Норд у него Скала, Сандр – Малыш, Дир – вампир… Даже к учителю никакого уважения – за глаза он зовет его Гномом, за то, что долгое время учитель провел с жителями горных кланов и от них перенял много диковинной магии, знаниями о которой щедро делится с учениками.
Бейл дожевал булку, стряхнул в рот последние крошки – вкуснейшей выпечкой тетушки Гелены не хотелось делиться даже с птицами – и обернулся на окна дома волшебника. Скоро он там? Сегодня Гидеон обещал рассказать им о рунной магии, и Бейл уже притоптывал от нетерпения в ожидании интересного урока.
Ученики тем временем возобновили спор об упавшей звезде и хотели узнать мнение припозднившегося Вернера на этот счет. Однако любимчик Гидеона, похоже, не разделял всеобщего возбуждения.
– Не понимаю, чего вы так всполошились? – Вернер лениво повел плечами. – Ну, звезда, ну, упала. Подумаешь…
Во дворе на мгновение воцарилась изумленная тишина, а потом всех будто прорвало. Шум, гам, гвалт! За всеобщей суматохой ученики даже пропустили появление волшебника. Гидеону пришлось протиснуться в самый центр возбужденно галдящего кружка, который образовался вокруг Вернера.
– И что здесь происходит? – рявкнул волшебник, перекрывая возгласы.
Шум разом смолк, и ученики почтительно отступили, склонив головы в ритуальном поклоне.
– Довольно! – Гидеон нетерпеливо махнул рукой и обвел притихших учеников строгим взором. – Разгуделись тут, как деревенские кумушки!
– Но ведь звезда!.. – взволнованно воскликнул Сандр и тут же сконфуженно замолчал, когда на него цыкнул стоящий рядом Норд. С такой махиной разве поспоришь? Прав Вернер, что кличет его Скалой. И Бейлу прозвище Хлебушек очень подходит. А вот насчет него самого, Сандр обиженно шмыгнул носом, Вернер не прав. Он еще вырастет и всем покажет. И Норду, который смеет на него цыкать, и задаваке Вернеру, который почему-то считает себя самым способным из них, и своим старшим братьям, которые из зависти кличут его волшебником-недоучкой.
– Да, – Гидеон с глубокомысленным видом погладил окладистую бородку, – звезда. – И замолчал.
– Учитель, – не выдержал Норд, – скажите же нам, что теперь будет?
– Что же, – Гидеон обхватил себя за плечи, что говорило о высшей степени напряжения, – однозначного ответа тут быть не может. Поживем – увидим. Пока ясно одно: случилось это не просто так, и последствия не заставят себя ждать. Готовьтесь к большим переменам. Будьте мужественны, будьте готовы защищать своих родных и магией, и кулаками.
– Вы считаете, что это к беде, учитель? – влез в разговор тот, кого Вернер назвал Вороном.
– Я не знаю наверняка, Сильвер. – Учитель развел руками, и парень торжествующе заулыбался, заглядывая в лица стоящих вблизи товарищей: мол, видали, я оказался прав!
– Но сердце подсказывает мне, – веско добавил Гидеон, – что перемены очистят наш мир Невендаара от скверны и пусть не сразу, но принесут покой и благодать. Что может быть еще хуже того смутного времени, в котором мы живем? Когда отряды зеленокожих совершают набеги на беззащитные земли? Когда гномы заперлись от мира в горах и не желают даже видеть того, что происходит в Империи? – Звучный голос волшебника переполнился горечью. – Когда эльфы все чаще преступают наши земли, и отнюдь не с добрыми намерениями? Когда невозможно проехать из южных земель в северные без того, чтобы не столкнуться в пути с нежитью? Когда то тут, то там на нашей земле возводятся святилища Мортис? Да что говорить о нежити и эльфах, когда мы сами, люди, сделались врагами друг другу! – с горечью заметил он. – На дорогах лютуют разбойники. Дворяне идут войной друг на друга, не поделив земли и власть. Крестьяне устраивают мятежи, в которых гибнут дворяне. Инквизиция одинаково беспощадно преследует и тех, и других.
Ученики испуганно примолкли, пораженные трагизмом в голосе волшебника. А Гидеон, глядя на их растерянные лица, вздохнул. О чем он говорит этим детям, которые уже родились в это смутное время? Другой жизни они и не знают, они уже свыклись с ней, и любые перемены кажутся им концом света.
– Тогда что нас ждет, учитель? – с дрожью в голосе уточнил Бейл. – Война?
– Вот и отлично. Наконец-то мы сможем проявить свои умения в жизни! – запальчиво воскликнул Вернер, и на него тут же зашикали. А Гидеон строго посмотрел на юношу.
– А что? – принялся оправдываться Вернер. – Надоело уже сжигать деревья в роще и бить молниями по белкам. Я бы с радостью подпалил какого-нибудь живого скелета или вступил в схватку с демоном!
Однако приятели его оживления не разделяли – слово «война» тревожным вздохом пронеслось по рядам.
– Мужчина всегда должен быть готов к бою, – заметил Гидеон. – Но я искренне надеюсь, что в ближайшее время воевать нам ни с кем не придется. А сейчас, – он хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине, – приступим к уроку.
Он подошел к широкому, с жернов, пню, стоявшему у забора, достал из-за пояса синий тряпичный мешочек и, ослабив его тесьму, высыпал на пень пластинки, иссеченные диковинными письменами.
– Руны! – взволнованно ахнул Бейл и подался вперед, чуть не затоптав стоящего впереди Сандра.
Ученики с интересом столпились у пня, разглядывая гномьи письмена, хранившие древнюю магию. Лишь один Вернер не разделял всеобщего любопытства. Он демонстративно уселся на бревне у забора, всем своим видом являя скуку, достал из котомки яблоко и принялся жевать. Его поведение не укрылось от зоркого взгляда наставника.
– Ты чем-то недоволен? – обернулся он к юноше.
– К чему нам это? – Вернер дерзко взглянул на учителя. – Эти никчемные костяшки служат тому, кто готов заплатить за них высокую цену. Что толку с них нам, беднякам? Не лучше ли нам полагаться на собственные силы и умения?
Гидеон побледнел от оскорбления, а остальные ученики испуганно примолкли. Все знали, что к магии гномов волшебник относится с особым почтением, и подвергать древние знания гномов критике – значило не уважать учителя.
– И какую же магию ты считаешь толковой, мальчик? – тихо спросил Гидеон.
– Ту, которая способна обратить вспять целое войско, – казалось, не замечая гнева наставника, ответил Вернер. – Хотя бы магию демонов!
Последние слова Вернера грозовым залпом пронеслись по двору, заставив всех онеметь. «Да он с ума сошел!» – мысленно ахнул Бейл. «Как можно говорить об этом вслух?» – поразился малыш Сандр. «Запретная магия, – тревожно забилось сердце Норда, – не к добру…» Гидеон же побледнел от гнева.
– Не смей даже упоминать ее! – с негодованием оборвал он ученика. Взгляд волшебника сделался страшен, и в нем словно заполыхало зарево пожара. – Магия демонов – жестокая, темная, противоестественная. Это магия смерти, направленная на уничтожение всего живого. Она не пощадит никого – ни ребенка, ни женщину, ни старика. А того, кто посмеет ею воспользоваться, она приведет под власть Бетрезена. Даже одно демоническое заклинание навсегда изменит судьбу того, кто его применит. Если долго вглядываться в Преисподнюю, Преисподняя начнет вглядываться в тебя.
Речь наставника не оставила равнодушными учеников: юноши застыли в ужасе. Никто не посмел бы ослушаться волшебника, никому не хотелось стать рабом страшного Бетрезена. Никто, кроме Вернера, который все так же дерзко смотрел на учителя, отбросил в сторону огрызок и упрямо добавил:
– А я считаю, что настоящий маг должен владеть всеми видами магии.
– Вон! – гневно выдохнул Гидеон. – Прочь с глаз моих!
Ученики застыли в замешательстве. Происходило что-то немыслимое! Вернер всегда считался любимчиком Гидеона, ему прощалось то, что не сходило с рук другим, но сегодня впервые за четыре года обучения учитель разгневался так, что выгоняет Вернера с урока. «Проси прощения, дурень!» – мысленно взмолился Бейл. Но Вернер и не думал раскаиваться.
– Как скажете, – с равнодушным видом бросил он и поднялся с места, дернув за собой котомку. Слишком резко – котомка упала в пыль, и ее содержимое высыпалось на землю. Покатились под ноги Гидеону спелые медовые яблоки, спланировали на землю исписанные ученические свитки, отлетела в сторону рогатка, с грохотом упала тяжелая книга в черном кожаном переплете, подняв в воздух облачко желтой пыли. Вернер потянулся за рогаткой, а Гидеон внезапно подался вперед и переменился в лице: его губы побелели, сделавшись пепельными, а взгляд, прикованный к книге, стал мертвым, как будто он заглянул в саму Преисподнюю…
Исчез залитый солнцем двор, стерлись лица учеников, и все вокруг вдруг заволокло туманом. Этот туман долгие годы преследовал волшебника в ночных кошмарах, отравлял его жизнь страшным мороком прошлого, когда молодой маг лишился всего и поседел за одну ночь.
Давным-давно Гидеон был молод и счастлив. У него был свой дом на опушке леса, и в этом доме с зари до заката звучали голоса – звонкий, мелодичный голос жены, которая любила петь, звенящий смех маленького сынишки, дрожащие от старости голоса бабушки и деда – родителей уважаемого в селе мага. Жизнь в отдаленном от волнений столицы селе была размеренной и спокойной. Гидеон совершенствовался в магии, жена растила ребенка, престарелые родители находили отраду в заботе о внуке и сами были окружены заботой сына и невестки. А вскоре в доме должен был зазвучать еще один долгожданный голос – плач новорожденного младенца. О большем счастье молодой маг и не мечтал.
Вот оно, его счастье. Лотта – темные, как ночь, кудри, смеющиеся карие глаза, солнечная улыбка, не сходящая с алых, малиново-сладких губ, пленительные изгибы тела, медовый аромат кожи… Как же ему с ней повезло! Такие женихи к первой красавице на селе сватались, а она выбрала его – не статного воина, не благополучного сына старосты, а нелепого мага.
Нэд – мягкие детские локоны, доверчивый взгляд, бархат щек – сложно представить, что когда-то он вымахает в высокого сильного мужчину, отрастит бороду. Мать – лучики морщин на добром лице, милая улыбка. Отец – мудрый взгляд, благородная седина. Невозможно представить, что кто-то тяготится своими стариками, то и дело собачится с ними. В их семье такого никогда не было.
Все изменила одна ночь. Гидеон помнил ее до мелочей, ведь ее страшные события он еженощно переживал в своих кошмарах. Утром он нежно обнял жену, поцеловал сонного сынишку, простился с родителями и отправился в соседнюю деревню – накануне он сговорился с возвращавшимся через их село крестьянином о покупке коровы. Сейчас, когда в семье вот-вот должен был появиться младенец, возникла необходимость в расширении хозяйства.
В деревне он задержался до заката: зашел навестить старого приятеля, и за беседой день пролетел незаметно. Возвращался домой он усталый, но довольный, вел на поводу рыжую с белым корову, представлял, как обрадуется ей Лотта, как засветятся от радости глазенки Нэда, когда он вручит ему гостинец – сахарного петушка на палочке. И своих стариков не забыл – в наплечной суме лежит новенькое лоскутное одеяло, пошитое деревенской мастерицей.
Погрузившись в мечты, Гидеон не заметил, как его окутал плотный, густой, серый туман. Опомнился уже от тревожного мычания коровы, которая внезапно заартачилась и словно вросла копытами в землю.
– Ну что ты, моя хорошая, – принялся он уговаривать буренку. – Чего испугалась? Это всего лишь туман. Просто туман… – И вдруг осекся от страшной догадки.
Природный туман не бывает серым, как пепел Преисподней, и он не пахнет серой, от которой щемит в груди, а на глазах выступают горькие слезы. Колдовство! И колдовство не простое – злое, смертельное… Маг выпустил повод из рук, и корова, развернувшись, опрометью бросилась назад.
Но он даже не пытался ее вернуть. Гидеон принялся вертеть головой, пытаясь сообразить, в какой стороне находится его село, и тут туман разорвали людские крики и леденящий душу лай… Так лают не дворовые псы, так лают адские гончие. На его село напали демоны! И это в тот самый момент, когда он не рядом со своими близкими, а они так нуждаются в его защите.
Гидеон стремглав бросился на крики, моля Всевышнего о том, чтобы успеть отвести беду. Спасти пусть не всех сельчан – хотя бы свою семью. Всевышний услышал его мольбы. Благодаря тому, что дом Гидеона находился на окраине, а демоны напали с другой стороны села, его родные еще были живы. Лотта, прижав к груди плачущего сына, стояла на крыльце. За ее спиной испуганно жались старики.
Туман, плотной завесой накрывший село, пока не окутал дом, но уже стелился у крыльца, то опускаясь до самой земли (и тогда Гидеон, бегущий к дому, мог видеть родных), то взмывая выше крыши и отсекая видимость. Маг уже перемахнул за сельскую ограду, до дома оставалось рукой подать. Гидеон неспроста выстроил дом на самой окраине – во дворе находится круг силы, умножающий мощь магических заклинаний. Еще немного – и он уже окажется в нем, сможет защитить родных своим волшебством. Лотта обернулась, увидела приближающегося мужа. На ее побелевшем от напряжения лице отразилось облегчение и, забыв о предосторожности, она сбежала с крыльца, навстречу супругу, не видя, как за ее спиной, в густом тумане, сверкнули красным огнем глаза монстра.
– Лоти, нет! – заорал, срывая голос, Гидеон. – Назад!
Но его крик перекрыл лай адской гончей, и серый туман с головой накрыл Лотту. А потом раздался душераздирающий человеческий вопль, в котором не осталось ничего от хрустального голоса его жены.
Гидеон бросился сквозь пелену тумана – и уткнулся в невидимую стену, вдруг ставшую совершенно прозрачной. За этой стеной, усмехаясь ему в лицо, стоял незнакомец в черном плаще. Глаза смотрели холодно и надменно, правую щеку пересекал косой шрам, доходивший до самого рта, отчего уголок губ казался приподнятым в глумливой усмешке, а в красном в свете пожарища лице не осталось ничего человеческого. За его спиной адский пес ожесточенно ломал тело Лотты.
– Мой сын… – выдохнул Гидеон. – Прошу, сохрани ему жизнь…
В тот миг он был готов на что угодно. Даже стать таким же бессердечным демоном, одним взмахом руки сжигать целые села и ломать человеческие жизни. Лишь бы только его мальчик спасся. Лишь бы только на земле осталась частичка любимой жены, малыш Нэд…
– Он мертв, – равнодушно произнес демонолог и отвернулся, потеряв к магу всякий интерес.
А Гидеон бессильно забился о невидимую стену, за которой появились его старики, сбежавшие с крыльца на помощь невестке. Гончая хищно обернулась – и прыгнула.
Внезапно стена, удерживавшая мага, исчезла, он упал на землю и не смог шевельнуться, опутанный другим, парализующим заклинанием. В двух шагах от него трехглавая гончая терзала тела его родных. Мертвые уже не чувствовали боли, но Гидеон корчился от их мук и ждал лишь одного – чтобы адский пес наконец заметил его и прекратил его страдания. Целую вечность боли спустя гончая приблизилась, взглянула ему в лицо горящими, как головешки, глазами, оскалила острые клыки, дыхнула смрадом – и умчалась, подчиняясь приказу своего хозяина.
Туман развеялся в один миг. Демоны покидали разоренное село, в котором не осталось ни одного живого человека, кроме мага. Лежа на боку, Гидеон видел сливающиеся с темнотой силуэты. Замыкал шествие демонолог. Обернувшись, он скользнул взглядом по руинам, на мгновение задержался на неподвижном теле мага и вдруг воздел руки. В ночном небе завихрился огненный смерч, и на землю хлынули огненные искры. Гидеон закрыл глаза. Вот и все. Гончая не оборвала его страдания, но теперь осталось недолго. Огненный дождь испепелит его дотла.
Запахло паленым, воздух наполнился треском и шипением. Искры опалили волосы, прожгли одежду, горящими звездами впитались в кожу. Когда от огня вспыхнули брови, Гидеон потерял сознание…
Он выжил чудом. Через их земли возвращался отряд гномов и, увидев зарево, свернул к горевшей деревне. Спасать уже было некого. Но искусный гномий маг, когда воины уже расселись по седлам, в последний миг обнаружил еле живого от ожогов человека. Рингольф снял обездвиживающие чары, исцелил страшные ожоги Гидеона и, видя, что тот едва жив от горя, увез его с собой, в Тиморию.
Несколько лет Гидеон провел в подземельях гномов, изучал рунную магию, а потом вернулся в Империю, остановился в деревне в противоположном краю от родных мест, взял себе другое имя и начал жизнь заново. Следуя совету Рингольфа, он набрал учеников. А о трагедии, унесшей жизни его близких, никому не рассказывал.
Мудрый гном оказался прав – ученики отчасти заменили ему утраченную семью, наполнили его жизнь смыслом. Взамен погибшего сына у него появилось множество юношей, к которым он относился с отеческим теплом, в уроках и беседах с которыми находил утешение. Когда юные маги подрастали и становились самостоятельными, Гидеон брал следующих.
Из нынешних учеников Вернер был самым талантливым, по возрасту приходился ровесником Нэду, и Гидеон выделял его особо. Юноша не только обладал магической силой, значительной для его лет, но и умел располагать к себе людей, несмотря на свой непростой характер. На него невозможно было долго сердиться, и хотя Вернер единственный из всех учеников осмеливался время от времени ему дерзить, Гидеон все прощал ему, как сыну. К тому же парень рос без отца, вил веревки из любящей матери, и Гидеон беседами с Вернером, который часто задерживался после занятий рядом с учителем, старался повлиять на юношу, передать ему свой опыт, как сыну.
Поэтому, когда Гидеон увидел среди вещей Вернера книгу демонических заклинаний в переплете из человеческой кожи, земля поплыла у него под ногами, и все вокруг заволокло туманом… Ученик, который был ему как сын, предал его, связавшись с теми, кого Гидеон ненавидел больше всего на свете.
– Откуда это у тебя? – Маг гневно кивнул, указывая на лежащую в пыли книгу.
– А вам-то что? – в привычной дерзкой манере ответил Вернер и потянулся, чтобы подобрать книгу.
Гидеон много раз прощал ученику его выходки, но на этот раз его чаша терпения переполнилась. Он подскочил к книге раньше, чем к ней приблизился Вернер, наступил на нее ногой, вдавливая в землю.
– Отдайте. Она моя! – подался вперед Вернер, и Гидеону показалось, что глаза юноши вспыхнули дьявольским огнем.
Таким же, каким горели все шесть глаз трехглавой адской гончей, растерзавшей его родных…