- Ну что мне до них…
- А до кого тебе "что"?
- До тебя.
- Мама, ну они же твари, ты же сама это видишь. Все они.
- Я вижу.
- Их надо наказывать!
- Надо.
- Они делают омерзительные вещи изо дня в день.
- Сынок, одно дело, когда дурные поступки совершают они. А другое дело - когда их будешь совершать ты.
Саша хотел было ответить, что не собирается совершать дурных поступков, но осекся, махнул рукой и быстро вышел.
Пока шел до своей комнаты, повторял бездумно: "Ничего не хочу знать, ничего не хочу знать".
Упал на кровать. Вспомнил Негу, Негатива. Лицо его, всегда суровое, с внимательными глазами. И Позика вспомнил.
"Ненавижу…" - сказал, хотел еще при этом ударить рукой по стене, но не стал. И так было ясно, что - ненавидит и - не передумает.
- Верочка тебе какая-то звонит, - сказала мать, заглядывая в комнату к Саше.
С недавнего времени она ходила с ним, вернее - за ним - тонкая, несимпатичная, но молодая, с острыми лопатками, белыми ножками прямыми… Саша все вспоминал, как она потянулась за ним сквозь кордон, а ее оттолкнули мужики в армяках…
У нее в сарае Саша решил сделать схрон флагов и транспарантов - раньше все это у Неги хранилось, но его взбешенная мать выкинула на улицу партийную атрибутику. Хорошо еще, Позик все подобрал. Таскаючи красные стяги и длинные древки в сарайчик, Саша свыкся с Верой.
- Чего, Вер? - спросил, взяв трубку телефона.
- Можно, я приду?
- Приходи.
* * *
Поначалу этому парню не доверяли, но ему явно было плевать - доверяют или нет. Он и сам никому не верил. Невысокий, но очень крепкий, с почти круглыми плечами, с шеей прокаченной, весь, казалось, сотканный из нечеловеческих, медвежьих или бычьих мышц. Смотрел исподлобья, улыбка была неприятной - зубы обнажались, словно с усилием, и глаза щурились - вот и вся радость человечья. Но даже такая гримаса редко появлялась на лице его - в основном, когда кто-то из местных, Сашкиного отделения "союзников", совершал уж совсем безбашенные поступки. Олегу нравилась эта безбашенность. Его Олег звали.
Он любил драки, был агрессивен, а скорей, даже жесток. Служил в Чечне, дембельнувшись, устроился в ментовский спецназ, снова поехал в Чечню и накатал пять командировок…
Потом его выгнали из спецназа - в своем родном городе Олег при задержании избил "серьезного человека", брата прокурора города. "Серьезный человек" сам был не прав, но в этом никто разбираться не стал.
Олег обиделся, он вообще был дико обидчив, и, признаться, "союзников" недолюбливал - за то, что многие из них в армии не служили, не хотели "качаться" и вообще вели себя не по-мужски - в его, конечно, понимании. Раскрашивали город по ночам, помидорами бросались, устраивали концерты, где собиралась пьяная и шумная, волосатая, псиной припахивающая публика, сами пели под гитары глупые песни… "На хер вас…" - говорил Олег, но на собрания все равно приходил, несколько раз хорошо помогал "союзникам". "На хер вас, на хер, - повторял он, - просто податься некуда. Хоть бы какие-нибудь псы злые собрались в партию… Вывелись, что ли, все?" Олег брал на себя обязанность общаться на митингах с милицией - со своими сослуживцами он иногда договаривался, рядовые к нему до сих нормально относились, хотя и называли ебанутым за дружбу с "союзниками".
Когда же приезжали другие подразделения, его каждый раз забирали за хамство, но он умудрялся такие скандалы устраивать, пока его волочили в машину, что об остальных "союзниках" просто забывали, и они разбредались быстро, сворачивая флаги.
Потом по местным телеканалам показывали злобную морду Олега - как его, вчетвером, а то и впятером, затаскивают в машину с мигалкой. Он был ученый парень - шуму производил много, но по выяснении обстоятельств задержания его штукарство никак не тянуло больше чем на административную статью о "злостном неповиновении". Ну, орал истошно, ну, обзывался. Ну, сгребал в короткие, сильные пальцы землю с газона, куски асфальта и кусты придорожные, пока его, самочинно завалившегося на живот, тащили стражи порядка.
Он умел изобразить истерику, так что казалось, контроля над собой он уже не держит и вообще вряд ли вернется в состояние рассудка. Саша присмотрелся к этим истерикам - и на митингах, и в случайных драках, когда Олег разгонял непереносимое им на дух дворовое быдло, - и понял, что парень этот хитрый. Даже неприятно хитрый, словно зверина последняя. Естественно, мог он быть трезвым и ясным - в любом разговоре, с любым человеком, не подрагивал нервно, в глаза смотрел, отвечал дельно, как в тюрьме, наверное, отвечают при серьезной беседе.
Менял стиль поведения мгновенно, не чувствовал никакой жалости к живому существу - в драке мог пальцы сломать человеку. Ломал как-то - и Саша этот хруст слышал, запомнил.
Ненавидел власть - всю поголовно - и желал премьерам и губернаторам смерти - реальной, физической, желательно оригинальной, не очень быстрой. У него оружие было, у Олега, привез из Чечни, обменял где-то там на бутылку водки. Он сам как-то сказал Саше.
Но Саша имел привычку ничего лишнего не знать, не выпытывать, дабы не носить в голове информацию, которую можно было бы извлечь тем или иным, вполне кустарным способом. Поэтому и не знал, что за оружие, да и осталось ли до сих пор.
Когда впервые речь об оружии зашла - оно еще не было нужно. Теперь пригодилось.
Он созвонился с Олегом и отправился в компании с Верочкой к нему домой - до сей поры только раз у него бывал.
Позвонили в дверь, Олег крикнул, что - открыто. Войдя, Саша увидел Олега возле зеркала - он стоял совершенно голый, боком к вошедшим. Саша встал на месте, опешив немного и сразу скривив улыбку, - искреннюю, но несколько озадаченную.
- Пришел, Сань? И чего встали? - Олег прикрыл ладонью свое тяжелое хозяйство и махнул другой рукой в сторону комнаты. - Заходите вон…
Вера, хихикнув, как милый колокольчик, прошмыгнула.
- Ты чего растелешился? - спросил Саша.
- Мылся, - ответил Олег.
Он и вправду был сырой немного. И холодком от него веяло - холодный душ принимал. Смотрел на рожу свою в зеркало, прыщ, кажется, нашел.
- Вот пакость какая-то вскочила, - пояснил Олег, - не могу от зеркала уйти, пока не изничтожу.
- Ну-ну, - сказал Саша и прошел вслед за Верой. Она сидела тихо, на краешке дивана, улыбаясь, и по улыбке ее Саша понял, что ее впечатлило голое тело мужское, и вообще… ей интересно… и она готова давно, хочет. Только Саша отчего-то не хотел ничего.
Можно было, конечно, хотя бы и с ней, но можно и без этого жить. Он последнее время, с тех пор как грудь немного поджила, по несколько раз в сутки истязал себя, отжимаясь и подтягиваясь, и заметил, как оброс тонкими, жесткими мышцами. Стал худым и твердым. И голова пустой стала, лишенной эха. Никто не откликался внутри ее, ни на одно слово, и воспоминания теплые и детские ушли. Морщился только, если видел целлофановые пакеты - когда мать из них хлеб вытаскивала, вернувшись с работы, и однажды этот пакет мелко порвал гибкими, злыми пальцами на маленькие кусочки.
- Ты зачем это? - спросила мать.
Он не ответил, конечно. Откуда он знал, зачем.
- Ну что там, с Негативом? - спросил Олег, войдя в шортах.
Вера мельком глянула ему на область паха, приметил Саша.
- Ничего, сидит.
- Письма пишет?
- Одно… Одно написал. Я Позику звонил. Написал, что все нормально и чувствует себя хорошо. Позик читал мне по телефону. Хорошо, если в письме есть слов двадцать пять. Но, по-моему, там меньше…
Олег кивнул, и даже на его лице мелькнуло что-то отдаленно напоминавшее сожаление.
К кому Олег относился с явной приязнью из местных "союзников", так это к Негативу и к Позику. Чем-то они радовали его. Может, были похожи на армейских его товарищей - самых бесшабашных и забубённых. Тех товарищей, что убиты уже.
Олег, правда, не видел, как Негатив цветы ласкает - может, ему и не понравилось бы. Хотя черт его знает, Олега.
- Пойдем, покурим? В подъезд? - предложил Саша.
- А я? - спросила Верочка.
- А ты посмотри что-нибудь. Олег, что у тебя можно посмотреть? У тебя есть собственные фотографии в неглиже и с гранатометом?
В подъезде Саша сразу и напрямую спросил про оружие. Ну, верней, на всякий случай изобразил.
- Ты говорил, что у тебя есть такие штуки, - и показал, как человек стреляет.
Олег мотнул головой.
- Надо?
- Надо, - подтвердил Саша.
- Меня не позовете? - спросил Олег.
- Не знаю пока.
- А когда надо?
- Например, сегодня.
- Например, пошли тогда, - незлобно передразнил его Олег.
- Пошли, - согласился Саша. - Верочке сказать чего?
- Я сам скажу. Мы на полчаса.
Олег переоделся в джинсы, старую рубаху и старую куртку. На ноги берцы натянул.
- Твоя девочка? - спросил он, пока спускались в лифте, не скрывая ту мужскую жадность в голосе, что характеризует интерес определенного свойства.
- Твоя девочка? - спросил он, пока спускались в лифте, не скрывая ту мужскую жадность в голосе, что характеризует интерес определенного свойства.
- Не знаю… - ответил Саша, не задумавшись толком о вопросе, о другом о чем-то размышлял.
- Чего "не знаю"? Спишь с ней?
- Наверное, - ответил Саша, и снова невпопад.
- Чудак, а, - неприятно оскалил улыбку Олег. - Как ты в армии служил, такой чудак?
- Нормально служил, - ответил Саша, тоже улыбаясь.
Внизу Олег достал из кармана связку ключей, попросил Сашу фонарь подержать, извлеченный из другого кармана. Открыл дверь в подвал - старую, скрипящую.
- Свети, - велел.
- Ты что, в подвале его держишь? - спросил Саша.
- А где мне держать, дома? Или на даче?
- Закопал бы где-нибудь.
- В городе нигде не закопаешь, а ехать за город… Вдруг пригодится когда - срочно. Вы же не всю жизнь собираетесь метать помидоры? Саша не ответил. Он-то явно не собирался уже…
Олег достал из кармана еще один фонарик, светили теперь вдвоем. Все равно видно было плохо. Шли друг за другом по узкому, затхлому, вонючему коридору, под ногами отчего-то хлюпало неприятно. Справа тянулись трубы горячие, ветошью покрытые, слева вроде бы помещения какие-то были, но давно. Теперь стояли черные, захламленные нещадно, хоть труп там прячь. И писк какой-то Саша слышал явственно.
- Пищит кто-то, - сказал он Олегу.
- Хер его знает, - ответил Олег равнодушно и тут же вскрикнул матерно: - Тьфу, блядь!
- Чего? - выдвинулся Саша из-за спины Олега, елозя по полу светом фонарика.
- Крыса, - сказал Олег мрачно. - Крысы, наверное, пищат. Развелись, твари. С тех пор как столовую открыли в доме. Раньше не было…
Пошли дальше. Саша старался себе под ноги светить - не хотелось ступить на крысу. Олег ругался:
- Сюда, вперед свети. Ты за мной идешь, никуда не вляпаешься… Здесь вроде. На, свети двумя фонарями.
Олег принялся раскидывать кучу хлама - сдвинул и уронил стоймя поставленный диван, поломанную мебель какую-то раскидал, землю ногами разгреб. Достал из-за пояса саперную лопатку, поторкал ею в землю, услышал тот звук, что желал услышать, быстро раскопал и вытащил пакет. Развернул бережно. Пропитанная маслом ветошь мелькнула в свете фонарика. И черный ствол. ПМ, Макарова пистолет.
Олег извлек обойму, посмотрел, погладил пальцем - полная.
- Еще обоймы четыре в запасе, - сказал он, загоняя магазин в рукоятку.
Саша светил фонарями и определенно слышал близкий, громкий, многоголосый писк.
- Чего они так пищат? - спросил неприязненно.
- Я ебу, чего. Пойдем посмотрим.
Олег снял пистолет с предохранителя, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, поднял руку со стволом - словно забавляясь.
- Свети ярко, - попросил почти весело, но уже в животном, заставлявшем глухо торкаться кровь в жилах, предчувствии чего-то.
Они прошли в сторону писка еще несколько метров и встали там, где звук был особенно сильный.
Саша направил туда свет фонариков, внутренне несколько психуя - будто боясь увидеть нечто из ряда вон… И увидел.
Олег только ковырнул какую-то колченогую тележку, писк вдруг стал резче и злее, и в свете дрогнувших на мгновенье фонарей задергалось не менее десятка крысиных морд. Крысы не разбегались.
Саша едва успокоил заплясавшие нервно руки и, по возможности твердо, скрестил фонари на источнике звука.
- Твою мать! - произнес Олег. - Что за херня! Саша сглотнул слюну.
- Ближе подойди, - велел Олег зло. - Ближе, сказал!
Сашка шагнул вперед, лучи метнулись, потом вернулись снова, найдя искомое, омерзительное, шумное.
Крысы - их было намного более десяти - срослись хвостами, а некоторые еще и боками. Хвосты их представляли собой единый клубок, величиной с кулак, - и на этот клубок налипла всякая грязь, сукровица, грязный пух. Передние лапы у крыс работали, но уползти они не могли никуда, мешая друг другу.
Задние лапы крыс, рассмотрел задрожавший нервно Саша, были мертвы, атрофированы.
Злые маленькие глазки смотрели, как казалось, совершенно безумно. И писк раздавался неумолчный.
Олег неожиданно опустил ствол и выстрелил в центр клубка - одна из крыс, показалось Саше, распалась чуть ли не надвое, раскрыв грязные, бестолково перемешенные внутренности.
Саша не успел выругаться на Олега, как он выстрелил еще раз и угодил, похоже, прямо в клубок сросшихся хвостов. Несколько крыс, нежданно для них самих освободившихся друг от друга, стали расползаться - таща за собой задние лапы, хвосты - у некоторых короткие, у других - напротив - чрезмерно длинные.
Олег, когда-то успевший засунуть пистолет в карман, наступил одной из крыс на спину и ловко, с жутким замахом, ударил лопаткой по шее, разделив животное сразу на две части. Следующую ударил той же лопаткой - плашмя, несколько раз.
Он кромсал и дробил крыс, ударял их пяткой тяжелого сапога по головам, оглушая, - и снова орудовал лопаткой, расчленяя с хэканьем мерзкие тушки, иногда сипло ругаясь, жутко и грязно.
Несколько крыс уползали, таща за собой спутанную тетиву тонких кишок. И лишь пара крыс, слипшихся боками, не в силах была ползти и кружила на месте, бестолково дергая и двигая четырьмя лапками.
В тусклом свете мелькало обезображенное нелепой судорогой - то ли смеха, то ли ненависти - лицо Олега. Лопатка взлетала и падала резко, ястребино, издавая смачный, сырой звук.
- Все, что ли? - спросил Олег спустя минуты три. Подтекала кровь, несколько крыс конвульсивно
дрожали конечностями и отсвечивали даже в смерти злыми глазками.
- Пошли отсюда, - сказал Саша.
* * *
Вернулся домой с Верочкой, ничего ей не рассказав.
Купил возле дома бутылку водки.
- Ты чего такой? - спросила Верочка.
- Нормально все. Помолчи. И она замолчала покорно. Мать ушла в ночную смену.
Квартира носила в себе запах недавней уборки, чистоты, влажного пола.
- Выпьешь со мной? - спросил Саша. - Только молча. Хочешь, я музыку включу?
- Включи, - чуть испуганно согласилась Верочка. Саша налил сначала себе и выпил сразу, жадно, ничем не закусывая. Потом уже налил в два стакана понемножку. Разрезал яблоко. Потом разрезал лимон. Посмотрел на него внимательно, вспоминая.
- Можно, я с лимоном? - спросила Верочка. Саша поднял на нее глаза, посмотрел тяжело и бессмысленно, согласно мотнул головой.
Верочка выпила, скривилась, закусила лимоном и скривилась еще больше. Терла маленький носик, и на глазах выступили слезы. Саша улыбнулся жалостливо.
- Дурочка, - сказал. - Иди-ка сюда.
Поцеловал ее в маленький рот, она неумело ткнулась языком и застонала тихо сразу, быть может, немного наигранно, - но от искреннего желания понравиться и показать нечто обязательное в женщине, чего в самой Верочке еще не было.
Саша велел ей идти в комнату, и она посеменила, отчего-то прикрывая свой задик в джинсиках вывернутой, открытой всеми линиями и оттого беззащитной ладошкой.
Тихо раздел ее в темноте, гладил долго, с закрытыми глазами, видя не ее, конечно. Поворачивал ее потом, послушную, покрикивающую иногда почти жалобно.
Вспомнил лицо Яны - с тем странным, напряженным, внимательным выражением женщины, прислушивающейся к своим ощущениям, - женщины еще молодой, не потерявшей вкус к поискам нового - и во вкус входящей, - вспомнил, и очень быстро, сжав зубы, не издав ни звука, испытал почти что боль, а не радость, - темную, короткую судорогу боли.
* * *
На другой день уезжал. Смастерил себе в сумке при помощи картонки второе дно, припрятал туда пистолет, заложил бельем, парой книг. Билет на поезд не брал - решил добираться на перекладных электричках - чтоб в базу данных не попадать лишний раз. Бывало, что "союзников" опера отлавливали по дороге в Москву - особенно когда в столице большие торжества проходили и "центр" просил регионы проследить движение неблагонадежных лиц - "союзников" в первую очередь.
Саша стоял на платформе, чувствуя необычную тяжесть сумки - казалось, что любой, взявший ее в руки, сразу поймет, что там нечто странное помещено, запретное.
Был ошарашен немного, когда его окликнули. Дернулся нервно, но остановил себя. Медленно обернулся.
Подошел Безлетов, улыбающийся.
- Саша, здравствуй! Ты не обиделся тогда? Я ведь искал тебя. У тебя все нормально?
Саша мгновение не мог опомниться, потом ответил что-то. Сказал, что обид нет и все нормально.
- Я маму свою в гости провожал, - рассказал Безлетов. - К сестре она поехала. Я пока зимой боюсь на машине ездить.
- Машину купили? - спросил Саша, хотя ему, конечно, было плевать на способы передвижения Безлетова.
- Да-да, у меня ведь и работа теперь иная. Мы с вами теперь, Саша, классовые, или какие еще у вас бывают, враги, - говорил Безлетов, улыбаясь. - Я вон там работаю, - и он махнул головой куда-то в сторону центра города.