Сейчас у нас стоят тёплые, снежные дни, совсем уже коротенькие, светает поздно, темнеет рано. Небо страшно низкое, голубиного сизого цвета, и удивительно - сизое небо кажется тёплым и мягким, периной, начинённой снежинками, а точно такого же оттенка полоска незамёрзшей реки вызывает ощущение холода жестокого, режущего, стального. Не знаю, как будет в сильные холода, но первые, пробные зимние испытания наш «кукольный» домик выдержал, тьфу, тьфу не сглазить, с честью - нигде не дует, не промерзает, стены хорошо держат тепло. Топим пока что один раз в сутки, когда обе приходим с работы. Спасибо всем родным и близким, и в первую очередь Борису, за беленький домик на берегу Енисея! Дорогие мои, если бы вы только знали, как буквально на каждом шагу помогают ваши посылки, всё, от содержимого до обшивки! Одна, например, была зашита в чудесное жёлтое полотно, которого хватило как раз на три непрозрачных, когда смотришь снаружи, чудесного солнечного цвета занавески. И окна у нас три. Ежедневно помогают в работе присланные краски и бумага, уже много сделала красивого для праздничного оформления. Пишет ли вам Ася? Я от неё письма получаю редко, очень тревожит её зрение, которое резко ухудшается, болезнь прогрессирует сама собой, да и условия тяжёлые, по хозяйству приходится работать физически, что совсем нельзя ей. <...>
Б<орис> прислал мне денег, т. ч. смогу докупить дров, картошки, зимнего необходимого.
Крепко целую и люблю, жду открыточки.
Ваша Аля
Б.Л. Пастернаку
8 ноября 1950
Дорогой Борис! Спасибо тебе, я всё получила, и как всегда, очень вовремя. Не могла сразу отозваться из-за предпраздничных дел — работала ужасно много и ужасно беспрерывно весь октябрь и начало ноября, и сегодня, в первый день, когда можно слегка очухаться, чувствую себя неуверенно и расхлябанно, как после болезни. Большая есть прелесть в донельзя заваленных работой днях, когда всё заданное понемногу поддаётся твоему упорству, прелесть неменьшая, чем в днях сплошного отдыха, когда сам поддаёшься свободному времени, книгам, природе. Только теперь таких дней почти совсем не бывает, вечно угнетает сознание несделанного и неоконченного. Раньше я была несколько менее щепетильна на этот счёт, и лучше было, легче.
Холода у нас нестерпимые, вчера, в день 33-й годовщины Октября, было 52° мороза, так что пришлось отменить митинг и то подобие демонстрации, что бывает у нас в праздничные дни, когда позволяет погода.
А. Эфрон с соседским мальчиком Геной. Туруханск. 1950
Мне было очень жаль, потому что нигде после Москвы я так не чувствую и не ощущаю праздников, как здесь, именно потому, что здесь так глухо и далеко, снежно и тихо, да и вообще в Москве праздновать немудрено, Красная площадь уже сама по себе праздник, ей отроду идут сборища и знамёна, здесь же красные полотнища лозунгов, флагов, знамён радуют как-то особо, как свет в окошке, признак жилья, как признак того, что не только труд есть на свете, а ещё и общая радость, пусть ограниченная сугробами!
И так вот всё время с середины октября - морозы, морозы, морозы. Просыпаемся в морозном тумане, сквозь который, на небольшом расстоянии друг от друга, еле просвечивают солнце с луной и ещё две-три огромных, неподвижных, как в Вифлееме, звезды. Дышать невозможно, глотаешь не воздух, а какой-то нездешний сплав, дырявящий грудь. Всё звенит — и поленья дров, которые, обжигаясь от мороза, хватаешь в охапку, и снег под ногами, и далёкий собачий лай, и собственное дыхание, и дым, вылетающий из трубы. Туман не рассеивается и днём, только светлеет, вечером же опять то же самое, солнце, луна и три ярких звезды, и опять то же самое, только без солнца. Через несколько дней, наверное, начнётся пурга, вместо знакомых, скрипучих, как свежая капуста под ножом, тропинок, встанут горбатые, с острым хребтом, сугробы, и наш домик совсем увязнет в снегу. Несмотря на такие холода, Енисей ещё не совсем скрылся подо льдом, ещё кое-где видна живая вода, почему-то совсем золотая под серебром льда, так что похоже на оклад с огромного образа. И вот эти кусочки фольги - воды-дымятся, от них идёт пар, сливаясь с туманом. Вообще - красиво, только трудно терпеть такой холод.
Тунгуска же стоит давно и прочно, и надолго. Через неё возят сено, накошенное на том берегу и оставленное до морозов, возят дрова, и то и другое чаще всего на собаках. Лайки уже давно обросли зимней непроницаемой и непродуваемой шерстью, и сами похожи на возы с сеном, которые таскают. Спят они на снегу, пряча чёрный нос в белый хвост, когда проходишь мимо, лениво открывают карий круглый глаз и опять дремлют. Они никогда не кусаются и, несмотря на своё название, очень редко лают. У нас тоже есть собачонка, только не настоящая северянка, а так, вроде дворняжки. Шерсть у неё не такая густая, как нужно бы здесь, поэтому она живёт вместе с нами дома, но сторожит хорошо - лает и даже кусается. Есть у нас и сибирский кот Роман, которому живётся неплохо, несмотря на то, что единственная одолевавшая нас мышь поймана и съедена им уже больше двух месяцев тому назад. Вместо мышей он ловит пса за хвост и всякие мои бумажки и рисунки гоняет по комнате. Недавно было у нас три щенка, дворняжкины дети, но так как они вносили чересчур большое оживление в нашу тихую жизнь, мы их благополучно пристроили в хорошие семейные дома и теперь от них и без них отдыхаем.
Ничего мне не удалось ни сделать, ни прочесть за этот предпраздничный месяц. С самого раннего утра и до самой поздней ночи я писала лозунги, и ещё и ещё лозунги, оформляла стенные газеты и доски почёта, и в конце концов выучила наизусть все существующие призывы и проценты выполнения плана по рыбодобыче и пушноза-готовкам, все полагающиеся цитаты и т. д. Около двух недель болела — держалась высокая температура, но работать всё равно нужно было, что с нею, что без, как угодно. В конце концов прошло, как и пришло, само собой. В этом году что-то никто меня не ругал и ничего не заставляли переделывать, сама не знаю почему. Обычно перед праздниками всегда ругают, торопят и всем недовольны, и не потому что «плохо», а потому что «не нравится», причём одному не нравится то, а другому это, и трудно бывает работать в таких условиях. Вообще нелегко. Теперь с 1 -го ноября я буду получать полную ставку, а то уже много месяцев получала только полставки. Так что будет полегче, я очень довольна, хоть и полная моя ставка не ахти, но всё же хорошо. На присланное тобой я купила дров и наняла двух пильщиков, которые дрова распилят, расколят и сложат, хоть и не тяжёлая это работа, но очень одолевает мороз и не хочется делать самой, когда есть возможность. И ещё у меня остались деньги в запас на всякие текущие нужды и дела. Главное, что удалось купить дров, без них здесь в самом деле, в самом буквальном смысле слова не проживёшь. Спасибо тебе, дорогой мой, за всё данное тобой тепло. Как оно облегчает жизнь!
А сейчас я перечитываю — с неизменным удовольствием — «Тома Сойера», хотя с самого детства помню эту книгу не только наизусть, но даже в разных вариантах разных переводов наизусть. Так, например, в той книжке, что была у меня в детстве, в воскресной школе девочка декламирует стишки «У Мери был ягнёночек», а в переводе 1949 г. «У Мери был барашек», одно и то же, а ведь ягнёночек лучше, ибо барашек что-то съедобное, а ягнёночек явно «воскресная школа».
Нам, Туруханску, всё же повезло благодаря ранней зиме: последний пароход вёз ещё дальше на север яблоки и лук, а сгрузил у нас, т. к. боялся не дойти до последней пристани (совсем по-библейски звучит!), и поэтому впервые за долгие годы продавался здесь настоящий лук и настоящие живые яблоки!
В нашем маленьком домике сейчас хорошо, тепло и уютно, я просто счастлива тем, что есть свой угол, без ведьм и домовых в лице квартирных хозяев и прочих соседей. Дров есть около 10 куб., т. е. половина зимнего запаса, есть картошка и даже кислая капуста, и есть грибы, солёные, сушёные и маринованные, и даже немного черничного варенья есть. Так что по сравнению с прошлой зимой всё, тьфу-тьфу, не сглазить, лучше, и всё благодаря тебе. Наша летняя возня по ремонту и утеплению домика оказалась весьма полезной, т. к. пока что нигде не дует и не промерзает, даже в пятидесятиградусные морозы. Тебе, наверное, ужасно скучно читать все эти хозяйственные подробности, я же пишу просто с увлечением, и мне кажется очень интересной тема «покорения Севера», даже в таких миниатюрных масштабах!
Очень прошу тебя, когда будет возможно, пришли что-нб. своё из написанного и переведённого.
Крепко целую тебя.
Твоя Аля
Б.Л. Пастернаку
6 декабря 1950
Дорогой мой Борис! Трудно преодолевают наши с тобой весточки все эти снега и пространства - нет писем ни к тебе, ни от тебя. Ты, конечно, беспредельно занят, меня тоже одолевает работа — чуть ли не больше, чем я её. Изо дня в день в спешке по мелочам, без отдыха, с головой, загромождённой всякими неизбывными недоделками и переделками, даже сны из мелочей, как разрозненное лото или головоломка. Оказывается, «бог деталей» - свирепое существо, и я чувствую себя очень несчастной потому, что из мелочей, которым отдаю всё своё время, а, значит, и всю себя, ничего цельного, целого не получается. Всё какие-то черепки. Правда, месяцы сейчас идут самые праздничные, значит - самая работа. Уже в январе будет полегче. Эта зима совсем не похожа на предыдущую. Тогда было сплошь морозно-нестерпимо! а нынче — пурга, бураны, вихри, всё в однообразном движении, за ночь домик наш обрастает сугробами выше крыши, вместо вчерашних тропинок — гора снега, вместо вчерашних снежных гор — какие-то пролежни, голая земля с попытками прошлогодней травы — ветром сдуло. Кажется, совсем рядом, где-нб. на полюсе пустили огромный пропеллер и — вот-вот полетим! Потом небольшая передышка в 2—3 дня — ясных, как настоящий божий день, всё на местах, всё бесспорно и прочно — движутся по белому фону только люди, лошади и собаки. И опять всё вверх тормашками, шиворот-навыворот — подул ветер «с Подкаменной» («Подкаменная Тунгуска» — это река) — опять пурга. И всё это вместе взятое — великолепно. Великолепны небеса лётные и нелётные, звёздные и забитые до отказу облаками, великолепна земля — то прочно звенящая под ногами, то полная снежных подвохов, чудесен ветер, тот самый, пушкинский, «вихри снежные крутя». А чудесно это всё главным образом потому, что в нашем маленьком домике очень тепло и уютно, есть дрова под навесом, и стихии остаются по ту сторону — домика, дров и навеса. В прошлом же году стихии очень легко забирались в дырявую хату, и поэтому любовалась я ими гораздо меньше, чем теперь.
Нам, Туруханску, всё же повезло благодаря ранней зиме: последний пароход вёз ещё дальше на север яблоки и лук, а сгрузил у нас, т. к. боялся не дойти до последней пристани (совсем по-библейски звучит!), и поэтому впервые за долгие годы продавался здесь настоящий лук и настоящие живые яблоки!
В нашем маленьком домике сейчас хорошо, тепло и уютно, я просто счастлива тем, что есть свой угол, без ведьм и домовых в лице квартирных хозяев и прочих соседей. Дров есть около 10 куб., т. е. половина зимнего запаса, есть картошка и даже кислая капуста, и есть грибы, солёные, сушёные и маринованные, и даже немного черничного варенья есть. Так что по сравнению с прошлой зимой всё, тьфу-тьфу, не сглазить, лучше, и всё благодаря тебе. Наша летняя возня по ремонту и утеплению домика оказалась весьма полезной, т. к. пока что нигде не дует и не промерзает, даже в пятидесятиградусные морозы. Тебе, наверное, ужасно скучно читать все эти хозяйственные подробности, я же пишу просто с увлечением, и мне кажется очень интересной тема «покорения Севера», даже в таких миниатюрных масштабах!
Очень прошу тебя, когда будет возможно, пришли что-нб. своё из написанного и переведённого.
Крепко целую тебя.
Твоя Аля
Б.Л. Пастернаку
6 декабря 1950
Дорогой мой Борис! Трудно преодолевают наши с тобой весточки все эти снега и пространства - нет писем ни к тебе, ни от тебя. Ты, конечно, беспредельно занят, меня тоже одолевает работа — чуть ли не больше, чем я её. Изо дня в день в спешке по мелочам, без отдыха, с головой, загромождённой всякими неизбывными недоделками и переделками, даже сны из мелочей, как разрозненное лото или головоломка. Оказывается, «бог деталей» - свирепое существо, и я чувствую себя очень несчастной потому, что из мелочей, которым отдаю всё своё время, а, значит, и всю себя, ничего цельного, целого не получается. Всё какие-то черепки. Правда, месяцы сейчас идут самые праздничные, значит - самая работа. Уже в январе будет полегче. Эта зима совсем не похожа на предыдущую. Тогда было сплошь морозно-нестерпимо! а нынче — пурга, бураны, вихри, всё в однообразном движении, за ночь домик наш обрастает сугробами выше крыши, вместо вчерашних тропинок — гора снега, вместо вчерашних снежных гор — какие-то пролежни, голая земля с попытками прошлогодней травы — ветром сдуло. Кажется, совсем рядом, где-нб. на полюсе пустили огромный пропеллер и — вот-вот полетим! Потом небольшая передышка в 2—3 дня — ясных, как настоящий божий день, всё на местах, всё бесспорно и прочно — движутся по белому фону только люди, лошади и собаки. И опять всё вверх тормашками, шиворот-навыворот — подул ветер «с Подкаменной» («Подкаменная Тунгуска» — это река) — опять пурга. И всё это вместе взятое — великолепно. Великолепны небеса лётные и нелётные, звёздные и забитые до отказу облаками, великолепна земля — то прочно звенящая под ногами, то полная снежных подвохов, чудесен ветер, тот самый, пушкинский, «вихри снежные крутя». А чудесно это всё главным образом потому, что в нашем маленьком домике очень тепло и уютно, есть дрова под навесом, и стихии остаются по ту сторону — домика, дров и навеса. В прошлом же году стихии очень легко забирались в дырявую хату, и поэтому любовалась я ими гораздо меньше, чем теперь.
Завтра мы ждём приезда — вернее прилёта — нашего кандидата в депутаты краевого совета, я написала ужасно много лозунгов, и к этому дню в частности, и к предвыборной кампании вообще. Уже по всему городку собирают всякие колокольчики и бубенчики, опять будет чудесно, как в прошлом году — настоящий праздник. Нигде так не чувствуешь праздник, как в Сибири, не знаю почему. Вероятно, тут люди проще и непосредственнее, и самый настоящий снег, и будни скучнее. Ну, ты представляешь себе - среди снежных будней вдруг тройки с бубенцами, лозунги, флаги, знамёна, крики и клики, и всё это в самом деле, не в кино.
А несколько дней тому назад к нам приехали тунгусы на нескольких оленьих упряжках и разошлись по своим делам, осталась с оленями только миловидная плосколицая женщина с тёмной матовой кожей и глазами нежными и блестящими, как у оленя, была она в вышитых бисером и украшенных цветными лоскутками меховых мягких сапожках-торбазах и в длинной оленьей шубе с капюшоном и без застёжек, прямо через голову надевается. Это было как в сказке — лес оленьих рогов над прелестными палевыми оленьими мордами, и сами олени, светлые в коричневато-золотистых пятнах, и один-единствен-ный среди них совершенно белый, прямо серебряный, волшебный, драгоценный, свадебный олень.
В нашем клубе как раз к зимнему сезону не оказалось художественного руководителя, и мне разрешили организовать драмкружок «в плане общественной нагрузки». Я поставила два скетча, которые прошли неплохо, а сейчас мы взялись за «Лекаря поневоле». С первых же шагов меня постигла неудача — ребята наотрез отказались выступать в коротких штанах и чулках («просмеют!») и предложили мне на выбор - брюки штатские, военные, флотские и лётные с голубой полоской - сапоги, ботинки, меховые унты или валенки. Мольер пошевелился в гробу, поднялась очередная пурга, но увы, ребята пока что непреклонны - я очень тревожусь за оформление спектакля!
Устала я ужасно, сна мне не хватает, а, казалось бы, когда же отсыпаться, как не в декабрьские ночи? День сейчас такой коротенький, но всё равно ослепительный, как вспышка молнии. А летом спать совсем нельзя, слишком светло, никто не спит.
У меня есть собака и кот, когда я прибегаю в обеденный перерыв, меня встречают два умильных существа — одно лежит на пороге, как полагается сторожу, второе вылезает из печки, как домовой. Вообще же никто у меня не бывает и я никуда не хожу, некогда и не хочется. Живу я, видимо, одиноко, но одиночество никогда меня не тяготит и тяготить не будет, пока трудоспособна. А нетрудоспособной и жить не буду. Так всё ничего, только сердце с климатом не ладит - авось привыкнет.
А по радио передают, что в Москве всё +2° да —2°, завидую и смешно, вот так зима! Вообще же по радио нам 4 раза передают урок гимнастики — из разных городов Советского Союза, потом много всякого для младшего, среднего и старшего школьного возраста, и всё московское кончается для нас в 8 ч. вечера по московскому времени — тогда у нас полночь. Да и не только московское, а вообще радиоузел спать ложится.
Прости за всю эту чушь.
Крепко тебя целую.
Твоя Аля
Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич
7 января 1951
Дорогие мои Лиля и Зина! Во-первых, большое, большое спасибо за присланную пьесу и чеховские водевили, за которые я до сих пор не успела поблагодарить. Во-вторых - большое, большое спасибо вам и Нюте за новогоднее поздравление, пришедшее как раз 1 января. В первый день нового года вы были со мной не только мысленно, но и на телеграфном бланке! Вот только пишете вы, по обыкновению, довольно редко, но встревожиться как следует я ещё не успела, получив сперва пьесы, потом телеграммы. Сама я тоже пишу Бог знает как редко, но вы не сердитесь, предпраздничная работа совсем замучила меня, не оставляя и крошечки времени не только на письмо, но даже хоть на открытку. А предпраздничный период начался у меня с середины октября — подготовки к 7 ноября — и всё продолжается, пройдя через выборы в местные советы, день Конституции, день рождения Сталина, Новый год и ещё другие даты и дойдя до подготовки к следующим выборам в Верховный Совет РСФСР. В последние дни прошлого года, в самый разгар приготовлений к встрече нового, я ужасно простудилась, но побыть дома и подлечиться не удалось, ходила на работу с высокой температурой, кашлем, ознобом и прочими удовольствиями. Только после 1-го января удалось сходить к врачу и немного отсидеться дома. Завтра — опять на работу, несмотря на то, что как следует поправиться не успела, в общем, чувствую себя ничего, но застудила горло и совсем потеряла голос, могу только шептать и изредка рычать. Не знаю, удастся ли мне при этих обстоятельствах совладать с немногочисленной, но довольно-таки вредной бандой, именуемой драмкружком! Когда мы ставили Мольера, то мои «артисты» выпили для храбрости, а т. к. их души определённо меры не знают, то держали себя на сцене ужасающе, всё перепутали и переврали,
получился ералаш невообразимый. В других условиях я, после такого пассажа, без грусти и сожаления разогнала бы такой «актив» за хулиганство и нарушение дисциплины, но, увы, другого актива не сколотить, к сожалению.
А. Эфрон и А. Шкодина в своей кухонькеМорозы стоят страшенные, всё время ниже 50°, иногда ещё вдобавок с резким, пронзительным ветром. Я хоть за все эти годы и привыкла к Северу, но всё же трудно — на самых малых расстояниях мёрзнешь на лету, как какой-нб. воробей, а главное, что и на работе очень холодно, приходится работать не раздеваясь, от этого делаешься ужасно неповоротливой. Пишешь, пишешь лозунги прямо на ледяном полу, дверь открывается поминутно, окутывая тебя, как некоего духа, клубами морозного пара. И всё это вместе взятое утомляет не менее, чем сама работа. Но зато домик наш оказался тёплым и сухим. Это чудесно, это - самое главное в здешней жизни! Расписание работы у меня довольно нелепое — с утра до 3-х дня и с 6 веч<ера> до ночи. В перерыв прибегаю домой (к счастью, дом недалеко от работы), колю дрова, топлю печь, готовлю, в начале 6-го с работы приходит Ада, обедаем, и я опять убегаю. Так что свободного времени, времени для себя, почти совсем нет, главное, все вечера заняты, и выходные, особенно в ноябредекабре, бывают очень редко. Каждую свободную минутку нужно что-то чинить, зашивать, стирать, чистить и т.д. Спать ложусь в первом часу и перед сном непременно читаю немного, а то иначе совсем некогда. Новый год встретили неплохо, до сих пор стоит у нас хорошенькая ёлочка (уж чего-чего, а ёлочек здесь достаточно! - выбор большой), были у нас гости, 2—3 человека, усталых, сонных и скучных, Ада напекла пирожков и приготовила всякой всячины, и не только закусили, но даже и выпили немножко. Хоть это по-прежнему совсем не те встречи Нового года, о которых я мечтаю так давно и так безрезультатно. <...> Конечно, особенно думалось обо всех дорогих отсутствующих, надеюсь, что и вы меня вспомнили! В московскую полночь у нас было уже 4 часа утра, но я ещё не спала, ждала этого часа, чтобы мысленно побыть с вами, поздравить вас, пожелать вам счастья, здоровья, покоя. Получили ли мои плохонькие картинки? Они, увы, год от года становятся всё хуже, т. к. всё меньше и меньше времени остаётся для чего-то своего. Неизменно качественными остаются лишь пожелания!