– Благодарю вас, – сказала Лаура. – Теперь вы можете идти. До завтрашнего утра вы мне не понадобитесь.
Поклонившись, я вышел на веранду, но успел все же услышать, как Лаура сказала мужу:
– Он был немного неловок, но скоро научится поднимать и перекладывать тебя.
Сбегая по лестнице в сад, я услышал из спальни нежные звуки шопеновского этюда. Некоторое время я прислушивался, а потом продолжил свой путь.
Когда на следующее утро я открыл дверь в комнату рядом со спальней Бруно, там стояла сестра и причесывалась. Это была высокая худощавая особа с карими глазами, красноватым носом и узким подвижным ртом. Несмотря на ее вид чопорной старой девы, чувствовалось, что она очень хорошо знает свое дело. Вероятно, в трудной ситуации на нее можно было положиться.
– Значит, это вы и есть новый человек? – сказала она на плохом итальянском языке.
– Да, сестра, – ответил я по-английски.
– Как вас зовут?
Я ответил.
– Насколько я понимаю, вы обучены тому, как надо обращаться с больными? – спросила она.
– К сожалению, нет.
Она сделала недовольный жест.
– Сколько раз я просила синьору Фанчини нанять на это место опытного человека. Доктор Пирелли может без труда найти такого, но синьора предпочитает искать людей сама. Ну что ж, надеюсь, по крайней мере вы старательней этого ужасного Беллини. Разумеется, мне придется сообщить доктору Пирелли, если вы будете недостаточно бережно обращаться с синьором.
– Я буду стараться, – холодно ответил я и вышел на веранду. Отсюда оглядывая сад, я увидел Лауру, которая в белом бикини с полотенцем через плечо шла к озеру. Я восхищенно смотрел на ее стройную фигуру и надеялся, что она обернется, но она не обернулась. Она пошла дальше и исчезла в зарослях. Спустя несколько минут я увидел, как она плавает.
– Вот я и готова, – раздался вдруг позади голос сестры Флеминг. Она бесшумно вышла на веранду и, вероятно, заметила, каким взглядом я смотрел на Лауру. Я пристально взглянул сестре в глаза, но мне первому пришлось опустить взгляд.
– Пойдемте, – сказала она и прошла в комнату Бруно.
Он лежал на кровати в том же точно положении, в каком я его оставил вечером. Когда Бруно взглянул на меня, я поклонился. Его глаза действительно были очень выразительными. Они так явно приветствовали меня, как будто он заговорил. У меня появилось болезненное чувство: мне показалось, что он начал привязываться ко мне. И я, похоже, не ошибался: больной смотрел на меня по-дружески и заинтересованно. Когда же он посмотрел на сестру Флеминг, в его глазах появилось равнодушие. Выслушав указания сестры, я осторожно поднял Бруно и перенес его в кресло. Я старался не споткнуться и не толкнуть каталку. По-моему, я проделал все неплохо, сестра Флеминг осталась довольна и одобрительно кивнула мне.
– Все, Чизхольм, – сказала она. – Теперь я справлюсь сама.
Я опять поклонился Бруно. В его взгляде явно читалась зависть ко мне: как я счастлив, что мне не приходится оставаться в руках этой сварливой сиделки. Возможно, я нафантазировал себе это, но мне показалось, что он именно это хотел дать мне понять. Я вышел и поспешил к лодочному ангару. Спрятавшись за ивами, я стал глазами искать Лауру. Ее купальная шапочка белела далеко в озере. Наконец Лаура поплыла к берегу. Когда она выходила из воды, я сказал:
– Доброе утро, синьора.
Она не обернулась, только ее спина выпрямилась.
– Тебя не должны здесь видеть, Дэвид. Это опасно. Рядом живет один старый хрыч, который постоянно наблюдает за мной в бинокль. Прошу тебя, уходи.
– Черт с ним, – сердито сказал я. – Меня он, из моего укрытия, не видит.
– И все-таки, Дэвид, прошу тебя, уйди и постарайся, чтобы тебя не видели.
– Какие еще будут распоряжения, синьора? – саркастически спросил я.
– Осмотри лодку и почини что-нибудь, если нужно. Иногда доктор Пирелли пользуется ею, а мы не хотим подавать ему ни малейшего повода к жалобам. После того, как ты позаботишься о лодке, остаток дня принадлежит тебе. А вечером я приду, дорогой.
– Да, – сказал я.
– Ты уже почувствовал на себе обаяние Бруно? – спросила Лаура, споласкивая в воде свои ноги.
– Кажется, нет.
– У него много обаяния. И даже в теперешнем положении он завоевывает себе друзей гораздо легче, чем я. Хотелось бы тебе стать его другом?
– Вряд ли, – резко ответил я. – Лучше мне сейчас заняться лодкой.
Я пошел в лодочный ангар, запер дверь и занялся работой.
Лаура была права: Бруно обладал обаянием. Несмотря на неподвижность и отсутствие речи, ему удавалось с помощью одного только взгляда выразить дружелюбие и приязнь. Когда я вечером пришел к нему, он был один. Я не знал, что делать: уйти, но меня задержал взгляд Бруно. Он смотрел на меня с дружеским любопытством. Я начал ему рассказывать о том, как провел день в починке лодки. Его глаза улыбались мне.
– Если хотите, мы можем как-нибудь на днях совершить поездку к озеру, – сказал я. – Я проявлю большую осторожность, а для вас это будет приятным разнообразием. – Взглядом он согласился со мной, но потом с насмешливым выражением перевел глаза на вошедшую сестру, как бы хотел сказать мне, что в его состоянии такая поездка исключается.
Я вкатил кресло в спальню и перенес Бруно на кровать. На этот раз это получилось у меня удачнее, и сестра Флеминг одобрительно кивнула. В спальню вошла Лаура. Я поклонился Бруно и ушел к себе. Переодевшись, я уселся на подоконник и закурил сигарету. Меня мучили угрызения совести. Если бы Бруно был неприятным человеком, то я без особых мучений выносил бы свое положение. Но поскольку он был симпатичным, мне в голову все чаще начинала приходить мысль: а не сложить ли мне свои вещи и не убраться ли отсюда подобру-поздорову? С другой стороны, искушение пожить в такой роскошной квартире было очень сильным, а мысль о том, что через несколько часов сюда придет Лаура, чтобы провести со мной ночь, не давала мне покоя. Действительно ли она любит меня? С ее внешностью она могла выбирать из сотен мужчин. Почему же она остановилась на мне? С неприятным чувством я вспомнил о нашей первой встрече. Мне казалось невероятным, чтобы женщина в ее положении зашла так далеко в отношениях с незнакомым мужчиной. Может быть, она была одной из тех женщин, которые не в состоянии обходиться без мужчины? Все равно, каким бы он ни был? Слова Марии о том, что Беллини жил в квартире над лодочным ангаром, возбудили у меня подозрения. Может быть, этот тип был любовником Лауры? А до него могли быть еще и другие? Я пытался анализировать свои чувства к Лауре. Когда ее не было рядом со мной, я мог рассуждать объективно. Что мне было известно о ней самой, не считая ее сексуальной привлекательности? Несмотря на красоту, в ней было что-то странное. В некотором смысле она была похожа на Бруно: у нее на лице тоже жили одни глаза. Но мне было неизвестно, какие мысли таятся за ее высоким лбом. Так я ломал голову над характеристикой Лауры, но все безрезультатно. Лаура застала меня сидящим на окне. Я не слышал, как она вошла, и вздрогнул, когда она дотронулась до меня.
– О чем ты думаешь, Дэвид?
Я поспешно встал.
– Разве ты не рад моему приходу?
Искушение было сильнее меня:
– Нет, очень рад, – ответил я и бурно обнял ее, забыв только что одолевавшие меня сомнения. Ласки Лауры и близость с ней дали мне желанное забытье. То, что сон не был долгим, я понял, проснувшись. Меня разбудил яркий лунный свет, упавший на меня через окно. Я поднял голову. Лаура лежала рядом со мной, тяжело дыша. Наверное, ее мучили кошмары. Я потряс ее за плечо.
– Что с тобой Лаура? Тебе приснился кошмар?
Она прерывисто вздохнула и, вскочив, растерянно оглядывалась вокруг, а потом прижалась ко мне, и я почувствовал, как тяжело стучит ее сердце.
– Что тебе приснилось? Что черти тащат тебя в ад?
Она вся дрожала.
– Который час?
– Около трех, – ответил я. – Еще рано. Можешь повернуться на другой бок и опять заснуть.
– Нет, мне нужно поговорить с тобой, дорогой. Дай мне сигарету.
Я дал ей закурить.
– Что тебе приснилось?
– Это не важно, Дэвид. Как ты относишься к Бруно?
– Как я должен к нему относиться? – спросил я. Мне было неприятно говорить сейчас о Бруно. – Живой дух в полумертвом теле – вот и все, что я могу о нем сказать.
– Значит, он нравится тебе, Дэвид?
– Не то, чтобы нравится, но я восхищаюсь его мужеством и волей к жизни.
– По-твоему, он хороший человек?
– Наверное, иначе он не мог бы вынести ту жизнь, которую ведет.
– Нет, ты не прав. Разве хороший человек стал бы привязывать к себе жену, как это делает он?
Я промолчал. После долгой паузы Лаура спросила:
– Как ты думаешь, он еще долго проживет?
– Не знаю.
– Иногда меня охватывает страх, что этот ад никогда не кончится.
– Лучше не думать об этом, – сказал я. – Так что же тебе приснилось, Лаура?
– Бруно. Мне всегда снится только он. – Она заложила руки за голову. – Если бы я только могла от него освободиться, представляешь, что бы это значило? Нам больше не нужно было бы встречаться тайно. Мы могли бы даже пожениться.
Я промолчал. После долгой паузы Лаура спросила:
– Как ты думаешь, он еще долго проживет?
– Не знаю.
– Иногда меня охватывает страх, что этот ад никогда не кончится.
– Лучше не думать об этом, – сказал я. – Так что же тебе приснилось, Лаура?
– Бруно. Мне всегда снится только он. – Она заложила руки за голову. – Если бы я только могла от него освободиться, представляешь, что бы это значило? Нам больше не нужно было бы встречаться тайно. Мы могли бы даже пожениться.
Интересно, устроил бы меня брак с Лаурой? Что скрывается за безразличной маской ее лица? Хочется ли мне вообще жениться на ней?
– Деньги значат для тебя что-нибудь, Дэвид? – неожиданно спросила она.
– Конечно. Мне всегда хотелось иметь деньги, но у меня никогда их не было. Почему ты спрашиваешь об этом?
– Меня интересует, что ты готов сделать за достаточно крупную сумму?
– Что сделать? Что ты имеешь в виду?
Лаура повернулась на бок и взглянула мне прямо в глаза.
– Ты готов был бы рискнуть, если бы ставка была достаточно высокой?
Я почувствовал, что мы ступаем на опасную почву. Я напомнил себе слепого, который стоит на краю пропасти и чувствует, что следующий шаг приведет его в бездну.
– Я не могу сказать, что я готов ради денег на все, – ответил я непринужденно, – но многое, конечно, зависит от суммы.
Руки Лауры ласкали меня.
– Допустим, что это будет триста миллионов лир.
– Откуда возьмется такая сумма?
– Состояние Бруно гораздо больше. Если бы я освободилась, то оно перешло бы ко мне, а если бы мы поженились, то я отдала бы половину тебе – триста миллионов лир. Вряд ли нам удалось бы покинуть Италию, но ты смог бы открыть в Риме или в Милане архитектурное бюро, а позже, если бы дела пошли хорошо, ты расплатился бы со мной. Или даже лучше – я стала бы твоим компаньоном. Это мне нравится.
– Я и понятия не имел, что речь идет о такой огромной сумме, – сказал я. – Но ты уверена, что после смерти Бруно унаследуешь столько денег?
– Да, я видела завещание. Его состояние еще больше, но часть отойдет к его дочери. Я получу две трети, а она – одну треть состояния.
– Я и не знал, что у Бруно есть дочь.
– Его первая жена умерла за четыре года до нашего знакомства с ним. Его дочери 19 лет, и она воспитывается в Англии.
– Она вернется сюда?
– Возможно. Но я не знаю точно. Триста миллионов, Дэвид. Разве это не заманчивая перспектива?
– К чему строить воздушные замки, Лаура? Бруно может прожить еще долго.
– Знаю. – Горящий кончик сигареты описал в темноте круг. – Но разве не ужасно, что он так долго будет жить? В конце концов, разве это можно назвать жизнью?
Я промолчал.
– Мне приснилось, что он умер, – сказала Лаура после долгой паузы.
– Но ведь он жив, – резко ответил я. – Оставим эти разговоры.
– Тебе известно, что жизнь Бруно висит буквально на волоске? – спросила она, как будто не слышала моего последнего замечания. – Если ты однажды во время переноски бросишь Бруно на пол, он умрет.
– Вряд ли он упадет, пока я занимаюсь его персоной, – ответил я.
– От несчастья никто не застрахован. Триста миллионов – это большие деньги. Половина – тебе, половина – мне.
– К чему ты клонишь? – резко спросил я.
– Тебе не кажется, что это было бы добрым делом – позволить ему упасть?
Мне не верилось, что Лаура говорит серьезно. Она была так спокойна и хладнокровна, ее голос звучал так естественно, а рука так нежно ласкала меня, и все же она только что предложила убить мужа.
– Тебе действительно кажется, что было бы добрым делом? – спросил я. – Но к чему говорить об этом? Вряд ли это произойдет.
– Дорогой, почему ты так глуп? Ты ведь можешь его уронить, не правда ли?
Я задохнулся. Настал подходящий момент ясно и недвусмысленно изложить свою точку зрения на это.
– Это было бы убийство, Лаура.
– Не говори глупостей, Дэвид. Это совсем не убийство. Назови вернее: выстрел ради сострадания. Если лошадь ломает себе ногу, ее ведь пристреливают?
– Хотел бы я видеть лицо судьи, когда ты скажешь ему об этом.
– При чем здесь судья?
– При том, что это было бы убийство, Лаура. Неужели ты этого не понимаешь?
– Какая разница, что это такое, – нетерпеливо сказала она. – Никто ведь об этом не узнает и ничего не заподозрит. С 300 миллионами можно было бы многое сделать, дорогой, не говоря уже о том, что для Бруно смерть явилась бы избавлением.
– А ты учитываешь, что произойдет со мной, если меня заподозрят в убийстве? – спросил я. – А разве тебя не назовут соучастницей? Черт возьми, этого никакие деньги не стоят.
– Успокойся. Я уже сказала тебе, что никто ничего не заподозрит. Это будет несчастный случай.
– Нет, наверняка все выйдет наружу.
Перегнувшись через Лауру, я включил свет.
– Зачем ты это сделал? – нахмурившись, спросила она и прикрыла грудь руками.
– Послушай, – резко, почти грубо сказал я. – Мотив этого дела лежит на поверхности, а все, что нужно полиции, – это ясный мотив. И стоит только увидеть эту комнату, чтобы все понять. И не рассчитывай, что Мария или сестра Флеминг будут держать язык за зубами. У нас нет ни малейшего шанса на успех.
– Дэвид, не кричи на меня. Почему ты так волнуешься?
– Потому, что ты подстрекаешь меня убить Бруно. Да?
– Зачем так грубо выражаться? Он и без того уже почти труп. Разве это называется убийством, если ты его уронишь?
Я встал и надел халат.
– Значит, ты хочешь его убить?
– Конечно, нет. Я только рассматривала эту возможность теоретически. – Она приподнялась и посмотрела на меня. – Это заманчиво, не правда ли, Дэвид? После того как я познакомилась с тобой, мне так захотелось стать свободной. А плюс к этому еще и деньги. Но я сознаюсь, что эти мысли у меня несерьезно. Разве что ты меня уговоришь. Вот если бы ты предложил мне уронить Бруно, я бы не стала мешать.
– Ни при каких обстоятельствах я не сделаю тебе подобного предложения. Выбрось эту мысль из головы.
– Прошу тебя, не злись, Дэвид. Если бы я знала, что ты такой раздражительный, то я не завела бы этого разговора.
– Это было бы убийство. Неужели ты этого не понимаешь? Бруно имеет право на жизнь, как и я.
Лаура покачала головой.
– Тут я с тобой не согласна, дорогой. Но не буду спорит. Я начала этот разговор, не подумав. Во всем виноват этот сон. Мне приснилось, что Бруно умер. А во сне все так просто. Но не будем об этом больше говорить.
– Вот это самое лучшее.
Я подошел к окну и стал смотреть на озеро, озаренное лунным светом.
– Самое лучшее для тебя сейчас – это заснуть. Еще очень рано.
– Вряд ли мне удастся заснуть. Ты не будешь возражать, Дэвид, если я сейчас вернусь на виллу?
Часа три назад мне и в голову не могла прийти мысль, что так обрадуюсь ее уходу.
– Нет, конечно. Так, пожалуй, будет лучше.
– Хорошо.
Лаура вскочила с кровати. Я остался стоять у окна спиной к Лауре, не оборачиваясь. Я только слышал, как она поспешно одевается.
– Ты не сердишься на меня, Дэвид?
Я повернулся:
– Нет, конечно.
– Я рада. Мне хотелось только, чтобы ты был счастлив.
– Да.
– Скоро я опять приду.
– Да.
Лаура не сделала ни одного шага ко мне. Мы вдруг стали чужими. Задержавшись у дверей, она послала мне воздушный поцелуй. Ее огромные глаза были лишены всякого выражения, а улыбка была холодной и натянутой. У меня появилось чувство, что в эту ночь не только мне хотелось остаться одному. Больше мне так и не удалось заснуть.
Глава 4
На следующее утро, покончив со своей обычной работой, я отправился в гараж, чтобы привести в порядок огромную машину марки «Альфа-Ромео». Голова лучше работает, когда руки заняты чем-нибудь, а мне очень надо было подумать. Ночью я был твердо убежден, что Лаура говорила серьезно. Я даже подумал, что она нарочно познакомилась со мной и связала меня с собой, чтобы я мог убить ее мужа. Однако теперь – ясным, солнечным днем – я понимал, как темнота и ночь искажают вещи. Я убеждал себя, что такое вовсе не имелось в виду. Я еще раз обдумал наш разговор. Лаура была тогда так спокойна и нежна, невозмутима, что, наверное, просто не отдавала себе отчета в том, что она говорила. Человек, планирующий убийство, не может оставаться таким спокойным. Нет, все это просто ночная болтовня, которая днем не имеет никакого значения. Пусть вздор, пусть болтовня, но они меня все-таки тревожили. В душе остался неприятный осадок от этих разговоров. Лаура говорила о трехстах миллионах. «Половина – тебе, половина – мне», – сказала она. Я подумал о том, какие возможности открывались бы передо мной, имей я такую сумму. Я мог бы купить себе паспорт, а следовательно, – свободу. Больше мне не потребовалось бы перебегать дорогу при виде полицейского. «Ты мог бы его нечаянно уронить», – сказала она. Да, действительно, при переноске Бруно мог выскользнуть у меня из рук. Его хрупкое, истощенное тело упало бы на мозаичный пол. При этом даже боли не было бы причинено Бруно. Такое падение убило бы его быстрее, чем даже удар по голове.