– Это мое новое изобретение! – воскликнул он. – Я назвал его кексоотражатель. Уверен, вашему отцу понравится… Нет-нет, рано еще, – добавил он, обращаясь к Уильяму, Хису и Робинсону. – Я скажу, когда.
Ада перевела взгляд на другой конец стола. Ее отец смотрел прямо на доктора Брюквиджа и нимало не улыбался.
Паровозик преодолел виадук и медленно запыхтел вдоль стола. За ним ползли вагончики, на которой стояла первая перемена блюд миссис У’Бью: константинопольские артишоки, томленые рожки в соусе из нежалейки и большая супница с грянуллской болтушкой.
За столом слышался только лязг ножей и вилок, с помощью которых гости накладывали себе кушанья.
Сливси пихнул локтем Уильяма Брюквиджа в тот самый момент, когда тот накладывал себе в тарелку добрую порцию томленых рожко́в.
– А где сестры Вотте? – спросила Ада у Эмили.
– Они ужинают с братом в его комнате, – ответила та. Голос ее звучал встревоженно. – Они очень из-за него беспокоятся.
Эмили бросила взгляд на Сливси, который, хохоча, кидался ракушками-рожками в обезьянок.
– Мы обязаны помочь, – заключила она.
Паровозик скрылся в кухонном люке, и через несколько мгновений лязг на кухне возобновился с удвоенной силой.
– Скажите, доктор, – сказал лорд Гот, откидываясь на спинку кресла, – как далеко продвинулась ваша работа над вычислительной машиной?
Доктор Брюквидж сглотнул грянуллскую болтушку.
– Я назвал ее «Звездчатый разум», – сказал он с гордостью. – Но вы же знаете, как обычно движется работа над научными изобретениями: медленно и с трудом…[10]
– Право, доктор, дрессировка приматов весьма отвлекает вас от работы, – продолжал лорд Гот, не сводя строгого взгляда с обезьянок. – Не говоря уж о том, что она ставит под угрозу безопасность моих гостей.
Рядом с ним преподобный Торвиль пытался одной рукой справиться с константинопольским
артишоком, поскольку вторая рука была у него на перевязи.
– Ах да, банановая кожура… – Доктор Брюквидж покраснел. – Какое досадное недоразумение…
– Как и идея завести мою дочь на постоялый двор, – ледяным голосом продолжил лорд Гот.
– Отец, я же объясняла… – начала Ада, но лорд Гот остановил ее движением руки.
– Я не сержусь, – сказал он. – Я просто очень разочарован.
Он повернулся к графине Пэппи Куцци-Чуллок с Пальцем Християном Андерсеном и улыбнулся.
– Ну-с, как вам наши затеи сельской простоты? – спросил он, в то время как паровозик снова показался из кухонного люка. На сей раз он катился быстрее, выпускал облако пара пышнее и волочил за собой целый состав. В него входили: пирог с болотной курицей, пирог с голубями, пирог с ржанкой (каждый последующий – больше предыдущего), затем: запеченный кролик, паштет из зайца и заливное из гуся на огромных блюдах.
Уильям Проснись Теккерей учтиво помог Домили Дикинсон и Джордж Элиот, когда паровозик поравнялся с ними, но не сумел избежать того, чтобы не забрызгать Плейн Остин неловким движением ложки, полной заливной гусятины.
– Все знают, что сотрапезник с пятнами еды пребывает в поисках салфетки! – сказала она отчетливо.
Сливси радовался на всю катушку. Когда паровозик, набирая скорость, промчался мимо него, он сграбастал бо́льшую часть пирога из болотных куриц.
– Улетный хавчик! – закричал он, увлеченно осыпа́я Уильяма крошками.
Паровозик снова исчез в люке.
– Мой дорогой лорд Гот, – провозгласил доктор Брюквидж, вставая и призывая к тишине постукиванием ложечки по своему бокалу, – и многоуважаемые гости, позвольте мне продемонстрировать мое последнее изобретение…
Он повернулся к обезьянкам:
– Пора!
Уильям, Хис и Робинсон вскочили на стол и принялись расставлять на путях, напротив каждого из гостей, по маленькому кексу.
Пыхтение сделалось громче, и паровозик показался из кухонного люка. Теперь он двигался еще быстрее и тащил за собой вереницу плошек с соусами из малины, карамели и белого шоколада. Преодолев виадук, паровозик выехал на стол и поддел кексоотражателем первый кекс. Тот взмыл в воздух и плюхнулся точнехонько в горшочек. Схватив ложку, Домили Дикинсон подцепила ею пропитавшийся малиновым соусом кекс и перенесла его на свою тарелку с пудингом. Кексоотражатель подцепил второй, третий и последующие кексы, те так же планировали в соусники, и гости уже знали, как с ними поступить. Лорд Гот, похоже, был впечатлен. Паровозик бежал дальше вдоль стола. Сливси сгреб три кекса разом и со смехом запульнул ими в обезьянок.
– Восхитительно, – заявила Ада, пробуя кекс, покрытый белым шоколадом. – И так остроумно.
– Пожалуй… – сказал доктор Брюквидж задумчиво, провожая глазами паровозик, который, все убыстряясь, скрылся наконец из столовой. – Но, пожалуй, нужно еще кое-что поправить…
Издалека послышались возня, крики и грохот посуды о каменный пол. Над шумом взмыл голос миссис У’Бью:
– Живо, сырная перемена! Пошел!
Через несколько мгновений паровозик стремительно выскочил из люка, взлетел на виадук и понесся к столу, опасно раскачиваясь. В этот раз на погрузочные платформы были вперемешку уложены шарики горгондзолы, брусочки «Голубого громмера» с «Великолепным чеддером» и клинышки «Уэссекскского пикантного». Шпажки для накалывания сыров стояли отдельно позади, собранные в ко́злы.
– Остерегись! – вскричал сэр Вальтер Жжот.
На первом же повороте несколько тележек перевернулись, сырные брусочки и шарики взлетели в воздух.
– Все знают, что… оп!
Плейн Остин не успела закончить фразу, поскольку рот ей запечатал кусок мягкого «Голубого громмера».
– Сдаюсь, – пискнула Домили Дикинсон, ныряя под стол, чтобы спастись от горгондзольного дождя.
Лорд Гот учтиво прикрыл графиню Пэппи Куцци-Чуллок поднятой рукой от наполнивших воздух сырных шпажек.
Несясь слишком быстро, паровозик не вписался в следующий поворот, соскочил со стола и грохнулся об пол, укутавшись облаком пара. Тележки последовали за ним, и оставшиеся сыры расплавились в жаре парового котла.
– Фондю «Фиаско»! – провозгласил Уильям Проснись Теккерей.
Сливси ткнул палец в расплавленный сыр, с чувством облизал его и засмеялся:
– Улетная сырная авария!
Лорд Гот стряхнул сырные шпажки со своей тщательно уложенной шевелюры и поднялся из-за стола со всем достоинством, какое только смог собрать.
– Я ничего не понимаю… – бормотал доктор Брюквидж, счищая с разбившегося паровозика клейкие нити горгондзолы. – Я отчетливо помню, что установил регулятор скорости на «Обед». А кто-то, – он указал на рычажок – перевел его на «Фастфуд».
– Доктор Брюквидж, – произнес лорд Гот.
Его голос был тих и спокоен, но Ада по глазам понимала, что он в ярости. Он извлек сырную шпажку из-за уха и швырнул ее об пол.
– Это последняя шпажка.
Глава одиннадцатая
– Что это было? – спросила Эмили, поглубже забираясь под одеяла.
А было вот что: низкий рыдающий вой, взмывший до печального вопля. Словно где-то глубоко в подвалах Грянул-Гром-Холла маленький волк завыл на луну.
– Наверно, призрак, – отозвалась Ада. – Может, это принц Руперт – спаниель второй леди Гот, налетевший на Оливера Кромвеля. Или Пиджей, лысый ирландский волкодав, который рыщет по Невинным погребам. Но сейчас слишком холодно, чтобы идти допытываться.
Она натянула плед до щек.
– Так на чем мы остановились?
Ада и Эмили устроились на ночь в кровати под восемью столбиками, и Эмили потчевала Аду рассказами о школьной жизни. Обе они не слишком наелись за обедом, но пока кухарки хлопотали, прибираясь в паровой столовой, девочки завернули в салфетки куски пирога и покрытые шоколадом кексы и утащили с собой в постель.
– Вест-Вьют меньше Громнета, в нем даже постоялого двора нет, – продолжила Эмили. – Но он очень милый, и обычно по утрам мы совершаем дальние прогулки по болотам.
– Как здорово… – сказала Ада с тоской. – Хочешь последний кусок пирога?
– Лучше ты возьми, – ответила Эмили, поглубже зарываясь в одеяло. – А когда возвращаемся, Шарлотта, Эмили и Анна записывают истории, которые им пришли в голову во время прогулки. Знаешь, они настоящие писатели. Одна их история называется «Девушки из стеклянного города», – о трех девушках, которые приехали в Англию из Африки, погостить. А другая – «Девушки из Гондала», о трех японских принцессах. А моя любимая – «Оглянись в огне» – о воображаемом королевстве и трех вспыльчивых девушках, которые вечно попадают во всякие переделки.
– Я бы хотела их почитать, – сказал Ада, заворачивая последний кекс в салфетку и кладя на прикроватный столик. Затем она задула свечу и задернула полог.
– Вот если пойдешь в школу – почитаешь, – ответила Эмили мечтательно. – Они записывают их в маленькие книжечки очень мелким почерком.
Ее голос делался все тише. В темноте Ада не видела ее лица.
– Твой отец очень сердился на моего, – продолжала Эмили. Голос ее пресекся, словно она пыталась сдержать всхлип. – Отец говорит, что если он быстро не добьется заметного продвижения в работе над «Звездчатым разумом», лорд Гот укажет ему на порог.
Ада высвободилась из-под одеяла и сжала руки любимой подруги.
– Постарайся заснуть, – сказала она. – Утро вечера мудренее.
Но она сама не очень в это верила. Лорд Гот казался очень злым, и палец, обожженный преподобным Торвилем в расплавленном чеддере на пути из столовой, его настроения не улучшил. Ада закрыла глаза. Ей надо будет тактично поговорить с отцом по завершении литературно-собачьей выставки. А то она рискует никогда больше не увидеть Эмили.
Где-то вдалеке печальный вой разнесся в морозном воздухе.
Руби-буфетчица подняла их рано утром.
– Миссис У’Бью ужасть как сердита на твоего отца за сорванный обед, – сказала она Эмили, ставя поднос с завтраком. – Говорит, что его светлости нажалуется. И это еще не все.
– Не все? – повторила Ада, спрыгивая с кровати и накидывая шлафрок.
– Нет…
Глаза Руби широко распахнулись.
– Кто-то все переворошил вверх дном в большой буфетной и свистнул оттуда окорок. Миссис У’Бью подозревает одного из псов, и она просто вне себя! Она напустилась на Мальзельо, но он заявил, что все собаки были заперты в своих будках в Невинных погребах, и погремел у нее перед носом своими ключами на связке. Тогда, – Руби задрожала, – миссис У’Бью опять швырять тарелки затеяла…
– Сядь-ка, Руби, – сказала Ада, – и выпей чаю.
Позавтракав, Ада и Эмили оделись, затем утеплились большими шотландскими беретами и вязаными ирландскими перчатками и отправились на улицу. Фэнсидэй со своими сестрами и другими участниками ансамбля «Громобойчики» только что прибыли на репетицию открытия литературно-собачьей выставки, и Ада помахала ей рукой, пока все прочие выгружали из телеги свои инородные инструменты и заносили их в дом.
– Мистер Теккерей сказал, что я идеально подхожу для музыкальной адаптации его сатирического романа о деревенской жизни, – проверещала она, к вящему неудовольствию своих сестер. – «Ярмарка непослушания». Ну, вы, наверно, о ней слышали. В любом случае, жду вас на представлении!
Сестер Вотте Ада и Эмили обнаружили перед западным крылом. Они лепили снеговика вместе с Уильямом, в то время как Брамбл Вотте застенчиво смотрел на них, глубоко засунув руки в карманы.
Они слепили снеговику такое внушительное туловище, что Аде и Эмили прошлось помочь сестрам скатать большой ком снега для головы. Потом Ада с Уильямом оторвали его от земли и водрузили на плечи снеговику. Эмили скинула варежки и стала вылепливать его лицо. Все стояли и смотрели.
– Она очень талантлива, – черканула Шарлотта Вотте в своем блокнотике.
– Нам нравится, как она рисует, – накорябала Эмили Вотте почти печатными буквами.
– Надеемся, когда-нибудь она проиллюстрирует наши романы, – написала Анна Вотте.
– Не сомневаюсь – так оно и будет! – сказала Ада. – Эмили рассказывала мне прошлой ночью, какие вы истории сочиняете. Мне бы хотелось их как-нибудь почитать.
Затем она повернулась к мальчику, взиравшему на нее из-под частокола нечесаных волос.
– А ты, Брамбл? – спросила она. – Ты что-нибудь сочиняешь или рисуешь?
– Нет, – сказал он застенчиво, – но мне нравится разыгрывать сценки из сестриных историй, когда я подолгу гуляю в одиночестве.
Брамбл уставился на свои ботинки.
– Чего бы я действительно хотел – так это стать актером. Но у меня, как у сестер, – проклятая фамильная застенчивость.
– Ах, как жаль, – искренне сказала Ада. – Но, может, ты ее еще преодолеешь.
Все четверо Вотте стояли, потупившись.
– Ну, как вам? – спросила наконец Эмили Брюквидж, поворачиваясь к остальным.
– Великолепно! – закричал ее брат. – Но не хватает последнего штриха.
Он нагнулся и поднял обглоданную кость от окорока, валяющуюся в снегу у его ног. Она была белой и блестящей, с явственно видными следами зубов по всей длине. Выпрямившись, Уильям воткнул ее снеговику вместо носа.
– Вам никого это не напоминает? – спросил он, ухмыляясь.
– Пальца Християна Андерсена! – закричала Ада. Потом повернулась к Эмили: – Как ты думаешь, это костяшка не от того окорока, что пропал у миссис У’Бью из кухни?
– Вернее, то, что от него осталось, – мрачно уточнила та.
Глава двенадцатая
Полная луна взошла на небо, заливая Грянул-Гром-Холл серебряным свечением. Снег сверкал и переливался на земле, морозный воздух наполнился скрипом колес по смерзшемуся гравию: гости литературно-собачьей выставки начали съезжаться в Грянул-Гром. Лорд Гот стоял на пороге, облаченный в великолепный албанский кафтан, шитый золотом, и баранью папаху, готовый встречать прибывших. Ада и Эмили, как следует утепленные своими ирландскими варежками и шотландскими беретами, стояли за одной из колонн классического портика.
Первой прибыла старинная подруга лорда Гота – леди Джордж, герцогиня Девонская. На сей раз она была без своих трех дородных далматинов.
– Я оставила моих девочек дома, Гот, – сказала она, отвечая на приветствие хозяина. – Тут столько чистокровок… Я не хотела, чтобы Лотти, Дотти и Спотти чувствовали себя ущербными – они такие тонкие натуры.
За нею последовали те, кого сам лорд Гот называл (но только приватным образом) «доставалами и обязалами». Это были обитатели других обширных поместий графства Грянулл и соседнего с ним графства Ме-Менчестер, которые постоянно доставали друг друга и были уверены, что обязательно должны быть приглашены на подобные события. Лорд Гот вежливо улыбался, пока Чорт-O’Поллох-Продеры, Доссингтон-Хрипы и Мудж-Ланы с мызы Митеринг, прибывшие одновременно, пихались и толкались, пытаясь все разом протиснуться во входную дверь. За ними прибыли Вулфы из Уиллогби-Чейз – сэр Орландо и его дочь Вирджиния, имевшая обыкновение озирать людей с высоты собственного носа.
– Смею ли я надеяться, что этот занудный деревенский оркестрик будет играть не слишком громко? – провозгласила она брезгливо. – Игра как на народных, так и на инородных инструментах заставляет меня мечтать о работе смотрителя маяка. Я нахожу, что звуки волн действуют на меня успокаивающе.
Наконец до крыльца дотащилась раздолбанная коляска, из которой выбрались два джентльмена и распрямили ноги. Один был худ и элегантно одет, другой – плотен и неряшлив.
– Молодцы, Троил, Пирам и Фисба, – сказал плотный джентльмен, похлопывая лошадей. Потом дал каждой по морковке и повернулся к лорду Готу.
– Сэр Кристофер Ридделл-Мухи-Необиделл, академик живописи, собачий карикатурист[11], – заявил он, пожимая руку лорду Готу. – А это – мистер Кристофер Пристли из Кембриджа, известный романист. «ДЕРЗКИЕ & БОРЗЫЕ» послал нас освещать ваше мероприятие, лорд Гот.
– А-а-а, господа из прессы, – ответил тот, холодно улыбаясь.
Ада знала, что ее отец не особо жаловал журналистов за то, что они раструбили повсюду о его привычке устанавливать горшки-мишени на садовых украшениях, создав ему репутацию человека «безумного, скверного и опасного для гномов».
– Постарайтесь не стоять на пути, – произнес он сквозь зубы, пропуская их внутрь.
Ада и Эмили последовали за ними.
Большая библиотека была заполнена. Позолоченные кресла, внесенные беговельными механиками, уже оказались все заняты, так что в комнате можно было только стоять. Сестры Вотте пытались отстоять для них по местечку, но они были слишком застенчивы, чтобы помешать сэру Орландо и Вирджинии увести их, так что Ада и Эмили пристроились позади, облокотившись на книжный шкаф рядом с занавешенным окном. По рядам кожаных переплетов прошла рябь, и от шкафа отделился Уильям Брюквидж.
– Надень рубашку и перестань выделываться! – прошипела брату Эмили.
Впереди, сидя на позолоченном кресле, Чарльз Брюквидж горячо аплодировал. Графиня Пэппи Куцци-Чуллок и Пальц Християн Андерсен сидели рядом с украшенной елочкой. Лорд Гот восседал рядом с Чарльзом Брюквиджем и строго на него поглядывал.
– Идите сюда, – донесся вдруг чей-то шепот. – Отсюда лучше видно.
Ада, Эмили и Уильям (который уже успел приодеться) подняли головы и, увидев Брамбла Вотте, взобравшегося до середины библиотечной лестницы, поспешили к нему присоединиться.