Сидевший Эндор невольно начал ерзать и поворачиваться в кресле, как если бы он танцевал зендов.
— Может, наконец, вы прекратите? — спросила его соседка.
— Простите, — Эндор остановился и отпил из стакана.
Он посмотрел вверх, на комнату, увидел медные отблески и сделал еще глоток. 435. 435.
Там не было комнаты «435», так он и поверил.
Любструм сел рядом с ним.
— А, вот и ты, — Эндор улыбнулся, — как раз вовремя.
Следователь странно посмотрел на него.
— Ты знаешь, что я тебя вызывал? — спросил Эндор.
— Я знаю.
— И где ты был?
— Я был занят. Сэр, Вы…
— Тихо! Просто посмотри. Это прекрасно. Посмотри за этим танцем. Посмотри на нее.
— Сэр, я… сэр… Ордос послал меня сюда, — сказал Любструм. — Я был сильно озабочен. Ваши звонки, да и все остальное. Я провел несколько стандартных клинических тестов. Они хотели, чтобы Вы знали. Мне так жаль, я никогда бы не пожелал бы Вам такого, сэр.
— Пожелал что? Да Трона ради, посмотри на нее! — Эндор наклонился вперед и поднес к глазам оперный бинокль. В них отразился свет.
— Господин?
— Что?
— Сэр, черви. Мозговые черви. Они думают, что Вы могли заразиться ими много лет назад, скорее всего, от Хапшанта.
— Он был настоящим героем.
— Сэр, Ваш мозг пожирают. Они сводят Вас с ума.
— Не глупи, Любструм. Вернемся к теме разговора: где тебя носило?
— Я думаю, что Вам лучше пойти со мной прямо сейчас. Я вызвал врачей. Они помогут Вам провести последние недели с комфортом.
Эндор опустил оперный бинокль.
— Это какой-то трюк? — спросил он.
— Нет, сэр, — ответил он.
— Послушай, Любструм, она поймала меня. Она придумала очень хитрый план. Заурапт охотится за ней тоже.
— Простите, кто?
— Заурапт. Она отбивалась от него, проводила ритуалы. Она перевела свое проклятие на меня, понимаешь?
— Не совсем.
— Да все ты понимаешь! — закричал Эндор. Он потянулся за стаканом, но тот уже был пуст. — Я чую его! Я уже его цель. Она провела ритуалы и перевела своего хищника на меня. Я — ее кровавое жертвоприношение. Думаю, это было несложно, ведь я был проклят до этого.
— Сэр, врачи ждут. Они присмотрят за Вами.
— Любструм? Любструм? — позвал Эндор. Он уронил свой оперный бинокль. Любструм пропал. Под ним продолжался спектакль. Он был в ложе. Эндор повернулся назад и посмотрел на номер двери.
435.
Но здесь не было ложи «435».
Он чувствовал себя необычно. Голова болела сильнее, чем когда-либо. Он хотел выпить что-нибудь, чтобы заглушить боль. Зерновой жойлик со льдом и ломтиком цитруса. Руки онемели. Где же Любструм? Разве он только что не говорил с ним?
Представление окончилось с грандиозным размахом, и Театрикала взорвалась овациями.
Это был конец. Эндор улыбнулся. Здесь не было его вины. Так сложились обстоятельства.
Из красной полутьмы позади него выползло нечто, чтобы закончить свою охоту.
Сара Коквелл БАЗОВЫЙ ИНСТИНКТ
Вздымающиеся ввысь леса Анцериоса III мягко шелестели листвой под палящим тропическим солнцем. Влага собиралась в капельки и испарялась, мерцающей дымкой поднимаясь от листвы изумрудно-зеленого и насыщенно-лилового цветов. Это было жестокое, беспощадное место, где два горячих солнца немилосердно нагревали поверхность планеты. Воздух был душным и едва терпимым для человеческого организма.
Однако пробивающаяся сквозь джунгли группа состояла не совсем из людей.
Темные джунгли Анцериоса не только выглядели мрачно, казалось, что они давят всей своей гнетущей, тяжелой массой. Царила жуткая тишина, лишь изредка нарушаемая возгласами похожих на приматов существ или криками экзотических птиц. Здесь, глубоко в джунглях, не было ни малейшего признака наличия разумной жизни. Что здесь действительно было, так это растительность, которая уже долгое время буйно развивалась, по мере необходимости приспосабливаясь к условиям планеты. Все, что могло расти, отчаянно тянулось вверх, стремясь к свету. Возможно, животных здесь и было мало, но огромные цветущие растения служили домом неимоверному количеству гнуса.
Подул слабый ветер, всколыхнувший душный воздух и поднявший вверх целое облако насекомых. Они начали лениво виться над землей, ловя и отражая своими разноцветными крылышками те ничтожные остатки солнечного света, которым удалось все же пробиться столь глубоко. Они радостно, самозабвенно летели под дуновением слабого ветерка, державшего их в своей нежной хватке, двигаясь в восходящих потоках в сторону прогалины.
Облако резко рассеялось, когда прямо сквозь него прошла рука, облаченная в перчатку серо-стального цвета. Рой разлетелся, как будто кто-то бросил в его гущу фраг-гранату. Секундное замешательство тут же ушло, и насекомые неспешно собрались снова. Их возмущение было почти осязаемым. Рой ненадолго замер, поймал еще один восходящий поток и исчез из виду.
Сержант Гилеас Ур'тен, командир «Расплаты», штурмового взвода восьмой роты Серебряных Черепов, с некоторым раздражением отмахнулся от насекомых. Они постоянно набивались в дыхательную решетку шлема, и, хотя достаточно продвинутая броня была сконструирована таким образом, чтобы не позволить летающим вокруг букашкам попасть внутрь, их почти непрерывный стрекот начинал раздражать.
Он цветисто выругался и взвесил в руке боевой нож. На то, чтобы пробиться к прогалине, ушло гораздо больше времени и сил, чем ожидалось, поэтому лезвие заметно притупилось.
За его спиной другие бойцы взвода точно так же осматривали повреждения, нанесенные их вооружению безобидными на вид растениями. Гилеас расправил плечи, затекшие от долгого пребывания в одном и том же положении, и крутанулся на пятке, поворачиваясь к своим боевым братьям лицом.
— Насколько я понимаю, самая большая угроза здесь — эти чертовы москиты, — звучно прогрохотал он. Его голос был низким, а говорил он с сильным акцентом. — Если не считать погоды и зарослей.
Штурмовой взвод очень быстро обнаружил, что рассеянная в воздухе влага и споры срубленной бойцами растительности создавали множество неисправностей в прыжковых ранцах. Как и большая часть заново открытых технологий, используемых Адептус Астартес, прыжковые ранцы некогда были прекрасными вещами, дарующими воинам Императора множество преимуществ и огромную мощь. Однако же, теперь начинал сказываться их возраст. К счастью, технодесантники ордена тщательно ухаживали за ними, хотя иногда это и занимало много времени. Духи машин оставались довольны, что гарантировало надежное функционирование устройств, даже при всем их несовершенстве.
Гилеас вложил боевой нож в ножны и деактивировал крепления, удерживающие шлем. Зажимы открылись, послышалось шипение уходящего воздуха. Когда он снял шлем, спутанная масса темных волос упала на плечи, обрамляя его красивое загорелое лицо, лишенное покрывающих остальное тело татуировок. Как и все Серебряные Черепа, Гилеас гордился своими почетными знаками. Он еще не заработал права нанести их на лицо. Упорно ходил слух, что вскоре он его заслужит. Гилеас был весьма перспективен и, по общему мнению, ему было не миновать повышения до капитана. Реакция других членов ордена на этот слух, зародившийся в его собственном взводе, была противоречивой. Сам Гилеас неоднократно объявлял разговоры об этом пустой болтовней.
Он обвел прогалину внимательным взглядом своих темных глаз, повесил шлем на пояс и вытащил из прикрепленных к бронированному бедру ножен цепной меч. Среди переломанных стволов и веток лежала перекрученная, разбитая груда обломков, некогда бывшая космическим кораблем. И хотя оно было почти полностью уничтожено, уж точно не выглядело деталью ландшафта. Это был первый встреченный здесь явно инородный объект.
Рувим, заместитель Гилеаса, встал рядом с ним и тоже снял шлем. В отличие от своего длинноволосого командира, он носил солдатскую короткую стрижку. Космодесантник осмотрел разбитый корабль, перебирая в уме данные. Судно было не похоже ни на что виденное им ранее. Безжалостное время давно стерло все опознавательные знаки с его поверхности, и было почти невозможно вычленить какие-то четкие детали. Какую бы форму оно ранее не имело, удар о поверхность начисто ее уничтожил.
— Это не похоже на корабль-призрак, брат, — произнес Рувим.
— Не похоже, — согласно проворчал Гилеас. — Нет совершенно никакого сходства с той штукой, которую мы преследуем. — Он тихо зарычал и запустил пятерню в густую копну волос. — Подозреваю, брат, что наша цель сбежала в Паутину. Жаль, что им удалось избежать правосудия Императора. По крайней мере, пока. — Сержант на мгновение сжал руку в кулак и снова выругался. Затем еще несколько мгновений разглядывал судно, затем покачал головой:
— Предположения изначально были необоснованы, — нехотя признался он. — Все мы знали, что рискуем в итоге обнаружить, что гонимся за тенью. Но все же… — Он указал на обломки. — По крайней мере, у нас есть хоть что-то, что можно исследовать. Возможно, эльдары ищут именно это. В атмосфере нет их следа. Мы можем воспользоваться этим преимуществом.
— Думаешь, мы их опережаем?
— Я бы сказал, у нас неплохие шансы, — слегка пожал плечами Гилеас. — Или же мы от них отстаем. Возможно, они уже побывали здесь. Кому ведомы капризы варпа? Когда мы покидали Серебряную Стрелу, навигатор еще не пришла в себя настолько, чтобы разобраться в хронологии событий. Так или иначе, стоит поискать какой-нибудь вход. Любой путь хорош. Даже если он никуда не приводит.
— Это твои слова или капитана Кьюла? — Рувим улыбнулся, упомянув давно покойного наставника Гилеаса.
Сержант не ответил. Вместо этого он усмехнулся, обнажив клыки, ритуально заостренные еще в детстве, когда он жил среди племен в южных степях.
— Это не важно. Что бы это ни было, оно лежит здесь уже давно. Это определенно не тот корабль, за которым мы последовали в варп. Он не наш, и это все, что нам нужно знать. Вам прекрасно известны приказы, братья. Обнаружить, проанализировать, уничтожить. Именно в таком порядке. — Прищурившись, сержант опять воззрился на корабль. Как и Рувим, он не смог найти в своей памяти ничего подобного. — Хотя, думаю, последний приказ мог быть и простой формальностью. Сомневаюсь, что кто-то смог пережить подобный удар.
Корабль практически вмяло в поверхность, большая часть его носа была скрыта под землей, похоронена под массой перемешавшейся с древесными корнями грязи. За борт судна с мрачным упорством цеплялась какая-то живучая растительность, похожая на некую разновидность лишайника или мха.
Сержант бросил взгляд на единственного члена команды, который не был с ног до головы закован в серо-стальную броню, и сделал приглашающий жест рукой.
Прогностикар Бхехан, облаченный в великолепные синие доспехи, какие в ордене носили психически одаренные братья, молча кивнул и запустил руку в мешочек на поясе. Он встал рядом с сержантом, присел на корточки и бросил на землю горсть камней с нанесенными на них серебряными рунами. Для прогностикара было важно прочитать предсказания, узнать волю Императора прежде, чем в дело вступит остальной взвод. По человеческим меркам Серебряные Черепа были очень суеверны. Бывали случаи, когда целые роты отказывались идти в бой, получив зловещие предзнаменования. Даже магистр ордена, лорд-командор Аргенций, однажды отказался вступать в битву по совету верховного прогностикара Ваширо.
Это было нечто большее, намного большее, чем просто древнее суеверие. Серебряные Черепа твердо верили, что Император проявляет свою волю и намерения через своих психически одаренных детей. Это было не просто чтение проявлений случайности и расчет вероятностей. Это были послания Бога-Императора Человечества, приходящие к его верным слугам через бездонные глубины космоса.
Серебряные Черепа, преданные до мозга костей, никогда не противились его воле.
Прогностикары в ордене выполняли две задачи. В других орденах Адептус Астартес тоже были библиарии и капелланы, но у Серебряных Черепов же был иной взгляд на вселенную. Боевые братья, прошедшие обучение у верховного прогностикара, наставляли своих братьев как психически, так и духовно. Их было немного, ведь на Варсавии рождалось мало псайкеров. Поэтому тех из них, кто сумел вступить в ряды Адептус Астартес, в ордене чрезвычайно ценили и уважали.
Гилеас знал, что взвод удостоили великой чести, введя в его состав Бхехана. Конечно, прогностикар был молод, но его способности, особенно дар предвидения, по всеобщему признанию, были одними из самых достойных доверия во всем ордене.
— От развалин я ничего не чувствую, — мягким приглушенным голосом произнес Бхехан. Молодой прогностикар некоторое время колебался и хмуро смотрел на руны, раз за разом поводя над ними рукой. Пару секунд он что-то напряженно обдумывал, и эта напряженность проявлялась в самой его позе. Наконец он расслабился. — Если бы это был корабль-призрак, который мы преследуем, его психическое поле было бы все еще активно. А этот, безусловно, мертв. Мертв, как камень. — Бхехан нахмурился и надолго умолк. Гилеас вопросительно изогнул бровь:
— Уж не сомнение ли я ощущаю?
Прогностикар посмотрел на Гилеаса. Псайкер не снял шлема, поэтому прочитать что-либо по лицу было невозможно. Задумавшись, Бхехан оглядел обломки. Рисунки, выцарапанные на их поверхности, были совершенно непонятны Гилеасу. Однако, прогностикарам они были ведомы, и лишь это имело значение. Гилеас, будучи чрезвычайно прагматичным воином, никогда не волновался о том, чего не понимал. Лично он полагал, хотя никогда и не говорил этого вслух, что многим братьям ордена следовало бы заиметь такую же точку зрения.
Бхехан твердой рукой переместил часть рун, перевернул некоторые из них, выстроил несколько в ряд и нарисовал на земле бессмысленные на вид изображения. Психический капюшон космического десантника на короткое время озарил пульсирующий красный свет, когда прогностикар сконцентрировался на стоящей перед ним задаче.
Наконец, после недолгих раздумий, он покачал головой.
«Возможно, просто эхо, — подумал он, — не более того». Он твердо кивнул и добавил в голос уверенности.
— Нет, брат-сержант Ур'тен, — произнес он, — никаких сомнений. Знаки говорят, что на борту этого корабля во время крушения, возможно, было что-то живое. Кто бы это ни был, его давно там нет. Возможно, ушел в джунгли. Попал на обед хищникам или просто погиб в катастрофе.
Прогностикар спокойно и уверенно собрал руны, положил их обратно в мешочек и встал.
— Знаки, — сказал он, — и свидетельства вокруг нас. — Затем кивнул еще раз и снял шлем.
Лицо под шлемом оказалось удивительно юным, почти детским, что предполагало относительную неопытность Бхехана. И тем не менее он был свирепым, закаленным в сражениях воином. В сочетании со способностями прогностикара это делало его грозным противником, что сержанту уже довелось выяснить в тренировочных номерах.
Гилеас, удовлетворенный результатом, кивнул.
— Очень хорошо. Рувим, возьми Вульфрика и Ялониса, обыщи периметр на предмет прохода. Все это… — Он обвел рукой прогалину и место крушения. — Все это может быть эльдарской уловкой. Я ничего не знаю об их возможностях, но это ксеносы, им нельзя верить. Даже мертвым. Тикайе, Бхехан, вы со мной. Так как мы все равно здесь, надо обследовать корабль и место вокруг него. Чем раньше мы это сделаем, тем скорее сможем выдвигаться на следующую позицию. — Он снова злобно усмехнулся и взрыкнул приводом цепного меча.
Все чуяли скорое изменение погоды, но группа выдвинулась вперед. Приближался грозовой фронт. Все сильнее пахло озоном, наэлектризованный воздух слабо покалывал кожу, предвещая бурю. Бхехан, идущий сразу следом за командиром взвода, рассеянно сунул руку в поясной мешочек и вытащил первую попавшуюся руну. Волны Судьбы тяжко накатывали на его душу, и чем ближе они подходили к кораблю, тем более сильным было давление.
Он вышел из неглубокого транса, взглянул на вытащенную руну и застыл на месте, округлив глаза. Прогностикар вновь посмотрел на камень в руке и постарался привести в порядок лихорадочно скачущие мысли. Подняв руку, он ухватился за прядь своих светлых волос, как будто это могло помочь сосредоточиться.
Заметив резкое движение, Гилеас тут же подошел к Бхехану. — Что ты видишь, брат? Расскажи.
Псайкер обернулся и обратил на сержанта взгляд, в котором мерцали отблески безумия.
— Я вижу смерть, — сказал он. В его голосе проступало больше эмоций, нежели обычно. — Я вижу смерть, чую запах разложения, ощущаю вкус крови и чувствую прикосновение проклятия. Но прежде всего… прежде всего… прежде всего, я… Разве ты не слышишь? Я слышу. Крики, братья. Крики. Они будут пожраны!
В отчаянии он дернул прядь волос и уронил на землю руну. Из уголка рта псайкера выползла тонкая струйка слюны, и он принялся колотить себя кулаком в висок. Гилеас, несмотря на испытываемое к прогностикару уважение, схватил боевого брата за руку.
— Соберись, брат-прогностикар Бхехан, — мягко, но в то же время твердо упрекнул он. — Ты нужен нам. — Ему уже приходилось видеть, как псайкеры, получая Видения, теряют контроль над собой. А когда дело касалось Бхехана, Видения определенно не лгали.
Это был дурной знак.
— Нам здесь не рады, — произнес псайкер, и в его голосе слышались все те же неземные, пугающие, высокие нотки. — Нам здесь не рады, и если мы ступим за пределы корабля, то встретим свою смерть.
— Но мы же и так снаружи… — начал Тикайе.