— Прости, Лилиас, — сказала я, сжимая её руку. — Я не хотела тебя бить. Ты в порядке?
Лилиас вырвала руку из моей ладони и уставилась на меня. Я заметила, что место удара покраснело, но царапины не осталось. Она вся дрожала с головы до пят. И возле ворота её сорочки я заметила уродливый шрам. Видимо, это было как раз то место, где она пыталась вырезать ключицу.
— Ну почему ты такая глупая? — сказала она. — Ты не должна заходить в комнату Ребекки. Если ты их выпустишь, то они натворят бед.
— Я не собиралась их выпускать, — сказала я. — Я услышала музыкальную шкатулку и хотела узнать, кто в комнате.
— Ребекка была там, — сказала Лилиас, — в углу, разве ты её не видела? Она хочет показать тебе кукол. Ты видела, что они шевелятся, ведь так? А слышала, как они скребутся о стекло?
— Я… мне показалось, что я что-то слышу, — сказала я. — Но зачем Ребекка хочет показать мне кукол?
— Почему бы тебе самой у неё не спросить? — зло сказала Лилиас. — Это ты её сюда притащила!
— Но я не могу ее увидеть. У меня не выходит. Лилиас, ты серьезно можешь её видеть? Ты на самом деле разговаривала с ней?
Я помню, как она сказала за ужином тем вечером: «Я ей нравлюсь, потому что мы одного возраста…»
Это правда — Ребекке было семь, когда она погибла, столько же лет сейчас и Лилиас. Они даже внешне очень похожи.
— Она здесь, — прошептала Лилиас. — И она очень, очень злится.
— Почему? — спросила я. — На что она злится?
Но Лилиас покачала головой и отказалась говорить еще что-либо о Ребекке.
— В следующий раз, когда ты услышишь, что куклы шевелятся, просто закрой глаза и притворись, что ничего не слышала. Я так и делаю. Бесполезно говорить кому-то, что ты слышала. Тебе все равно никто не поверит, особенно папа. Он только разозлится и назовет тебя лгуньей.
Я попыталась еще несколько раз расспросить её о Ребекке, но Лилиас поджала губы и только мотала головой, поэтому, в конце концов, я решила сдаться и лечь спать.
Я пожелала ей спокойной ночи. Но когда я была почти у двери, Лилиас сказала:
— Ты же не привезла с собой иголок?
— Иголок? Нет. А что?
— Я просто собиралась сказать, чтобы ты их спрятала, — сказала Лилиас. — Спрячь все острые предметы. Именно это будут искать Ледышки-Шарлотты, если они выберутся из шкафа.
— Иголки? Но зачем?
— Чтобы выколоть твои глаза, пока ты спишь. Вот что они делают. Вот что они сделали с той девочкой с завязанными глазами на школьном фото. Вот почему взрослые приклеили кукол к стенам. Но Ребекка нашла их и освободила.
Когда я спустилась на завтрак на следующее утро, дядя Джеймс уже работал в своей мастерской, но Пайпер и Кэмерон сидели за столом в столовой. Они ели хлопья и запивали их соком.
Я успела только выдвинуть стул и сесть, как в комнату вошла Лилиас. К своему ужасу я увидела, что на том месте, куда я её вчера нечаянно ударила, красовался синяк. Она встретилась со мною взглядом, но ничего не сказала, а просто подошла и села с нами.
— Лилиас, я хочу попробовать перехватить автобус, который едет в город, — сказала Кэмерон, зачерпнув ложкой хлопья. — Я подумал, может, ты захочешь поехать со мной. Мы могли бы зайти в кондитерскую. Что ты..? — Он взглянул на Лилиас и остановился на полуслове — его внимание определенно привлекла пострадавшая щека. — Что случилось с твоим лицом? — спросил он. Его голос почему-то стал хриплым.
Я открыла рот, чтобы признаться в содеянном, но прежде чем я успела произнести хотя бы слово, Лилиас сказала:
— Я упала. Только и всего.
То, что произошло дальше — произошло так быстро, что я ничего не поняла. Кэмерон так резко вскочил, что его стул опрокинулся, но он, не обращая на это внимания, схватил Пайпер, стащил её с места и пригвоздил к стене.
— Что ты сделала? — спросил он таким голосом, что вокруг воцарилась тишина.
— Ничего, — выдохнула она. — Я ничего не делала.
— Это была я! — сказала я, вскакивая со своего стула. — Да Бога ради, это была я! — Я обхватила Кэмерона за руку, и попыталась оттащить от Пайпер, но он зажал её будто в тисках. Я чувствовала, как напряжены сухожилия и мышцы его предплечья. Он повернул голову и одарил меня ледяным взглядом.
— Кэмерон, ты делаешь мне больно, — всхлипнула Пайпер.
Не сводя с меня глаз, Кэмерон, наконец, отпустил её, и Пайпер тут же отстранилась от брата подальше, обняв себя руками.
— Ты? — спросил он резким голосом. — Что значит, это была ты…
— Это была случайность, — начала я оправдываться. — Прошлой ночью. Я пошла…
— Она пошла в ванную, — вмешалась Лилиас. — А я напугала её в коридоре. Она и ударила меня фонариком. Это была случайность.
— Случайность? — Кэмерон побледнел и смотрел будто не на меня, а сквозь меня.
— Ну да, — сказала я. — Это был несчастный случай. Мне жаль.
Внезапно Кэмерон сфокусировал взгляд. Он сделал резкий шаг назад.
— Впредь будь аккуратнее, — отрезал он. В этом доме уже было довольно случайностей и несчастных случаев.
И с этими словами он повернулся и ушел прочь, хлопнув дверью за собой.
— Он чокнутый, — сказала я, все еще потрясенная тем, что только что видела. — Да что с ним?
— Ничего, — ответила Пайпер. Её аквамариновые глаза были наполнены слезами. — Ничего. Он просто переутомляется иногда. Вот и все. Он ничего не может с этим поделать.
— Ну разумеется! — вспылила я. — Ваш папа знает о его приступах агрессии?
— Да это ерунда, — отмахнулась Пайпер, потирая синяки на руках. — Прошу тебя, просто забудь.
Похоже, мне просто ничего другого не оставалось тем утром. За обедом дядя Джеймс присоединился к нам. Это было так странно сидеть за одним столом с Пайпер и Кэмероном, которые вели себя так обыденно, словно ничего и не было. Когда Кэмерон попросил передать ему соль, он сказал это так, словно еще несколько часов назад не нападал на свою сестру.
— Я хочу съездить на автобусе в Данвеган сегодня, — сообщил Кэмерон за столом. — И хочу взять с собой Лилиас. Мы с ней сходим в кондитерскую. Я подумал, может Софи поедет с нами, если ей интересно посмотреть город?
Его приглашение меня испугало, и я тут же попыталась отказаться:
— О, я не ду…
Но дядя Джеймс перебил меня:
— Отличная мысль.
— Я поеду с вами, — весело предложила Пайпер.
— Нет, ты нужна мне здесь, — сказал дядя Джеймс. — Ты позируешь мне сегодня во второй половине дня, не забыла?
— О, но папа, а я не могла бы…
— Прости, Пайпер, но мне, правда, нужно закончить картину. Её ждут в галерее.
— Хорошо. Так значит, все решено, — сказал Кэмерон, поглядывая на меня. — Отправляемся сразу после обеда.
Пайпер выглядела несчастной, и я, вероятно, выглядела так же, но, в общем, иного выхода не было, поэтому спустя немного времени, я шла к автобусной остановке с Кэмероном и Лилиас. На поездку до города ушло всего двадцать минут на автобусе и, на протяжении всего этого времени, я не говорила с Кэмероном, а он не сказал мне не единого слова. Он просто уселся в автобус, засунув руки в карманы, и уставился молча в окно. Я так и не смогла понять, почему он предложил мне поехать с ними.
Когда мы приехали в город, Лилиас прямиком зашагала в магазин сладостей — это старомодное на вид место, полки в котором были заставлены большими стеклянными банками, заполненными разнообразными конфетами. Кэмерон протянул Лилиас большой полосатый пакет, и я неловко застыла на месте, наблюдая, как она забегала по магазину, заполняя свою тару.
Кэмерон взял еще один бумажный пакет и, к моему удивлению, протянул его мне:
— Выбирай что хочешь, я угощаю.
— О! Да я ничего не хочу, — сказала я, растерявшись. — Я подожду вас на улице.
Я никак не могла понять, почему Кэмерон ведет себя так дружелюбно. Его будто подменили.
Но когда он вышел из магазина, то еще сильнее сбил меня с толку.
— Вот, — сказал он, вручая мне бумажный пакет. — Раз ты не сказала, что тебе нравится, я выбрал на свой вкус. Ты производишь впечатление девушки, которая любит сахарных мышат.
Я уставилась на мешок в своей руке, заполненный белыми и розовыми сахарными мышками. По правде сказать, я их обожала, и меня бесило, что Кэмерон угадал мою слабость. Словно он действительно видел меня насквозь этими своими голубыми пронзительными глазами.
— Терпеть их не могу, — солгала я, пихая пакет к себе в карман.
Я заметила, как уголки губ Кэмерона дернулись в улыбке, и я могла дать руку на отсечение — он понял, что я лгу. Следом за ним из магазина вышла Лилиас, и мы зашагали обратно по дорожке.
— А что у тебя за проблема? — не выдержала я. — Расстройство личности или типа того?
Я рассудила так: вряд ли он нападет на меня, пока мы находимся в общественном месте, но, к моему удивлению, он рассмеялся, громко, взахлеб. У меня сложилось такое впечатление, что он вот-вот лопнет от смеха, некоторые прохожие даже обернулись на него.
— Что смешного? — спросила я.
Кэмерон помотал головой и несколько темных прядей упали ему на глаза.
— Ничего, — сказал он. — Просто нелепо.
Больше он ничего объяснять не стал и какое-то время мы шли молча, но спустя несколько минут он сказал:
— Я подумал, возможно, ты захочешь посмотреть художественную галерею, пока мы здесь. Её владельцы покупают большую часть папиных работ. Некоторые из них будут выставлены.
— Конечно, хочу, — сказала я. У меня было странное чувство, что все это к чему-то ведет, но я не понимала к чему именно.
Когда мы добрались до галереи, Лилиас пожаловалась, что картины — это скучно, и мы оставили её поедать конфеты в фойе на лавке. Камерон повел меня туда, где были выставлены картины его отца. Большинство из них были на морскую тематику. Благодаря его мастерству, казалось, что, если долго смотреть на зеленые и синие тона океана на его полотнах, можно почувствовать соленый запах бриза, услышать прибой и ощутить песок под ногами. На одной из картин я узнала маяк Нест Поинта, а на другой пляж возле их дома, отвесные скалы и черный песок.
— Что ты думаешь об этой, — спросил Кэмерон непринужденным голосом, указывая на одну из картин.
На картине был изображен пляж и Пайпер, только дядя Джеймс изобразил девушку в виде русалки. Дяде удалось с помощью сотен крошечных мазков передать её идеальные черты лица, зеленые глаза, глянец волн её белокурых волос, которые ниспадали ей на спину. Она сидела на одном из блестящих черных камней, поднимающегося из морской пучины, неподалеку от маяка, и любовалась морским пейзажем, свернув плавник хвоста у каменного подножья. Бриз развевал её волосы, капли воды покрыли её кожи, заставляя её блестеть на солнце. Я вспомнила, что стоило мне впервые увидеть Пайпер, я подумала, что она очень похожа на русалку.
— Она потрясающая, — сказала я.
— Г-мм. Папа нарисовал Пайпер в образе русалки около года назад. Это была его самая популярная картина, и она была продана дороже в два раза, чем все остальные. С тех пор на такие картины спрос только растет. Можно сказать, что русалочьи картины наш хлеб с маслом.
— Ей идет, — заметила я.
— Да, и я так считаю, — ответил Кэмерон. — Пайпер, разумеется, была в восторге, когда папа впервые нарисовал ее такой. Это взрастило в ней чувство тщеславия. Но я всегда думал, что это любопытная альтернатива — нарисовать собственную дочь в образе чудовища.
— Чудовища?
— Ну да. Русалки — морские хищники. Падальщики. Убийцы. Они поют песни, чтобы заманить корабли на погибель в скалах. Они заговаривают моряков, топят их, чтобы утащить их на дно, где и пожирают их души.
И вот опять при упоминании об утопленниках, меня передернуло. Пожалуйста, хотела я сказать, пожалуйста, не говори ничего про то, как кто-то тонет. Я не хочу ничего об этом слышать, или даже думать.
— Уверена, что твой папа ничего такого не подразумевал, — возразила я.
Кэмерон взглянул на меня.
— Как-то раз я видел другую его картину. Он её не продал галерее. Думаю, что он не хотел, чтобы и я её видел. Мы никогда не говорили об этом — и я знаю, что Пайпер никогда не видела. Она снова была его натурщицей. Он опять рисовал русалку. Но вместо того, чтобы просто сидеть на камнях на этот раз русалка утаскивала на дно человека. Она его топила, и у неё было такое выражение лица… голодное и счастливое — она была похожа на чудовище.
Я ничего не сказала. Мне почему-то не очень верилось в существование этой картины.
— Он не хотел бы услышать это от меня, — продолжил свой рассказ Кэмерон, говоря скорее себе, — но когда я увидел эту картину, то подумал, что он должно быть… по крайней мере, догадывается. Где-то в глубине души… — Он снова взглянул на меня и договорил: — не могу поверить, что вел себя так по-идиотски этим утром. Я сыграл ей на руку, обвиняя ее в случившемся с Лилиас. С тех самых пор, как ты приехала, именно этого ей и хотелось — выставить меня в неприглядном свете, чтобы я казался опасным.
— Зачем ей это? — спросила я.
Кэмерон снова перевел взгляд на картину.
— Пайпер двулична. Пока она показывает тебе только одну свою личину, но очень скоро продемонстрирует и другую. Ей нравится, когда люди это видят, потому что она просто обожает шокировать. Ты должна быть осторожна.
— О чем ты говоришь? — спросила я, начиная раздражаться. — Пайпер все время со мной мила, с самого начала моего приезда. Она изо всех сил старается, чтобы я почувствовала себя здесь как дома.
— Пайпер… не такая как ты думаешь, — сказал Кэмерон осторожным тоном. — Ты не должна принимать её ангельское личико за чистую монету. — Он помолчал, а потом медленно проговорил: — Я знаю, как это выглядело сегодня утром, моя реакция за завтраком. Но ты должна знать, что отношения между мной и Пайпер… все сложно.
— Это не оправдывает твое нападение на неё, — сказала я. — Это вообще не объясняет физической расправы над кем бы то ни было.
Кэмерон резко повернулся ко мне.
— Ах, ты об этом, — сказал он, — ну знаешь, бывает так, что порой это необходимо.
Я просто покачала головой. Я непроизвольно подумала о Джее. За все годы общения с ним, я ни разу не видела, чтобы он на кого-то набрасывался. Я никогда не видела, чтобы он вел себя жестоко по отношению к кому-то, никогда не чувствовала, что его кто-то боялся. Он был выше этого и лучше Кэмерона.
— А мы можем вернуться домой? — спросила я. — Я, правда, больше совсем не хочу говорить о Пайпер.
Я думала, он разозлится, но он только вздохнул и сказал:
— Конечно, Софи, мы можем вернуться. Как пожелаешь.
Мы вышли в фойе, забрали Лилиас и вернулись домой.
Глава Восьмая
Когда мы вернулись, Кэмерон и Лилиас сразу же пошли наверх, и я, было, двинулась за ними следом, но Кэмерон развернулся на полдороге и сказал:
— Если ты все еще не веришь в мои слова про ту картину, то почему бы тебе не зайти в мастерскую моего отца и не поздороваться с ним? Взгляни сама над чем он работает последние пару дней.
И прежде чем я успела ответить, он развернулся и пошел дальше. Я постояла какое-то время, решая как быть, а потом решила все-таки сходить и проверить все самой. Я едва видела дядю с тех пор, как приехала, а по-настоящему мы общались только раз, когда он забирал меня с парома. Я направилась прямиком в мастерскую и постучала в дверь.
Когда мне разрешили войти, я оказалась в светлой просторной комнате, которая пропахла красками и растворителем. Дядя Джеймс сидел за мольбертом в углу с закатанными рукавами, и он был удивлен, увидев меня, словно он уже позабыл, что я живу с ними.
— О, Софи, — сказал он. — Здравствуй. Уже вернулись?
— Мы только что приехали. Кэмерон показал мне несколько ваших картин в картинной галерее. Я нашла их прекрасными.
— Спасибо.
— Вы рисуете Пайпер? Можно взглянуть?
Я сделала шаг вперед, но он тут же вскочил и загородил мне дорогу к мольберту. А затем, словно спохватившись, он рассмеялся, но это выглядело натужно.
— Извини, — сказал он. — Это все заморочки художников. Не люблю, когда кто-то смотрит мои незавершенные картины. Уверен, ты понимаешь. Ну, и как вы съездили в город? Надеюсь, Кэмерон был вежливым?
— На самом деле, все были вежливыми.
— Уверен, Пайпер тебе сейчас будет очень рада, — сказал дядя. Я заметила, что он по-прежнему держал кисть, с масляной сине-зеленой краской на кончике в руке. Большая капля краски сорвалась и плюхнулась на пол, но дядя будто ничего и не заметил. — Хорошо, что у неё есть кто-то, её возраста. Мы тут словно в изоляции.
— Ей, наверное, было тяжело потерять Ребекку вот так, — сказала я.
— Тяжело… да. Да, это было тяжело, — говоря это, дядя Джеймс смотрел сквозь меня, а не на меня. Как тогда на пароме. — Тяжело для всех нас. — Он снова сосредоточил взгляд на мне и улыбнулся: — Полагаю, у всех семей есть хорошие и трудные времена. Мы ничем не отличаемся от них.
М-да, это еще мягко сказано, подумала я, но вслух ничего не сказала.
— Нам через многое пришлось пройти, но сейчас мы в порядке, — добавил он. — Я знаю, что ты единственный ребенок в семье, поэтому мы тебе кажемся довольно странными. Наверное, ты обратила внимание, что Пайпер и Кэмерон слегка… в общем, бывает, что они не ладят. Но в целом они друзья. Это просто нормальное соперничество. Мы с твоей мамой были такими же в их возрасте.
Я хотела спросить, может, и он нападал на мою маму за завтраком и прижимал её к стене, как это сделал сегодня Кэмерон с Пайпер утром, но даже мне было очевидно — он не представлял, что творилось между ними двумя. Вдруг я поняла, что он вообще имел небольшое представление о том, что творится в доме.