По мере роста городов и появления новых средств передвижения управлять системой дорожного движения становилось все сложнее. Возьмем, к примеру, ситуацию, которая произошла на нижнем Бродвее в Нью-Йорке во второй половине дня 23 декабря 1879 года, когда «чрезвычайная и беспрецедентная блокада транспортного движения» длилась пять часов. Кто стоял в этой, по выражению New York Times, «неописуемой пробке»? Список потрясает: «одно- и двухместные экипажи, двухместные тандемы и четырехлошадные экипажи; верховые лошади, купе, грузовые телеги, подводы, телеги мясников, дилижансы, курьерские повозки, тележки бакалейщиков и разносчиков, двухколесные экипажи, подводы с мебелью и пианино, повозки ювелиров и продавцов предметов роскоши, а также два или три рекламных фургона, с прозрачными кузовами из натянутой парусины, светящимися в ночное время»{12}.
И как раз когда уже казалось, что сложнее ситуации представить нельзя, на сцену вышло новое и неоднозначно принятое обществом транспортное средство — первый новый вид личного транспорта со времен римских цезарей, модное изобретение, нарушившее хрупкий баланс дорожного движения. Речь, конечно, о велосипеде.
После нескольких фальш-стартов «велосипедный бум» конца XIX века произвел фурор в обществе. Велосипеды были слишком быстрыми. Они угрожали ездокам странными заболеваниями, такими как kyphosis bicyclistarum, или «сутулость велосипедиста». Они пугали лошадей и приводили к авариям. Были кулачные бои между велосипедистами и невелосипедистами. В городах пытались запретить их совсем. Велосипеды были вытеснены с улицы, так как они не были повозками, а также с тротуаров, потому что они не были пешеходами. Велосипедистам-энтузиастам сегодняшнего дня, требующим запретить автомобильное движение в таких местах, как парк на Бруклинском проспекте, более 100 лет назад предшествовали любители, боровшиеся за право кататься на велосипедах в этом самом парке. Были подняты новые вопросы этикета: должны ли мужчины уступать дорогу женщинам?{13}
Существует закономерность, которой подчиняется все — от колесницы в Помпеях до сегвея[3] в Сиэтле. Как только люди решили перемещаться как угодно, лишь бы не пешком, как только они стали «транспортом», им пришлось освоить новый способ передвижения и научиться ладить друг с другом на дорогах. Для чего дорога? Для кого она? Каким образом взаимодействуют транспортные потоки? Не успела улечься пыль, поднятая велосипедами, как вся система была снова перевернута с ног на голову автомобилем, который стал носиться по тем самым «хорошим дорогам»{14}, которые помогли создать — вот она, слегка трагическая ирония — сами велосипедисты.
Поначалу автомобиль считался «адской колесницей». Мы редко находим время остановиться и задуматься над новым образом жизни, который начал тогда формироваться. Когда первый электрический автомобиль появился в середине XIX века в Англии, ограничение скорости было поспешно установлено на 4 мили в час — с такой скоростью человек с красным флагом мог бежать впереди автомобиля, въезжающего в город (тогда это была еще редкость). Человек с красным флагом, бегущий наперегонки с автомобилем, был своего рода метафорой самого дорожного движения. Тогда еще автомобиль и человек двигались с одинаковой скоростью. Автомобилю вскоре предстояло создать собственный мир, где люди, отделенные от окружающей среды, но все же каким-то образом связанные между собой, будут двигаться на скоростях, намного превышающих те, к которым их подготовила эволюция.
Сначала автомобиль просто присоединился к хаотичному движению, уже бурлившему на улицах, где единственным реальным правилом дорожного движения в большинстве городов Северной Америки было «держаться правой стороны». В 1902 году Уильям Фелпс Ино, «известный яхтсмен, член клуба и выпускник Йельского университета», который прославился как «первый техник дорожного движения во всем мире», решил избавиться от вони на улицах Нью-Йорка. (К тому времени смерти по вине автомобиля уже были, согласно New York Times, «повседневной реальностью» с маленькой «новостной ценностью», если в этом не были замешаны лица «исключительной социальной или деловой значимости».){15} Ино был как истинным американским аристократом, так и социальным реформатором — нередко встречающийся тип в тогдашнем Нью-Йорке. Он рокотал о «глупости водителей, пешеходов и полицейских» и выдавал свою любимую сентенцию: «Легко управлять обученной армией, но регулировать толпу почти невозможно». Ино предложил ряд «радикальных постановлений», чтобы обуздать дорожное движение в Нью-Йорке. Этот план кажется безнадежно устаревшим в наши дни: инструкции по «правильному заворачиванию за угол»{16} и смелое требование вести автомобиль только в одном направлении вокруг Круга Колумба. Однако Ино, который стал своего рода мировой знаменитостью и плавал в Париж и Сан-Паулу, чтобы решать там местные транспортные проблемы, был таким же социальным инженером, как и логистиком: он научил огромное количество людей действовать и общаться по-новому, часто против их воли.
Вначале новое наречие было больше похоже на язык Вавилонской башни, чем на эсперанто. В одном городе резкий свисток полицейского мог означать «стоять», в другом — «проезжай». Красный свет означал то одно, то другое. Первые знаки «Стоп» были желтыми, хотя многие люди думали, что они должны быть красного цвета. Один дорожный инженер подытожил правила начала XX века такими словами: «Было множество знаков со стрелками, фиолетовых знаков, знаков с крестами и так далее, и все они давали специальные инструкции автомобилисту, который, как правило, не имел ни малейшего представления о том, что эти указания значат»{17}. Системы, которые мы считаем естественными сегодня, эволюционировали много лет и зачастую вызывали споры. Первый светофор имел два индикатора: по одному для остановки и движения. Потом кто-то предложил третий индикатор — «нейтральный», дающий автомобилистам время очистить перекресток. Некоторые инженеры возражали против этого на том основании, что машины лихорадочно пытались проехать на желтый свет и опасность движения возрастала. Другие хотели включать желтый свет перед тем, как сигнал менялся на красный, и еще раз — прежде чем сигнал переключался с красного на зеленый (такая система используется сегодня в Дании и некоторых других странах, но не в Северной Америке). Были странные региональные решения-однодневки, так и не претворенные в жизнь: например, светофор на углу улиц Вилшир и Вестерн в Лос-Анджелесе был оснащен небольшими часами, стрелка которых показывала приближающемуся водителю, сколько «зеленого» или «красного» времени у него осталось{18}.
Насколько удачным был сам выбор цветов? В 1923 году было отмечено, что примерно один из 10 человек, страдающих дальтонизмом, видел только серый цвет, глядя на сигнал светофора. Может, синий и желтый цвета, которые почти каждый в состоянии разглядеть, были бы лучшим вариантом? Или это бы вызвало катастрофическую путаницу среди тех, кто уже научился различать красный и зеленый?{19} Несмотря на всю эту неопределенность, дорожные инженеры вскоре уже вознесли себя на шаткий пьедестал власти, хотя, по утверждению историка транспорта Джеффри Брауна, нейтрально звучащая прогрессивная научная идеология, которая приравнивала «исцеление» от пробок к борьбе с брюшным тифом, отражает ожидания малой части городской элиты (например, владельцев автомобилей). Таким образом, было быстро установлено, что главная цель трафика — как можно быстрее переместить как можно большее количество автомобилей. До сих пор эта функция улиц остается доминирующей{20}.
Казалось бы, за более чем 100 лет работы и исследований транспортные проблемы можно было решить. В основном так и есть. Мы едем по улицам, которые везде выглядят практически одинаково: красный свет в Марокко означает то же, что и в штате Монтана. «Светофорный человек», который «переводит» нас через улицу в Берлине, делает то же самое и в Бостоне, даже если выглядит несколько иначе. (Чудный Ampelmänchen в шляпе из бывшей Германской Демократической Республики пережил падение Берлинской стены{21}.) Мы едем по шоссе, которые так хорошо спроектированы, что забываем о скорости — на самом деле мы иногда несемся, не понимая, что движемся.
За всем этим стандартизированным сходством, впрочем, стоит много такого, что еще не известно нам — как управлять всеми этими потоками людей в движении: водителями, пешеходами, велосипедистами и прочими — наиболее безопасным и эффективным способом. Например, вы, возможно, видели в некоторых городах «обратный отсчет сигнала», который указывает в секундах, сколько времени у вас осталось до того, как «Идите!» сменится на «Стойте!». Некоторые чиновники думают, что это новшество облегчило жизнь пешеходам, однако легко найти и других людей, полагающих, что данное нововведение ни к чему хорошему не привело{22}. Некоторые думают, что специально отмеченные велосипедные полосы на улицах идеально подходят для велосипедистов, в то время как другие предпочитают отдельные дорожки, а третьи полагают, что, возможно, для самих велосипедистов лучше, если отдельных дорожек для них вовсе не будет. Какое-то время считалось, что движение на шоссе будет более безопасным, если водители грузовиков будут вынуждены подчиняться более жестким ограничениям скорости, чем водители «легковушек». Но «дифференцированные пределы скоростей», как оказалось, просто заменили один вид риска аварии другим, без учета общих интересов безопасности, поэтому они были со временем отменены{23}.
Генри Барнс, легендарный уполномоченный по проблемам дорожного движения в Нью-Йорке в 60-х, размышляя о своей долгой карьере в своих мемуарах с очаровательным названием «Человек с красными и зелеными глазами»[4], замечает: «Дорожное движение — настолько же эмоциональная проблема, насколько физическая и механическая». Людей, заключает он, было сложнее сломать, чем автомобили. «С течением времени технические проблемы стали более спонтанными, а людские — более сюрреалистичными»{24}.
Моя книга посвящена именно этой, «сюрреалистической» стороне дорожного движения. Я начал свое исследование в попытке резко изменить взгляд на явление, ставшее настолько привычным, что мы его не замечаем. Мне хотелось заставить читателя на минуту остановиться и подумать о том, что на самом деле происходит, когда мы сидим за рулем, идем пешком, едем на велосипеде или используем какой-то другой способ передвижения. Я попробовал научиться «читать между строк» дорожной разметки, разобраться в странных и причудливых узорах трафика и дать новую интерпретацию небольшим финтам и уловкам во время движения. Я изучал не только дорожные знаки, которым мы подчиняемся, но и сигналы, которые посылаем друг другу.
Многие из нас (в том числе и я) относятся к вождению достаточно непринужденно, возможно, в силу слухов о независимости и могуществе водителей. На самом же деле это невероятно сложная и требующая серьезных усилий задача — мы прокладываем себе путь в рамках сложной юридической системы, становимся действующими лицами спонтанно разыгрывающихся сцен, перерабатываем огромные массивы информации, вынуждены постоянно делать прогнозы, расчеты и мгновенно принимать решения, важные для нашего будущего. Мы участвуем в сложнейшей сенсорной и когнитивной деятельности, масштабы которой ученые только начинают осознавать.
Значительная часть нашей жизни на дороге, как и прежде, окружена завесой тайны. Мы приветствуем появление в транспортных средствах новых технологичных устройств типа мобильных телефонов, навигационных систем и радиоприемников, показывающих названия песен, до конца не понимая, к каким серьезным последствиям может привести их использование. Мы ведь не можем договориться даже о базовых правилах поведения. Должны ли руки лежать на руле на отметках 10 и 2 часа (как нас учили) или такое положение может оказаться опасным в случае аварии и срабатывания подушек безопасности? Достаточно ли при перестроении в другой ряд подать сигнал и посмотреть в зеркала или следует повернуть голову и посмотреть через плечо? Зеркала не позволяют увидеть «слепые» зоны, которые, по мнению инженеров, есть у любой машины (более того, автомобили как будто специально спроектированы так, чтобы «слепые» зоны появлялись в самом неудобном и опасном месте — слева и сзади от водителя). Но когда вы поворачиваете голову назад, то не смóтрите вперед, а это может привести к аварии. «Поворот головы — одно из самых опасных движений при вождении{25}», — считает директор по исследованиям Департамента дорожной безопасности.
Как же тогда быть? Существует еще и проблема зеркал заднего вида. В США боковое стекло с пассажирской стороны выпуклое. Обычно на нем написано предупреждение: «Объекты в зеркале ближе, чем кажутся». Зеркало с водительской стороны плоское. А в Европе оба зеркала выпуклые. «Плохо, что в США и Европе разные системы зеркал, — уверен Майкл Флэннеген, исследователь из Мичиганского университета, изучающий проблемы, связанные с обзором дороги. — Две системы не могут быть одновременно оптимальными. Каждая из них основана на укоренившихся традициях, а не на рациональных доводах»{26}. Проблема с зеркалами, как и многие другие проблемы трафика, глубже, чем кажется на первый взгляд.
Итак, мы ездим по дорогам, имея достаточно смутное представление о том, как все работает. Каждый из нас мнит себя «экспертом в области дорожного движения», однако наши представления чаще всего искажены. Мы видим окружающий мир через ветровое стекло собственной машины. По статистике страховых компаний{27}, большинство аварий происходит рядом с домом. На первый взгляд, этому есть логичное объяснение: вы особенно часто ездите именно по своему району. Но, может быть, есть другая, более глубинная причина? Психологи утверждают, что человеческие привычки помогают сэкономить значительный объем умственной энергии при выполнении рутинных задач. Они формируют образ мышления, подсказывающий нам, как вести себя в определенных обстоятельствах. Поэтому, когда мы оказываемся в знакомых условиях (например, на улицах около собственного дома), нами управляют привычки. С одной стороны, это удобно: мы не должны оценивать массу новой информации или отвлекаться на мелочи. Однако, тратя меньше энергии на оценку происходящего вокруг, мы можем отключить внутренний самоконтроль. Если из какого-то переулка в течение трех последних лет никогда не выезжали машины, то что случится, если на четвертый год оттуда все-таки выкатится автомобиль? Сможем ли мы вовремя обратить на него внимание? Заметим ли мы его вообще? Наше ощущение безопасности и контроля над ситуацией — наша слабость. Исследование группы израильских ученых показало, что водители значительно чаще нарушают правила дорожного движения на хорошо знакомых им трассах{28}.
У вас самих наверняка были случаи, когда вы вели машину и вдруг как будто «просыпались». При этом вы не могли вспомнить, что происходило в несколько последних мгновений. Можно сказать, что именно в таком состоянии — полусонном, сопровождающемся автоматическими мышечными сокращениями и полустертыми изображениями — мы проводим за рулем бóльшую часть времени. Во время движения мы гораздо чаще думаем, куда мы направляемся, чем о том, где находимся в настоящий момент. Время и пространство как будто сжимаются. Восприятие действительности становится фрагментарным и зачастую нечетким. Мы видим и почти сразу же забываем сотни, а то и тысячи сцен и впечатлений. Каждую минуту нас окружают совершенно новые люди, с которыми мы делим пространство, но никогда не общаемся и не встречаемся вновь.
Поскольку мы проводим за рулем больше времени, чем за обедом, в отпусках или в кровати с партнером{29}, стоит получше разобраться в том, что с нами происходит. Как любой типичный американец начала XXI века, я живу в обществе людей, зависящих от машин, адаптировавшихся к ним и радующихся каждой пройденной миле. Мы тратим на вождение больше времени, чем на питание или визиты к врачу. По данным последней переписи, автомобилей в США уже больше, чем жителей. В 1960 году редко можно было встретить семью, владеющую тремя машинами. Большинство обходилось одной. Сейчас все наоборот{30}.
Хотя численность средней североамериканской семьи за последние десятилетия сократилась, количество домов с гаражами на несколько машин выросло почти в два раза — у каждого пятого нового дома имеется гараж на три машины{31}.
За большее пространство для жилища мы расплачиваемся более долгими переездами. Один из недавних опросов о транспорте в США показал резкий рост числа загородных жителей-«экстремалов», проводящих в движении по трассе или в пробках по два часа в день. Многие из этих людей вынуждены селиться далеко от места работы из-за роста цен на жилье — еще дальше плакатов с надписями «Если бы вы решили поселиться здесь, то уже имели бы свой дом». Они удаляются от центра до тех пор, пока не находят жилье, которое могут себе позволить. Иными словами, происходит обмен километров на доллары ипотеки. В 2005 году средний американец проводил за рулем в пробке около 38 часов в год{32}. В 1969 году почти 50% американских школьников шли в школу пешком или ехали на велосипеде, теперь же их доля упала до 16%. С 1977 по 1995 год количество пеших прогулок снизилось почти вдвое{33}. Появилась даже шутка: пешеход в Америке — это человек, который только что припарковал свою машину.
Трафик превратился в образ жизни. Подставка для стаканчика, ставшая стандартным элементом комплектации автомобилей лишь в 80-е, в наши дни превратилась в важный элемент культуры питания автомобилистов{34}, для которых разрабатываются продукты типа Campbell’s Soup at Hand и Yoplait’s Go-Gurt[5]. В 2001 году слова, связанные с передвижением, присутствовали в названии или рекламе 134 продуктов питания. К 2004 году их число выросло до 504{35}. В США и Европе, по некоторым данным, растет и количество случаев, когда еда поглощается непосредственно во время движения (с 73,2 миллиарда в 2003 году до 84,4 миллиарда в 2008 году{36}). Около 70% продаж ресторанов быстрого обслуживания обеспечивают люди, не выходящие из своих машин. (Когда-то мы предпочитали оставлять автомобили на парковках, но теперь это кажется наследием прежней, более медленной эпохи.{37}) В обычных американских ресторанах 22% заказов делается через окно автомобиля{38}. Постепенно эта тенденция начинает проявляться и в других странах, например в Северной Ирландии, каждый восьмой житель которой питается в машине как минимум один раз в неделю{39}. Компания McDonald’s добавила дополнительные окна для выдачи в сотнях своих ресторанов в США, чтобы обслуживать все больше автомобилистов{40}. Новые рестораны компании в Китае (название которых звучит как De Lai Su — «Приходи и получай сразу») предлагают клиентам блюда с учетом региональных особенностей (например, «рисовые бургеры»){41}. Компания Starbucks, которая в прежние времена всячески избегала любых ассоциаций с фастфудом, теперь обслуживает автомобилистов почти в половине своих новых торговых точек{42}. Похоже, что «третьим местом», где можно общаться и отдыхать (помимо работы и дома), становятся не кафе Starbucks[6], а автомобили.