А ему:
— Ходатайствовать перед завкомом и соответствующими организациями об отпуске средств на организацию радиостанции.
Так сухо, по протокольному звучали слова постановления бюро коллектива.
И так потихоньку, с мыслью «Даешь клуб» — комсомольцы группировались вокруг маленьких дел. Дела, которые организовали этих ребят. Дела, которые изживали комсомольскую безработицу.
* * *У большого медного бака молодежь кабельной сети проводила свой обеденный перерыв.
Особенно шумно бывало здесь в эти часы — смех, шутки сыпались со всех сторон.
Ося говорит, что больше в коллективе не будет активистов — промямлил Бугрин собственно ни к кому не обращаясь.
— Как так?
— Больше нагрузок не будет?
— Путаешь, браток…
— Ничего не путаю, так и есть.
— А сборщики, уполномоченные?
— Ничего не будет.
— Вот это здорово, ребята… И молодой звучит смех, заполняя собою все.
А уж Сашка и обрадовался, что сборщиков не будет.
— Обрадуешься, если с вас, чертей, членских взнос, что с камня воду выжимать приходится.
— Э… дело прошлое, а без нагрузок куда как легче…
— Легче-то легче, а с работой-то как?
— Ося говорил, что лучше будет, — прожевывая булку, сказал, снова вмешиваясь в разговор Бугрин.
— Как лучше-то? Ведь никто работать не будет.
— Нет, лучше будет — протянул Бугрин.
— Да не тяни, говори, что Ося сказал?
— Ну, что волынишь? Говори…
— Да я, братцы, до конца-то и не дослышал. Покурить пошел…
— Дурак ты, братец…
На некоторое время ребята замолчали. Изредка один или другой передавали кружку Саньке, который сидел около бака. Тот умудрялся наливать ее одной рукой, держа большим пальцем кружку, а мизинцем открывать кран бака.
Все с нетерпением ждали этого момента, так как каждый раз Санька, успешно налив кружку, не удерживал ее и, закрывая кран, регулярно заливал свои колени и валенки.
— Ого-ого. Шпарь, Саша. Шпарь, чище будет.
— Не лей на штаны, глянец смоешь.
А тот неизменно отвечал:
— Ничего. Не беспокойся… В «Пассаже» чай куплено, а не на «барахолке». Выдержат и кипяток…
— Нет, а все-таки, ребята, путает что-то Тиша о нагрузках-то. Нельзя без них — снова вернулся к старому разговору один из ребят.
— Ясно. Вот хоть взносы. Ведь и сейчас задолженность есть, а тогда и подавно ни черта не соберешь.
— А что, Саша, ведь ты без любви взносы-то собираешь? А?
— Нет, ничего. Сперва действительно неохотно, а потом привык. Да и надо ведь…
— Митя, а, Митя, — заорал он, — иди-ка сюда, ведь ты на собрании актива-то был?
Вошедший в мастерскую Якимов остановился.
— А что?
— Да вот тут Бугрин болтал, болтал — активистов, мол, больше не будет, а что, как — не знает. Так вот, может быть, нам об этом расскажешь?
— А-а… Сейчас. Вот молоко поставлю.
* * *— Дело вот как обстоит. И не о сборщиках речь идет. Сборщик это — необходимость…
— Ясно…
— Дело проще и серьезнее. Ведь, что у нас сейчас имеется: у одного пять нагрузок, а у другого — ни одной.
— Это-то верно, надо бы всем поровну…
— Не только поровну, но и по желанию. По доброй воле. Вот я. Как меня сняли с отсекра…
— Сам ушел…
— Ну, как ушел — на меня и валят. Я член бюро, работник завкома, в производсовещании, организатор легкой кавалерии, член бюро ОСО, прикрепленный к детдому и председатель шеф-комиссии. Со всем не справляюсь, кое-где заваливаю. Ну, а как меня разгрузить? Вот хотя от шефского дела?
— Передать другому.
— Передать? А на собрании помнишь? Все от шефкомиссии отбрыкивались.
— Тяжелый случай, — иронически протянул Санька.
— Да не мешай, трепло… Дело говорят.
— Ну так вот мы на активе и решили, что нагрузки, да их и нельзя назвать нагрузками, а работу будем давать тем, кто этим делом интересуется.
— Непонятно, Митя. Вот я интересуюсь радио, а что по радио делать в коллективе? Вот меня в Ликбез кинули. Хотя скажу по правде — не лежит душа.
— Непонятно? Нет, ты правильно понял. Ликбез другому передадим, а ты вместе с Тихоновым радио заворачивать будешь.
— А я бы, ребята, вместо Мопра в ОСО пошел. Стрелять уж я больно люблю.
— Давай с тобой меняться, — заявил Митя.
— Ну? С тобой? Мне не справиться? Ведь ты-то активист.
— В этом, ребята и беда, что активиста вы за другого человека считаете. Мол, опыт, знание. А опыт что — дело наживное.
По мастерской зазвенел звонок. У верстаков застучали молотки, забрякало железо.
* * *Любители-организаторы. Метод конкретных заданий. Добровольческое движение. Инициативные группы. Ядра. Увязка личного с общественным. Новые слова и их сочетания склонялись и спрягались на все лады. По-разному, очень часто даже не считаясь с орфографией. Склонялись всюду — на заседаниях бюро, комиссиях, собраниях ячеек, на пленуме коллектива.
И вот на двери проходной, завкома, у входа в цеха навешаны по-новому как-то звучащие, объявления:
КАК КАЖДОМУ НАЙТИ РАБОТУ.
Этот вопрос мы обсуждаем в воскресенье, на
утреннике, с чаепитием в 11 1/2 час утра, в
помещении конторы Кабельной Сети.
Чем ты интересуешься?
Что ты хочешь делать?
Что нужно сделать коллективу?
Обдумай эти вопросы перед тем, как притти на собрание.
В стенгазете появился новый отдел:
«ЧТО Я ХОЧУ ДЕЛАТЬ».
Я хочу заниматься фотографией. Ребята говорят,
что это личное дело. Но ведь я хочу научиться
и снимать жизнь нашего коллектива, нашей станции.
Мы всегда приглашаем на торжества фотографа
и платим ему деньги. А тут это будет бесплатно.
Кроме того, я хочу заснять всю жизнь нашей комсомолии.
Кто еще хочет?
И вовсе не смешно, что я — девушка, буду
заниматься фотографией.
Аня Гладышева.
Организуется группа по сбору железного лома. Обращаться к Петрову (кочегарка). Завком обещает 10 % денег передать для организации коллективной дачи.
Петров.
Организуем сбор книг для деревни. Барахла не нужно. Надо больше учебников, сельскохозяйственных книг и беллетристики.
Сдавайте в завком т. Нелецкой.
ИНИЦИАТИВНАЯ ГРУППА.
Поездка в Москву 1 Мая на три дня
организуется для молодежи бытовым ядром.
Побываем в клубах, театрах, музеях и на квартирах
у московских ребят.
Плата 20 рублей с проездом, общежитием и питанием.
Запись у т. Калачева.
Бытовое ядро.
Кто-то приписал: «А в мавзолей пойдем? Тогда поеду…»
КТО ХОЧЕТ РАЗУМНО ПРОВЕСТИ ЛЕТО.
Инициативная группа по организации отдыха
молодежи на лето снимает дачу в Гатчине.
Запись и справки у Евгении Смирновой.
Инициативная группа.
* * *— Нельзя, Медник, теперь по-старинке доклад делать. Готовиться надо как следует. Доклад, это — не фунт изюма.
— Я понимаю…
— В докладе надо «взять быка за рога». Речь строить на фактах.
— Я понимаю…
— Коротко, содержательно, интересно. Тезисы обсудим коллективно.
— Ясно…
— Теперь ведь не только отбарабанить. Но нужно знать и аудиторию. И меньше иностранщины. Не на маленькую группу активистов рассчитывать, а чтобы всем понятно было…
— Я понимаю.
— Интересные факты привести, примеры.
— Конечно…
— Ну, а с чего ты, к примеру, начнешь?
— Я?..
— Да, что ты положишь в основу своего доклада?
— ?!!!
— Что же ты молчишь?
— Спасибо, Ося, за советы, они мне еще пригодятся. Но на этот раз я думаю иначе. Расскажу ребятам просто и понятно о своей собственной работе в коллективе. Расскажу о своих нагрузках, об отношении моем к ним, о моей личной жизни. Как увязывал я ее с общественной работой. Мой доклад будет на тему: «Как я начал работать по-новому». И главное, по-моему, не в докладе, а в прениях. Вызвать ребят на разговоры, вот — моя задача. Вот как я думаю построить свой доклад и по этому поводу я говорил с Якимовым, — он одобряет.
— Ну, как знаешь. Тебе виднее.
Знаем ли мы что делать?
На винтовой лестнице, что вела в помещение завкома, около дверей четверо ребят, терпеливо перекидываясь словами, ждали руководителя политшколы.
— А ведь время-то того… четверть шестого…
— Только четверть? Это ничего… Опоздание министерское.
— Да ведь и ребят нет. Нас только четверо…
— Калачев с Поливцевым в ванне моются. Придут…
— Да собственно и делать-то нечего…
— Как нечего? Что ты, милый?
— Чего милый. Факт. Вначале сколько нас было? двадцать пять, а к концу… сейчас — вот четверо, да и то из нас один староста кружка. А почему так? Скучно… «В каком году был 3-й съезд партии?…» «А что сказал Мартов на этом съезде?» — Эх, «рыдание», одним словом, а не занятия…
— Да собственно и делать-то нечего…
— Как нечего? Что ты, милый?
— Чего милый. Факт. Вначале сколько нас было? двадцать пять, а к концу… сейчас — вот четверо, да и то из нас один староста кружка. А почему так? Скучно… «В каком году был 3-й съезд партии?…» «А что сказал Мартов на этом съезде?» — Эх, «рыдание», одним словом, а не занятия…
— Ты насчет этих вопросов брось дразниться, браток. Нужно нам это знать. Нужно знать почему и когда произошел раскол в партии, когда появились большевики. Не в этом дело. Дело глубже. Ребята сами не идут. Что мол, нам там делать. Велика важность, если я не буду знать историю партии? Не с ней мне, мол, жить. Я лучше технические книжки почитаю, авось, квалификация поднимется, и карманные дела поправятся. Вот в чем гвоздь-то…
— А что, скажи, не верно? Факт… Ну, что мне? Буду я знать историю партии. Да и не только историю… а вообще эконом-политику. А толку? Ну разве при какой-нибудь проверке я окажусь политически грамотным. С этой точки зрения, я, пожалуй, получу пользу… А так в повседневной жизни, на кой мне это?
— Эх, браток, браток… Не понимаешь ты до сих пор, а ведь занятия посещаешь, — вмешался в разговор староста, — неужели по-твоему все, что мы знаем вот здесь в нашем кружке, нужно только для того, чтобы прикрыться при чистке… Плохой же ты тогда комсомолец…
— Ну, пошел, — отмахнулся от него и снова повернулся к первому, — нет все-таки, вот ты… Ты парень умный. Да не смейся, я это серьезно. Всегда споришь с руководом. Всегда расспрашиваешь. Ленина выписал. Для чего собственно все это нужно? Вон, посмотри на беспартийных, ничего-то они не знают. Ни школ, ни заседаний, ну ничевошеньки. Работают, деньгу зашибают и помалкивают в тряпочку. А мы чуть что — нельзя. Вы партийные, комсомольцы. А что мне — больше их нужно? Не больше. Факт. А вот ты беспокойся, вдруг выгонят из комсомола.
— А почему же ты так боишься?
— Да ишь ты, выкинут. Да, и все-таки свыкся с мыслью, что комсомолец… Билет у меня в кармане… обидно как-то…
— Ну, вот, видишь… Вот ты три года в комсомоле. Чувствуешь и очень часто подсознательно, что ты все-таки впереди вот этих беспартийных. Вот поэтому нам нужно знать больше их… Мы же должны будем руководить. А как же, руководить, если сам знаешь не больше чем они. А отсюда и все остальное. Ведь ты благодаря политучебе скорее поймешь, почему так делается, а не иначе. Если ты будешь знать хорошо политическую экономию, то тебе легче будет узнать, как и почему происходит ряд явлений, мимо которых ты очень часто проходишь, не замечая, или не умея их объяснить.
— Это все верно, — вмешался сидящий на перилах Бугрин, — а все-таки на занятиях школы этого не говорят. Вот мы уселись здесь на лестнице и толкуем, как будто бы и веселей чем в школе… Да и понятней как-то. А там… скучно… руковод рассядется, положит ногу на ногу и «чешет» почти все два часа, а мы зеваем да на столе рисуем… Вот в чем дело-то. Вот почему ребята нейдут.
— Да в этом ты, пожалуй, прав… Не умеет у нас руковод как следует подать материал.
Никто на школу достаточного внимания не обращает. Некогда…
Занялись новыми формами работы… Ядра… Группы, а такое дело, как поднятие политической грамотности у ребят — «прохлопали»…
Некогда нам… Мы серьезными делами занимаемся. А это? Разве политучеба не серьезное дело? Не верно. Без политической грамотности, без уяснения основ политграмоты нельзя браться ни за одно дело. Без этого нельзя двигаться вперед. Без этого вся работа будет деляческой бесперспективной, узко-практической, ограниченной, а от такого делячества до обывательщины — один шаг.
У нас больше все на мелочи напирают. Мелочи — не плохо… Без них нельзя делать дела крупные… Они нужны как соль к супу. В каждом, пусть самом маленьком деле, нужна целевая установка…
Не плохо заниматься фотографией, но когда эта фотография заслонит комсомол, ячейку, тогда грош цена этому любительству. Понимаешь?
Даешь производительность
Больше всех лозунгом любительства был увлечен Костя-экономист. Это по его предложению ячейка провела совещание по обсуждению промфинплана электростанции. На совещании присутствовал почти весь техперсонал. Председательствовал инженер Шнейдер.
— Большими задачами задаваться не будем, а директивы правительства о снижении себестоимости на 7 процентов выполним. Правда, нам это не легко достанется. Товарищ Шнейдер уже говорил, что при нашем устарелом оборудовании и старых допотопных приемах работать больше и мечтать нельзя. Ну так сделаем хотя бы то, что должны сделать.
— Больше сделаем, — перебил Якимова Павлов. — Должны больше сделать. Бригаду организуем, с прогулами и простоями бороться будем.
— Организовать бригаду не так просто — продолжал Митя Якимов. — Хорошую, конечно. А плохую незачем и организовывать.
— Дайте мне слово, — поднялся Петров. — Товарищи бригаду организовать надо. Надо показать как работать. Не умеют у нас. Не то, что не хотят, а вот не знают, с какого конца подойти. Даешь бригаду! Всем ей поможем. Пусть работает.
После совещания к Павлову подошел Якимов.
— Из кого бригаду-то набирать думаешь?
— Ясно, что из молодежи. Покажем старикам, как работать.
— Без стариков нельзя. Квалификация слаба у ребят.
— Брось, Митя. Вон на Треугольнике из одной молодежи нотовская мастерская.
— Смотри, Костя, не опростоволоситься бы.
— Волков бояться…
Вскоре была создана первая молодежная бригада.
Ребята все на подбор, лучшие производственники.
— Пойдет дело, — усмехался Костя, — с такими-то работать будем во, на большой палец!
Действительность превзошла все его ожидания.
К восьми утра, все бригадники аккуратно в сборе. Даже те, кто поспать горазд, вроде Бугрина.
Наряд получен и на работу.
Тяжело летом на «линии». С утра еще ничего. Солнышко пригревает легонько, ветерок прохладный. А вот к полудню становится жарко.
Пот ручьями течет с ребят. Жарко от солнца, от печки, от раскаленного тротуара. Нестерпимо жарко.
— Эх, в Неву бы сейчас! — вздыхает кто-то.
— Кваску холодненького неплохо.
— Пивца со льда…
Жарко. Так жарко, что даже говорить не хочется.
Прохожие с любопытством останавливаются около разрытых ям, долго, пристально смотрят на концы кабелей, на муфты. Ребятишки протискиваются к самому краю и, раскрыв рот, смотрят на быструю и четкую работу «бригадников».
Изредка кое-кто из прохожих, споткнувшись на кучу или булыжник, ворчит себе под нос:
— Нарыли тут. Всю мостовую испакостили.
Или:
— Опять Откомхоз чинить начал. Кажинный год на том же самом месте.
Хорошо идет работа у ребят. Ничего, что молодежь, а старикам нос утерли. Еще только два часа, а наряд почти выполнен. Семьдесят метров кабеля, три тройника и две муфты. А ведь всего двенадцать человек. Семь землекопов, три монтера и два помощника.
Подъехала машина. Мастер медленно обходит траншею, долго задерживается у муфт.
Ребята внимательно следят за ним, поглядывая из ям.
Ждут, похвалит.
Ничего не сказал Глазов. Только, когда в машину садился, кепку на голову туже натянул и на Бугрина, стоявшего рядом, строго взглянул.
— Не в духе видать?
— Да-а…
— Ну, давай, давай! Кончать надо.
* * *Сбросив прозодежду и накинув пиджак, Бугрин отправился в коллектив.
Еще перед лестницей, что вела в завком, с удовольствием представлял себе, как влетит сейчас в комнату и скажет ребятам:
— Сегодня на два часа раньше норму сделали.
И в ответ, как всегда:
— Молодцы, ребята!
Вот и дверь. Вошел. Все обернулись к нему.
— А сегодня… — начал было Бугрин, но нет на лицах у ребят обычной улыбки. Сурово глядят глаза.
— Что сегодня? — раздался Шалькин насмешливый голос.
— …жарко, ребята, — только и нашелся что сказать Бугрин.
— Да-а, жа-ра…
— Случилось что, ребятки? — обратился он к присутствующим.
— Нет, ничего… о вас разговор шел.
— О бригаде?
— О ней.
— Ну…
— Да, так о работе говорили.
— В чем дело-то?
— Глазов заходил. Жаловался. Работаете, не как полагается.
— Ну, прости уж…
— И прощать нечего, — вмешался Сахалинский, — гоните вы, ребята, не работа, а гонка какая-то.
— Жмем, конечно, — согласился Бугрин.
— Качество?
— Качество? — переспросил Бугрин.
— Да. Гоните, а работа гроша ломаного не стоит. Где в субботу работали?
— В субботу? Где? На Стремянной тройник меняли. А что, разве что случилось?
— Спроси у Шальки, я вашей работы не знаю.
— Пустяки, — насмешливо протянул Шалька, стоит ли говорить. Массу не долили и дела всего! Поторопились малость, а вечером дождь! Вода набралась в тройник. Ну… и сами понимаете.