И пикировщики не заставили себя ждать. Сначала один, а затем и второй «Юнкерс-87», прозванные «лаптежниками» за неубирающиеся шасси с обтекателями, свалились в пике.
Виктор лег у самого борта баржи. Случись прямое попадание – он спрыгнет за борт, о дальнейшем же думать не хотелось. Берега далеко, и чтобы добраться до них, сил не хватит.
Бомбы легли недалеко от буксира. Немцы явно хотели повредить или утопить буксир, лишив баржу хода.
И в этой ситуации никто не заметил, откуда вынырнул «ишак», истребитель И-16. В бою с более мощными истребителями Ме-109 шансы на победу у него были невелики, но тихоходные пикировщики – другое дело.
Немцы же совсем обнаглели. Решив, что советская авиация разгромлена, они послали на бомбардировку «юнкерсы» без прикрытия истребителей.
Раздались едва слышимые пулеметные очереди. Первый «юнкерс», сбросив бомбы, уже выходил из пике, как именно тут его и подловил И-16. Пулеметчик в задней кабине пикировщика пытался отстреливаться, но пилот истребителя метко бил по кабине и хвосту. «Юнкерс» задымил, стал терять высоту и упал в море, подняв огромный фонтан воды.
Непрерывно следившие за боем бойцы закричали «Ура!»
Второй «юнкерс», не долетев до цели, желая избавиться от опасного груза и облегчить самолет, разом сбросил все бомбы. Он развернулся и, дымя мотором на форсаже, попытался уйти. Но «ишак» не дал ему этого сделать, догнал и сбил.
Этот бой был виден уже издалека, и деталей никто не разглядел – увидели только падающий самолет и шлейф дыма за ним.
Через пару минут над баржей промчался наш истребитель, покачивая крыльями.
Дальше плавание происходило без происшествий, и уже ночью к исходу вторых суток они причалили в Гурьеве. Всех поместили в казарму. Виктор не понял – учебный полк это был или сборный пункт?
На следующий день всех переписали в канцелярии и по одному стали вызывать на комиссию – она решала, кого, куда и в какие войска направить.
Очередь до Виктора дошла на третий день. Он вошел, доложился по форме:
– Младший сержант Стрелков.
За столом, покрытым зеленым сукном, под портретом вождя И.В. Сталина сидела комиссия – майор пехотный, политрук с красной суконной звездой на рукаве и мужчина в солидном возрасте, в военном френче, но без знаков различия. Почему-то Виктор сразу определил его как старого большевика. Голова выбрита, а усы а-ля Буденный.
– В каких войсках воевал, сынок? – начал первым «старый большевик».
– Противотанковая артиллерия, потом на самоходках.
Дед удовлетворенно кивнул.
– Откуда родом?
– Свердловская область.
– Воинская специальность?
– Наводчик орудия.
Виктор старался отвечать коротко и четко, чтобы не возникло дополнительных вопросов. Он в этом времени чужой, хоть и россиянин, и многих тонкостей не знает. Поэтому волновался.
– Член партии большевиков? – не унимался дед.
– Не успел, меня из одной воинской части в другую переводили.
– Образование?
Виктор на мгновение растерялся. Он-то закончил одиннадцать, но сколько классов было в средней школе в сороковом или сорок первом году – девять, десять, одиннадцать?
Выкрутился, сказав:
– Среднее.
В СССР перед войной и во время нее была школа начальная, семилетка и средняя – 10 классов. С первого сентября 1940 года Указом Верховного Совета вводилось платное обучение в средней школе – как и в техникумах, педучилищах и вузах. В Москве и Ленинграде год обучения в школе стоил 200 рублей, в других городах и областях – 150 рублей. В вузах Москвы и Ленинграда год обучения стоил 500 рублей, в других городах – 300 рублей. Для многих семей это были солидные суммы. Отменен указ был в 1954 году.
Члены комиссии переглянулись – среднее образование имел лишь каждый десятый боец. Слово взял председатель комиссии, майор:
– Воевали вы, Стрелков, неплохо, ранены тяжело. Есть среднее образование, фронтовой опыт. Надо вам учиться дальше. Направляем вас в танковое училище, будете красным командиром.
– Есть! Оправдаю ваше доверие!
– Ваша команда сто третья. Как будет сформирована, вас отправят.
– Разрешите идти?
– Идите.
Виктор козырнул и вышел.
Судьба делает зигзаги. Он-то полагал, что его отправят в артиллерию, в действующую часть. Были бы отечественные самоходки – попал бы туда. Но самоходок не было, его о них не спросили, а он благополучно промолчал о службе на трофейной технике. Странно получалось: в войсках техника использовалась, военные о ней знали, но в официальных беседах и газетных статьях об этом не упоминалось. А стоило бойцу в курилке похвалить вражескую технику, как почти тут же следовал вызов к особисту, и зачастую бойца больше не видели. То ли в штрафбат попадал, то ли в лагерь – за восхваление вражеской техники и неверие в отечественную.
Провести в Гурьеве ему пришлось неделю. Сформированные команды уезжали, из госпиталей и с фронта прибывали новые бойцы и командиры. Кормили неважно, и после госпиталя эта разница чувствовалась – Виктор все время ходил полуголодным. И выспаться толком не удавалось. Днем и ночью прибывали и убывали люди, в казарме ночью горел свет и стоял шум.
Глава 5 Лейтенант
Команду все-таки сформировали и отправили по железной дороге в Челябинск.
Ехали в теплушке, расположились на нарах вольготно. В теплушке разместили тридцать человек, хотя надпись на вагонах гласила: «40 человек или 8 лошадей».
Челябинское танковое училище располагалось на окраине города, и учеба по военному времени была короткой – четыре месяца. Не хватало учебной техники, топлива, и вместо танков учились водить гусеничные тракторы. Развертывание танковой роты проводили «по-пешему» – каждый курсант изображал из себя танк. Атака шеренгой, углом, движение на марше…
Стрельба велась не снарядами – в ствол старенького БТ вкладывали приспособленный для этого винтовочный ствол. Курсант припадал к прицелу, маховиком наводил пушку и давил на спуск. Вместо грохота пушки звучал приглушенный винтовочный выстрел. Но польза все равно была, многие курсанты научились стрелять из пушки.
Были и теоретические занятия. Проводили их, как правило, фронтовики, получившие ранения, и те, кто не был годен к строевой службе, – таких была половина от числа преподавателей.
Свободного времени не было, занимались от подъема до отбоя, а после отбоя без сил падали на койки.
И вот уже выпуск – месяцы учебы пролетели быстро. Отличникам учебы присваивали звание лейтенанта, имевшим нарекания – младшего лейтенанта. Бывшие курсанты цепляли на петлицы первые «кубари». Никакого торжественного вечера не было, и уже утром после выпуска команды отправлялись на заводы для получения техники.
Виктор в числе двадцати молодых лейтенантов был отправлен в Киров, на завод № 38.
Когда ехали, гадали в вагоне, что за техника будет – Т-34, Т-50 либо другой танк. Но когда увидели на заводской площадке новые самоходки СУ-76, остолбенели. Кроме Виктора, опыта службы на самоходке не было ни у кого, а он об этом не распространялся. Расспросы пойдут – как там «немец» себя ведет, потом донесет кто-нибудь… Доносы не считались делом предосудительным, постыдным и даже поощрялись – доносчик свято верил в то, что выявляет скрытого врага.
Самоходка СУ-76 была легкой серии, весила одиннадцать тонн, и бронирование имела слабое – от пуль и осколков. Рубка была бронированной сверху и тесной.
Главным достоинством самоходки была отличная 76-миллиметровая пушка ЗИС-3 конструкции Грабина. На фронте она получила прозвище «сучка», а после боев на Курской дуге, где впервые были применены «элефанты», тяжелые немецкие САУ, называемые нашими «фердинандами» – по имени конструктора, так и вовсе обидное – «голожопый Фердинанд» – за внешнюю схожесть.
Никаких наставлений по материальной части не существовало, рабочие и конструкторы на «живых» экземплярах показывали, что и как работает.
Виктор с пушкой был знаком, его интересовала рация и отделение управления.
Самоходный полк формировался при заводе – прибывали механики-водители, наводчики, заряжающие, командиры. Полк формировался новый: не было раньше в РККА отечественных самоходок – как и полков. Еще на заводе самоходки побелили известкой поверх зеленой краски.
Неделя была дана на формирование и ознакомление с материальной частью. Потом погрузка на эшелоны – и на фронт. Куда везли, никто не знал, но поезда шли на юг – там были упорные бои, немцы рвались к Волге. Главной ударной силой вермахта были танки – для их успешных атак требовалось открытое пространство. И Сальские степи подходили для этого, как никакая другая местность – ровная, как стол, земля, разрезанная небольшими балками.
Уже была окружена армия Паулюса, но немцы напирали на других участках.
Виктор в душе волновался – впервые в его подчинении экипаж, грозная боевая машина. Как сработается экипаж, как поведет себя новая техника?
Эшелоны остановили на небольшом безымянном полустанке, платформы подогнали к пандусу, и самоходки своим ходом съехали. Полустанок от налетов вражеской авиации прикрывали 37-миллиметровые зенитные пушки.
Командир полка поставил комбатам задачу – выдвинуться к высоте 101.3, и самоходки батарея за батареей начали марш. Дороги фактически не было – направление. Небольшой снег, мороз и ветер.
И тут самоходки проявили себя неприглядно – они стали ломаться. Из-за нехватки мощного двигателя на них ставили два автомобильных мотора и две коробки передач. При движении по пересеченной местности в трансмиссии возникали крутильные колебания и непредсказуемые поломки.
К месту назначения добралась половина полка, а сломанные самоходки тягачом буксировались назад, к полустанку – устранить столь серьезные поломки в полевых условиях было невозможно. Сразу забегали особисты, подозревая массовую диверсию, а это был конструктивный недостаток.
Командир батареи сам определил позиции для каждой самоходки, и экипажи начали рыть капониры. Все его члены были на фронте и хорошо знали, что только земля укроет от обстрелов, поэтому работали на совесть. К вечеру вымотались, но основной капонир вырыли. На следующий день вырыли запасной, поскольку вести огонь с одного места в течение боя было нельзя, немцы засекут и накроют артиллерией.
Виктор был единственным в батарее, кто имел опыт боевых действий на самоходке. Остальные были призваны из танкистов, артиллеристов, тактика же действия танков и самоходок была разной, и Виктор это уже осознавал.
Но многие командиры считали, что самоходка – этот тот же танк, только без башни – для дешевизны производства. А ведь отличия были не только в отсутствии башни. У самоходки более тонкая броня, но более крупный калибр, чем у танка, на шасси которого она сделана. Основная задача САУ – поддержка пехоты и танков в атаке, во втором эшелоне.
Виктору удалось провести один бой.
Утром из-за небольшого косогора показались танки. Были они окрашены белым, на фоне снега едва заметны, и если бы не рев моторов да стрельба из танковых пушек, их бы не сразу заметили.
Немцы шли в атаку без предварительной артподготовки или бомбежки с воздуха. Видимо, разведка их на этот раз сработала плохо, занявший позиции полк САУ они не учли и жестоко поплатились за это.
Виктор при виде танков скомандовал:
– Бронебойный!
Он выжидал до последнего мгновения. Уже по рации получен приказ открыть огонь, а он все медлил. Пусть танки подойдут поближе – ведь в атаку шли T-IV с дополнительными листами брони на лбу корпуса.
Но вот настал момент, и он скомандовал:
– Огонь!
За первым выстрелом последовал второй. После первого же выстрела самоходка обнаруживает себя, и танкисты засекают опасного противника. В подобных случаях чем позже себя обнаружишь, тем эффективнее огонь и больше шансов остаться в живых.
Танк, по которому они стреляли, загорелся после второго выстрела.
И все же их засекли – прямо перед самоходкой в мерзлую землю ударил снаряд. С противным визгом он срикошетировал прямо над рубкой.
Наши самоходки сожгли до десятка немецких танков. Столкнувшись с сильной обороной, немцы отступили.
Едва танки скрылись из виду, Виктор сразу приказал переехать в запасной капонир. Он понимал, что немцы, конечно же, повторят атаку, но по засеченным местам, где стояли самоходки или противотанковые пушки, обязательно нанесут бомбовый или артиллерийский удар.
Так оно и вышло. Через полчаса прилетели два десятка «Юнкерсов-87» в сопровождении истребителей. Те барражировали в вышине, пока пикировщики обрабатывали передний край обороны советских войск.
Вот только время уже было не то, не сорок первый год. Налетели наши «яки», и часть из них кинулась на бомбардировщики. Другие же связали боем «мессеров».
В небе закружилась круговерть.
Виктор в первый раз видел воздушный бой прямо над головой. Ни звезд, ни крестов на истребителях не было видно, слышен был только звук моторов и пушечные или пулеметные очереди. То один, то другой самолет вываливался из клубка, с дымом снижался и или уходил в сторону своих, или камнем падал на землю.
Несколько пилотов выбросились на парашютах. Двое из них приземлились на «нейтралке», а другие – в нашем тылу, их снесло ветром. К приземлившимся пилотам побежали пехотинцы.
Небо очистилось от самолетов. Бомбардировщики успели сбросить часть бомб, но без особого успеха – наши «яки» подоспели вовремя.
И вновь пошли танки. На этот раз немцы осторожничали: пройдут вперед, сделают остановку, постреляют, вызывая ответный огонь, и снова продвигаются вперед.
Наша батарея сменила позиции и выжидала. Открыли огонь, когда уже начали стрелять противотанковые пушки, стоявшие недалеко от пехоты.
Отбили и эту атаку. Немцы потеряли четыре танка и отступили. Правда, один подбитый танк с разбитой ходовой частью успели зацепить тросами и утащить с поля боя.
К исходу сорок второго года и наши, и немцы активно занимались эвакуацией подбитой техники. Они по ночам выдвигали на «нейтралку» тягачи и тащили в свой тыл пригодную к восстановлению бронетехнику. Иногда после небольшого ремонта танки или самоходки возвращались в строй, порой из двух-трех разбитых машин восстанавливали одну – даже подразделения специальные ремонтно-эвакуационные создали. И случаи в связи с этим бывали разные.
То наши и немецкие эвакуаторщики схлестнутся у одного танка, перестрелку между собой устроят. А как-то раз на поле боя заглох наш КВ-1, для немцев – лакомый кусок. Под прикрытием артиллерии они подогнали к нашему танку два своих T-III – один просто бы не смог отбуксировать КВ. Зацепили тросы, потащили. Однако наш механик-водитель включил передачу, завел с ходу двигатель и притащил в наше расположение два немецких танка, абсолютно исправных. Только экипажи немецкие по дороге сбежали.
По зимнему времени темнеть начало рано. В самоходке было стрелковое оружие – на внутреннем левом борту пулемет ДП и два автомата ППШ. Была еще ракетница – ею подавали сигнал красной ракетой для своих самолетов, чтобы они не сбросили бомбы на наши подразделения. Она-то и явилась причиной трагедии.
После боя все оружие – пушку, автоматы, ракетницу – необходимо было разрядить. Экипаж уже выбрался из тесной и загазованной рубки, и внутри остался только заряжающий – Олег Вихров. Нажал он случайно на спуск или зацепился за что-то, но хлопнул выстрел. Экипаж увидел, как рубка внутри озарилась красным огнем. Слышно было, как закричал Олег.
Виктор кинулся к самоходке: он командир и должен был спасти заряжающего и машину.
Он заглянул в открытый люк – Олег сорвал с себя телогрейку и пытался сбить пламя. Ракета шипела, горела, разбрасывая искры, и летала от борта к борту.
Вспыхнула промасленная ветошь, которой обтирали снаряды от пушечного сала.
Ракета залетела к механику-водителю, где располагались моторы и бензобаки. Потеки масла вспыхнули мгновенно, еще немного – и огонь доберется до бензина.
– Олег, из машины!
Заряжающий выбрался из самоходки.
– Бежим, сейчас рванет!
Стоит загореться бензину, как рванут снаряды.
Едва они отбежали на безопасное расстояние, как из люков рвануло пламя и сильно ахнуло. От взрывной волны самоходчики попадали.
– Твою мать! – не выдержал Виктор. – А что случилось-то?
– Ракетница выстрелила, – чуть не плача объяснил Олег. – Я достал ее из чехла, а она…
Виктор похолодел. Он командир, и ему отвечать, хотя его вины нет.
А к самоходке уже бежал комбат.
Самоходчики выстроились, и Виктор поднял руку к ушанке в приветствии.
– Что случилось? – на комбате лица не было. Часть его самоходок сломалась на марше, а сейчас еще и взрыв… И немцы не стреляли, мог ведь быть и просто шальной снаряд.
Виктор не успел ответить, как вперед выступил заряжающий:
– Я виноват. Стал разряжать ракетницу, а она выстрелила.
Даже в сумерках было видно, как побелел комбат.
– Раздолбай! Своими руками боевую машину уничтожил. Новую, только с завода!
Олега сразу отвели к особисту – в каждом полку были представители военной контрразведки.
Виктор не спал в землянке всю ночь – переживал. А утром особист с двумя бойцами пришел за ним. У него отобрали личное оружие – пистолет ТТ, сняли ремень и повели к землянке Особого отдела. Вели под недоуменными взглядами самоходчиков полка – люди как раз шли к кухне на завтрак, и Виктору было стыдно – ведут, как преступника.
Правосудие вершилось быстро. Допрос, протокол – и вот их уже везут на грузовике на станцию, где располагался трибунал. Тоненькая, в несколько листов папка с протоколами. Даже расследовать ничего не надо, заряжающий сам сознался в случайном выстреле. А по генпрокурору Вышинскому признание обвиняемого – царица доказательства его вины.
Виктора слушать никто не стал. Председатель трибунала зачитал обвинительное заключение об уничтожении военной техники и срок. Вихров получил восемь лет, а Виктор – пять. Тюрьму заменили штрафными подразделениями.