– А Вика?
– А Вика следом за тобой, после того как ты их уведешь за своей машиной.
– Куда я поеду? – спросила Вика, наливая в большой термос кофе.
– Ну ты же хотела быть в Москве, поближе к событиям, хотя, как мы видим, события-то развиваются вокруг тебя, в независимости от твоего местопребывания. Вот и посидишь с сыном у меня дома. По-хорошему надо бы отправить тебя на оперативную квартиру, но Степка там со скуки завоет, а с моими они уже сдружились, им веселей будет, да и вам с Катькой моей скучать не придется.
– И сколько нам у тебя сидеть придется? – спросила Вика.
– Немного, уже недолго, несколько дней, – ответил Денис.
Вика никак не могла уснуть.
Она уговаривала себя, что надо отдохнуть, что ей завтра понадобятся силы, ворочалась с боку на бок, даже пыталась слоников считать, но, промаявшись больше часа, встала и, стараясь не шуметь, спустилась на первый этаж.
«Ладно, раз лезут в голову всякие мысли, значит, надо их передумать, а не мучить себя, пытаясь уснуть!» – решила она.
Вика заварила зеленого чаю, добавила в него ложку меда и попыталась найти свои сигареты. В кухне она обнаружила только пустую пачку, новая пачка, она точно знала, в рюкзаке, а вот где был сам рюкзак, это вопрос! Она отнесла на темную, холодную веранду чай и плед, который прихватила с дивана в гостиной, и отправилась на поиски рюкзачка. Естественно, она нашла его в последнюю очередь на той же веранде, в одном из плетеных кресел у стола, куда сама же его и бросила, когда вошла в дом следом за Егором, несущим спящего Степку.
Вика, подобрав под себя ноги и укутавшись пледом, устроилась в кресле, достала из рюкзака сигареты, зажигалку и, отхлебнув чая, закурила.
– Ты чего не спишь? – спросил Егор, выходя на веранду.
– Не могу уснуть, решила чаю выпить.
– Чай – это хорошо!
Он сел, откинулся на спинку кресла, вытянул ноги, подвинул к себе Викину чашку и, сделав пару больших глотков, вернул чашку на место и закурил.
Они молчали. Курили.
Отсветы от торшера, который Вика включила в гостиной, падали через окно, немного рассеивая темноту веранды.
– Почему ты не стала мне писать? – тихо спросил Егор, внимательно рассматривая огонек своей сигареты.
«Странно, – подумала Вика, – наверное, именно для этого я не смогла заснуть и пришла сюда, и чай этот дурацкий пью!»
– Я писала, – смирившись с неизбежностью этого разговора, ответила она.
Вика затушила в пепельнице сигарету, взяла рюкзак, вытряхнула его содержимое в кресло, нашла среди вещей пачку писем, перевязанных лентой, и протянула ему.
– Я исписала кучу бумаги и была уверена, что когда ты получишь хотя бы одно из них, то будешь смеяться до слез, а потом мы посмеемся вместе. Не получилось смеяться.
Егор взял у нее пачку, развязал бант, потянув за кончик ленточки, и стал внимательно рассматривать рассыпавшиеся ему на колени письма.
– Я ношу их с собой, потому что забрала из дома все документы, где было упоминание о тебе, на всякий случай.
Он пересматривал конверт за конвертом, в тусклом свете почти ничего не было видно, а Вика рассказывала о злополучном листке с адресом, который, не изменив своего розового цвета, лежал сверху последнего, вернувшегося к ней письма. Она попыталась развеселить молчавшего Егора, рассказывая о своем походе в Минздрав, пересыпая рассказ шутками и комментариями. Но попытка оказалась неудачной, Егор не выразил никаких эмоций.
Виктория встала и вышла из веранды. Князев не удивился, что Вика ушла, он удивился, что она вернулась.
Она принесла поднос, на котором стояли бутылка с остатками водки на дне, две рюмочки и какая-то закуска.
– Это ты правильно придумала! – похвалил Егор, нарушив свое затянувшееся молчание.
Он налил в рюмки водку, они выпили, не чокаясь, закусили чем-то, не произнеся ни слова.
– А почему ты не писал? – спросила Вика и удивилась, как нарушил звук ее голоса вязкую тишину над столом.
– Сначала просто не мог: времени не было ни на что, ни есть, ни спать, даже думать ни о чем, кроме работы. Как только я спустился с трапа самолета, сразу попал в такую запарку! Надо было в экстренном порядке комплектовать бригаду, оборудование, медикаменты, а потом отправлять это черт знает куда! А там вообще ни на что ни времени, ни сил не оставалось. Месяца через три я приехал на главную базу пополнить запас медикаментов и отдохнуть пару дней и узнал, что от тебя не было ни одного письма. – Затушив сигарету, он достал еще одну и закурил снова. – Я испугался, думал, что с тобой что-то случилось. А как узнать? Телефона у тебя нет, Сергей с Леной, через которых я мог получить какую-то информацию, уехали в Америку, ни телефона, ни адреса, ни даже фамилии твоей подруги Ольги я не знал. Тогда я позвонил своему коллеге по госпиталю, где работал, и попросил его сходить к тебе домой.
– Это такой полненький дядечка, лет пятидесяти?
– Да, – усмехнулся Егор. – Я перезвонил ему, он сказал, что был у тебя дома, тебя саму не застал, но твоя мама сказала, что ты жива-здорова, и, дословно: «У них все в порядке!» Я переспросил, у кого у них? Он ответил, что, как он понял, у тебя и мужчины, с которым ты встречаешься.
– Он напугал мою маму, – констатировала она, забыв окрасить голос тонами.
Вика взяла бутылку, разлила остатки водки в рюмки и, не дожидаясь Егора, выпила, закусив кружочком соленого огурца.
– Твой коллега позвонил в дверь, мама открыла, он стал расспрашивать о моем здоровье, мама решила, что он доктор из женской консультации, а на фига кому-то еще расспрашивать о моем здоровье, при этом ничего не объясняя? Тем более что посетитель действительно представился доктором. Вот она и сказала: «У них все в порядке!», имея в виду меня и ребенка, которого я носила.
Егор молча выпил и не стал закусывать, затянувшись сигаретой.
– Почти смешно, – сказал он без намека на веселье.
– Почему ты не пришел сам, когда вернулся?
– Я приходил, – признался он. – Не хотел идти, зачем, вроде бы и так все понятно, но пришел! В Африке мне пришлось задержаться на сорок лишних дней, а когда я вернулся, то через пару дней все-таки пошел к тебе. Но оказалась, что ты там уже не живешь, а твоего адреса новые жильцы не знали.
– Знали. – Она даже на расстроилась, чувствуя какую-то фатальность в том, что произошло тогда. – Я специально оставила свой адрес. Для тебя.
– Значит, не захотели мне его давать или просто забыли. – Егор не удивился, вспомнив ту злую, толстую бабищу, которая открыла ему дверь бывшей Викиной квартиры.
– Или просто не судьба. Так бывает, – устало сказала Вика, вставая из кресла. – Пойду спать.
Она лежала в кровати, укутавшись теплым пуховым одеялом, и думала о том, как все глупо! Как нелепо сложились обстоятельства, которые развели их с Егором в разные стороны, в отдельные друг от друга жизни, и ничего уже не исправишь, переболев, перемучавшись всем пережитым тогда, пять лет назад.
«Может, поплакать с горя над судьбинушкой?» – подумала Вика и уснула.
Егор прочитал все письма и перечитал еще раз.
И еще раз.
Он смеялся над ее забавными шутками, удивлялся и восторгался ее хлесткой, веселой манере писать. Отметил, что ни в одном письме Вика не написала о своей беременности прямо – так, намеками, может, опасалась, что прочтет кто-то постороний, когда письма стали возвращаться к ней, или просто не хотела выступать в роли навязывающейся или ожидающей немедленного предложения женщины.
Почувствовав надвигающуюся головную боль и горечь во рту от выкуренных сигарет, Князев решил выйти на участок и сделать несколько упражнений, точно зная, что они помогут трезво, без лишних эмоций, взглянуть на обстоятельства.
Отключившись от всего внешнего и сосредоточившись на каждом движении, Егор не заметил, как пробежало время. В реальность его вернул Степка, вышедший из дома в одной пижаме и тапках.
– Папочка, а ты меня этому научишь? – звонко в утренней тишине спросил мальчик.
– Обязательно! – пообещал Егор и завершил последнее упражнение.
Он подхватил сына на руки и расцеловал в обе щеки.
– Мы с тобой обязательно будем заниматься, но начнем через годик, а потом найдем тебе учителя. А сейчас скажи мне, почему ты выскочил на улицу раздетым?
– Просто так! – ответил Степка. – Мама спит, дядя Денис спит, я во всех комнатах был и нашел его, а тебя не нашел!
– Ладно, разведчик, идем завтракать! – засмеялся Егор, прижимая к себе Степана.
– Идем неправильно! – хохотал Степка. – Ты идешь, а меня несешь, значит, я не иду, а несусь!
– Несусь – это из другой оперы, ребенок!
– Опера, это где поют! – объяснило дитя.
– Правильно! – согласился Егор и спросил: – Что будешь на завтрак?
– А тортик остался? – с надеждой поинтересовался мальчик.
– Да полно! Но это неправильное питание.
Войдя в кухню, Егор поставил Степку на стул возле стола.
– Правильно! – согласился Егор и спросил: – Что будешь на завтрак?
– А тортик остался? – с надеждой поинтересовался мальчик.
– Да полно! Но это неправильное питание.
Войдя в кухню, Егор поставил Степку на стул возле стола.
– Это самое правильное дневрожденческое питание! – подкрепил свое утверждение, хлопнув ладошкой по столу, Степан.
– Праздник-то был вчера! – не согласился Егор, посмеиваясь.
– Если остался тортик, значит, все продолжается! – объяснял отцу Степан.
Господи, какое же это счастье! Вот так балдеть утром, разговаривая с любимым, умным, задорным сыном! А впереди целый выходной день, и можно слушать мальчика, смотреть на него, узнавать, познавать его привычки!
Какое же это счастье!
У Егора было просто замечательное, распрекрасное настроение!
Да к черту муть и глупости! Разберемся! Главное – у него есть Степан!
Но оказалось, что провести день с сыном не удастся. Проснувшийся Денис присоединился к их праздничному завтраку и огласил распорядок дня, первым пунктом которого стоял его отъезд в Москву. С собой друг планировал взять Степу.
– Зачем Степке-то с тобой ехать? – не понял Егор. – Поедет с Викой вечером.
– Мало ли что, может, ей уматывать придется или покрутиться по Москве да по пробкам. Вчера эти орлы наверняка записали номера всех увиденных ими машин, в том числе и «Ровера».
– Могут возникнуть сложности? – насторожился Егор.
– Вряд ли, но подстраховаться нелишне всегда. Да и у Вики руки окажутся развязаны если что.
– Может, тогда нам стоит сейчас всем уехать?
– Нет, – возразил Денис. – Пока вы здесь сидите, они посидят в машине, и у меня на троих резвых ребяток в Москве будет меньше.
– Подожди, подожди, друг мой Лаврентьев, а не сводничеством ли ты сейчас занимаешься? – спросил подозрительно Егор.
– Ни, боже упаси! И в мыслях не было! – изобразил возмущенную невинность Денис. – Но раз зашла об этом речь, то думаю, что побыть в спокойной обстановке и поговорить вам не мешает.
Вика проспала отъезд Степки с Денисом.
Степан все порывался пойти к мамочке и попрощаться, пробираясь по лестнице на второй этаж, но мужики вылавливали его по очереди, удивляясь прыткости и изобретательности ребенка в попытках проникнуть наверх, и объясняли, что с мамой они увидятся вечером, так что прощаться необязательно.
Закрывая ворота за машиной Дениса, Егор думал, что поговорить им с Викой действительно надо, как-то сгладить тот осадок на душе от нелепости случившегося с ними в прошлом, объяснить что-то друг другу. Бог его знает!
Но разговор не получился.
Вика проспала почти до обеда, потом долго плескалась в ванной.
– Будешь обедать? – спросил Егор, когда она спустилась на первый этаж.
– Минуя завтрак? – усмехнулась она. – Буду. А где народ?
За обедом Егор поведал ей план действий, составленный Денисом, в соответствии с которым их сын Степан уже отбыл в Москву.
Вика поняла, что Егор хочет поговорить, продолжив их ночные откровения, но она не могла, просто не могла! Подскочила и почти бросилась мыть посуду.
Что, что, ну, что можно обсуждать?!
Весь идиотизм ситуации, которая произошла пять лет назад! Ну, произошла, и что теперь с этим поделаешь?! Нешто утопиться?
Ни-че-го!
В данный момент все идет как сложилось, и ничего с этим не поделаешь, и не изменить уже ничего, и виноватых не найдешь, как бы ни хотелось!
Чтобы избежать ненужных обсуждений и на корню предотвратить любые попытки Егора поговорить, Вика развила активную деятельность, убирая весь дом снизу доверху, аргументируя свои действия пытавшемуся остановить ее Егору тем, что нельзя же вот так пожить у людей и уехать, оставив беспорядок!
Она вымыла и вычистила всю кухню, рассортировала продукты: что оставить, что взять с собой. Не обнаружив больше никаких дел в доме, Вика ринулась на участок, наводить порядок после вчерашнего праздника.
Егор понял, от чего она так активно бежит, и прекратил всякие попытки ее остановить.
К вечеру она так устала и перепачкалась, что ей опять пришлось идти в душ.
– Ну, что! – бодрым голосом спросила Вика, спустившись по лестнице в гостиную, добавив к вещам, сложенным для отъезда у входа, свой боевой рюкзак. – Пора уезжать!
Егор пристально посмотрел на нее, помолчал несколько секунд и согласился:
– Да, пора!
И шагнул к ней, взял в кулак ее волосы, собранные в хвост на затылке, запрокинул ее голову и поцеловал.
«А вот этого делать было не надо!» – запоздало подумал он, понимая, что не сможет остановиться! Ох, совсем не надо было целовать Викторию Шалую!
Он не планировал этого! Он не собирался ни целовать, ни соблазнять, ни ошеломлять ее напором! Просто хотел пресечь ее попытки убежать от всего недоговоренного и от него!
Егор даже не предполагал, что как только поцелует ее, вот так – сильно, отчаянно, по-настоящему, то уже не сможет выпустить ее из рук.
Он целовал ее и знал, что, кроме выстрела в упор, его не сможет сейчас остановить никакая сила! Ни за что!
Он все забыл и все вспомнил!
Он вспомнил, как летел в самолете и прикрывал чресла пиджачком. Но глазастая стюардесса заметила его состояние и, посматривая на него и улыбаясь, старалась почаще оказаться рядом, лишний раз предлагая напитки, решив, видимо, что это она ему так понравилась. А Егор закрывал глаза и видел перед собой Вику, как она выгибалась в его руках и кричала: «Егор!» Не шептала или тихо звала, а кричала, делая его еще более неистовым, хотя ему казалось, что это просто невозможно!
Он забыл, какая она! А теперь, целуя ее, вспомнил!
Егор вспомнил, как она смотрела ему в глаза и отдавалась вся, без остатка, как будто он был единственным человеком на земле! И нет больше никого, даже ее, потому что в этот момент она вся, целиком, принадлежала ему!
Он готов был проклинать весь мир, и Вику, и себя, и ту безжалостную нелепость, что развела их в разные, параллельные жизни!
Воспоминания, забытые и заново переживаемые сейчас им ощущения, чувства и злость на прошедшие годы, на Вику, которую носило черт-те где, только не в его постели и не в его жизни, смешались в невероятный, сумасшедший коктейль чувств. Через эту странную безумную смесь, обострившую его восприятие, Князев видел четко, до каждой мелочи, как высвеченную ярким прожектором, Вику, с которой он срывал одежду, как будто она горела, и себя, свои руки на ее белом теле. И их вместе, падающих на диван, не отводя взгляда друг от друга.
Он брал ее, как будто наказывал, не задумываясь, что она испытывает, а зная всем своим неистовством, что она понимает и идет за ним, не уступая ему в ярости невысказанных обвинений, в стремлении пережить вместе этот шквал эмоций и добраться туда, где они когда-то побывали вдвоем!
Он пришел в себя, отдышался и вдруг спохватился, что напугал и обидел ее. Оторвавшись от диванного подлокотника, в который упирался вспотевшим лбом, Егор попытался что-то сказать, объяснить, извиниться, наконец, но, заглянув в ее фиалковые, ставшие более темными от страсти глаза, не смог произнести ни слова.
Он вдруг абсолютно отчетливо понял, что сейчас может заплакать.
Вот так просто! От переполнявших чувств и пережитого только что потрясения.
Егор постарался объяснить ей без слов, нежно целуя. Успокаивающе поглаживая, заглядывая в глаза, но новая волна ощущений накрыла его, переплавляя нежность в страсть!
И все повторилось, и было так же, и совсем по-другому!
Егор встал с дивана и, не пытаясь стыдливо прикрыться, голым прошел в кухню, налил воды из-под крана и выпил. Жадно. Залпом.
– Пить хочешь? – громко спросил он у Вики.
Ответа не последовало. С того момента, как он поцеловал ее, они вообще не сказали ни слова, и сейчас его голос странно прозвучал в тишине дома, удивив своей громкой неуместностью. Князев налил в стакан воды и вернулся в гостиную.
Она спала.
Егор усмехнулся. Он ожидал чего угодно – упреков, обвинений, попыток сделать вид, будто ничего особенного не случилось, даже слез. Лучше бы, конечно, потрясенного удивления. Потрясенно восторженного, совсем бы замечательно для мужского эго.
Но она спала! Невероятная женщина!
Он сел на пол, прямо на кучу сброшенных ими в спешке вещей и стал рассматривать спящую.
«Второй раз она врывается в мою жизнь и переворачивает ее с ног на голову, заставляет переживать что-то невероятное!»
Егор отпил воды и вдруг с ощущением какой-то тянущей, щемящей тоски осознал, что в его жизни ничего, кроме работы, и нет, да и самой жизни-то и нет!
Женщины, которые прошли через его постель и жизнь за эти годы, никогда не затрагивали внутри него то особенное, что заставляет звенеть, желать большего единения, откровенности, полноты жизни, что ли. Что настоящие сильные чувства он испытывает только работая. Он забыл, что есть еще и другая жизнь с ревностью, с обидами, смехом, счастьем, с любовью и массой переживаний, связанных с ней.