она шла по пешеходному мостику к часовой башне, у нее дрожали коленки. У ворот она остановилась. Охранник возник словно из-под земли.
— Тебе назначено? — спросил он.
Ана позволила своему страху выразиться в общей нервозности. Она заскребла ногтями кожу затылка.
— Э-э… меня направили из Центра психического мониторинга. — Она вспомнила подписи того врача, который госпитализировал пациента с неустановленной личностью в ту ночь, когда исчез Джаспер. Кажется, Каллен или, может, Колен. Сказали спросить доктора Каллена.
— Ты хочешь сказать — Гаддена, — сказал охранник.
— Ох!
Она кивнула и вжала голову в плечи.
Охранник попятился к последнему строению напротив часовой башни: видимо, когда-то тут жил какой-то начальник цеха или заводской чиновник. Он нырнул в дом и вновь возник в зарешеченном окне, держа у лица аппарат внутренней связи. Спустя несколько мгновений голубые ворота открылись. Ана поплелась внутрь. Пока ворота закрывались, она оглянулась и успела увидеть Коула и Лайлу. Они были так далеко, что их лиц она разглядеть уже не могла. Однако их фигуры застыли неподвижно, и она поняла, что они оба наблюдают за ней.
Оказавшись на территории «Трех мельниц», она побрела по вымощенной булыжником улице с железнодорожными рельсами в центре, тревожно ловя знаки, которые позволили бы ей понять, насколько тут все плохо. Справа от нее большой заасфальтированный участок, расчерченный поблекшими белыми линиями на прямоугольники, пустовал. Слева оказалось длинное утилитарное здание весьма неприветливого вида. Хорошо хоть, что у него были окна.
Она проследовала за стрелками, нарисованными на земле, быстро проковыляла по ступенькам в приемную и с нервным и запыхавшимся видом вошла, решив, что в данных обстоятельствах это даже кстати. Какая-то дама посмотрела на нее из-за круглого стола и кивком указала на один из придвинутых к стене стульев. Как только Ана села, пришел мужчина в длинном врачебном халате.
— Доброе утро, — сказал он. — Я доктор Дэннард. Боюсь, что доктора Гаддена сегодня нет.
Он протянул Ане руку для рукопожатия.
— Эмили, — представилась Ана именем, которое ей подобрал знакомый Нэта.
— Можно?
Он протянул руку и снял с нее цепочку, к которой теперь было подвешено ее поддельное удостоверение личности. Его бесцеремонность заставила ее насторожиться.
— Милая цепочка, — отметил он. — Иди за мной.
Дверь распознала их приближение и с шорохом разъехалась. Ана прошла за врачом по ярко освещенному коридору. Доктор Дэннард открыл вторую по порядку дверь и шагнул в сторону, пропуская Ану перед собой. Она прошаркала в комнату. Спазмы у нее в животе грозились выйти из-под контроля.
Он жестом пригласил ее сесть в низкое кресло перед деревянным столом — на место, предназначенное для пациентов. После этого он устроился на рабочем кресле с высокой кожаной спинкой напротив нее и ввел стержень ее удостоверения в планшет своего интерфейса.
— Ты покрасила волосы, — сказал он.
У Аны от страха сжалось сердце. Неужели он ее узнал?
— Ты подстриглась под мальчишку и перекрасилась, потому что не хочешь, чтобы тебя считали хорошенькой.
Она успокоилась, поняв, что это — часть ритуала «проницательной» оценки. Похоже, доктор Дэннард с удовольствием взял весь разговор на себя, так что она не дала себе труд отвечать.
— Парень есть? — осведомился он.
— Не то чтобы да, — ответила она.
— Бросил тебя, верно? — Он кивнул, соглашаясь с самим собой. — Заниженная самооценка. И еще нервничаешь, да?
Это опять не было вопросом. Он открыл верхний ящик своего стола и вытащил какие-то бумаги.
— Тебе нужен отдых, — проговорил он, складывая руки перед собой поверх бумаг. — Нужно какое-то время на то, чтобы расслабиться, успокоиться. Позволить другим заботиться о тебе.
Похоже, по его мнению, пребывание в психушке можно сравнить с роскошным отдыхом на курорте.
— Хочешь забыть обо всех стрессах и проблемах, которые останутся за стенами?
Его глаза горели. Он произнес слова «за стенами» с оттенком отвращения и при этом взмахнул рукой так, словно отгонял реальность прочь. Ана кивнула, пытаясь понять, действительно ли здесь могут так легко отмахнуться от внешнего мира.
— Отлично! — сказал он.
Он встал, ударившись животом о крышку стола, и вышел из кабинета. Ана задумалась о том, что было бы, если бы она ушла прямо сейчас: выпустил бы охранник ее за ворота? Дэннард был явно не в себе. Психические заболевания он распознал, разглядывая стрижку девушки! Он не может быть нормальным.
Он вернулся в сопровождении второго, более молодого врача, у которого был раздраженный вид.
— Ее бросил парень, — заявил Дэннард вместо традиционного представления, — и она не слишком хорошо это восприняла. Так?
— Суицидальные настроения? — рявкнул его коллега.
— Нет, — ответила Ана.
Ей определенно не хотелось получить в своей истории болезни такую запись.
— Проблемы с самооценкой, — продолжил Дэннард. — И нервозность.
Он подался к своему коллеге и произнес что-то, чего Ана не расслышала. Наверное, делился впечатлением от ее прически.
— Хорошо, — сказал второй врач.
Он шагнул к столу, взял бланк и нацарапал в поле «предварительный диагноз при поступлении» нечто неразборчивое. Поставив внизу подпись, он поспешно ушел.
Она в больнице!
Теперь она по-настоящему осознала, почему отец заставил ее выучить ответы на тест наизусть, заставил поклясться, что она никогда не станет импровизировать или пытаться отвечать на вопросы Коллегии правдиво.
Дэннард откинулся на спинку кресла. Блеснув горящими зрачками своих маленьких глазок, он подписал бланки.
Дэннард откинулся на спинку кресла. Блеснув горящими зрачками своих маленьких глазок, он подписал бланки.
— Ну, вот и все, — сказал он, вручая ей ручку, — тебе просто надо подписаться вот тут. — Ана взяла «Бик». У нее дрожала рука. — Если не можешь писать, — добавил он, — просто поставь крестик.
— А когда будет полное обследование?
Бусинки глаз на крупной голове Дэннарда моргнули.
— Так ты уже бывала в Центре психиатрической реабилитации? Этого по твоему удостоверению не видно. Несколько лет назад, да? Ну, теперь ты в надежных руках!
— Я слышала, есть какой-то большой тест. Сто вопросов.
— А, ну да, этот. Можешь не беспокоиться. А теперь оставь свою подпись на бланке, и я скажу, чтобы за тобой пришли.
Он взялся за телефон.
Пальцы Аны застыла над местом, где нужно было поставить подпись. Она приставила ручку к листку бумаги, но не шевельнула рукой.
Дэннард закончил разговор. Бряканье трубки заставило ее вздрогнуть. Она с силой провела ручкой, ставя косой крест.
— Вот и хорошо, — сказал он.
Достав портативный сканер, он ввел документ в свой интерфейс. Ана подумала, что, возможно, по закону в больнице положено иметь бумажные копии всех документов — на тот случай, если из-за вируса или отключения электричества больничная система рухнет.
Она старалась сидеть неподвижно. Страх паучьими лапками полз по ее коже.
Явились две женщины с креслом-каталкой. На той, что его везла, были просторные зеленые брюки и простая зеленая куртка. Широкий неровный шрам шел от угла ее рта к подбородку. На поясе у нее висела дубинка. На другой женщине поверх обычной одежды был застегнут недлинный голубой халат.
— Доброе утро, доктор Дэннард! — громко поздоровались они.
Он ответил им кивком, а потом сделал вид, будто очень занят какими-то бумагами. Ане показалось, будто он пытается от них спрятаться.
— Садись! — приказала санитарка.
Ана поспешно подошла к креслу.
— Закатай рукав, — потребовала медсестра, извлекая из кармана халата коробочку со шприцем. Подняв его, она выпустила из иглы немного прозрачной жидкости.
Спазмы у Аны в животе превратились в жесткий кулак. «Наверное, это просто успокоительное», — сказала она себе. Но кто знает, стерилизуют ли они иголки как следует.
— Я, э-э… — она нервно сглотнула, — я…
Санитарка потянулась за дубинкой.
— Ты у нас бунтарка? — поинтересовалась она.
Ана качнула головой, закатала рукав и протянула руку.
20 Джаспер
Ана проснулась в огромном темном ангаре. Она устремила взгляд в потолок. Он был на высоте как минимум трех этажей. Она постепенно почувствовала, что под ней — жесткий матрас, а сверху ее тело укрыто колким пледом. Ею владели сонливость и спокойствие. Какой-то далекий уголок сознания говорил ей, что дело в лекарстве, что ей надо встать и найти Джаспера, но у нее не было желания прислушиваться к этим словам. Повернув голову, она увидела, что киностудию переделали в спальню. На полу лежали десятки матрасов. Никакой мебели не было. Серый дневной свет полосой лился через приоткрытую раздвижную дверь, такую огромную, что через нее легко проехал бы грузовик.
Рядом кто-то шмыгал носом. Кто-то другой что-то напевал. Черные мягкие стены поглощали звуки, не позволяя понять, сколько еще человек лежат вместе с ней в старой киностудии. Десяток спальных мест поблизости пустовал. Из-за двери доносился несмолкаемый шум голосов.
В воздухе висел противный запах блевотины. Напоминание о том, что все отнюдь не хорошо. «Вставай!» — приказала она себе. Кто знает, сколько она уже тут лежит, сколько времени уже потеряла?
Ана приподнялась на локтях. Голова у нее закружилась, но мозги быстро пришли в порядок, неуверенно паря внутри черепа. Определив, что есть ей не хочется, она почувствовала некоторое облегчение. Хорошо, что ей ввели всего лишь легкое успокоительное, отключившее ее примерно на час, а не на целый день.
Она похлопала себя по ногам, определяя их чувствительность. От легких ударов бедрам стало горячо. Она скатилась с матраса на цементный пол и с трудом привстала на колени. Потом подогнула правую ногу и с силой на нее оперлась. При сокращении мышцы бедра задрожали. Сосредоточившись, она подняла вторую ногу. Когда обе стопы твердо встали на пол, она медленно выпрямила тело. Ноги у нее тряслись. Для того чтобы просто встать, от нее потребовалось чудовищное усилие. На секунду ее решимость дрогнула. Ей хотелось снова лечь и уплыть в туманные дали собственного разума.
Но тут она посмотрела на себя. Бесформенный халат с длинными рукавами заканчивался у голых коленей. У нее забрали одежду! Ей не оставили ни обуви, ни носков. Ей необходимо действовать. Неизвестно, когда ее поведут на тестирование. Это могут сделать в любой момент первых суток госпитализации. Сначала ей нужно отыскать Джаспера.
Она прошаркала к двери, прижимая руки к груди в тщетной попытке сохранять тепло тела. От холода руки и ноги у нее начали деревенеть. В голове как будто весь мир потоптался в грязных сапогах.
Она прошла в громадные двери и оказалась на внутреннем дворе, похожем на школьную игровую площадку. Вот только дети тут были слишком взрослыми, их одежда рассчитана только на больничные кровати, а фигуры были дергаными и скрюченными.
Ане стало боязно при виде такого скопища неуравновешенных молодых людей. Ее дрожащие ноги подломились. Она привалилась к синей двери студии. К счастью, на нее никто не обращал ни малейшего внимания. Она набрала в легкие побольше воздуха и постаралась освоиться с тем, что ее окружает.
Широкий двор окружали ангары с плоскими крышами. Одна из синих дверей на другой стороне двора была закрыта, и на ней видна был поблекшая белая цифра «5», обведенная двумя кругами, словно мишень. Длина двора составляла примерно двадцать метров. По ее левую руку оказалась кирпичная стена, по сторонам которой было два узких прохода. Справа другую сторону перекрывало серое здание и стены, отходящие от него в обе стороны. Ее взгляд скользнул по пациентам, которых оказалось около шестидесяти. Десяток парнишек, с виду даже моложе нее, бросали кости и ставили на кон разноцветные кусочки пластика. Еще одна группа, в которую входили парни и девушки, теснилась на невысокой стене. Остальные группки состояли исключительно из девушек.
Глубоко вздохнув, Ана поплелась к проходам. Они должны были куда-то вести. Остальные двери во дворе, похоже, вели в ангары вроде того, из которого она сама вышла. И она не собиралась обыскивать их темные внутренности — по крайней мере, до тех пор, пока немного не придет в себя и не поймет, как психиатры всех контролируют. Пока она не видела ни врачей, ни медсестер, ни санитаров.
Она уже почти дошла до высокой стены и собиралась свернуть в один из проходов, когда какая-то девушки крикнула:
— Эй ты! Вернись сюда!
Ана вздрогнула и развернулась. Стоявшие неподалеку группкой девушки наблюдали за ней. Одна из них, с вытатуированной на шее виноградной лозой, шагнула вперед и злобно посмотрела на Ану из-под спутанных волос. Ана тут же отвела взгляд и неуверенно поплелась от стены в ту сторону, откуда пришла. Она не смогла бы справиться с несколькими накачанными лекарствами враждебными Психами.
Когда она оказалась около очереди, стоявшей в серое здание, которое, судя по запаху, было туалетом, слева стал виден еще один двор, меньшего размера. В его конце оказалась лестница, которая вела к какой-то закрытой двери. Справа от двора находились еще две двери, причем дальняя была приоткрыта. Ана заковыляла в направлении исходившего оттуда громкого шипения.
В светлой комнате с потолком высотой десять метров и четырьмя арочными окнами вокруг карточных столов толпились пациенты. Самые удачливые сидели, играя в домино, настольные игры и шахматы. Остальные стояли и смотрели. По всей комнате шло яростное перешептывание. Судя по тому, что голос понижали все без исключения, разговаривать здесь запрещалось.
Она обвела взглядом помещение, пытаясь понять, как санитары за ним следят, и заметила высоко наверху две камеры наблюдения, двигавшиеся по старым подвескам. Обеспокоенная наличием камер, Ана прошлепала в зал. Пружинящий дощатый пол оказался более теплым, чем цемент в студии или асфальт во дворе. Ее ноги закололо от возобновившегося кровообращения. Она чуть расслабила плечи, начав согреваться. В отличие от темного ангара, в котором она проснулась, солнечный свет, падавший в высокие окна, нагревал помещение, не позволяя ему охладиться.
Она бессистемно прошлась по игровой комнате. Взволнованные группки, толпящиеся вокруг столов, наблюдающие за игрой и ждущие своей очереди, заслоняли от нее тех немногих пациентов, которые были на тот момент игроками. Пару раз пройдя по комнате, Ана убедилась в том, что среди стоявших Джаспера нет, и стала задерживаться у столов, чтобы увидеть сидящих. Она терпеливо дожидалась, чтобы кто-то качнул головой, почесался или протолкался ближе, открывая игроков.